Кельтум вылезла из такси, остановилась и молча уставилась на вывеску с отбитыми краями, красовавшуюся над парадной дверью гостиницы. Прочитала цветистое название, выведенное наполовину смытым дождями золотом, и сморщилась. Билл расплатился с таксистом, взял ее под руку и быстро повел по тротуару к гостинице. В свободной руке он нес полиэтиленовую сумку с эмблемой универмага, в который зашел по дороге.

Они подошли к лестнице, и Кельтум с насмешливым полупоклоном отошла в сторону, пропуская его вперед. Наверху вещал телевизор, сдерживаемое недоверие слышалось в голосе ведущего викторины, который подзадоривал участника игры и наводил его на правильный ответ. Лишь после того, как игрок, напрягая все свои извилины и с подачи отчаявшегося ведущего, наконец-то промямлил правильный ответ, администратор соизволил поднять глаза. На лице его играла улыбка, он радовался еще одной победе маленького человека. При виде Кельтум, нерешительно стоявшей в дверях позади Билла, его улыбка исчезла, злобно прищурившиеся глаза перебегали с Кельтум на Билла и обратно. Билл посмотрел на него с той улыбкой, какой мужчины обычно обмениваются в подобных ситуациях, — чуточку примирительной, чуточку бесшабашной, чуточку изумленной от собственной смелости, — и протянул руку за ключом от своей комнаты.

— Полчаса. Не больше, — прорычал администратор, швырнув ключ на стойку.

— Позвольте ей побыть у меня немного дольше! — Билл взял ключ и показал администратору две стофранковые бумажки. — Это моя подруга.

К его удивлению, администратор даже не посмотрел на деньги, вскинул голову и отвернулся к телевизору.

— Заберите это, — угрюмо пробормотал он. — Все в порядке. Только чтобы в десять часов ее здесь не было! — Он обернулся, смерил взглядом Кельтум и, игнорируя Билла, сказал ей: — Не смейте оставаться на всю ночь, сколько бы он ни обещал заплатить! До десяти часов — или я сам поднимусь наверх и выброшу вас обоих на улицу. Нам и так хватает неприятностей с полицией. — Глядя куда-то поверх головы администратора, словно стыдясь встретиться с ним взглядом, Билл взял ключ и направился к лестнице, кивком приглашая Кельтум следовать за ним. Когда она проходила мимо стойки, администратор снова оглядел ее с ног до головы. — Вы новенькая? Надо, чтобы кто-нибудь показал вам все ходы и выходы, а то можете нарваться на неприятности. — Она кивнула, одарила его мимолетной, двусмысленной улыбкой и исчезла вслед за Биллом.

Они оба не проронили ни слова, пока не оказались в комнате. Билл захлопнул дверь.

— Господи, — выдохнула Кельтум, остановившись на пороге.

Билл запер дверь, повернулся к ней и спросил улыбаясь:

— Ну как, нравится вам здесь?

Она не ответила, оглядела комнату, остановила взгляд на покрытой толстым слоем грязи газовой горелке. Странное выражение появилось на ее лице — скорее потрясение, чем омерзение. И еще что-то было в ее глазах, когда она взглянула на Билла и покачала головой.

— Ужасно. Грязь! — Она беспомощно развела руками. — Не понимаю, как можно еще и брать деньги за это? Этот человек, там, внизу, он хозяин?

Он рассмеялся, очень сдержанно. Только теперь до него дошло, что за непонятное выражение возникло на ее лице. Стыд — вот что это было. Стыд, что хозяином такого убожества мог быть араб.

— Сомневаюсь. Скорее всего, его просто наняли, и он рад двум тысячам франков в месяц и крыше над головой. А у хозяина есть, наверное, еще полдюжины таких ночлежек. В Нью-Йорке я видел местечки и похуже, а здесь по крайней мере есть простыни! — Внезапно улыбка на лице Билла сменилась выражением ужаса. — Да что с вами?

Она подняла покрасневшие от слез глаза, лицо стало мертвенно бледным, она дышала тяжело и хрипло. Вдруг хлынули слезы, они сопровождались непрерывными пронзительными стонами. Он испугался и схватил ее за плечи.

— Кельтум! Перестаньте! Пожалуйста!

Тревожно взглянув на дверь, он зажал ей рот ладонью.

— Прекратите, пожалуйста! Эти стены слишком тонкие.

Из ее горла еще вырывались приглушенные звуки. Она задрожала, дрожь становилась сильнее и сильнее, охватила все тело, ее трясло, и она никак не могла успокоиться. Билл прижал ее к груди, рукой зажимая рот, его резкие, даже грубые движения смягчились, стали нежными.

— Пожалуйста, успокойтесь, — шептал он. — Я понимаю, какой все это ужас для вас, но потерпите еще немного, пожалуйста!

Стоны сменились всхлипываниями. Он осторожно отвел руку от ее губ, обнял за талию и крепче прижал к себе. Она проплакала еще несколько минут, тихо всхлипывая, все ее тело трепетало, потом медленно подняла руки, положила их вначале ему на пояс, потом они скользнули по его спине и медленно обвились вокруг шеи. Какое-то время они стояли так, обнявшись, наконец Кельтум успокоилась.

— Бедная мама, — проговорила она. Ее губы были прижаты к его груди, поэтому слова звучали глухо. Когда она подняла голову, Билл заглянул в ее блестящие, измученные глаза. — Это невыносимо для нее — оставаться там одной. Я должна найти выход из этого… этого кошмара! Слишком много на нее всего навалилось.

— Знаю, — вздохнул Билл, — но нет никакого выхода. До тех пор пока мы не увидимся с Лантье. А после этой встречи по крайней мере вы, возможно, сможете вернуться домой. — Он нежно высвободился из ее объятий и теперь держал в руках только кончики ее пальцев. — Еще несколько часов, а? Пожалуйста!

Она кивнула, смахнула с лица последние слезы и прошептала:

— Хорошо. Я пойду и послушаю, что он скажет. — Кельтум опустилась на измятую постель. — Мне так неудобно, — еле слышно прошептала она. — Я ужасно устала. — Голова ее упала на грудь, и девушка соскользнула бы на пол, если бы Билл не подхватил ее. — Голова кружится. Я так… — глухо бормотала она. Наконец шепот затих, и она уснула.

Билл уложил ее на кровать, укрыл до пояса одеялом, постоял над ней несколько минут и, убедившись, что она крепко спит, подошел к двери, тихонько открыл ее, ступил на рваный линолеум и направился к верхней площадке лестницы. Там он постоял, прислушиваясь, и спустился на неосвещенную промежуточную площадку. Пока администратор грозно предупреждал Кельтум, он успел внимательно изучить доску, на которой висели ключи. Ключа от комнаты Кхури там не было, значит, бандит дома. Билл так и думал. День у Кхури начинался только после полудня и заканчивался в пять-шесть утра, когда он выходил из последнего кабака. Билл взглянул на часы, сел на потертый ковер и стал ждать, тревожно вслушиваясь в приближающиеся шаги.

Первое заграждение было установлено на проспекте Великой Армии — беспорядочно наваленные железобетонные блоки. Перед ними стояли в характерных ленивых и в то же время настороженных позах солдаты ОРБ, из-под переливавшихся на солнце дождевиков высовывались дула автоматов. Один из них, мужчина с суровым лицом, направился к машине Вадона. Министр опустил оконное стекло, снял непромокаемую широкополую шляпу, затенявшую верхнюю половину лица. Офицер уныло улыбнулся, отдал честь и отступил назад.

Не слыша ничего, кроме оглушительного биения собственного сердца, Вадон осторожно объехал заграждение, небрежно помахал офицеру рукой и поехал по пустынному проспекту. Шины шуршали по асфальту, еще не просохшему после утреннего ливня. Нервы были напряжены до предела, и все же это не помешало ему залюбоваться открывшейся панорамой. Дорожное движение не отвлекало внимания, и он, словно впервые в жизни, увидел стоявшую на холме Триумфальную арку. Она, казалось, парила в воздухе, на фоне неба вырисовывался ее величественный силуэт, а свинцовые облака придали удивительную яркость украшавшим ее флагам.

Он приближался к площади Звезды, самому центру Парижа, и сердце его забилось еще чаще. В обычные дни проспекты, эти гигантские городские артерии, вливают в нее потоки транспорта, и там всегда бурлит водоворот. Сейчас же она была неестественно пуста, словно какая-то паника или эпидемия чумы вымела все население из города. Маленький отряд солдат, маршировавших в направлении к арке, только еще больше усиливал ощущение пустынности.

Там, где проспект Великой Армии соединяется с площадью Звезды, стоял еще один пост ОРБ. От группы охранников отделился офицер и взмахом руки приказал «ягуару» остановиться. Вадон послушно остановил машину и с дружеской улыбкой выглянул из окна. Он меньше всего был расположен сейчас улыбаться, и улыбка эта, словно маска, скрывала страх.

— Добрый день, офицер, — добродушно-снисходительно произнес он. Интонация, позволяющая, по его мнению, поставить человека на место и в то же время завоевать его расположение. — Решил вот лично все проверить. Убедиться, что все идет как надо. Понимаете?

Офицер ОРБ, молодой парень, с приплюснутым, как у боксера, носом, и виду не подал, что узнал его.

— Ваши документы, — резко сказал он.

— Вы это серьезно, молодой человек? — Министр засмеялся, чуть более пронзительно, чем хотелось. — Вы ведь знаете, кто я, верно? — и, глуповато ухмыляясь, взглянул на офицера.

Ни один мускул не дрогнул на лице офицера.

— Ваши документы, пожалуйста.

Ухмылка сошла с лица Вадона, на скулах сквозь загар выступили белые пятна. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, и снова закрыл его, поджал губы, достал из кармана карточку и протянул ее офицеру. Тот внимательно изучил документ. Лицо его было все так же непроницаемо. Посмотрел обратную сторону карточки, потом потер пальцем пластик, которым она была покрыта, взглянул на фотографию, потом на лицо Вадона. Не спуская глаз с министра, достал из-под накидки радиотелефон, переговорил с кем-то, считал с карточки фамилию министра, обошел машину спереди, сверил ее регистрационный номер. Вадону казалось, что время остановилось, пока этот офицер с каменным лицом слушал ответ. Наконец он что-то пробормотал и неохотно вернул Вадону карточку.

— Прошу прощения. Не ожидал, что министр может ездить в собственной машине.

— Не ожидали? — раздраженно переспросил министр. — Ну что ж, возможно, впредь будете умнее. Может быть, когда вы… — Не закончив фразу, Вадон выдавил из себя улыбку. Он сорвался и теперь злился на себя за это. — Вы знаете, многие так делают, чтобы не привлекать внимания. У министров ведь тоже есть личная жизнь, — прибавил он с вкрадчивой улыбкой.

Офицер помолчал и еле заметно махнул рукой.

Вадон с каменным лицом нажал кнопку подъема стекла и погнал машину во весь опор, злясь на собственную бестактность. Офицер едва успел увернуться от фонтана брызг, ударившего из-под колес.

Вадон с трудом притормозил, обогнул арку и поехал в сторону Елисейских полей. Рубашка его взмокла, пот стекал по лицу, на кончике носа образовалась большая капля. Он со злостью провел рукой по лицу и смахнул ее.

— Держи себя в руках, идиот, — вслух выругался министр, снова провел рукой по лицу, от волос до подбородка, и крепко сжал руль. — Ведешь себя как ребенок.

Развернувшаяся впереди перспектива с аркой перед Лувром и стеклянной пирамидой за ним казалась такой же гнетуще нереальной: никаких автомобилей, кроме небрежно припаркованных там и сям автобусов ОРБ и военных грузовиков, а вместо гуляющей публики — лишь солдаты в темной форме, выстроившиеся по обеим сторонам улицы с десятиметровым интервалом прямо перед трибунами для зрителей.

Однако наслаждаться поэтичностью этой картины было некогда: его снова остановили. На этот раз за спиной офицера ОРБ, проверявшего его документы, стояли парашютисты-десантники, ребята с короткими стрижками и мощными мускулами, перекатывавшимися под короткими рукавами полевых комбинезонов. Прежде чем вернуть Вадону его удостоверение личности, офицер что-то сказал в микрофон радиотелефона, а затем с холодной вежливостью спросил Вадона:

— Нужно ли вам сопровождение?

— Конечно, нет, идиот. Мне осталось всего сто метров.

Он поехал дальше, крепко вцепившись в руль, чтобы побороть охватившую все тело дрожь, обуреваемый странной смесью чувств оскорбленного самолюбия и жуткого страха.

Правительственные ложи располагались справа от него. От улицы их отделяла стена из армированного стекла высотой в два этажа, она была чуть выше с той стороны, где вдоль широкого тротуара высились здания банков и авиаагентств. Стена эта обеспечивала защиту от пуль снайперов в том случае, если бы тем удалось угнездиться на крышах. За ограждением суетились рабочие, заканчивавшие покраску трибуны для высокопоставленных гостей. Восточный конец стены переходил в крытый тентом тоннель длиной около пяти метров. Вадон знал, что этот тоннель, тоже огражденный армированным стеклом, был единственным входом в ложи. Перед самым тоннелем под полосатым навесом толпились люди в форме и в гражданской одежде, они о чем-то спорили, размахивая руками. В тоннель можно было проникнуть только через детектор металла, который обслуживали полицейские.

Вадон заметил, что двое рабочих вышли из тоннеля и сделали несколько шагов в направлении к своему грузовику, взяли из кузова два ящика и вернулись. Ни слова не говоря, они положили груз на стол детектора, прошли сами, взяли ящики, вошли в тоннель и скрылись из виду.

Он остановил машину в нескольких метрах от входа. От волнения во рту пересохло, язык словно покрылся наждачной коркой. Он с трудом глотнул, пытаясь смочить рот слюной, провел рукой по плащу, разглаживая складки, потом нервно пробежал пальцами по пуговицам плаща, убедился, что они застегнуты, и вылез из машины. Пригладив волосы на висках, он направился к людям, стоявшим у входа.

Волосы его взмокли, пот струился по лбу, скапливаясь в бровях, ноги были словно ватные. Один из военных сказал что-то своему приятелю в штатском, тот повернулся и подозрительно вглядывался в приближавшуюся фигуру. Но вот сомнение сбежало с его лица, он вполголоса извинился перед собеседниками и поспешил навстречу Вадону.

— Министр! Вот это сюрприз. — Сердечный тон как-то не вязался с досадой, которую чиновник не смог согнать с лица. — Мои люди заслужили пару крепких слов: никто из них не сообщил мне, что вы…

— Никто этого и не знал. Я решил, не полагаясь на вас, проверить все сам. — И, строго взглянув на чиновника, он зашагал к тоннелю. Чиновник развернулся и пошел в полушаге позади начальства.

На подходе к навесу Вадону удалось-таки изобразить на лице широкую компанейскую улыбку, он предусмотрительно вытер ладонь о плащ и принялся пожимать протянутые руки. Это были высшие чины полиции и контрразведки. Вадон каждому пожал руку, похлопал по плечу, обменялся шутками и, когда они подобострастно смеялись, внимательно заглядывал им в лица. Он чувствовал какую-то странную отрешенность, словно все это происходило в полузабытом сне или в моменты просветления во время тяжелого запоя.

Он медленно направился к тоннелю, не покидало ощущение, что он наблюдает за своими действиями со стороны, как безучастный созерцатель. К тому времени, когда пришел черед помощника директора службы внутренней безопасности пожать ему руку, он был уже у самого входа в тоннель, возле детектора металла. Заглянув через плечо помощника директора, он увидел, что те двое рабочих были все еще в тоннеле. Их ящики стояли на длинном столе, двое вооруженных офицеров рылись в их содержимом, а рабочие стояли, разведя в стороны руки, и охранники тщательно обыскивали их. Вадон снова почувствовал, как пот струится по лбу.

— Господи, ну что за погода?! Это невыносимо, — улыбнулся он помощнику. Вытер лоб носовым платком и еще раз заглянул в тоннель. — А теперь, — произнес он и потащил чиновника к входу, — почему бы вам не продемонстрировать мне, как именно работает эта штука?

Полицейские уже заканчивали обыскивать рабочих. Увидев Вадона, они поспешили отпустить их и теперь стояли в положении «смирно», поедая глазами начальство. Вытирая платком потное лицо, он внимательно оглядел их.

— Давайте покажем министру эти машины, — обратился офицер безопасности к одному из полицейских.

Тот бесстрастно кивнул.

— Что бы вы хотели узнать?

— Ну, скажем, вот что. — Вадон попытался изобразить на застывшем лице сердечную улыбку. — Каким маленьким должен быть кусочек металла, чтобы его можно было незаметно пронести через детектор?

— Это зависит от настройки машины. Мы установили ее на максимум. Позвольте мне продемонстрировать ее в работе.

Он выгреб из карманов мелочь, снял пояс с револьвером, положил все это на стол и прошел через машину. Вадон, не отставая от него ни на пядь, проскользнул в тоннель с наружной стороны детектора, лицо его выражало живейший интерес. Оказавшись в тоннеле, он наблюдал оттуда, как полицейский проходил взад и вперед через детектор. Сигнал тревоги так и не включился. Полицейский подошел к столу, собрал мелочь — маленькие монетки по пять сантимов, — положил их в карман и снова вошел в поле действия детектора. И сразу же тоннель наполнился леденящим душу звоном. Полицейский вышел из машины, гордо улыбаясь, он смотрел на детектор как на любимую собачку, выполнившую сложный трюк.

— Очень интересно, — улыбнулся Вадон. — Огромное вам спасибо! — и, повернувшись к вившемуся вокруг него офицеру безопасности, произнес: — Здесь все в порядке. — Он снова натянуто улыбнулся. — Я похожу здесь, посмотрю, все ли так хорошо справляются с этими игрушками, как ваши ребята.

Вадон прошел мимо стола к ложам, сердце его так сильно билось, что, казалось, его могут расслышать и полицейские. Он чувствовал себя сомнамбулой — не слышал гула голосов, уши были словно заткнуты ватой. Его окликнули сзади.

— Министр! — Кто-то коснулся его рукава.

Он сбился с шага, покачнулся и резко оглянулся, лицо его вытянулось. На него с лучезарной улыбкой глядел офицер службы безопасности.

— Здесь есть что посмотреть, министр. Я подумал, может быть, вам нужна моя помощь…

— Пошел вон, дурак! — С этими словами Вадон толкнул офицера в грудь. Тот зашатался, его лицо выразило крайнее удивление. Восстановив равновесие, он озадаченно уставился на министра. Опомнившись, Вадон шагнул к нему.

— Простите, старина, хорошо? — Он фамильярно хохотнул. — Откровенно говоря, я от всего этого немного спятил. — Он кивнул на юго-запад, в сторону Елисейского дворца. — Я думаю, вам известно о моих отношениях с президентом. — Он придвинулся к самому лицу офицера. — Вы же знаете, сейчас очень многое поставлено на карту. — Вадон как-то странно вскинул голову, и обалдевшему офицеру показалось, что министр внутренних дел подмигнул ему.

— Да, министр, я знаю.

— Ну вот и хорошо. Вы не будете возражать, если я поброжу здесь самостоятельно? — Вадон положил руку офицеру на плечо, повернул его лицом к выходу и подтолкнул в том направлении. — Вот славный малый! — Убедившись, что офицер вышел из тоннеля, он повернулся и направился к ложам, промокшая от пота рубашка липла к спине.

Резко остановившись, он огляделся вокруг, чувствуя нарастающий ужас. Рабочие, казалось, были повсюду, они стучали молотками, носили доски, убирали стружки и опилки, приносили огромные рулоны красных ковровых дорожек. Между ними ходили вооруженные до зубов полицейские, настороженно следя за каждым их движением. Вадон начал обследование помещения. Ноги не гнулись; словно он учился ходить после тяжелой болезни.

Помещение имело пятьдесят или шестьдесят метров в длину и тридцать метров в ширину. Его передняя, северная сторона шла вдоль края мостовой, а задняя была параллельна зданиям. Стена южного сектора, там, где он примыкал к зданиям, была загнута, образуя крышу. Получилась отличная защита от непогоды и от пуль снайперов. Ложи для высокопоставленных лиц находились на платформе высотой метров шесть, которая занимала две трети помещения. Она была ступенчатая, на каждой ступеньке располагались ряды кресел с откидными сиденьями. Вадон внимательно оглядел осветительную аппаратуру: столбы, к которым она крепилась, образовывали единое целое с платформой для лож. Он нахмурился. Какой-то человек в джинсах и ветровке соскользнул со сбитого из досок помоста, где, по-видимому, осматривал прожекторы на столбе, и начал спускаться с изящной ловкостью циркача. Подавляя усилием воли подергивание мускулов лица, Вадон раздвинул занавеси дверного проема и юркнул в помещение под ложами.

В полумраке люди в комбинезонах устанавливали рядами столы, а официанты застилали их крахмальными белоснежными скатертями. Рабочие загружали в холодильники ящики с бутылками шампанского «Дом Периньон». Не обращая никакого внимания на все эти приготовления, Вадон поспешил в восточный сектор, где возле задрапированной французскими трехцветными флагами деревянной стены стояли двое мужчин. Когда он подошел к ним, флаги раздвинулись, и он на мгновение увидел прикрепленный к стене кабель. Оттуда вышел человек, который только что спустился по столбу; он бросил на министра оценивающий взгляд, повернулся к своим двоим приятелям и что-то тихо сказал им.

— Позвольте вас спросить, господа, кто вы такие?

Услышав вопрос Вадона, «господа» замолчали, повернулись к нему и смерили его любопытными взглядами. Один из них протянул свою карточку. Щурясь в полумраке, Вадон внимательно изучил ее. Человек этот оказался офицером французской контрразведки. Положив карточку в карман, офицер представил министру своих собеседников:

— Эти господа — мои коллеги, с вашего позволения. Израильские коллеги.

Вадон оглядел израильтян. Французские и английские разведчики, с которыми ему приходилось иметь дело, были обычными чиновниками с круглыми брюшками. Они сидели в кабинетах, анализировали информацию, составляли отчеты и доклады. Израилю же, живущему вот уже сорок лет в состоянии войны, требовались совсем другие кадры. Им между тридцатью и сорока, они гибкие, атлетически сложенные, мускулистые люди в расцвете сил. Типичная продукция Моссада.

Он поприветствовал их легким кивком, но руки не подал.

— Итак, господа, если я не ошибаюсь, вы проверяете нашу аппаратуру. Что вы о ней скажете?

— Выше всех похвал, министр, — произнес тот, который слез со столба. — Это следует признать. Если только никто не проникнет сюда в течение ближайших нескольких часов, нам не о чем тревожиться.

Вадон снисходительно кивнул, голова его при этом как-то странно повернулась, руки сами собой вынулись из карманов пальто, ему показалось, что он вот-вот упадет.

— Очень хорошо. — Он облизнул губы, в голове шумело. — Может быть, по сравнению с вами мы выглядим любителями, но все же стараемся. Вы уже видели проверочные устройства на входе? — Израильтянин кивнул. — Очень хорошо. Значит, вы осмотрели все что нужно? — Вадон вновь ощутил, будто он стоит в стороне и наблюдает, как кто-то играет его роль. Голос его звучал тонко и резал слух.

— Да, министр. Мне кажется, мы все осмотрели.

Вадон кивнул и, повернувшись к французскому офицеру, сказал:

— В таком случае, будьте добры, проводите наших друзей к выходу. Лучше, если в помещении будет как можно меньше людей. — Он попытался выдавить из себя снисходительную улыбку, но получился отвратительный оскал мертвой головы. — Прощайте, господа.

Трое контрразведчиков повернулись и направились к выходу. Дожидаясь, пока они исчезнут из виду, Вадон сделал неуверенный шаг, покачнулся и, чтобы не упасть, схватился рукой за флаг. Он тяжело дышал, нижняя челюсть отвисла, лицо застыло все в той же жуткой улыбке.

Прошло еще несколько секунд, наконец дыхание нормализовалось. Он быстро огляделся. Рабочие были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание. Он отвел в сторону флаг, проскользнул внутрь и выпустил из рук ткань. Драпировка задвинулась и скрыла его.

Ноги внезапно свела сильная судорога, и Вадон всей тяжестью навалился на металлическую стойку. Почти минуту он простоял в полумраке не в силах пошевелиться. Наконец, дрожа всем телом, он заставил себя идти и двинулся вперед, неуклюже пробираясь среди опорных столбов и кабелей в направлении к сваленным в дальнем углу бунтам. На голову полилась дождевая вода, он вскинул глаза: сквозь дыру в доске виднелась лиловая туча, как раз под ней стоял прямой, как виселица, столб со светильником. В глаз попала дождевая капля, он вздрогнул, но упорно продолжал пробираться сквозь завалы оборудования.

Наконец Вадон добрался до уложенных в штабель мотков кабеля и несколько секунд с удивлением смотрел на них, словно они только сейчас возникли из воздуха. И вдруг с неистовой поспешностью сбросил верхний моток и потянулся к нижнему, ухватился за торец катушки, на которую был намотан кабель, и резко дернул ее к себе. Катушка выскочила, и внутри бунта обозначилась выемка. В полумраке светлым пятном выделялось его смертельно бледное лицо, он рывком распахнул плащ.

Под мышками у него висели мешочки из мягкой ткани, соединенные накинутым на шею шнуром. С горящими, как у безумца, глазами он сорвал шнур и запихал мешочки в выемку, потом установил катушку на место и, обдирая кожу пальцев, взгромоздил верхний бунт на место.

Вадон боялся, что вот-вот упадет в обморок, ноги снова обмякли, задыхаясь, ловя ртом воздух, он несколько секунд тупо смотрел на асфальт. Испарина вновь выступила по всему телу, вызвав озноб. А что если это совсем не то место? А что если эти ничтожества, гангстеры де Медема, подведут? Все дело зависело от убийц, которые во что бы то ни стало должны были скрыться отсюда; упаси Бог, если их схватят на этой территории. Им непременно нужно добежать до стоянки машин — не далее, а там надежные люди разделаются с ними. Но если их арестуют здесь, это будет катастрофа. Он всхлипнул. Чтобы спасти свои шкуры, они расскажут все. Все нити приведут к нему, он погибнет. Вся его жизнь, все планы, надежды, мечты, которые он лелеял пятьдесят лет, обратятся в прах. Слезы полились из глаз, и он прижал к лицу руки.

— Де Медем, как бы я хотел никогда больше не встречаться с тобой! — прошептал он всхлипывая.

Билл встал, потянулся, распрямляя затекшие мышцы спины, снова посмотрел на часы. Было только четыре утра. Он уже устал ждать.

После первого шквала суматохи, когда одни спешили на работу, другие возвращались с ночной смены и он раз двенадцать вынужден был, притворно волоча ноги, тащиться в свою комнату, гостиница словно вымерла. Горничные тоже не беспокоили его, потому что их просто не было. Возможно, эту работу выполняет какой-нибудь несостоятельный жилец, раз в неделю выгребающий грязь из гостиницы влажной шваброй. Дюжину раз он оставлял свой пост, возвращался в комнату проведать Кельтум. Она лежала все в той же позе и крепко спала.

Где-то внизу хлопнула дверь, Билл насторожился, вжался в стену, чтобы его не заметили с нижней площадки, прислушался к быстрым, тяжелым шагам. Кто-то шел к конторке администратора. Билл выпрямился и начал спускаться вниз. Администратор с кем-то разговаривал, слышались отрывистые голоса, но Билл не мог разобрать ни одного слова. Потом голоса стихли, только бормотал телевизор.

Билл сбежал с лестницы, на площадке первого этажа замедлил шаг и вошел в запущенный вестибюль, провонявший дешевым табаком и мускусным одеколоном. Администратор отвел глаза от экрана телевизора, на котором вовсю веселились куклы; увидев Билла, он повернул голову и с любопытством оглядел лестницу — не идет ли вслед за ним Кельтум? — и снова перевел глаза на Билла, на лице его застыл наглый вопрос.

Билл осклабился и надул щеки, изображая усталость.

— Вернусь через пару минут. Нужно передохнуть! — Он снова ухмыльнулся и направился к выходу, провожаемый хмурым взглядом.

Только он подошел к парадной двери, как вдруг тишину разорвал рев двигателя. БМВ Кхури сорвался с места и со свистом понесся в сторону перекрестка. Билл подождал, пока он не исчез за углом, визжа шинами. Еще не утих грохот и не рассеялась в воздухе вонь выхлопных газов, а он уже быстрыми шагами входил в соседнюю лавку.

Вскоре он возвратился в гостиницу и прошел мимо администратора, прижимая к груди упаковку с шестью банками кока-колы, арабский лаваш и сумку с дешевой бакалеей. Решительно улыбнувшись в ответ на презрительный взгляд администратора, он, перепрыгивая через три ступени, поднялся по лестнице и с шумом распахнул дверь своей комнаты, не стараясь больше не шуметь.

Кельтум резко подняла голову. Какое-то мгновение она непонимающе смотрела на Билла, потом, тихо охнув от испуга, натянула на себя простыню и с отвращением огляделась.

— О, — слабым голосом произнесла она, опуская голову на подушку, и рассмеялась. — Мне почудилось что-то ужасное.

Билл улыбнулся ей в ответ.

— Ну хотя бы то, что я снял с вас туфли! — Улыбка исчезла. — Послушайте. Нам нужно непременно встретиться с Лантье. Так что скорее просыпайтесь и побежали.

Она взглянула на часы и широко раскрыла глаза.

— Неужели пора? Поспать бы еще…

— Вам действительно нужно поспать, но мы должны поскорее убраться отсюда. — Он схватил полиэтиленовую сумку, которую они привезли с собой в такси, и взгромоздил ее на комод.

Кельтум подняла голову и смотрела, как он вынимал из сумки короткую отвертку и небольшой ломик.

— Интересно, что это у вас там. Зачем все это?

Билл показал подбородком на пол.

— Кхури только что уехал, вот я и собираюсь еще раз обыскать его комнату. Прямо сейчас.

Лицо ее помрачнело, она соскочила с кровати, стараясь держать колени вместе, и коснулась его руки.

— Но это же небезопасно. Откуда вам известно, что он уехал надолго?

— Мне ничего не известно, — пожал он плечами, — но зачем ему сейчас возвращаться? Он, как и все, уехал на работу: собирать дань с девок, проверять запасы в магазинах для дураков.

— Где?

— Да так, ерунда. Во всяком случае, я намерен основательно перерыть логово этого сукиного сына, прежде чем мы уйдем. Он крепко приложил руку к тому, что с нами случилось. Если я что-нибудь найду у него, обязательно покажу Лантье. Ждите здесь и будьте наготове. Я пробуду там всего лишь несколько минут. А если услышите подозрительный звук, смывайтесь. Хорошо?

Кельтум кивнула и вдруг протянула руку, снова дотронулась до его рукава и посмотрела на него снизу вверх внезапно просиявшими глазами.

— Уильям, пожалуйста, будьте осторожны!

Он легонько накрыл ее руку своей и кивнул.

— Не беспокойтесь. Прислушивайтесь и при первом же сигнале опасности бегите. Вы и так достаточно пострадали из-за меня.

Билл сунул инструменты в карман и вышел из комнаты. Он спустился по лестнице, подошел к комнате Кхури и постоял, приложив ухо к двери.

Тишина внизу, возле стойки администратора, взорвалась пьяным смехом. Где-то вверху спустили воду в туалете, хлопнула дверь. До него долетали отголоски жалкого бытия, бормотание телевизора, храпение, шарканье ног, в комнате же было тихо.

Он ощущал биение своего сердца. То, что он сказал Кельтум, возможно, было правдой: Кхури вряд ли был днем дома, скорее всего, он проводил время в сумрачных барах на площади Пигаль или на улице Сен-Дени, где паслись его девки и находились его грязные заведения. Но не исключено, что мог что-то забыть дома и вернуться, а может, на его грязной постели спит женщина, которая при виде Билла поднимет адский шум. Он вынул из кармана ломик и прижал к боку. Изготовившись к обороне, поднял другую руку и постучал в дверь. Напряженно прислушался. Ни звука, ни шороха. Он снова постучал. Подождал еще несколько секунд и вставил плоский раздвоенный конец ломика между косяком и хлипкой дверью в семи сантиметрах выше замка. Отвертку он всунул пониже замка и, крепко держа обе ручки, резко дернул инструменты к себе.

Два коротких винта, на которых держался замок, к его удивлению, выпали почти бесшумно из деревянной рамы, и дверь открылась. Он подождал, прислушиваясь, — не прозвучит ли голос, не скрипнет ли дверь, не всполошил ли кого-нибудь взлом. Ничего не услышал, вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь.

На кровати валялись видеокассеты. Он взял одну из них и поморщился от противного слащавого запаха одеколона. Выбросил кассету, а футляр из тонкого картона с обнимающимися обнаженными красотками быстро сложил несколько раз, получился брусок толщиной примерно в три миллиметра. Билл нагнулся, подсунул его под дверь и протолкнул глубже носком туфли, затем потянул дверь на себя, она не сдвинулась с места. Теперь никто не вломится в комнату и не застигнет его врасплох. Дверь откроется, только если к ней приложат значительное усилие. Билл начал тщательнейший обыск комнаты.