— Прошу прощения, дамы и господа, — с улыбкой произнес президент и отдал пустой бокал для шампанского подбежавшему официанту, — кажется, нас приглашают занять свои места.

Когда люди, окружавшие его кресло, нехотя направились к дверям, сопровождаемые озабоченными официантами, президент удержал Потра за рукав смокинга. Подняв глаза, он увидел кусок неба в дверном проеме, выходившем на трибуны.

— Надеюсь, он не опоздает после всей этой свистопляски.

Потра посмотрел вверх на прожекторы и рассмеялся.

— Нет! Он будет вовремя. Просто хочет произвести впечатление. Несколько минут назад Вадон связался по телефону с посольством, в тот момент он уже садился в вертолет.

— Ммм-да. Кстати, вы обратили внимание на Вадона?

— Что вы имеете в виду? — Потра искоса, сверху вниз, взглянул на президента.

Президент кивком указал в направлении того места, где стоял Вадон.

— Посмотрите на него. Разве похоже, что именно он организовал этот прием?

Потра взглянул туда, куда показал президент, и увидел Вадона. Министр стоял где-то на периферии толпы почитателей, окружившей знаменитого актера, а не в центре ее, как ожидал премьер. Президент и Потра не отрываясь наблюдали за ним. Вот министр поднес бокал к губам, осушил его, заглянул внутрь, увидел, что он пуст, раздраженно, резким движением опустил его и нетерпеливо поискал глазами официанта. Когда тот подошел, он поставил пустой бокал на поднос, взял полный и залпом выпил его. В это время приглашенные потянулись к выходу, но Вадон не двинулся с места. Он стоял и смотрел сквозь дверной проем на ярко освещенные ложи.

— Это, должно быть, седьмой или восьмой бокал, — нахмурился президент. — Надеюсь, он не свалится. Весь вечер скачет, как сверчок, словно чего-то боится.

Из тоннеля вышли двое рабочих в темных комбинезонах и пересекли помещение. Президент и Потра не заметили их. Рабочие молча постояли несколько мгновений, застегнули на все пуговицы комбинезоны — в тоннеле их обыскали — и направились в восточный сектор помещения под ложами.

Президент не спускал глаз с Вадона. Министр сделал неуверенный шаг, чуть пошатываясь, затем провел свободной рукой по крахмальному переду рубашки, стряхивая капли пролившегося шампанского. Президент поморщился.

— Теперь вы понимаете, что я имею в виду?

— Наверное, наделал в штаны, — хихикнул Потра. — Боится, что Брукнер так и не появится. Не забывайте: он ведь ответственный за безопасность сегодняшнего мероприятия. Он знает, что, если что-нибудь случится, над ним будут смеяться двести миллионов телезрителей во всем мире!

— И, разумеется, если все пройдет благополучно…

— Он станет вашим преемником, — закончил Потра. Улыбка исчезла с его лица.

Вверху послышалось какое-то гудение, они подняли головы. Президент вздохнул.

— Сомневаюсь, что вы сможете помешать ему, старина. Он, похоже, закусил удила — вот что мне не нравится.

По отсеку, расположенному у подножия вышки, уверенно, несмотря на почти полную темноту, продвигались двое рабочих. Молча, на ощупь они быстро протискивались между мотками кабеля к штабелю бунтов, где Вадон спрятал мешочки с оружием. Один из них поднимал бунты и аккуратно откладывал в сторону, наконец он добрался до самого нижнего и достал мешочки. Другой шагнул к кружку асфальта, открывшегося на месте последнего бунта, нагнулся и принялся внимательно осматривать его. Вот и отметина, сделанная мелом на темной поверхности. Он выпрямился, поднял ногу и изо всех сил ударил каблуком резинового сапога по метке.

Асфальт чуть осел под ударом. Рабочий снова ударил ногой в то же самое место; тихий, глухой звук был едва слышен. Асфальтовое покрытие снова осело, образовалось хорошо заметное углубление. Рабочий напрягся и с силой ударил каблуком в центр выбоины, асфальт почти бесшумно подался и рухнул вниз. Он стал на колени и принялся расширять края, получилось отверстие, достаточно большое, чтобы в него мог пролезть человек. Он обернулся и посмотрел на сообщника. Тот засунул за пазуху мешочки с оружием и теперь застегивал молнию комбинезона. Послышался гул приближающегося вертолета. Они на мгновение замерли и обменялись легкими улыбками, затем не спеша закрыли яму бунтом и полезли вверх, на вышку.

Билл выбежал из обшарпанного супермаркета на улицу, вслед ему что-то кричал кассир. Пробежал шесть кварталов, петляя и сворачивая наугад. Он совершенно забыл о существовании полицейских патрулей. Наконец остановился, с трудом отдышался. В пятидесяти метрах от него стояло такси, пассажир не спеша рассчитывался с водителем мелкими деньгами, а какой-то человек ждал, когда он освободит машину. Не успел пассажир ступить на тротуар, как Билл подбежал к такси, с криком «Прошу прощения!» оттолкнул ждавшего своей очереди человека и влез в салон.

— Улица Франциска Первого, — сказал он водителю и захлопнул дверь.

Незадачливому клиенту удалось удержаться на ногах, он схватился за ручку двери и с негодованием забарабанил кулаками по крыше машины. Таксист повернулся и посмотрел на Билла.

— Эй, я занят, вы же видели…

Удерживая дверь одной рукой, Билл вытащил из кармана кучу денег и бросил их водителю на колени. Водитель глянул на сыпавшиеся с его колен на пол купюры, потом на возмущенного неудачника, пожал плечами и резко нажал на педаль газа.

— Благодарю вас. А теперь — на улицу Франциска Первого. И быстро! У меня приглашение на парад.

— Не знаю, успеем ли, — пожал плечами таксист. — Весь центр перекрыт.

— Подвезите как можно ближе. — Билл вынул из кармана еще несколько банкнот и помахал ими перед носом водителя. — Получите, если привезете меня вовремя. Только следите за светофорами — слишком много кругом полицейских, — добавил он.

— Это вы мне говорите? — фыркнул таксист. — Да они оцепили полгорода, подонки!

— Не думаю, что все это в вашу честь! Гоните.

Часы на приборной доске показывали девять, когда машина свернула на мост Инвалидов. В это мгновение погасло уличное освещение, и ослепительно сверкавшие позолотой кони моста Александра Третьего внезапно погрузились во тьму. Секунду спустя небо вспыхнуло многоцветными созвездиями фейерверка.

Биллу показалось, что он галлюцинирует, словно оказался внутри фантастического калейдоскопа. Он посмотрел налево и, будто в волшебном сне, увидел знакомые очертания Эйфелевой башни, обрамленные вспыхивавшим феерическим многоцветием огней. Голова его закружилась, и, чтобы не потерять чувство реальности, он зажмурился.

Машина промчалась по мосту через Сену и свернула на набережную. По реке сновали суда всевозможных форм и размеров, их пассажиры веселились на палубах, пили шампанское и глазели на открывавшуюся перед ними красоту. Словно издалека, Билл слышал свой собственный голос, который торопил таксиста и подбадривал его новыми подачками, которые бросал на пол, ему под ноги.

Тот лихо гнал машину, ловко лавируя в потоке транспорта, встречные машины с ослепительно горевшими фарами шарахались в стороны, провожаемые его отборной руганью. Они влетели на площадь Альма, на огромной скорости проскочили светофор, выехали на проспект Георга Пятого. Еще один поворот — и они на улице Марбеф.

Билл на ходу выскочил из машины и побежал к ступенькам, которые вели в подземный гараж. На противоположной стороне улицы полицейский пристально наблюдал, как он спускался по лестнице. Сломя голову, перескакивая через несколько загаженных нечистотами бетонных ступенек, Билл спустился на самый нижний этаж. Гараж был забит дорогими машинами зрителей, приехавших полюбоваться на парад с гостевых трибун, тянувшихся вдоль Елисейских полей. Люди опаздывали и беспорядочной толпой спешили к выходам. Билл, не обращая никакого внимания на их любопытные взгляды, устремился к металлической двери, за которой накануне скрылся Кхури.

В такси он еще раз обдумал свое положение. После смерти Лантье сотрудничество с полицией было ему окончательно заказано. Все случившееся после самоубийства Ахмеда свидетельствовало, что это бесполезно. Налицо был заговор, сравнимый только с убийством Кеннеди. Полицию и службы безопасности всех уровней обволокла паутина лжи и предательства, сплетенная Вадоном.

А если обратиться в посольство США и Израиля? Да конечно, если бы у него было достаточно времени и такая улика, как кассета, он смог бы, используя факт своей прежней службы в разведке, доказать свою правоту. А без улики туда лучше было не соваться: к нему отнеслись бы как к преступнику, изуродовавшему и убившему проститутку. Психопату. И слушать не станут, просто сдадут его французской полиции.

В конце концов решение пришло само собой: каким-то образом поломать это проклятое действо. При первом же знаке опасности телохранители Брукнера примут меры для его спасения. Нужно устроить какую-нибудь заварушку до того, как в дело вступят боевики Бухилы, а для этого необходимо проникнуть на охраняемую территорию. Он был уверен, что металлическая дверь откроет ему путь. Кхури приходил сюда лишь затем, чтобы лично проверить путь отступления для своих людей.

Шагах в тридцати от двери он сунул руку под куртку и достал из кармана ломик. Поскользнулся на залитом маслом полу, свернул в проход между двумя машинами и побежал, зажав в руке инструмент.

— Эй, ты! Стой!

Билл обернулся и занес ломик для удара. Человек, который окликнул его, наполовину высунулся из «фольксвагена», припаркованного в нескольких метрах от двери, в руках он сжимал револьвер. С водительского сиденья грузно поднимался его приятель.

— Бросай это! Кругом! К стене!

В голосе человека с револьвером была какая-то чрезмерная резкость, казалось, он пытался подавить охватившую его неуверенность. Вылез его напарник, тоже с револьвером, и обежал стоявшие на пути машины. Он был уже почти в метре от Билла, как вдруг снова раздался крик, и он резко остановился.

Навстречу несся полицейский фургон. На подножке висел тот самый полицейский, заметивший, как Билл входил в гараж.

— Полиция! Стой!

— Пошел вон! — отмахнулся от полицейских человек с револьвером. — Мы сами им займемся. Главное разведывательное управление, — представился он, не спуская глаз с Билла.

Полицейский соскочил с подножки и вытащил револьвер. Он был в замешательстве и смотрел то на Билла, то на разведчика. Из фургона выскакивали его подчиненные и тоже, по примеру начальства, вытаскивали револьверы.

— Ваши документы, — упрямо потребовал полицейский и протянул руку.

Стоявший перед Биллом человек гневно дернул головой, глаза его следили за каждым движением Билла.

— Пошел вон, я сказал. Им займется разведка.

Полицейский оглянулся на толпившихся за его спиной подчиненных, как бы за моральной поддержкой, и приблизился вплотную к разведчику.

— Ваши документы, — повторил он, глядя на револьвер в его руке, и облизнул губы.

Разведчик раздраженно фыркнул и начал расстегивать куртку. Молнию заело, и он на мгновение отвел глаза от Билла.

Билл коротко размахнулся ломиком и изо всех сил ударил разведчика по голове, тот охнул и привалился к машине, на какое-то мгновение заслонив Билла от револьвера другого разведчика. Пока полицейские переглядывались, не зная, в кого стрелять и следует ли вообще стрелять, Билл повернулся и вонзил свой инструмент между дверью и косяком.

Даже сбивая с ног разведчика, он знал, что этот его поступок был отчаянно безнадежен: его могли застрелить прежде, чем удастся взломать замок. Он орудовал ломиком, ожидая, что вот-вот получит пулю в спину, и ему казалось, что его движения были тягостно замедленными, как это бывает в детских ночных кошмарах. Доля секунды длилась целую вечность. Первый же рывок — и маленький деревянный клин упал на цементный пол к его ногам, дверь начала медленно открываться под действием своего собственного веса.

У самого уха просвистела пуля и оглушительно ударилась о металл. Билл пригнулся и вбежал в тоннель, захлопнув за собой дверь. Крепко прижал ее ногой. Дверь была из толстолистовой стали, но и она не заглушала несшуюся из гаража ругань. Билл задвинул засов и заблокировал его ломиком, потом повернулся и побежал по тоннелю, слабо освещенному лампочками в проволочных сетках, которые виднелись почти под самым потолком.

Билл был теперь на все сто процентов уверен, что этот тоннель приведет его к боевикам Бухилы. Выскочившие из «фольксвагена» люди, вероятно, угнали эту машину. А может быть… У Билла в голове мелькнула догадка, и он громко рассмеялся. Может быть, они поджидали убийц, чтобы увезти и спасти их? Если только они действительно не были разведчиками, людьми Вадона, которым было приказано навсегда заткнуть убийцам рты. Он снова захохотал: так вот, значит, что выражал испуг, исказивший их лица, вот почему они так бешено ругались за дверью. Они должны были совершить тайную, но официально санкционированную ликвидацию. Убийцы выскочат из тоннеля и бросятся к поджидающей угнанной машине, а их там изрешетят пулями, и они унесут тайну с собой в могилу. Разведчики не ожидали, что вмешаются Билл и полицейский патруль, это полностью вывело их из равновесия. Смех его оборвался. Если ему не повезет и он опоздает, то может нарваться на удирающих убийц.

Высокопоставленные гости толпой, в сопровождении широкоплечего распорядителя из банкетного зала, направились к своим местам. Распорядитель дождался, когда все расселись, и подал знак. Освещенный прожекторами, появился президент, его инвалидную коляску катил адъютант. Рядом шел улыбающийся Даниил Брукнер. Проходя мимо телекамер, он помахал рукой. Под аплодисменты гостей они расположились в самом центре возвышения.

Чуть улыбаясь, президент огляделся по сторонам. Если верить Вадону, стены из расхваленного им бронированного прорезиненного материала отлично укрывали их от близлежащих зданий, но не следовало сбрасывать со счетов возможное нападение с воздуха. Однако вряд ли это было возможно: вертолет Брукнера, напоминавший сидящую на яйцах курицу, находился в северном секторе, и это был едва ли не единственный летательный аппарат, которому было позволено летать сегодня вечером низко над землей в пределах целого города. Все полеты взяты под строжайший контроль. Если бы какой-нибудь летательный объект появился над городом на высоте ниже десяти тысяч футов, его б немедленно перехватили и заставили приземлиться. Несколько секунд спустя президент и Брукнер оказались в специальной защищенной кабине, расположенной рядом с пологим проходом. Опасность могла грозить лишь с охраняемой территории, а туда пускали только по специальным пропускам через контролируемые проходы. Президенту это было известно помимо Вадона, из своих источников. Он широко улыбнулся: сегодняшнюю ночь Брукнер обязан пережить!

Билл бежал по тоннелю, считая на ходу шаги, стараясь сориентироваться под землей относительно городских улиц. Тоннель шел приблизительно на северо-восток. Вот и поворот. Билл напряг слух, но шума шагов впереди себя не услышал. Это был сорокапятиградусный поворот, и Билл рассчитал, что он бежит в северном направлении, к Елисейским полям.

И вдруг он увидел прямо перед собой открытую массивную стальную дверь. Замедлив шаг, он тревожно вглядывался в пространство за дверью. Сводчатый тоннель городской магистральной канализации. Железная лестница вела вниз, к одной из дорожек, идущих параллельно главному каналу, в котором под толстым слоем пены бурлила вода недавнего дождя. Разлив, вызванный ливнем, вынес на дорожки пищевые отбросы и пластмассовые стаканчики. Билл постоял, снова проверил направление, спустился по лестнице и побежал, не обращая внимания на хлюпавшие под ногами скользкие нечистоты.

— Они приближаются. — Невысокий, крепкий, жилистый человек в комбинезоне с закатанными рукавами, открывавшими его сильные, мускулистые руки, сидел, опершись спиной на стойку прожектора, и глядел на восток, в сторону Лувра. — Быстрее.

Его напарник лежал, облокотившись на сбитый из досок помост, и аккуратно привинчивал ствол ко второму пластиковому карабину.

— Потише. Я ведь со вчерашнего дня никогда и не видел такой чертовины. Ну вот. — Он проверил крепления, протянул карабин приятелю и сел рядом с ним. Они молча смотрели на приближавшуюся головную колонну парада. Это был сводный отряд республиканских гвардейцев, в лучах прожекторов сверкала кожа их элегантных мундиров, горела медь ремней. Тот, кто заговорил первым, повернулся и посмотрел вниз, на ложи.

Возвышение было скрыто от его глаз полосатым парусиновым навесом, чуть поодаль, как раз в поле их зрения, стояла простая деревянная трибуна, а перед ней — микрофоны. Человек не отрываясь смотрел на плотную фигуру распорядителя в отлично сшитом костюме, который, остановившись возле трибуны, по часам проверял движение парада. Вот он поднял руки, вытянул их перед собой и сделал пальцами какой-то знак в сторону возвышения.

— Подходят, — прошептал наблюдатель. В этот момент его напарник достал карабин с коротким стволом из кучи мотков толстого черного кабеля, установил его на стойку ограждения, удобно пристроил к плечу, наклонил голову и, прищурившись, посмотрел вдоль ствола. Удовлетворенно хрюкнув, он снова поднял голову.

— Идут. Приготовься. Через мгновение мы смоем кровь женщин и детей Газы.

В груди у Билла полыхал пожар. Он бежал, ни на секунду не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, ноги онемели, мышцы их сводила судорога. Тем не менее, увидев название улицы на стене, он сжал всю свою волю в кулак и ускорил бег. Сейчас он, по расчетам, приближался к проспекту Георга Пятого, до правительственных лож оставалось каких-нибудь несколько сотен метров.

Если ему удастся проникнуть туда, вычислив маршрут отступления убийц, одного только его появления там, испачканного, покрытого зловонной грязью, будет вполне достаточно, чтобы поднялась несусветная паника. Телохранителям Брукнера хватит пяти секунд, чтобы сделать шефа недосягаемым. Не замедляя бега, он протер стекло часов и посмотрел на циферблат, тяжело вздохнул и побежал из последних сил. Ноги уже почти не слушались. Там, над головой, первые колонны парада уже, наверное, подходят к Елисейским полям.

Дорогу ему преградил боковой канал, впадающий в главную канализационную магистраль. Голова раскалывалась от ужасного гула. Не раздумывая, он прыгнул в этот канал. Стремительный поток сбил его с ног, вода накрыла с головой, он тщетно пытался достать ногами вязкое дно. Тело приняло почти горизонтальное положение, легкие, казалось, вот-вот разорвутся. Наконец ему удалось погрузить одну ногу в липкий ил, и это спасло его от гибели в водовороте магистрального канала. Согнувшись под углом в сорок пять градусов, Билл только через полминуты смог остановиться и выбраться на дорожку. Туфли он потерял, они увязли в липкой грязи. Несколько секунд он лежал, тяжело дыша, потом вскочил на ноги и побежал дальше.

Головная колонна парада поравнялась с возвышением. Отлично выезженные кони величаво несли всадников. Включились батареи лазерного излучения, и небо взорвалось фантастическим многоцветьем, низко нависшие над городом облака окрасились в причудливые цвета.

— Не волнуйтесь, премьер-министр. — Президент с улыбкой наклонился к Брукнеру. — Просто это наша манера пускать миру пыль в глаза. Все кончится до вашего выступления. Никаких осложнений не предвидится.

Билл бежал вперед. Цель была уже где-то близко, и у него открылось второе дыхание. Он оглядывал стены в поисках того, что, по его разумению, должно было быть здесь: отверстие, через которое убийцы намереваются спуститься сверху и скрыться. Через каждые двадцать шагов он перепрыгивал через новый узкий приток магистрального канала, бурлящего дождевой водой, стекавшей со всего района Елисейских полей. Из облицованных кафелем тоннелей диаметром с нефтяную цистерну вода сливалась в центральный коллектор сквозь толстые стальные решетки. Билл прыгнул еще в один канал, замедлил движение и оглянулся. Решетки на месте не было. Он нагнулся и осмотрел крепления. В местах, где решетка была отпилена, блестел металл. Почувствовав новый прилив энергии, перевернулся на спину и поплыл вверх по каналу, борясь с течением, которое тащило его назад, в бурлящий магистральный поток.

Он с трудом пробивался вверх по стволу шахты. Когда удалось преодолеть, по приблизительным расчетам, метров тридцать, его левая рука потеряла опору и провалилась куда-то в пустоту. Билл просунул ее глубже, ощупал все кругом. Кафельные плиты были вынуты, и образовался боковой ствол. Голова его закружилась от радости, он начал карабкаться вверх по узкому крутому склону, обложенному грубо обработанными камнями, и не чувствовал, как они обдирали его спину.

Лазерный фейерверк как-то сразу прекратился, и город погрузился во тьму. Боевики закрыли глаза, чтобы адаптироваться к темноте после ярких вспышек, а когда открыли, увидели только мерцавшие огоньки сигарет да еще трибуну, освещенную слабой подсветкой. Вспыхнувшие вдруг мощные прожекторы прорезали лучами тьму и осветили остановившуюся перед правительственными ложами колонну. Это были мужчины и женщины, самым молодым — не менее пятидесяти пяти лет. Многие сидели в инвалидных колясках, которые катили их более молодые товарищи. Почти все мужчины были в шапочках, прикрывавших остатки волос. Были среди них слепые, их поддерживали под руки молодые девушки в простых белых платьях. Все стояли и молча ждали, устремив глаза на трибуну. Брукнер сделал несколько шагов и оказался в море света, руки его взметнулись в приветствии.

Наблюдавшие за ним сверху боевики вытерли струившийся по лицам пот и склонились над карабинами.

Наконец Билл добрался до самого верха, ноги его вязли в обломках асфальта, а наверху пальцы нащупали что-то похожее на древесину — возможно, это был упаковочный ящик. Он слегка приподнял его и чуть сдвинул с места, потом изо всех сил уперся в него руками и отодвинул в сторону — под ящиком открылся люк. Билл подтянулся на руках и вылез на поверхность. Он оказался в закрытом помещении с прямоугольным отверстием в потолке, через которое проникал слабый свет. После кромешной темноты подземелья ему показалось, что он купается в ослепительном дневном свете. В поисках выхода начал продвигаться вперед, спотыкаясь на каждом шагу об спутанные мотки кабеля.

Боевики прижались щеками к пластиковым ложам карабинов. Там, внизу, Брукнер опустил руки, склонился над текстом речи, и боевики услышали его голос. Они спокойно лежали, ожидая, когда Брукнер выпрямится. И он наконец выпрямился, поднял голову и оглядел стоявших перед ним бывших узников нацистских концлагерей. В этот момент яркая пульсирующая вспышка молнии расколола небо как раз над его головой, гром прогремел так оглушительно, что у убийц зазвенело в ушах. Погасли прожекторы, и они очутились в темноте, еще более кромешной, чем прежде.

— Проклятье! Будь все проклято, проклято, проклято! — Старший боевик оторвался от прицела, чтобы дать отдохнуть глазам. — Расслабься на минутку. Передохни. Молния отключила свет. Сейчас все наладят.

Они сняли пальцы с курков и стали ждать.

Мгновенной вспышки молнии было достаточно, чтобы Билл рассмотрел, что вместо одной из стен помещения, куда он выбрался из тоннеля, был кусок брезента, он приподнял его край и выбрался наружу.

На фоне неба темнела вышка с осветительной аппаратурой, а прямо перед ней возвышалась многоярусная громада гостевых трибун. Билл посмотрел направо и увидел силуэты полицейских фургонов и патрулировавших по трое солдат. Он побежал к нижним ярусам трибуны, но не успел сделать и трех шагов, как услышал первый тревожный крик. Потом еще и еще. По звукам приближающихся шагов Билл понял, что его настигают, и тогда он запрыгнул на помост.

Вспыхнули прожекторы и снова осветили трибуну. Брукнер стоял на том же месте, щурился и прикрывал глаза рукой. Он прочистил горло, готовясь снова заговорить.

Высоко над ним боевики тщательно прицелились. Брукнер повернулся направо, наклонился, вгляделся во тьму. Щелкнули курки. Внезапно снизу донесся какой-то шум, тот, что был ближе к краю, посмотрел, что там делается. Кто-то, почти неразличимый во тьме, карабкался через сиденья к трибуне.

— Действуй! Быстро! — прошептал боевик и снова прицелился.

В тот момент его напарник замешкался: из-под навеса стремительно выскочили полдюжины крепких парней, окружили Брукнера и заслонили его своими телами. Прозвучали четкие команды, и его быстро увели из освещенного прожектором пространства.

Билл был уже среди переполошившихся зрителей, когда его настигли. Первым был мужчина в смокинге, невероятно широкоплечий, вне всякого сомнения контрразведчик. Он вскочил со своего сиденья, бросился вниз и изо всех сил ударил Билла в грудь, сбив его с ног. Другой выскочил из полумрака и тоже набросился на него.

Билл стоял на коленях и, тяжело дыша, пытался все объяснить, но едва он открыл рот, как его ударили чем-то тяжелым. Смутно услышал лязг собственных зубов о металл кресла, поднес руку ко рту, но тут еще один страшный удар по руке парализовал ее. Он пытался защитить от ударов голову, короткие дубинки колотили по незащищенным ребрам.

— Брукнер! — прохрипел он. — Уведите его! Они его… — Тут последовал удар в висок, и на мгновение он потерял сознание.

Когда Билл пришел в себя, то попытался встать и опустил руки, показывая, что не собирается сопротивляться, снова хотел объясниться, но следующий удар дубинкой пришелся по носу.

Его обыскали, связали руки. Билл увидел, как взметнулась дубинка, но не смог увернуться от удара, который пришелся по челюсти, и скорее услышал, чем почувствовал, как хрустнула кость. Кто-то стоявший рядом властным голосом сказал:

— Все в порядке. Расходитесь по своим местам. Мы сами им займемся.

Билл окончательно потерял сознание.

Боевики в полном молчании наблюдали за суматохой; на грани паники, в абсолютной уверенности, что это провал операции, они не знали, бежать им или затаиться. Пока они раздумывали, прозвучала команда, огни померкли, а прожекторы снова осветили трибуну и ряды демонстрантов. Гремел гром, потоки дождя, серебром сверкая в свете прожекторов, обрушились на бывших узников, но они стоически переносили непогоду.

Боевики с удивлением и недоверием смотрели, как из-под навеса вышел какой-то человек, в руке он держал яркий цветной зонтик. Мгновение спустя появился Брукнер и, укрывшись под зонтиком, направился к трибуне. Боевики изумленно переглянулись и снова заняли боевую позицию.

Через несколько секунд Билл пришел в себя от страшной пульсирующей боли в челюсти. Голова раскалывалась, кошмарный хаос мыслей никак не удавалось привести хоть в какой-то порядок. Вот голова почему-то ударилась о землю, и с губ его сорвался нечленораздельный крик. Невыносимая боль, пронизавшая все тело, снова вырвала его из небытия. Он открыл глаза и увидел почти вплотную кузов машины.

Его тошнило от зловонных выхлопных газов. Он все понял и застонал: сейчас его бросят в машину, и он станет крайним в длинной череде людей, в которых французские политики увидели для себя угрозу. Потом его найдут в колодце — еще одного несчастного самоубийцу. Самоубийцу, который для начала сам сломал себе челюсть.

Один из тех, кто волочил его, отпустил его руку и открыл дверь машины. Билл собрал все свои силы и волю, высвободил руку, повернулся и ударил другого человека кулаком в пах, собрался нанести еще один удар, попытался вырваться из ослабевших рук солдата, и тут его ударили каблуком в лицо. Раздался отвратительный хруст, он охнул и упал на спину, ударившись головой об асфальт. Его снова схватили и бросили на заднее сиденье машины.

В небе опять сверкнула молния, за ней последовали новые и новые вспышки. Небо, казалось, целую вечность полыхало мерцающим светом. Билл лежал в неудобной позе на сиденье и смотрел в бессильном ужасе. На высоте двенадцати метров в ярком блеске молнии он увидел обоих боевиков, лежавших на настиле. Их оружие было различимо до мельчайших деталей.

Молния погасла, но мелькнувшая в долю секунды картина словно впечаталась в его мозг. Зазвучал голос, усиленный микрофонами, он заполнил все пространство вокруг Билла. Брукнер начал свою приветственную речь. Говорил он по-французски бегло, но с сильным акцентом.

Машина дала задний ход, Билл чуть было не свалился на пол. Он инстинктивно вытянул руку, чтобы удержаться на сиденье, и тело его приняло полусидячее положение. Машина остановилась, потом рванула вперед, Билла прижало к спинке. В этот момент человек, сидевший рядом с водителем, обернулся назад и слегка ударил его по носу короткой, крытой кожей дубинкой.

Билл даже не почувствовал боли. Перед ветровым стеклом выросла темная прозрачная масса подножия вышки. Водитель, крепко держа руками руль, направил машину в открытые ворота периметрической ограды. Билл сел, выпрямился, его указательный палец показывал на вышку. Полицейский с руганью снова ударил его.

Билл словно и не заметил удара, он вскочил с места, протиснулся между полицейскими, сполз головой вниз, столкнул ноги водителя с педалей. Когда ему это удалось, он схватился за рулевое колесо, навалился на него и развернул машину, другой рукой до предела выжал педаль акселератора.

Шины пронзительно завизжали, машина рванулась вперед и врезалась в основание вышки.

Боевики шепотом договорились, что оба будут целиться в висок Брукнера. Речь премьер-министра прервал шквал аплодисментов.

— Давай!

И в этот момент вышка накренилась вперед, и их отшвырнуло на ограждение. В бешенстве они пытались удержаться и снова прицелиться; дергаясь и вибрируя, вышка установилась в вертикальное положение. Брукнер услышал скрежет металла и замолчал. Поколебавшись мгновение, он повернулся и побежал.

Отдававший приказание боевик вскочил на ноги, поднял автомат и взял на мушку человека, бежавшего под защиту своих телохранителей.

— За погибших в Газе! — громко крикнул он, нажал на курок, но в это мгновение вышка судорожно вздрогнула, как смертельно раненное животное. Автомат слабо кашлянул. В футе позади Брукнера от платформы отлетела белая щепка. Боевику не удалось выстрелить во второй раз: сооружение рухнуло.

Билл с трудом выбрался из-под рулевой колонки. Грудь водителя пронзило опорным шестом вышки, из его рта текла кровь. Полицейский, избивавший Билла незадолго до этого, корчился и вопил от боли, он тщетно пытался высвободить руку, застрявшую в проломе крыши. Билл переполз на заднее сиденье, ногами выбил стекло треснувшего окна и вывалился наружу.

Он протискивался сквозь искореженные опоры, доски, клубки кабеля, рассчитывая оказаться в толпе, среди людей, высказать им все — только бы не подстрелили как собаку, молил он Бога.

В темноте слышались голоса полицейских, пробиравшихся к машине. Неожиданно зажглись прожекторы, и он оказался в море света. Измученный, на грани обморока, он влез на освещенную платформу и теперь стоял там среди перевернутых кресел. Со всех сторон огороженной территории бежали люди, они запрыгивали на возвышение и снова бежали. К нему.

Едва держась на ногах, Билл сделал несколько шагов. Перед ним валялись разбитые лампы, искореженные металлические детали вышки. Он остановился и молча смотрел на тела разбившихся боевиков. Плотным полукольцом его окружили подбежавшие полицейские, их лица, освещенные искрами перебитого кабеля, который змеился вокруг ног Билла, казались голубыми.

Очень медленно Билл поднял глаза и оглядел эти окружавшие его лица. Заметив изумление в их взглядах, посмотрел на себя и чуть не рассмеялся: его одежда, вымазанная нечистотами, прилипла к телу, кровь смешалась с грязью. И лицо тоже, он знал, было покрыто, словно маской, коркой запекшейся крови и грязью.

Он медленно снял пиджак и вытер им лицо.

— Это он! Американец! Извращенец, который убил женщину! — Из толпы выскочил полицейский в форме и, потрясая кулаком, бросился на Билла.

— Стоять! — Глубокий, хорошо поставленный голос, в котором звучала властность.

Полицейский остановился как вкопанный, потом шагнул назад. Толпа расступилась, пропуская Вадона и Фабра, начальника полицейской разведывательной службы. По знаку Вадона Фабр остановился, и министр подошел к Биллу.

— Итак, господин Дюваль, — проговорил Вадон, — вы все знаете?

Билл кивнул, очень осторожно полез во внутренний карман грязного пиджака и достал оттуда сложенный вдвое коричневый конверт, совершенно мокрый и расползшийся. Он вынул из пачки одну фотографию и протянул ее Вадону.

Со странным, задумчивым выражением на лице министр взял фотографию и стал рассматривать ее. Несколько снимков Билл передал столпившимся вокруг полицейским. Министр, казалось, не слышал изумленного перешептывания в толпе. Он не отрываясь смотрел на фотографию, по которой барабанили капли дождя. Необыкновенная нежность разлилась по его лицу. Он медленно поднял глаза на Билла, по его щекам текли слезы, смешиваясь с каплями дождя.

— Я любил этого парня, мистер Дюваль, — на безупречном английском языке произнес он. — Вы представить себе не можете, как я любил его. — Под взглядами затаивших дыхание полицейских он сделал три шага вперед и, не выпуская из рук фотографии, нагнулся и поднял лежавший у его ног кабель. — А он, знаете ли, предал меня, — сказал он высоким, каким-то безжизненным голосом, — позволил Бухиле сделать эти фотографии. Вот почему имам и де Медем смогли использовать меня. — Он указал на двух боевиков, лежавших среди обломков. — Вот для этого! Они все использовали меня! — Последние слова перешли в мучительные рыдания, безутешные, как у ребенка.

— Нет, Вадон, — покачал головой Билл, глядя на министра. Жестокая боль исказила его лицо. Он наклонил голову, слезы закапали ему на ноги. — Это не Ахмед. Он даже не знал. Это он отобрал у них фотографии. Они ведь и его использовали.

Вадон поднял голову, он смотрел на него, сквозь него и, казалось, ничего не слышал. До Билла дошло наконец: Вадон не мог понять ничего из того, что он говорил. Сломанная челюсть, разбитые, распухшие губы произносили нечто нечленораздельное. Вадон взглянул на кабель, зажатый в руке.

Билл попытался закричать, бросился к нему, но ноги его подкосились, и он упал.

Вадон, не меняясь в лице, открыл рот и затолкал искрящийся конец кабеля глубоко в горло.