И вот солнце опустилось к горизонту и закатилось; и показались звезды и луна, но вскорости небо заволокли облака. Халльблит по-прежнему греб, не отдыхая, хотя и притомился изрядно; а дюжий незнакомец сидел у руля, будто так и надо. Когда же ночь почти миновала и близился рассвет, чужак сказал:

– Теперь ты поспи, Вороненок, а я сяду на весла.

А Халльблит бесконечно устал; засим передал он весла чужаку, и прилег на корме, и заснул. А во сне пригрезилось ему, будто покоится он на своем привычном месте в Чертоге Ворона, и вот пришли к нему сестры и сказали: "А ну-ка вставай, Халльблит! Или будешь лениться в день своей свадьбы, лежебока? Пойдем-ка вместе с нами в стан Розы, чтобы могли мы увести с собою Заложницу". И снилось ему далее, что девушки вышли, а он встал и оделся, но когда захотел выйти из дома, был уже не день, но лунная ночь, ибо долго спал он; однако же все равно вознамерился он выйти, но не смог отыскать дверь; потому решил он, что выберется через окно; но стена оказалась высокой и гладкой (совсем другая, нежели в Чертоге Ворона, где вдоль всей стены тянутся низкие окна), и добраться до окон не представлялось никакой возможности. И приснилось юноше, что так смешался он, и так ослабел, что зарыдал от жалости к самому себе и вернулся к постели, желая прилечь, и ло! – и постель, и дом исчезли, словно их и не было, и оказался он на бескрайней и дикой пустоши: светила луна, и вокруг не было ни души. А он все рыдал во сне, словно вовсе утратив мужество, и тут услышал голос: "Это ли Земля? Это ли Земля?"

Тут пробудился юноша, и, едва в глазах у него прояснилось, увидел он здоровяка на веслах и обвисший черный парус; ибо ветер совсем стих, и плыли они по недвижной глади моря, конца которому не предвиделось. День стоял в разгаре, но вокруг лодки сомкнулся густой туман, однако же казалось, что вот-вот проглянет сквозь него солнце.

Халльблит встретился взглядом с рыжим чужаком, тот улыбнулся и кивнул, и молвил:

– Теперь пора тебе подкрепиться, а затем снова сесть на весла. Но ответь, что это блестит у тебя на щеке?

Закрасневшись, ответствовал Халльблит:

– Ночная роса.

Отозвался морской разбойник:

– Для юноши нет стыда в том, чтобы вспомнить во сне свою нареченную и заплакать от тоски по ней. Но теперь берись-ка за дело, ибо сейчас не так рано, как тебе кажется.

С этими словами он втащил в лодку весла, и подошел к кормовой части ладьи, и вытащил из ларя еду и питье, и они поели-попили вместе, и Халльблит почувствовал прилив новых сил, и приободрился малость, и перебрался на нос, и взял в руки весла.

Тут здоровяк встал, и поглядел через левое плечо, и молвил:

– Скоро поднимется ветер и распогодится.

Тут уставился он на парус и принялся насвистывать мелодию вроде тех, что играют скрипки в праздник Йоль, когда девы и мужи кружатся в танце; глаза его разгорелись и вспыхнули, и показался он едва ли не великаном. Тут Халльблит почувствовал на щеке легкое дуновение ветра, а туман рассеялся, а парус заполоскался, и натянулись шкоты, и ло! – туман поплыл над морем, и на поверхности вод заиграла веселая зыбь под ярким солнцем. Тут усилился ветер, и развеялась стена тумана, и легкие облачка заскользили по небу, а парус надулся, и ладья накренилась, и нос челна рассек волну, так, что по обе стороны вспенились белые брызги, и челн полетел стрелой по глади вод.

Тут рассмеялся рыжеволосый разбойник и молвил:

– О черноперый житель сухой ветви, за этим ветром тебе не угнаться, греби не греби; так что втащи-ка весла и повернись, и увидишь, куда лежит наш путь.

Тут Халльблит развернулся на банке и поглядел вдаль, и ло! – впереди синели под лучами солнца высокие утесы, и скалы, и горы незнакомой земли, острова, судя по всему; солнце же к тому времени поднялось высоко и сияло во все небо. Ничего не сказал юноша, но глядел вперед да дивился про себя, гадая, что же это за земля такая; но тут молвил здоровяк:

– О могильщик воинов, разве не похоже, что синева бездонного моря взметнулась ввысь, и цветной воздух обратился в скалу и камень, – столь глубокого оттенка они? А все потому, что далеко еще до утесов и гор; когда подойдем мы поближе, ты увидишь их как есть, угольно-черными, а земля эта – остров, и зовется он Островом Выкупа. Там и найдется для тебя рынок, где сможешь выторговать ты свою нареченную. Там сможешь ты взять ее за руку и увести с собою, после того, как договоришься с торговцем девицами, и поклянешься птицей битвы и острием желтого клинка заплатить столько, сколько скажет он.

В словах незнакомца явственно прозвучала издевка, насмешка читалась и в лице его, и во всем его огромном теле, так что мечу Халльблита неспокойно сделалось в ножнах; но юноша сдержал гнев и молвил:

– Здоровяк, чем дольше гляжу я, тем меньше понимаю, как высадимся мы на тот остров; ибо перед глазами моими – только отвесный утес, а за ним громоздятся великие горы.

– Еще более подивишься ты, подплыв ближе, – заверил чужак, – ибо не потому, что мы далеко, не видишь ты ни песчаной косы, ни отмели, ни пологого склона, но потому, что нет их вовсе. Однако не бойся! – ибо разве я не с тобою? – непременно высадишься ты на Острове Выкупа.

Тогда Халльблит замолчал, и спутник его тоже примолк на время, хотя пару раз громко фыркнул от смеха, и, наконец, спросил зычно:

– Маленький пожиратель падали, почему не спросишь ты меня о моем имени?

А Халльблит был высок ростом и отличался недюжинной силой, но сказал он только:

– Потому что размышлял я о других вещах, а вовсе не о тебе.

– Ну что ж, – объявил здоровяк, голосом еще более зычным,– дома называют меня Крошкой Лисом.

Отозвался на это Халльблит:

– Стало быть, ты – Лис? Может статься, ты обманул меня, по обычаю этого зверя; но помни, что ежели так, то я отомщу, и жестоко.

Тут поднялся здоровяк от кормила, и, расставив ноги, встал в лодке в полный рост, и громом раскатился его голос:

– Эй, гнездящийся в скалах, нас семеро братьев, и я – самый маленький и тщедушный. Что, страшно?

– Нет, – отозвался Халльблит, – ибо шестерых прочих здесь нет. Не хочешь ли ты сразиться прямо в лодке, о Лис?

– Не хочу, – откликнулся Лис, – а лучше разопьем мы с тобою чашу вина.

Тогда снова отпер он ларь, и извлек на свет огромный рог какого-то могучего чужеземного скота, окованный серебром и заткнутый серебряной пробкой, и еще золоченую чашу, и наполнил чашу из рога, и протянул ее Халльблиту, и молвил: – Выпей, о черноперый птенец! И, коли хочешь, скажи тост. Тут Халльблит поднял чашу и воскликнул: – За здоровье клана Ворона и за тех, кто друзья ему! – и горе врагам его! Договорив, поднес юноша чашу к губам и осушил до дна, и показалось ему, что никогда не пробовал он вина лучше и крепче. И вернул он чашу Лису, а рыжий разбойник снова наполнил ее и закричал: – За "Сокровище Моря"! – и за Короля, что не подвластен смерти! И выпил он, и снова наполнил чашу для Халльблита, зажав руль между колен; так осушили они по три чаши каждый, и Лис улыбался и был смирен, и говорил мало, а Халльблит дивился про себя тому, как переменился для него мир со вчерашнего дня.

А к тому времени небо совершенно очистилось, и над водой свистел ветер, и огромные валы расходились вокруг челна, вспыхивая под солнцем переливами ярких красок. Челн стремительно летел по волнам, подгоняемый ветром, словно и не думал останавливаться, и день близился к концу, а ветер все крепчал, и вот прямо перед челном огромной угольно-черной глыбой воздвигся Остров Выкупа, и глаз по-прежнему не различал ни песчаной косы, ни гавани; а они все мчались под ветром к темной стене скал, омываемой волнами моря, и ни один корабль, созданный человеком, не выстоял бы и мгновения между пенным прибоем и утесами этой мрачной земли. Солнце опустилось совсем низко, и в алом зареве скрылось за горизонтом, и каменный мир заслонил собою половину неба, ибо челн подошел уже совсем близко; и Халльблит ничего не различал за грозной преградой, и ждал, что в следующее мгновение швырнет их на скалы, и погибнут они в морской пучине.

Но ладья все неслась вперед; и теперь, когда сгустились сумерки и впереди показалась гряда утесов за высоким отрогом, померещилось Халльблиту, что у самого края моря темнеет нечто на фоне каменной стены, и решил юноша, что это пещера; и вот челн подошел поближе, и убедился Халльблит, что не ошибся: впереди и впрямь разверзлась пасть огромной пещеры, достаточно широкая, чтобы вошел в нее боевой корабль, идущий на всех парусах.

– Сын Ворона, – проговорил Лис, – теперь слушай, ибо сердце у тебя отважное. Здесь – врата Острова Выкупа, и ты волен войти в них, ежели хочешь. Однако может случиться и так, что, когда высадишься ты на Острове, приключится с тобою беда, напасть, справиться с которой тебе не под силу, а то и позор. Засим выбирай одно из двух: можешь ты подняться на Остров и бросить вызов судьбе, или умереть здесь от моей руки, не содеяв ничего постыдного или недостойного; что скажешь?

– Больно разговорчив ты, Лис, когда время не ждет, – отвечал Халльблит. – С какой стати передумаю я высаживаться на Остров и спасать мою нареченную? А что до остального, убей меня, коли сможешь, ежели выберемся мы живыми из этого кипящего котла.

Откликнулся рыжий разбойник:

– Тогда гляди и примечай, как правит Лис: я проведу челн, словно сквозь игольное ушко.

А к тому времени оказались они под черной сенью черной скалы; и в сумерках пенный прибой ревел и метался, словно языки белого пламени. У горизонта уже замерцали первые звезды, в небе ярко сияла желтая луна, и ни облачка не омрачало покой небес. В одно мгновение открылось все это взорам Халльблита над свирепствующим морем и над влажным утесом, а в следующее мгновение юноша оказался во тьме пещеры, а вокруг по-прежнему грохотали волны и ветер, однако голос их весьма отличался от глухого гула, доносящегося снаружи. Тут услышал Халльблит, как Лис сказал:

– Теперь садись на весла, ибо вскорости окажемся мы дома у пристани.

Тут Халльблит взял в руки весла и принялся грести, и по мере того, как углублялись они в пещеру, волны стихали, и ветер улегся, и только гудел бесцельно во впадинах; и на короткое время воцарилась непроглядная тьма – темнее не бывает. Но вскорости заметил Халльблит, что тьма вроде бы рассеивается, и оглянулся через плечо, и увидел прямо по курсу звезду света, и закричал Лис:

– Ишь ты, прямо белый день: и ярко же светит луна тем, кому суждено провести ночь в дороге! Не греби больше, о сын иссиня-угольной птицы; довольно!

Халльблит отложил весла, и через минуту нос лодки ударился о землю; тут повернулся юноша и увидел крутую каменную лестницу, и в конце уходящей вверх шахты – лунное небо и звезды. Тогда встал Лис, и подошел к борту, и выпрыгнул из лодки, и привязал ее к огромному камню, а затем снова вскочил в лодку и молвил:

– Помоги-ка мне со снедью; надо вытащить ее из лодки, ежели не хочешь ты ложиться спать без ужина, а я так не хочу. Нынче ночью мы сами себе гости и сами себе хозяева, ибо до жилья моего народа далеко, а старик, говорят, рыщет ночами в обличии зверя. Что до этой пещеры, спать в ней считается куда как небезопасным, разве что гость вдвойне удачлив. А ты, о сын Ворона, сейчас удачей небогат, сдается мне, так что ныне ночью расположимся мы на ночлег под открытым небом.

Халльблит с этим согласился, и достали они еды-питья сколько нужно из лодки, и поднялись по крутой лестнице, и поднимались долго, и так выбрались на ровную землю, и в лунном свете край тот показался Халльблиту пустынным и голым; ибо сумерки уже рассеялись, и от света дня ничего не осталось, кроме тусклого блика на западе.

Тому Халльблит весьма подивился, что и на открытой пустоши и на краю земли, ровно так же, как и в закрытой пещере, улеглось неистовство ветра, и безоблачная ночь была тиха, и с юга в сторону земли задувал легкий ветерок.

Тут Лис, казалось, забыл о громогласном хвастовстве, и заговорил участливо и мирно, как говорят с попутчиком, у которого есть дело, как и у прочих. И указал он на хребет или приземистый кряж, что возвышался неподалеку словно утес на безлесой равнине; а затем пояснил:

– Спутник, под сенью вон того хребта отдыхать нам сегодня ночью; и, прошу тебя, не сочти меня неучтивым, ежели лучшего пристанища я тебе не предоставлю. Но велено мне в твоих поисках доставить тебя сюда живым и невредимым; и непросто было бы тебе выжить под кровом тех хозяев, которых нашел бы ты среди нашего народа нынче ночью. Но завтра поговоришь ты с тем, что расскажет тебе о выкупе.

– Этого довольно, – сказал Халльблит, – и благодарю тебя, проводник мой, за услугу; а что до твоих грубых и неучтивых слов, ко мне обращенных, их я тебя прощаю: ибо мне они вреда не причинили; воистину, кабы причинили, так меч мой тоже высказался бы в этом деле.

– Я всем доволен, как есть, сын Ворона, – молвил Лис. – Я исполнил свое поручение, и все в порядке.

– Так скажи мне, кто поручил тебе привезти меня сюда.

– Этого я не могу сказать, – молвил Лис, – ты здесь, так будь же доволен, как я.

И больше не произнес он ни слова, пока не добрались они до помянутого хребта, что высился примерно в двух фарлонгах от выхода из пещеры. Там разложили они на камнях свой ужин, и утолили голод, и выпили доброго крепкого вина, до дна осушив рог. А Лис в ту пору сделался молчалив и неразговорчив, и когда Халльблит принялся расспрашивать его касательно острова, мало что смог он сказать. Когда же, наконец, Халльблит спросил его об опасном пристанище и о его обитателях, тот ответствовал:

– Сын Ворона, об этих предметах спрашивать бесполезно; ибо если и скажу я тебе что, так непременно солгу. Успокойся же на том, что в поисках своих благополучно пересек море, и море гораздо более опасное, чем тебе кажется. Но теперь довольно пустых слов, давай-ка устроим ложе меж камней, как сможем; ибо поутру вставать нам рано.

Халльблит кивнул в знак согласия, и устроили они себе ложа весьма искусно, как мужи, привыкшие ночевать под открытым небом.

Усталый, Халльблит вскорости задремал; и пока лежал он так, пригрезился юноше сон, или, может статься, видение; ибо спал ли он в то мгновение, или находился между сном и бодрствованием, я не ведаю. Но, будь то видение или сон, вот что ему примерещилось: будто склонилась над ним Заложница, такая, какой видел он ее только вчера, золотоволосая, румяная, белокожая, с ласковыми руками и нежным голосом, и говорит ему: "Халльблит, смотри на меня и слушай, ибо нужно мне сказать тебе нечто важное". А юноша не сводил с нее глаз, и стремился к ней всей душою, и сердце его сжималось от нежной тоски, и хотел он вскочить на ноги и заключить ее в объятия, но не мог, скованный сном и дремой. А Заложница улыбнулась ему и молвила: "Нет, любимый, лежи спокойно, ибо прикоснуться ко мне ты не сможешь: перед тобой только призрак той, к которой ты стремишься. Так слушай и внимай. Я в горестной беде, и в руках разбойников моря, и не ведаю, что они со мною сделают, и не желаю позора: чтобы продавали меня за деньги из одних рук в другие, однако без свадебного дара брали на ложе, чтобы разделять мне постель с врагом нашего народа, и чтобы он обнимал меня, хочу я этого или нет: тяжко это. Потому завтра поутру, на рассвете, пока мужи спят, думаю я выбраться к планширу черного корабля и поручить себя богам, чтобы они, а не эти злодеи распоряжались судьбой моей и душой, и поступили со мною по своей воле: ибо воистину известно им, что невыносим мне чужой дом без родни, и любовь и ласки чужака-хозяина, и насмешки и побои чужой хозяйки. Потому пусть возьмет меня Древний Владыка Моря, и позаботится обо мне, и доставит меня к жизни или к смерти, как уж ему угодно. А теперь ночь на исходе, но ты не вставай, пока не договорю я".

"Может, мы еще встретимся в мире людей, а может, и нет; а ежели нет, то, хотя и не разделяли мы ложа, однако хочу я, чтобы ты меня помнил; но не так, чтобы образ мой встал между тобою и твоей любезной собеседницей и женой из нашего рода, которая ляжет там, где лежать бы мне. Однако же, если выживем и я, и ты, говорили мне, и слышала я тут и там, что так или иначе суждено мне попасть на Сверкающую Равнину и в Землю Живущих. О любимый мой, ежели смог бы и ты туда отправиться, и встретились бы мы там, оба живые и невредимые, то-то радости было бы! Так ищи эту землю, любимый! – ищи ее, суждено ли нам снова увидеть стан Розы или ступить на половицы обители Воронов, или нет. А теперь даже призрак мой должен с тобою расстаться. Прощай же!"

Тут рассеялся сон, и пропало видение; и Халльблит сел, во власти тоски и горя, и оглядел унылую равнину, а вокруг малость посветлело, и серое небо затянули тучи, и решил юноша, что настал рассвет. Засим вскочил он на ноги и склонился над Лисом, и потряс его за плечо, и молвил:

– Попутчик, проснись! – рассвело, а дел у нас много.

Сел Лис, и заворчал, словно пес, и протер глаза, и огляделся, и ответствовал:

– Напрасно ты разбудил меня. Никакой это не рассвет, это луна проглянула сквозь тучи и тени не отбрасывает; с полуночи только час минул. Засыпай снова, и оставь меня в покое, иначе с наступлением дня не покажу я тебе дороги. – И снова улегся он и тут же уснул. Тогда и Халльблит опять устроился между камней, скорбя и горюя; однако так устал он, что тотчас же задремал и снов больше не видел.