Трой уехал во вторник утром, и я опьянела от ощущения свободы. Я соблюла все положенные ритуалы, но даже королевский час не показался мне таким мучительным, как обычно. Уехав, Трой оставил меня под таким пристальным наблюдением, что в любое другое время я бы оскорбилась, но сейчас мне было не до обид. За мною повсюду следовали двое стражников, а около покоев отца дежурило трое — один со стороны балкона, двое — со стороны коридора. Я сразу поняла, что дело было не в безопасности отца, а в том, что Трой был уверен, что я попытаюсь снова прийти к отцу ночью, чтобы услышать его сонные откровения.

Я не знала, куда уехал Трой и зачем. Меня интересовало только то, что у меня были пять дней свободы, чтобы принять важные решения.

Грядущее воскресенье было первым днем лета, а это значило, что королевская семья, как всегда, должна была отправиться в путешествие по Лиивите. Мысль об этом наполняла меня дрожью и воодушевлением. Я знала, что Трой вернется к открытию сезона и будет пристально за мной следить. А вдруг Рид попытается встретиться со мной во время этой поездки? А вдруг он меня похитит? Я знала, что мне не следует полагаться на случай. Письмо Рида не содержало никаких точных деталей, а задавать вопросы Антонио я не могла. После исчезновения Зора и Лии, я не хотела подставить еще одного человека, который случайно оказался на моей стороне. Мне следовало полагаться только на себя, поэтому я с воодушевлением готовилась ко встрече с ирриори.

В тот вечер, закончив чтение, я поцеловала отца в лоб и пригладила седые пряди.

— Мне пора на встречу с ирриори.

— Где Трой?

— Он в отпуске. Не волнуйся, он скоро вернется.

— Где Трой?

— Шшшш, — я прижалась к отцу. — Он вернется в воскресенье утром.

— Где Трой? — Я промолчала. — Ты ничего не понимаешь, Ви. Ты не знаешь, какой он!

Я шумно сглотнула.

— Тогда попробуй объяснить, что именно я не понимаю.

— Ты не понимаешь Троя. Ты рада тому, что он уехал. — Это было не обвинением, а, скорее, констатацией факта.

— Да, я рада.

Я была рада хотя бы потому, что отец вдруг со мной заговорил.

— Но ведь мы всегда вместе — ты, я и Трой.

И что же я могла на это ответить? Как я могла объяснить то, что чувствовала? Ревность, печаль, страх… Я уже столько раз пыталась что-то объяснить отцу, что делать это снова не имело смысла.

— Он скоро вернется.

— Тебе будет плохо без его помощи, Ви. Уходящие друаты всегда помогают новым монархам.

Я очень сомневалась в том, что мне будет плохо без Троя, но спорить не стала. Наступило время оповестить ирриори о моих планах.

* * *

В 16:05 во вторник я вошла на встречу с ирриори. Опаздывать я не люблю, но в этот раз я хотела, чтобы они поволновались. Мужчины ерзали на стульях, привычно поглядывая в угол, где обычно сидел Трой. Сегодня его место пустовало, и деревянный стул с высокой спинкой был опрокинут на подоконник.

— Ваше Высочество, мы вас слушаем.

Свою речь я заготовила заранее. Я старалась говорить твердым, невозмутимым голосом, несмотря на неуверенность и страх, которые съедали меня изнутри.

— Вы уже знаете, что я познакомилась с предназначенным мне мужчиной. Я подозреваю, что он — мой кровный родственник, и что из-за таких связей в нашей семье наследуется безумие. Я понимаю, что мне уже не избежать моей доли, но я не собираюсь заводить с ним ребенка. — На этом месте мой голос дрогнул, и я откашлялась. Ирриори переглянулись и снова с тоской посмотрели на место, где должен был сидеть Трой. — Я вообще отказываюсь заводить детей. Я не знаю, зачем вы так тщательно поддерживаете легенду Лиивиты, и подозреваю, что она — ложь, от начала и до конца. Однажды я узнаю о том, кому выгодна эта игра, и тогда всех участвовавших в ней постигнет кара. Если вы расскажете мне об этом сейчас, то я постараюсь отнестись к вашим мотивам с пониманием. — Тут я сделала паузу для возможных чистосердечных признаний, но, как и ожидалось, их не последовало. Волнение на лицах ирриори сменилось паникой. — У меня есть еще несколько условий: после моей коронации я не стану жить в замке, а перееду со слугами в загородное поместье. Я отказываюсь участвовать в королевском часе и других мероприятиях замка. Уверена, что вы сможете назначить кого-то, кто будет править от моего имени. Таким образом у вас будет еще 25 лет, а то и дольше, чтобы продолжать играть в вашу легенду, а я при этом смогу жить в уединении, вдали от настырных, любопытных глаз. Уверена, что за это время вы придумаете какую-нибудь новую легенду, но ваше насилие над моей семьей закончится.

Я не успевала замечать все разнообразие эмоций, которые отражались на лицах ирриори — злоба, страх, негодование, оскорбленное достоинство… интересно, какие из них были искренними?

— Ваше Высочество, позвольте сказать, что вы глубоко ошибаетесь, — старший ирриори успел спрятать страх за возмущением. — Мы никогда не согласились бы на такой… заговор. Вы должны понять, что мы и сами не имеем всей информации. Нашим миром правит сама живая земля, и вы читали об этом в книгах. Мы выполняем нашу роль, так как верим легендам Лиивиты, но, поверьте, мы знаем не больше, чем вы.

Понятно, они уже начали на всякий случай замаливать грехи. Интересно, на кого они свалят вину?

— Ваше Высочество, вы обсуждали это с Троем?

Как это неудивительно, что они решили взвалить вину именно на Троя. Ну что ж, я им верю.

— Нет, я не обсуждала с ним мои планы и не собираюсь этого делать. Он — друат моего отца и должен покинуть замок сразу после моей коронации.

Вот теперь на их лицах появилось единодушное выражение ужаса.

— Но как же!? Он же может вам помочь? Ведь уходящие друаты всегда помогают молодым монархам. Они никогда не уезжают сразу после коронации.

— Нет, — отрезала я. — Мы с вами все решим без него. Итак, позвольте спросить: принимаете ли вы мои условия?

— Мы не можем их принять, Ваше Высочество, у нас нет на это полномочий. Наша роль заключается в том, чтобы все события развивались именно так, как и должны. Позвольте предупредить, что Лиивита не предоставит вам возможности изменить вашу судьбу.

Голос старшего ирриори был слащаво-вежливым, но смысл его слов беспощадно кромсал мою робкую надежду.

— Вы намекаете, что, если я откажусь иметь ребенка, то меня заставят? — То, как быстро он отвел взгляд, прозвучало громким "да". — Могу ли я спросить, как именно меня будут заставлять заводить ребенка?

— Простите, я не знаю, у нас не было такого опыта. — Ирриори просительно склонил голову. — И надеюсь, что не будет.

— А могу ли я выбрать другого отца для моего ребенка?

В этот момент я должна была вспомнить в Риде, но перед глазами возникли губы Троя, дующего на мои холодные пальцы.

— Нет, Ваше Высочество. Мы получили письменные указания о том, кто должен стать отцом вашего ребенка.

— Кто дал вам эти указания?

— Клянусь, что нам не положено этого знать! — воскликнул старший ирриори.

Какая поразительная беспомощность! И как они, главные советники нашей земли, позволяют себе довольствоваться этим? Письменные указания появляются неизвестно откуда, неизвестно, от кого, и они слепо им следуют.

— Можете ли вы принять хоть какие-то из моих условий? — Я знала, что этот вопрос был похож на капитуляцию, но мне нужно было точно оценить всю тяжесть ситуации, чтобы начать планировать следующий шаг.

Старший ирриори отрицательно покачал головой, и я, не мешкая, направилась к двери.

— Принцесса! — окрикнул он меня. — Пожалуйста, подумайте еще раз. Лиивита — мирная, счастливая земля. Уверяю вас, что вы неправы, подозревая нас всех в заговоре. Пожалуйста, поговорите с Троем и смиритесь с предназначенной вам долей.

Ожидала ли я быстрой победы? Нет. Ожидала ли, что отсутствие Троя мне поможет? Не знаю. Я была разочарована, но не удивлена. У меня оставались два возможных пути спасения: воззвать к моему народу или сбежать. Идею о побеге я оставила на потом, когда снова получу весточку от Рида. Я решила обратиться за помощью к моему народу. Поверят ли они мне? Проявят ли сочувствие? Захотят ли защитить мою свободу и интересы или, как и ирриори, начнут суеверно держаться за состряпанную кем-то легенду? Мне предстояло выяснить это на следующей неделе, во время открытия сезона.

Хотя даже если мне удастся разоблачить ирриори и подорвать веру народа в легенду Лиивиты, кто знает, что они сделают тогда с бесполезной безумной принцессой?

* * *

Изначальная радость, связанная с отъездом Троя, постепенно рассосалась. Я думала, что без него время пролетит незаметно, но оно ползло. Он очень редко уезжал из замка, и его отсутствие звучало гулким эхом в коридорах и залах. Я силилась вспомнить, почему я так жаждала его отъезда, и даже моя относительная свобода уже не казалась мне такой привлекательной. Последний королевский час превратился в бесконечную пытку. Отец не разговаривал с гостями, и я сидела на ступенях его трона в одиночестве, бросая тоскливые взгляды на пустое место Троя и злясь на себя за это.

Иногда я ловила себя на том, что не могла вспомнить, за что ненавидела друата. Я останавливалась, вспоминала проведенные вместе годы, его губы, согревающие мои руки, его уверенное спокойствие, и мне приходилось напоминать себе снова и снова, почему я так страстно желаю, чтобы он уехал навсегда. Я стояла на балконе, тщетно надеясь, что услышу, как он зовет меня, и оглядывалась на дверь в надежде увидеть его лицо. Я не понимала, как и откуда пришла ко мне эта тоска. Скорее всего, я просто привыкла к постоянному присутствию Троя и, с его отъездом, поняла, что все эти годы он спасал меня от ежедневного одиночества. К концу недели я дошла до того, что начала корить себя за неблагодарность по отношению к друату. Однако все эти непредвиденные чувства уже не могли ничего изменить: у меня был составлен план действий, и я собиралась ему следовать.

В пятницу я снова встретилась с ирриори. Они пытливо вглядывались в мое лицо, пытаясь предугадать мое поведение, но я не дала им никакой пищи для размышлений и только вежливо улыбалась и обсуждала подготовку к открытию сезона.

* * *

В ночь на воскресенье я почти не спала, готовясь к грядущей поездке. Я взяла с собой несколько украшений из ниши, которая теперь сверкала новыми малахитовыми крышками. Подкупать мне было пока что некого, но я не знала, что ожидало меня дальше.

Когда я вышла к завтраку, Трой уже расправлялся с пышным омлетом.

— Мог бы и подождать меня, — не сдержалась я. Как будто в том, что я о нем скучала, была его вина.

— Я не знал, выйдешь ли ты к завтраку, — усмехнулся он. — В последнее время ты несколько непредсказуема.

А вот и ответ на вопрос, связались ли с ним ирриори.

Не обращая внимания на его слова, я разбила яичную скорлупу крохотной серебряной ложечкой.

— Я слышал, что пока меня не было, ты держала ирриори в хорошем тонусе? Молодец. Я изрядно посмеялся над их метаниями. Ты их довела до невменяемого состояния. — Он засмеялся так искренне, как будто мое поведение совершенно его не касалось.

Я тут же вспомнила, почему я хочу, чтобы он уехал навсегда: чтобы он не смеялся над тем, что разрушает мою душу.

— Я рада, что происходящее со мной тебя веселит, — сухо заметила я. — Ирриори посоветовали мне с тобой поговорить, так что не стесняйся, представь мне доказательства того, что легенда Лиивиты действительно правдива.

— Если бы я мог это сделать, то представил бы их тебе много лет назад, Ви, и ты об этом знаешь.

— Нет, Трой, я ни о чем не знаю и никому не верю.

— Тогда мне трудно будет тебя убедить, не так ли? — Улыбка на его лице была такой неуместной, что я скрипнула зубами. — Но хочу тебя предупредить: ирриори были правы. Ты должна подчиниться своей судьбе, Ви. Должна. В противном случае тебя заставят, и это будет весьма неприятно. — Он больше не улыбался.

Тягучий яичный желток застыл на моем языке холодной пленкой. От слов Троя у меня онемели губы.

— Кто меня заставит? — наконец, смогла спросить я.

— Не имеет значения, Ви. Знай, что тебе придется подчиниться.

— Это имеет значение, Трой. Меня заставишь ты, не так ли? Именно поэтому ирриори хотели, чтобы я с тобой поговорила? Чтобы ты мне угрожал?

— Да, — без колебаний признался он. — Заставлять тебя буду я.

В этот момент я возненавидела себя за все те часы, которые провела, вспоминая Троя, его руки, его губы и то, как он прижимался ко мне в тот единственный момент нашей случайной близости. Трой был во много раз хуже всех ирриори, хуже всех придворных вместе взятых. Где-то в глубине, под всей этой неожиданной романтической ряской, плавало осознание того, что именно друат станет концом всех моих надежд, всех моих планов.

Я не питала иллюзий. Шансы того, что я смогу перехитрить Троя, были ничтожными. Но я не могла сдаться без борьбы. Если мне не поможет мой народ, то я попытаюсь сбежать. Я пообещала себе, что никогда, ни за что не приму предначертанную мне судьбу добровольно.

* * *

После завтрака мы двинулись в путь: большая карета, украшенная зеленой эмалью, с королевским гербом и символами лета, за ней две кареты поменьше и двадцать человек слуг и стражи. Эти три дня мне предстояло делить карету с Троем и отцом. Мы почти не разговаривали, и я тщательно старалась не встречаться с Троем глазами. Отец дремал, и в пустой карете не на что было смотреть, поэтому я высунула голову из окна и махала прохожим, пока у меня не начали слезиться глаза. Тогда я притворилась, что тоже дремлю.

Мой план был до смешного прост. Другого мне попросту было не придумать, так как положиться я могла только на саму себя. Я собиралась выступить перед народом Лиивиты в конце открытия сезона, на благословенном холме. Во время таких поездок королевская процессия останавливалась в разных городах, но в конце неизменно приезжала к холму, чтобы благословить новый сезон на окторатуме и пожелать жителям Лиивиты счастья и достатка. Именно эта, последняя остановка всегда собирала огромную толпу народа. В этот раз я собиралась сделать все возможное, чтобы эта толпа была намного больше, чем когда-либо. Именно там я собиралась воззвать к моему народу.

Через два часа пути мы остановились в первом городе. Толпа встречала нас на площади, украшенной разноцветными лентами, портретами отца и венками из весенних цветов. Следуя давно отработанному плану, мы вышли из кареты и выступили перед народом. Вернее, выступать пришлось мне, по заученному шаблону, после чего я подала знак слугам, и они принесли мешок монет, которые мы, под улюлюканье и смех, стали бросать в толпу.

Однако в этот раз я немного отошла от шаблона. Под пристальным взглядом Троя, я попросила стражника о помощи и направилась прямо в толпу. Протянув монету трехлетнему мальчику, я оглянулась в поисках следующего ребенка. Стражник понял, что именно я задумала, и стал подзывать ко мне довольных мамаш с их чадами. Когда он отошел в сторону, я наклонилась к молодой женщине с блестящими, любопытными глазами и прошептала:

— Поделюсь с вами секретом: в конце нашей поездки я выступлю на благословенном холме и расскажу народу Лиивиты что-то особенное.

Ее глаза округлились, и она открыла рот, мотая головой из стороны в сторону, как будто не зная, кому первому рассказать об этой новости.

— Шшшш, — добавила я. — Это пока что секрет.

Ну да, конечно, секрет. Женщина важно закивала и тут же ринулась обратно в толпу. Я не сомневалась, что через несколько минут о моих словах узнает весь город, поэтому спешно вернулась к карете. Нужно было уехать оттуда, пока слухи не доползли и до нас.

Я прекрасно понимала, что жители Лиивиты решат, что "что-то особенное" было дебютом моего безумия. А что еще особенное я могла им предложить? Мне не хотелось их обманывать, но выбирать было не из чего. Дебют безумия и коронация нового монарха случались только раз в 25 лет, поэтому я не сомневалась, что распущенный мною слух привлечет огромные толпы народа.

Когда мы сели в карету, Трой не скрывал своего недовольства.

— Впредь изволь согласовывать всю самодеятельность со мной.

— И не подумаю. — Мне не хотелось его слушать, да и бояться его тоже порядком надоело.

Остальная часть поездки ничем не отличалась от ее начала. Мы останавливались в тавернах, приезжали в города, приветствовали народ, разбрасывали монеты, а потом я повторяла сцену с детьми, не забывая при этом распускать слух о моем грядущем выступлении.

В одну из самых последних остановок неожиданное событие сбило меня с толку. В толпе был Рид. Я не уверена, как я об этом узнала. Нас встречало более двухсот человек, и стража еле удерживала их вдали от кареты.

— В этот раз ты не станешь подходить к толпе, — приказал мне Трой.

На открывшейся взгляду площади две сотни тел двигались, как кишащий муравейник. Мне и самой не хотелось утонуть в нем, но, во-первых, я не могла пропустить эту возможность, а, во-вторых, я не собиралась слушаться Троя. В этот момент мне показалось, что я увидела Рида. Это длилось всего мгновение — а потом он снова затерялся в толпе. Мое сердце замерло и тут же застучало в бешеном ритме. А что, если мне не придется выступать на благословенном холме? Вдруг Рид похитит меня прямо сейчас? Мне необходимо было слиться с толпой, дать ему шанс. Стараясь не вызвать подозрений у Троя, я выискивала бывшего любовника среди множества других лиц, и, наконец, поймала его взгляд. Он улыбнулся и одними губами прошептал что-то похожее на "обещаю". В моей груди разлилось тепло. Да, я смогу любить этого мужчину, который, рискуя всем, пришел сюда, чтобы увидеться со мной.

Закончив с приветствиями и разбросав монеты, мы начали прощаться. Как будто предчувствуя мое неповиновение, Трой оставил отца и встал за моей спиной, положив руку на мое плечо. Я вывернулась и, подмигнув стражнику, спустилась с помоста. Трой попытался схватить меня за талию, и я рванулась вперед с такой силой, что чуть не упала с последней ступеньки. Стоящие вокруг горожане ахнули, и натиск толпы усилился. Я подошла к молоденькой девушке с грудным ребенком и вложила монету в ее руку. Шепча мой "секрет", я бродила глазами по толпе, выискивая Рида. Где же ты, не оставляй меня, хватай меня прямо сейчас! Второго такого шанса нам может не представиться!

Дослушав меня, женщина начала было отвечать, но задние ряды надавили на нее, и, жалобно вскрикнув, она споткнулась и начала падать прямо на меня. Стражник попытался оттеснить от меня толпу, но руки Троя рванули меня в сторону так яростно, что меня замутило. Я закрыла глаза, и мир пронесся вокруг меня по кругу.

— Я не собираюсь бегать за тобой, как за двухлетним ребенком, — раздраженно сказал Трой. Мы стояли около кареты. — Внутрь! — скомандовал он. — Надеюсь, что ты довольна своей выходкой.

Я бросила последний взгляд на уже успокоившуюся толпу и, не заметив в ней Рида, скрылась в карете. Была ли я разочарована, когда мы снова отправились в путь? Да, безусловно. В моих мечтах Рид был прекрасным рыцарем, который похищал меня на глазах у всех, на городской площади. При этом народ Лиивиты с радостью помогал ему, так как хотел добра для своей печальной принцессы. Когда этого не случилось, я начала мечтать о том, как вооруженный отряд во главе с Ридом остановит нас на дороге, свяжет Троя и стражу и похитит меня. В моем воображении светлые волосы Рида красиво развевались на ветру, когда он доблестно сражался с Троем за мою свободу.

Эти мечты рассеялись, когда за последующие часы нашего пути не случилось абсолютно ничего. Но я не расстраивалась. Ведь Рид прошептал "обещаю", и мне следовало догадаться, что он еще не готов, что он не забрать меня прямо сейчас и говорит о будущем.

Когда мы подъехали к благословенному холму, меня переполняла звенящая энергия. Через несколько минут мне предстояло обратиться к моему народу и почувствовать их любовь и доверие. Любят ли они меня так же сильно, как и моего отца? Я дрожала от восторга и напряжения, готовая бежать впереди кареты, чтобы первой взобраться на холм и сделать так, чтобы меня услышали.

У подножия холма благословения собралась огромная толпа. Как море, она омывала холм и спускалась к городу, застревая между домами в узких улочках.

— Смотри, Ви, — сказал удивленный Трой. — Они пришли сюда из-за тебя, они ждут твоих новостей. Никогда еще открытие сезона не привлекало такой толпы.

Несмотря на волнение, я хихикнула. Трой не подозревал, что этих людей привлек сюда распущенный мною слух.

Жрец был уже готов к нашему прибытию. У входа на окторатум были установлены голосовые трубы, а рядом стояла корзина с благословенной землей, которую нам предстояло разбросать на холме. Под громкие восклицания толпы мы выбрались из кареты и подошли к жрецу. Меня вдруг осенило понимание важности и необратимости этого момента, и я прислонилась к колонне в поисках опоры. Перед глазами поплыли черные мушки, и я заставила себя наклонить голову, чтобы не потерять сознание. Я должна сделать то, что задумала. Мой народ поймет и поддержит меня. Я посмотрела на улыбающиеся лица, и мое дыхание выровнялось.

Король Диин Риссольди махал рукой преданному ему народу, в то время, как его дочь, предательница, стояла на окторатуме, готовясь разрушить легенду живой земли.

Трой повернулся и сделал знак, чтобы я подошла к трубам. Наступило время благословения. Ровным голосом я произнесла положенные слова, и отец разбросал вокруг нас комки влажной земли. Слуги и стража подошли вплотную к толпе, подбрасывая в воздух сверкающие на солнце монеты. Пользуясь тем, что жрец отвел отца к центру окторатума, я решительно вернулась к центральной трубе. Воздух вокруг меня сгустился, и я с трудом втянула его в мою дрожащую грудь. От важности момента я еле дышала, и перед глазами плыли разноцветные круги. Толпа почувствовала, что я собиралась сказать нечто важное, и слилась со мной теплой энергией ожидающего ропота.

— Они поймут меня, — прозвучало у меня в голове. — Ведь нельзя не понять голую человеческую боль, корчащуюся у твоих ног?

— Народ Лиивиты! — начала я, и мой голос потрескивал от вложенной в него энергии. — Я, принцесса Вивиан Риссольди, хочу сообщить вам важную новость. — Из-за звона в ушах я не слышала ничего вокруг. Весь мир сузился до отверстия трубы. Я больше не видела толпы, не слышала их коллективного вдоха, я погрузилась в свои слова, и они сыпались по склону холма звенящими монетками. — Я знаю, что вы с нетерпением ждете дебюта моего безумия, но мне нечем пока что вас порадовать. Более того, я хочу открыть вам правду, которую недавно узнала сама. Причина безумия в королевской семье никак не связана с легендами. Из поколения в поколение нас заставляют иметь детей с кровными родственниками, страдающими безумием. Ирриори требуют, чтобы я приняла эту судьбу, и я умоляю вас о помощи. Помогите мне! — выкрикнула я с мольбой, заметив, что стражники собираются вокруг меня воинственным полукругом. С каждым словом моя уверенность росла: народ не может не поддержать свою принцессу, не может не защитить ее от вопиющей жестокости. — Стража попытается заставить меня замолчать, — снова закричала я. — Не позволяйте им! Я прошу вас о свободе, о праве выбора, где и как мне жить. Я не хочу обрекать моего ребенка на безумие. Пожалуйста, помогите мне! Выступите против ирриори и заставьте их подарить мне свободу!

Я иссякла. Мне осталось только повторять мои слова снова и снова, следя за напряженно выжидающей стражей. Толпа переговаривалась. Многие смотрели на меня с удивлением, некоторые — с сомнением, некоторые — с жалостью. Еще немного, еще чуть-чуть, и они проникнутся моей болью. На лицах появились улыбки, в первом ряду несколько женщин прижали руки к груди.

— Принцесса безумна! — раздался выкрик откуда-то сбоку, и через пару секунд толпа взорвалась радостными криками. Люди обнимались, хлопали в ладоши, вытирали счастливые слезы. О нет! Неужели они приняли мои слова за признак безумия?

— Нет! — закричала я изо всех сил. — Нет! Я не безумна! Поверьте, я говорю правду! Безумие никак не связано с легендами Лиивиты. Задумайтесь: вы когда-нибудь видели доказательства того, что эти легенды правдивы? — Толпа притихла. — Вот видите! Я тоже никогда не видела ни одного доказательства. А теперь я знаю причину безумия в моей семье. Умоляю вас, помогите мне! Заставьте ирриори подарить мне свободу!

Толпа зашевелилась, и шум голосов пополз по склону холма. Я не могла слышать, что они говорили, но я видела, как блестели их глаза, чувствовала их энергию. Я чувствовала, что они услышали меня. Я сказала все, что могла, и теперь ждала их приговора. Стражники отвернулись от меня и теперь с интересом смотрели на толпу. Неужели кто-то их остановил? Текли бесконечные минуты, но шум голосов не стихал. В какой-то момент я поняла, что больше не способна ждать.

— Пожалуйста… — снова попросила я.

И тогда мой народ повернулся ко мне, и я встретила сотни прямых, искренних взглядов. Преданные мне люди, которые пришли посмотреть на меня, которые выкрикивали мое имя, которые вышивали герб моей семьи на занавесях и покрывалах, которые давали своим дочерям мое имя. Они улыбнулись мне и закричали:

— Ура безумной принцессе! Да здравствует новая королева Лиивиты! Ура безумной принцессе!

Они сканировали эти слова почти в унисон, как будто готовились к этому целую вечность. Они не поверили ни единому моему слову, и с легкостью придумали всему свое объяснение.

Я выдохнула и отступила на шаг назад, ожидая, что меня тут же насильно отведут в карету. Но минуты шли, толпа все еще кричала, а ко мне никто не прикасался. Я обернулась назад в поисках Троя. Он стоял с отцом в центре окторатума, и они оба смотрели на меня. В тот момент я поняла, что именно Трой остановил стражников и дал мне договорить. Ему нечего было бояться. Он прекрасно знал, что я сама приведу себя к полному провалу.

Выигравший — Трой Вие. Проигравшая — Вивиан Риссольди. Счет не имел значения. Это был окончательный проигрыш. Теперь мне никогда не дадут сбежать из замка.

Не глядя по сторонам, я забралась в карету и задернула занавесь. Скандирование не прекращалось, и я заткнула уши, зажмурила глаза и так и сидела всю дорогу домой.

* * *

Когда мы вернулись в замок, я приказала поставить перед моими покоями двух стражников.

— Не пускайте ко мне никого, кроме моей служанки. Надеюсь, мне не придется повторять: никого.

Раздевшись, я забралась с головой под одеяло и позволила ужасу охватить меня. Боги, как же мне было страшно. Я была совсем одна, совершенно одна, окруженная бесконечными секретами, недосказанностью и равнодушием. Народ не смог или не захотел меня понять. Вскоре все мое существование будет выставлено на посмешище перед этими бесчувственными людьми, которые будут купаться в каждом проявлении моего бессилия.

Потом я стала ругать себя за то, что понадеялась на преданность народа, который меня совсем не знал. Я еще не заслужила их любовь, ничем себя не проявила, но при этом разрешила себе положиться на беспочвенную надежду. Сколько раз я пыталась сбегать? Десять? Двадцать? Меня подбирали на дороге, в лесу, в городе и неизменно возвращали в замок. Так с чего же я решила, что они поверят в то, что легенда Лиивиты — это ложь, и помогут мне?

Не знаю, как долго я так лежала, дрожа и плача, жалея себя и потом ругая себя за эту жалость. Время от времени приходила служанка, пытаясь заставить меня поесть. Она была единственным человеком, которого я впускала в покои. Меня пытались навестить ирриори, Трой, один раз приходил отец. Но я отказалась с ними разговаривать, и стража преданно ночевала на полу у моей запертой двери, охраняя мое добровольное одиночество.

Служанка щебетала о чем-то неизменно оптимистичном, улыбалась и распахивала окна, пытаясь выманить меня наружу. Как и всегда после открытия сезона, погода изменилась, и наступила сухая июньская жара. Мне она казалась почти невыносимой, с каплями крови на потрескавшихся губах, с постоянным жаром и головокружением. Я с трудом выползала из постели, закрывала окна, сдвигала занавеси и снова сворачивалась под одеялом, и меня трясло так долго и сильно, что я прикусывала язык и морщилась от вкуса крови.

А потом в мои покои ворвался Трой. Я хотела закричать на него, но он тут же вышел в коридор и начал ругаться на стражу и слуг. "Как вы могли не заметить, что Вивиан больна? Почему никто не позвал лекаря?" Потом друат вернулся, положил холодную руку на мой пылающий лоб и пробормотал что-то нелестное в адрес безответственных принцесс. Я попыталась спрятаться под одеялом, слишком слабая, чтобы с ним спорить. Он что-то кричал, выплевывал резкие приказы, тряс меня за плечи, но в моем облаке покоя не было места нервничающим друатам. Его образ колыхался перед глазами зыбким маревом, и мне казалось, что и сам друат, и мои мысли были нереальными, и от этого я улыбалась. Глядя на мою лихорадочную улыбку, Трой волновался еще больше и кричал на служанку, которая вытирала мое лицо влажной тканью.

— Быстрее! Почему вы еле двигаете руками? Посмотрите, что с Ви происходит!

— Это она такая из-за лихорадки, — попыталась успокоить его служанка.

— Она мне улыбается! Вы что, не понимаете, что это значит, что она в бреду? Иначе она никогда бы мне не улыбнулась!

— Правда, — прошептала перепуганная служанка и накрыла мое лицо мокрой тканью.

— Да не так же, не в глаза! Отойдите! — Трой вырвал тряпку из рук служанки и наклонился ко мне. — Если лекарь тотчас же не появится, то я спущу с него шкуру!

Потом мне было холодно и мокро, и кто-то растирал мои ледяные пальцы.

— Ви, не засыпай, оставайся со мной. Ви, ты слышишь меня?

Я засмеялась. По-настоящему, громко, весело, только смех этот закончился рваным кашлем.

— Знаешь, что удивительно, Трой: мне очень хочется жить. Надо же, кто бы заподозрил такое.

— И не думай о другом. Прекрати сейчас же. Скоро мы найдем лекаря, и все будет в порядке. Ты — самая упрямая женщина на живой земле, и никакой болезни с тобой не справиться.

Он так и сидел со мной, меняя влажные повязки на моем лбу и запястьях, и рассказывая что-то забавное из жизни наших слуг.

А потом хлопнула дверь, и в моих покоях появился королевский лекарь.

* * *

Итак: я заболела. Что-то во мне сломалось, потеряло направление, и мое тело сдалось. Обычно я старалась не болеть или, по крайней мере, не признаваться в том, что заболела, так как визиты лекаря не грозили ничем хорошим. Он выворачивал все жалобы наизнанку, и, в конечном итоге, виноватой в своей болезни всегда оказывалась я.

В детстве у меня часто болели уши, и лекарь заявил, что это было последствием моего непослушания. Если бы я слушалась моего отца, то уши не пострадали бы. Якобы я запирала в себе какую-то негативную энергию, и мое тело страдало от моих же грехов. После этого заявления, при каждой жалобе на боль в ухе ирриори норовили меня наказать, пока отец, тогда еще принимавший участие во всех делах замка, не приказал им прекратить. Когда у меня болел живот, лекарь объявлял это следствием моего "нервного состояния". Мне очень хотелось протестовать и спорить, что расстройство желудка было последствием плохо прожаренного мяса, но всякий раз, когда я пыталась себя защитить, я ловила осуждающий взгляд ирриори и замолкала. Осматривал меня лекарь наедине, но диагнозы объявлял торжественно, в присутствии отца, слуг и ирриори. Это было мучительно и несправедливо, но, когда я пыталась заставить отца что-то изменить, он непреклонно отвечал: "Будешь спорить с традициями, напрасно потеряешь время".

Вот и теперь ирриори были в полном сборе и стояли в коридоре около моей спальни в компании слуг, моего отца и Троя. Они ждали, когда лекарь закончит свой осмотр и позовет их на этакий спонтанный консилиум. В этот раз мне было все равно.

Лекарь плотно прикрыл за собой дверь и, поджав губы, откинул мое одеяло. Интересно, за что он меня так не любит?

— Извольте показать мне ваш язык, Ваше Высочество.

Я послушалась. Видимо на моем языке было нечто крамольное, так как он состроил неприязненную мину и начал пощипывать мои запястья. Потом, прижав к моей груди большую деревянную трубку, он попросил:

— Соизвольте дышать.

— Хорошо, — прохрипела я.

Он отшатнулся.

— Вы хрипите! — Лекарь ткнул в меня обвиняющим пальцем.

— Да, — я попыталась откашляться. — У меня болит горло, и сел голос.

Убрав трубку в карман и вернув одеяло на место, лекарь недовольно покачал головой.

— Ну что ж, Ваше Высочество, опять вы взялись за старое! — Он распахнул дверь, впуская посетителей в мою спальню.

Я была слишком слаба, чтобы ненавидеть его. Зажмурив глаза, я натянула одеяло до носа и попыталась отвлечься от происходящего.

— Горло человека — всего лишь канал для выражения мыслей и чувств, — гнусаво начал лекарь, обращаясь к набившимся в комнату обитателям замка. Ее Высочество Вивиан Риссольди скрывает свои чувства, и она наказана болями в горле. Ей должно быть очевидно, что именно следует сделать, чтобы восстановить баланс.

— А может ей налить горячего чаю, господин лекарь? — робко спросила служанка.

— Никакого чая ей не требуется. Ей станет легче, когда она станет честна с окружающими, — категорически заявил лекарь.

Я еле сдержалась, чтобы не хмыкнуть. Надо же, впервые за эти годы я была готова признать, что в словах этого шарлатана может таиться доля правды. Во мне накопилось слишком много чувств, слишком много слов. То, что я выкрикнула с окторатума Лиивиты, было лишь малой долей всего того многословия, которое то и дело норовило вырваться наружу.

Я знала, что присутствующие смотрели на меня, надеясь на ответ, и поэтому притворилась спящей. Не дождавшись моей реакции, они разочарованно высыпали обратно в коридор.

Я позволила себе проваляться в постели еще два дня. Как всегда, лекарь был неправ: я выздоровела несмотря на его обидные умозаключения. Потом я заставила себя встать, принять ванну и задуматься о будущем. Особых причин для оптимизма у меня не было, однако я рассудила, что хуже мне стать уже не может.

К сожалению, я ошиблась. В ту ночь ко мне пришло безумие.

* * *

Я проснулась от ощущения, что кто-то трясет меня за плечо. Вокруг висела сочная ночная тишина, не прерываемая ничем, кроме моего поверхностного дыхания. На вопрос "Кто здесь?" ответа не последовало. Опасливо выбравшись из постели, я зажгла свечу и тут же закричала от ужаса и упала на колени, схватившись за лицо. Не успев разгореться, свеча скатилась со стола, погружая меня в липкую темень.

Дверь распахнулась, разорвав тьму полукругом желтого света, и вбежавший в спальню стражник склонился надо мной. От него пахло усталостью и страхом.

— Что с вами, Ваше Высочество? — Он сонно оглядывался по сторонам, держа наготове нож.

Не отнимая рук от лица, я невнятно пробурчала: — Ничего плохого не случилось, ступайте. Я шла в ванную комнату и… ударилась.

Он неохотно удалился, и, услышав хлопок двери, я опустила руки и снова зажгла свечу. По полю зрения расползались черные, округлые пятна. Они наслаивались друг на друга, множились, скрывая от меня окружающую действительность. Став на четвереньки, я тяжело дышала, дрожа от ужаса. Холодный пот стекал по моей спине, пропитывая тонкую сорочку. Я догадывалась, что предвещали эти пятна, хотя мне и не рассказывали о том, как именно проявится начало безумия. Почему же оно началось именно сейчас, когда я обессилела и признала поражение? Какой бессмысленный вопрос.

Внезапно мне показалось важным запечатлеть происходящее со мной на бумаге. Зачем? Не знаю. Надеялась ли я, что, вылившись на бумагу, эти пятна исчезнут их моих глаз и никогда не вернутся? Собиралась ли я показать их кому-то, чтобы убедиться, что они — всего лишь часть моего сна?

Накинув шаль, я вышла в коридор, умудрилась улыбнуться стражникам и попросить их оставаться на месте. Дойдя до своего кабинета, я сняла со стены потухший масляный факел, зажгла свечи и достала толстый лист пергамента, который мы использовали для официальных посланий. Наклонив факел, я наблюдала, как густые капли черного, сгоревшего масла падали на пергамент и сливались друг с другом, становясь похожими на гроздья винограда. Горький запах заполнил мои ноздри, и я получила от этого странное удовлетворение.

Между тем, пятна не исчезали. Теперь уже чернота заполнила почти все поле зрения, и я, все еще держа в руке потухший факел, вслепую опустилась в кресло. Это оказалось очень вовремя, так как перед моими глазами понеслись полосы яркого фиолетового света, оставляя за собой мириады искр. Когда поток остановился, черные капли начали исчезать так же быстро, как и появились. Маленькими запятыми, они крутились на месте, потом уносились куда-то за пределы моего зрения, подхваченные фиолетовыми линиями. В ушах зазвенели странные переливы. Это настолько отвлекло меня, что, когда я почувствовала прикосновение к своей руке, то закричала в голос.

— Отдай мне факел, ты его уронишь.

Трой с интересом смотрел на масло, разлитое по пергаменту. Картина уже не была похожа на гроздь винограда, капли слились в одну бесформенную черную лужу. Я разрешила ему взять факел и потянула пергамент на себя. Я не хотела, чтобы Трой был рядом, чтобы он был частью происходящего со мной. Было достаточно того, что он появился в кабинете и теперь единственный во всем замке знал мою тайну.

Трой не собирался отдавать мне пергамент, и я дернула его к себе. Масло обволокло мои пальцы и закапало на колени, насыщая тонкую ткань ночной рубашки и повторяя ту картину, которая разыгралась перед моими глазами. Друат перегнулся через стол и теперь пристально смотрел на узор, появляющийся на белом хлопке. Меня парализовало. Я не могла отодвинуть пергамент и только смотрела, как темнеет подол рубашки, и как по моим ногам бегут тонкие, черные струи.

В этот момент я заметила, что мое зрение вернулось в норму. Что же со мной происходило?

Трой обошел вокруг стола и, глядя мне в глаза, опустился на колени. Сняв свою рубашку, он начал вытирать масло с моих ног, оставляя на коже липкую пленку. В этом было нечто настолько интимное, почти неприличное, что я задержала дыхание. Тепло его голой груди около моих колен, липкое масло на его пальцах и на моей коже. Его близость, его участие, застывшие на его лице немые вопросы, все это напомнило мне о том влечении, которое однажды захватило меня с дикой внезапностью. Как же мне хотелось узнать, что я ошиблась, что я была неправа на его счет, что он действует в моих интересах и защитит меня от притязаний ирриори. Для этого требовалось сохранить мою новость в тайне, дать мне всего несколько дней, чтобы выдвинуть ирриори мои новые требования и добиться их согласия.

— Не рассказывай, — попросила я. Хотя нет, не попросила, а просто сказала, ни к кому не обращаясь, так как знала, что просить об этом бессмысленно.

Трой смотрел на меня так напряженно, как будто с трудом удерживал какие-то важные слова. Ругательства? Обещания?

Я никогда не узнаю, о чем он думал в тот момент, так как он промолчал.

Да, к моему величайшему сожалению, Трой Вие был именно таким, каким я его себе представляла. Враг, чужак, играющий на стороне ирриори. У меня не было сомнений, что он догадался, что со мной происходило, и что он выдаст меня окружающим, и мир закрутится вокруг меня таким волчком, что будет поздно о чем-то мечтать.

— Тебе следует уйти, Трой.

— Ви, поверь, я могу тебе помочь, ты увидишь. Теперь все будет по-другому. Это — только начало, и тебе понадобится моя помощь. Я останусь с тобой, я…

— Тебе… следует… уйти… Между нами ничего не изменилось и не изменится. После моей коронации ты уедешь отсюда, а пока что держись от меня подальше.

Глядя в его прищуренные глаза, я на секунду потеряла ход мыслей. Он все еще держал в руках свою испачканную рубашку и поглаживал ею мои ноги. В свете свечей его кожа отливала янтарем, и мне хотелось провести рукой по его груди.

Возможно ли доверять мужчине только потому, что тебя к нему тянет? Причем тянет так, что твоя спина сама прогибается навстречу его рукам? Я думала об этом непозволительно долго, и мне показалось, что Трой об этом догадался. Он качнулся, отбросил рубашку и положил руку на мое колено, рисуя большим пальцем масляные круги.

"Давай же, придумай что-нибудь, убеди меня, что ты на моей стороне. Сохрани мою тайну. Удиви меня, измени мое прошлое и помоги мне радоваться моему будущему", — молча молила я его.

Я не знала, правильно ли поступаю, отвергая его помощь сейчас, когда меня мутило от страха, но сомнение не отразилось в моем взгляде. Одернув мою ночную рубашку, Трой вышел из кабинета.

Следующее утро подарило мне ответ на вопрос о доверии. Трой Вие выдал мой секрет всей Лиивите.