— Ты во мне ошибся, я пустышка! — с таким открывающим гамбитом я вошла в квартиру Егора. Весь день мучилась, но не породила никаких выдающихся идей. — Я ни на что не способна!
— Это потому что ты проголодалась. Доставка прибудет минут через десять.
— Я серьезно.
— Я тоже.
Идеи есть, но мелкие, неоригинальные. Очередной конкурс красоты для новорожденных глобальной идеей не назовешь, как и дебаты клуба девственниц, как и парад выдающихся мужчин, как и службу поддержки молодым мамам. Все было и не раз. Новых тем нет, надо изловчиться увидеть старую тему под необычным углом, но не получается. В голове крутятся совершенно нереальные мысли о «заметках оборвашки» и моей журналистской карьере.
Чувствую себя мошенницей, притворяющейся экспертом. Разоблачение будет горьким, Егора разочаровывать не хочется, ведь он верит в меня как никто другой. Даже тетя, и та активно проповедует «выше головы не прыгнешь». Только сейчас изменила мнение, потому что нашлись же атлеты, прыгнули и не раз. Егор разбудил во мне детские мечты и теперь ждет чего-то грандиозного, а я и на посредственность не тяну.
— Обиделась? — Егор встал рядом у окна, глядя на вечерний город.
— Нет. Размышляю.
— Так вот откуда этот странный шум, будто шестеренки крутятся. Ты поосторожней, опасно так активно думать.
Я смотрю на размытый желтыми огнями проспект, а Егор — на меня. Его попытки поднять мне настроение не срабатывают.
— Какой рекорд мира в прыжках в высоту? — спрашиваю.
— Ну вот… — усмехнувшись, Егор отошел от меня и зажег свет на кухне. — Я-то надеялся, ты обо мне думаешь или хоть о журнале, а ты… Не помню точно, что-то около двух с половиной метров. Мужики прыгнули выше собственной головы, это точно.
Он опять угадал мои мысли.
— А женщины?
Поняв, что меня не сдвинуть с этой темы, Егор достал телефон.
— Тоже выше головы, — показал страничку в сети.
Квартира Егора — высший пилотаж пентхаузов, кирпичная стена, и та имеется. Дом блочный, кирпичи декоративные. Чистенькие, красные, свежая облицовка. Чувствую себя такой же подделкой, как эти кирпичи, фантазеркой без фантазии. Страшилку могу придумать, помню идеи для конкурсов и стенгазет — а с журналом тупик.
Егору ничего объяснять не надо, он догадался. Кладет широкую ладонь на подоконник и наклоняется, отрезая меня от внешнего мира.
— Не накручивай себя! Ты найдешь свою идею, ни с чем ее не спутаешь.
— «Мою»? Не мою идею, а ту, которая подойдет тебе!
— Ну да… пусть так… — Егор рассеянно улыбнулся. — Когда ты одержима идеей, у тебя руки трясутся. Глотаешь слова, прикусываешь язык от спешки. Но при этом рассказываешь так, что тебе безоговорочно верят. Последнюю рубашку отдашь за твои выдумки!
Вы мечтатель, Егор Валерьевич Воронцов!
Я разложила на столе листы со списками тем. Во время ужина обсудила с Егором возможные варианты, но энтузиазма на его лице не заметила. Да и сама не горю интересом. Ужин, кстати, отличный, хотя и слишком обильный. Не желая разбираться с правилами моей диеты, Егор скупил половину меню китайского ресторана.
— Может, мне дома будет лучше думаться, а то сижу у тебя на шее и ничего полезного не произвожу, — заключила я.
Егор отложил палочки и вытер руки салфеткой. Тер долго, тщательно, потом провел ладонью по шее. Волнуется или злится. Или проверяет, где именно я расселась у него на шее.
— Ты согласилась подобрать мне стиль одежды. Что-то изменилось за эти несколько часов? — собранный, напряженный, он резко отодвинул стул и взял меня за руку. — Пойдем! Это займет несколько дней, у меня куча тряпья.
Почти насильно затащил меня в гардеробную — место, о котором мечтают миллионы женщин.
Вход через раздвижные двери, внутри достаточно места для еще одной спальни. Идеальный порядок, обувь на полочках, костюмы рядами, рубашки и галстуки по цвету. Необжитый, нетронутый вид, и только справа в углу заметно присутствие хозяина. Рубашки-поло, футболки и джинсы, и ящик с носками зияет открытой пастью. Одна пара на полу, застряла под дверью. Егор пнул ее ногой, отбрасывая в сторону.
— Давай… говори, что мне надо… — Он не на шутку раздражен, то ли моим намерением уехать, то ли необходимостью проводить экскурсию по шмоткам. — Доставай свою параферналию… цветовой круг или что еще. Будем разбираться, что со мной не так.
Ему тошно от мысли, что придется копаться в тряпках и обсуждать их. Трет лапищей шею и морщит нос, уговаривает себя не злиться, но получается плохо. Зачем он это делает, спрашивается? Удерживает меня, дает странные задания, с главным из которых я пока не справилась. Да и второе тоже провалю, потому что смотрю на Егора предвзято. Постоянно помогаю знакомым, а с ним как заклинило. Внутреннее сопротивление зашкаливает, не хочу вмешиваться в то, какой он. Ему идет быть растрепанным снаружи и невероятным внутри.
Когда он разговаривал с подчиненными, был заметен не из-за джинсов и вечно торчащего воротничка, а из-за силы, уверенности и ауры порядочности, которую сейчас редко встретишь. И из-за интеллекта, самого сильного афродизиака в мире.
В костюме он очень хорош, в этом сомнений нет, но это не он. Именно контраст внешнего и внутреннего делает его уникальным.
И какой, спрашивается, из меня профессионал?
Провела ладонью по костюмам, подсчитала ботинки. Не маленькая коллекция.
Егор старается не вздыхать слишком громко, но восторга явно не испытывает. Морально готовится к долгим и мучительным разборкам гардероба.
— Все-то ты знаешь про работу стилиста, — сказала, прищурившись, — и гардеробная у тебя роскошная, и порядок удивительный…
— У меня есть уборщица.
— С дипломом стилиста? Эту одежду покупал не ты, ее подбирал профессионал. И гардеробную тоже не ты придумал.
Егор выдохнул резко, почти с хрипом.
— Отец кого-то прислал, давно, я ничего не помню.
— Врунишка. Стиль вот этого костюма — прошлый год, весна.
— Приходили какие-то люди. Можешь все выбросить и начать сначала, — ответил сквозь сжатые зубы. Злится на себя за наивность. Неужели вправду думал, что я не замечу почерк профессионала?
Подошла ближе, внимательно присмотрелась к Егору. Определенно, мне нравятся крупные черты лица, в них честность, откровение. Сотни оттенков эмоций, хотя и негативных.
Провела ладонями по его плечам, потому что захотелось. Поправила вечно торчащий воротничок, дотронулась до пуговиц. Если коснуться его лица, то напряжение рассеется, утечет в мою ладонь. Егор странно на меня влияет, раскачивает что-то внутри, заставляет желать ему добра. От души.
Касаюсь ладонью его щеки, приятное сочетание теплой кожи и вечерней щетины. Провожу кончиками пальцев по подбородку и… вздрагиваю от резкого движения.
Оттолкнув меня, Егор выскочил из гардеробной в спальню, чуть дверь не снес.
Давно я так не краснела!
А ведь убедила себя, что Егор испытывает ко мне хотя бы симпатию. Но то, как он оттолкнул меня с выражением священного ужаса на лице, говорит само за себя.
— Прости, я… это… — мямлю, сжавшись от неловкости. Я совершенно не понимаю Егора, ни мотивов, ни поступков, ни острого замешательства. Поэтому пытаюсь выкрутиться и извиниться одновременно: — Я поправила твой воротничок…
Даже в полутьме спальни очевидна его борьба с собой. Наклоняется ко мне, смотрит близоруким взглядом… или нет, зрение у него нормальное. Растерянным взглядом, вот каким. Словно собирается поцеловать, но нет, показалось. Поднимает руку, собирает в кулак материю платья на плече и встряхивает меня с неожиданной силой, словно приводя в сознание.
От удивления открываю рот, и его взгляд опускается к моим губам. Егор снова встряхивает меня, потом резко отстраняется, будто нас, подростков, застали родители.
— Не надо поправлять…так… Я видел, знаю… ты хорошо поправляешь воротнички… галстуки… и рубашки тоже… — скрежещет. Лицо перекошено, взгляд недобрый. Разжимает пальцы на моем платье и сосредоточенно смотрит на руку, словно ищет на ней грязь. — Не надо со мной, как с ним! — выдыхает с усилием и тут же спрашивает: — Скажи, Аль, что ты в нем нашла?
Осознание ударяет в лицо взрывной волной.
Никита.
Я начисто про него забыла. Раньше думала только о нем, и вдруг — пробел. А Егор, свидетель моей влюбленности, не забыл. Он отвлекся, был слишком занят мной, чтобы думать о старом недруге. Но не забыл, в том числе и то, как всего три дня назад я поправляла рубашку и галстук Никиты перед встречей с мэром. Егор стоял рядом, его осуждение казалось вызовом, и я нарочно старалась, как заботливая жена.
И вот я повторила те же движения на нем. Три дня спустя.
Я тронула оголенный нерв, взорвала мысли Егора, заставив вспомнить о школьном идоле, которому я поклонялась. Годами. Одно имя которого приводит Егора в бешенство.
Никита объявил нас парой на благотворительном вечере. Всего три дня спустя я нежно касаюсь лица его недруга. Боюсь представить, какие корыстные мотивы заподозрил Егор.
— Я спрашиваю о Королеве, но ты и сама догадалась. Вижу по твоему лицу, ты сразу о нем подумала, — выплевывает Егор. — Ты правда из-за него приехала на вечер встречи?
— Я не хочу о нем…
— Ответь, Аль!
— Да, из-за него.
— Все эти годы о нем вспоминала? Пять лет?
— Да.
— Как ты… что ты могла в нем видеть?! — Егор возмущается, заведомо осуждает меня за слепую влюбленность.
А еще он проверяет, скажу ли я правду. Какая-то часть его надеется на ложь, что я забыла Никиту, а недавняя встреча ничего не значила. Этими словами я, искусный визажист, запудрю правду и позволю нам с Егором закончить то, что только что началось в полутьме его спальни.
Но эта ложь однажды всплывет между нами, разверзнется, как трещина в фундаменте дома, разрушая все построенное.
Я не стану врать, не ему. Мои чувства к Никите изменились, но это случилось слишком недавно. Как бы я ни стыдилась свой прошлой слепоты, осуждать себя не позволю никому, даже Егору. Мне не нравится его тяжелый взгляд и то, как ощутимо от него повеяло холодом.
— Я не знаю, что видела в Никите раньше, но сейчас он разительно изменился, — говорю ровным тоном. Оправдываться не стану.
— Нет! — рявкнул Егор, потом повторил мягче: — Нет. Он всегда был таким.
— Раньше я этого не замечала.
— Он звонил тебе после благотворительного вечера?
— Да, звонил, но мы не разговаривали.
Никита звонил несколько раз, и я заблокировала его номер.
Мы с Егором вступаем в словесную дуэль. Сражаемся словами, и с каждой фразой из наших отношений утекает тепло. Между нами глыба осуждения с весомой долей предвзятости. Егор не может с ней справиться.
— Что тебя связывает с родителями Королева?
— Ничего особенного. Надеюсь, ты и прошлого стилиста допрашивал с такой же дотошностью.
Морщится. Пытается справиться с собой, но не получается.
Вздохнув, я пробую вернуть нас с Егором в прошлое русло, до того момента, когда между нами встрял Никита.
— Насчет твоего стиля… — протягиваю руку и изгибаю бровь, спрашивая у Егора разрешения.
Он молчит, и я рискую — касаюсь его и снова поднимаю воротничок.
— Готово!
Егор молчит. В темных глазах отблески света в гардеробной, вечерние тени хранят тайны его мыслей. Мы стоим лицом к лицу и молчим.
— Что готово? — с трудом выговорил долгую минуту спустя.
— Твой стиль.
— Ты ничего не сделала.
— И другим не позволю. Для официальных встреч у тебя есть полный набор костюмов, а для каждого дня твой стиль подходит тебе как ничто другое. Особенно задранный воротничок.
— Издеваешься?
— Нет. Клянусь! Мне очень нравится.
Егор колеблется, но недолго. Выходит на кухню и шарит между тарелками в поиске ключей.
— Я отвезу тебя домой, — говорит решительно.
Призрак Никиты быстро и необратимо разрушил накопленную между нами близость.
— Я бы предпочла взять такси.
— Я бы предпочел не волноваться, жива ты или нет.
Он выиграл в нашем споре, но с его сегодняшней манерой вождения безопаснее было бы ехать на такси. Егор срезал повороты, словно приобрел иммунитет от встречных машин, а бетонная ограда на самом деле сделана из воздуха.
Подъехал к моему дому на полной скорости и остановился в нескольких сантиметрах от ступенек.
В лифте спросил:
— Ты действительно собираешься уехать?
— Думаю, так будет лучше. Когда вернусь к нормальной жизни и перестану мучить свое воображение, может, что и придумаю.
Егор положил ладонь на панель лифта и чуть надавил. Почти нажал на все кнопки сразу.
Делал это бессознательно, слишком погруженный в размышления.
— Останься еще на несколько дней. — Вздохнул. Слова давались с трудом. Егор знал о моих чувствах к Никите, но это не стояло между нами до сегодняшнего ужина. Или стояло, но я не замечала. — Пожалуйста, Аль, не сдавайся так сразу! Мы же договорились. Лицом к лицу и обсуждать легче, чем по видео. Если через пару дней ничего не выйдет, я тебя отпущу.
— Отпустишь? — ирония в моем голосе не порадовала Егора.
— В смысле, уедешь. — Провел ладонью по лицу, пытаясь стереть усталость и мысли, грызущие изнутри. — Не обращай на меня внимания, я просто устал. На работе полно заморочек, поэтому и дергаюсь. К завтрашнему дню буду в норме.
* * *
Завтрашний день наступил, а настроение Егора в «норму» не вернулось.
Угрюмость ему не к лицу. Проходя мимо моего кабинета, он не замедлил шаг, только бросил через плечо: — Если нужен, звони! — и исчез. В полдень я зашла в его кабинет.
Необычный, крохотный, треть моего. Копия кресла гоночного автомобиля, огромный компьютерный экран — и больше ничего. Даже стула для посетителей нет. Среди нормальных кабинетов затесалась каморка, и именно сыну большого босса приспичило ее занять.
Егора на месте не было, но, проходя через приемную, я увидела его с подчиненными.
Спрятавшись за колонну, немного пошпионила, полюбовалась на производимый им фурор. Его слушали не дыша, следили за каждым словом. Одна дама откусила бутерброд, а прожевать забыла, так и стояла с полным ртом и кусочком зелени, свисающим с губы.
— Мы называем это «эффектом Воронцовых», — прошептала Нина, без труда нашедшая мое убежище. — У них дар внушения. Егор Валерьевич начал работать в компании еще школьником, он и тогда был рассудительней многих взрослых сотрудников и умел добиться своего.
Видела бы Нина, как ее рассудительный начальник гнал по городу вчера вечером. Похоже, я на него плохо влияю!
Вооруженная ресторанным меню, Нина отказалась капитулировать, поэтому меня насильно накормили. Так и тянулся (не)трудовой день фантазерки Али Гончаровой, отчаянно пытающейся придумать что-то такое, чтобы Егор поразился и перестал на меня дуться.
Чтобы с перчинкой, с размахом, чтобы Ух! — и в точку. К сожалению, до «Ух!» мне далеко, как до олимпиады по грамматике.
После обеда мне позвонили с незнакомого номера. Хотя и подозревала, что это Никита, но ответила, желая разобраться с ним раз и навсегда. Однако звонил его отец.
— Добрый день, Аля! Говорят, вы остались в городе.
Никогда не считала себя достойной внимания городской элиты, но оказывается, за моими передвижениями следят.
— Аля, не пугайтесь, я узнал об этом совершенно случайно, но очень рад. Ник звонил вам, но вы, наверное, заняты. — Королев-старший откашлялся. Он знает, что я избегаю его сына. — Я не люблю вмешиваться в чужие дела, но до нас дошли слухи, что вы связаны с сыном Валерия Воронцова. Ник воспринял эту новость… не очень хорошо. Он улетел в командировку на неделю, и я решил позвонить вам, чтобы дать совет. Будьте осторожны, не принимайте поспешных решений. Егор умный и очень настойчивый парень, он вас растопчет. Я не шучу, Аля. Не знаю, какие отношения вас связывают, но если ему что-то нужно, он переедет вас, как танк. Знаю, что вы цените свою свободу, иначе бы сразу ухватились за Ника, поэтому и предупреждаю. Ник не подарок, но вы возымели на сына очень большой эффект. Он пытается измениться, взял себя в руки. А Егор под вас не прогнется, не питайте иллюзий. Подумайте над моими словами, Аля. Вы произвели большое впечатление на моих знакомых. Если решите и дальше оставаться в городе, позвоните мне… или Нику. Вы можете уже сейчас открыть собственный салон.
Очередное деловое предложение от Королева-старшего. Возможно ли, что женитьба Никиты на Изабелле не такое уж и решенное дело, как думает Егор?
Егор. Он не прогнется. Растопчет меня. Несправедливые, злые слова, но я слышу в них эхо вчерашнего дня, и от этого становится зябко.
— Сожалею, но не смогу вам помочь. Я собираюсь в скором времени уехать.
— Не принимайте поспешных решений, Аля.
Егор появился в пять вечера, когда я уже перестала его ждать. Задержался в дверях, потом нехотя шагнул внутрь.
— Извини, Аль, выдался трудный день. Показывай, что ты надумала.
Забрал мои распечатки, делал заметки на полях, но оставался отстраненным.
Я закончила, а он все молчал.
— Прости… отвлекся… — дернулся, когда я дотронулась до его руки.
— Если хоть одна из идей нравится, могу развить дальше или…
— Завтра с ним пойдешь? — перебил Егор, покручивая карандаш между пальцами. Потом сжал его в кулаке, яростно, до треска.
Отсидев секунд двадцать с удивленно открытым ртом, я рассердилась:
— Егор, ты нанял меня, а теперь вообще не слушаешь?
— Я все слышал. Ты завтра пойдешь с Королевым?
— Куда? У меня нет на завтра планов, я ждала разговора с тобой.
— Я решил, что раз ты осталась в городе, то пойдешь выкапывать дурацкую капсулу времени. Меня уже достали звонками и напоминаниями.
Я забыла о капсуле. На вечере встречи слишком увлеклась Никитой, да и разговор о капсуле не имел ко мне отношения, ведь я собиралась сбежать, как Золушка. Теперь смутно припоминаю, что остальные договорились на завтра. Чем еще заняться в субботу, как не копанием в грязи! А потом смущенно читать детские писульки перед бывшими одноклассниками.
— Я собиралась уехать, поэтому забыла о капсуле.
— Что будет с письмами тех, кто не придет?
— Разошлют по почте. Я велела мое выбросить.
— Все настолько плохо?
— Наоборот. Мечта сбылась, жаловаться не на что.
Егор почти спросил о содержании моего детского послания, но передумал. Стряхнул эту мысль с плеч, как ненужный пиджак.
— Я ни разу не был на вечере встречи и на вскрытие капсулы не собирался. Но хорошо бы забрать письмо… или пусть тоже выбросят.
— Твоя мечта исполнилась?
— Нет.
— Тогда не выбрасывай, пусть пришлют по почте.
Егор с сомнением хмыкнул.
— Наверное.
— Или если хочешь, пойдем вместе, — предложила внезапно.
Он взметнул взгляд. Брови сошлись на переносице, готовясь к хмурому «нет».
— Как хочешь, — я пожала плечами. — Наташа Потапова организовала эту встречу, она и разошлет невостребованные письма. Но если передумаешь, могу пойти с тобой за компанию. Вместе посмеемся над глупыми детскими писульками. Кстати, о Никите не волнуйся, он в командировке.
Егора перекосило, словно глотнул лимонного сока. Получил подтверждение, что я в контакте с Королем. Более того, получилось, что Егор — мой запасной вариант. Я бы пошла с Никитой, но раз тот уехал, то и Егор сойдет.
Пока он не сделал поспешные выводы, быстро пояснила:
— Я не собиралась идти с Никитой. Ни в школу, ни в другие места. Я уже объяснила вчера, что он оказался другим, совсем не таким, каким казался раньше.
Егор сощурился, просканировал мое лицо, но вместо ожидаемого одобрения я получила совсем обратное.
— Аль, а я что, запрещал с ним идти? Ник дурной, но сердцу не прикажешь. Оно видит людей по-своему. — Недовольно цыкнув языком, Егор поднялся с места. Каждый раз, когда речь заходит о Никите, он становится высокомерным и грубым. Крутанув между пальцами карандаш, небрежно ткнул им в бумагу. — Вот эта идея ничего так, и эта более-менее, но я мало в этом смыслю, поэтому разработай их немного. Хотя бы список возможных тем для статей, конкурсов и запуска в сети.
Он ведет себя так, словно делает мне одолжение.
При упоминании Никиты он становится невыносимым.
Егор ушел к себе, оставив меня изучать страницу и гадать, в какое место ткнул измученный им карандаш.
Не на ту напал.
— Егор! — появилась в дверях его кабинета. Он успел улечься в гоночном кресле и откликнулся вяло и нехотя.
— Чего тебе? — проворчал.
— Помоги мне разобраться с вмятинками.
— Какими еще…
Присела на край стола и сунула ему под нос список тем.
— Ты сказал разработать две темы и ткнул карандашом в бумагу, вот я и изучаю вмятинки. Поможешь? Вот эта вроде поглубже… но вон та кругленькая, больше похожа на кончик карандаша… У меня очень строгий начальник, понимаешь? Боюсь не угадать, куда именно он ткнул. — Смотрю с усмешкой, и, аллилуйя, с лица Егора словно сдергивают серый занавес.
Улыбнувшись, он качает головой.
— Я совсем невыносим, да?
— Есть немного. Навис надо мной февральской тучей, просвета не видно. Плохое настроение тебе не идет.
Егор провел ладонью по лицу, стирая остатки хандры.
— Я и сам себя достал, прости. Никак не мог справиться с дурью. Терпеть не могу Королева! Стараюсь о нем не думать, а тут вдруг навалилось и раскатало в асфальт.
— Что он тебе сделал?
Егор категорично махнул рукой, отсекая тему.
— Извини, Аль, но Ник не стоит того, чтобы о нем болтать. Рад, что ты в нем разочаровалась.
Я не питаю иллюзий, тема Никиты не исчерпана. Он стоит между нами, незримая, но ощутимая преграда, которую мы пытаемся не замечать.
Как ни стараюсь, не могу припомнить их вражду. В школе Егор имел своего рода иммунитет, хотя и был отличным кандидатом для насмешек. Безусловно, помог статус его родителей, но и сам Егор не промах, сумел найти к ребятам правильный подход.
— Скажи человеческим языком, какие темы разработать дальше! — прошу, улыбаясь.
— Завтра скажу, ладно? Приходи к полудню, здесь будет небольшой фуршет. «Завтрашний финансист» уже год как в топе, есть повод отпраздновать.
— Егор, ты что, я ж не имею никакого отношения к «Финансисту»! Шутишь?
— Ты относишься ко мне, а «Финансист» мой, вот и связь.
— Как ты меня представишь? «Бывшая одноклассница, не связанная с нашим журналом»?
— Тебя и так все знают! Устроили гулянки по коридору, смотрят на тебя и думают, я ничего не замечаю. 67 % штата компании — женщины, они очень хотят сохранить единственный дамский журнал. Кроме того, журналы разные, но компания одна, мы все работаем вместе.
Коридор около моего кабинета ведет в тупик, а народу по нему ходит уйма. В обеденный перерыв чуть ли не народные гуляния устраивают.
За мной шпионят. За мной, полуграмотной фантазеркой и… оборвашкой.
— На фуршете меня растопчут?
— Не позволю! Я начальник или где? — в подтверждении этого Егор крутанулся на ядовито-зеленом гоночном кресле. М-да, начальник, точно.
— Если не растопчут, то приду. Спасибо, — сказала неуверенно.
— А после фуршета пойдем выкопаем эту дурацкую капсулу. А то Потапова донимает меня уговорами. — Егор ткнул в телефон. — Сегодня уже дважды напомнила…
Следуя за его движениями, я посмотрела на экран. Егор нахмурился и закрыл телефон ладонью.
— Я… просто так сказал. Не имел в виду, что там что-то интересное.
Но я уже заметила то, что он пытался скрыть.
«Привет, Красавчик!»
Серьезно? Егор Воронцов и Наташа Потапова? Вот уж не подумала бы… хотя они похожи, оба настырные. Если Наташе что-то нужно, всю душу из тебя вынет, но своего добьется.
В мыслях пронеслись странные образы, как я выдергиваю Наташин хвостик.
Неожиданно.
Глядя на Наташино письмо, Егор пересказал план на завтра. Выкопаем капсулу, потом садимся каждый за свою парту, как в первом классе, и открываем письма. Нас фотографируют для школьного сайта. Вот такая традиция. А после этого отмечаем знаменательное событие в кафе.
— Поверить не могу, что мы всерьез собираемся идти. — Егор пристально смотрит на меня, словно надеясь, что я заставлю его передумать.
— Да ладно тебе, сходи, позволь одноклассникам на тебя полюбоваться!
— Думаешь, меня волнует их мнение? — спросил пренебрежительно.
— Уверена, что нет… Красавчик! — усмехнулась, выходя из кабинета, всей спиной ощущая, как Егор морозит меня взглядом.
Я не собиралась возвращаться в школу, особенно на вскрытие капсулы, но теперь жду завтрашнего дня со странным волнением. Мне вдруг стало безумно интересно, о чем мечтал в детстве Егор Воронцов.
* * *
На фуршете я познакомилась с отцом Егора. Со школьных лет помню его смутно, меня интересовали только родители Никиты.
Валерий Филиппович Воронцов. Подтянутый мужчина с очень проницательным взглядом. И в данный момент он проницал меня, прижавшуюся к боку Егора под гнетом всеобщего внимания.
Бедняга то и дело отодвигался в надежде избавиться от прилипшего к нему тела, но меня как пришкварило.
— Аль, ты чего толкаешься?
— Я не толкаюсь, а прячусь за тобой. На меня все смотрят.
— Естественно, смотрят, я тебя предупреждал. Они знают, что ты в числе избранных, кто решает судьбу журнала, и пытаются угадать, как ты проголосуешь. Постарайся выглядеть загадочно!
— Я не умею выглядеть загадочно! — прошипела.
— Все ты умеешь! Аль! — Егор развернул меня, закрывая от зрителей своим телом. — Только не говори, что ты до сих пор боишься толпы.
— Ты что, помнишь, как я боялась в школе?
— Конечно, помню. Тебя насильно на сцену затаскивали, ты цеплялась ногами и руками за все доступные средства. А перед классом нормально выступала, и в походах тоже. Если хочешь, я выгоню половину людей с фуршета, тогда толпа станет поменьше.
— Дурак!
— Ты только толпы боишься?
— И сцены. Мы стоим на возвышении у всех на виду. Я хочу вниз.
— Здесь сцена, а там толпа… ммм… что страшнее? — смотрит с иронией.
— Домой хочу!
— Прячься за мной сколько хочешь, но домой не отпущу. — Обхватил меня и пришпилил к себе как железным обручем. Дергаю руками-ногами, а с места не сдвинуться. Зато отвлеклась.
В начале фуршета было несколько выступлений — Егор и его отец, а также редактор «Завтрашнего финансиста». Егор заставил меня подняться на возвышение вместе с ними, и я чувствовала себя крайне неловко. Осталось чувство, что он меня испытывает, но его цель непостижима.
Удерживая меня за талию, Егор позвал отца.
— Пап, можно тебя на минутку! — Егор говорит легко, весело, но вижу по их лицам, что это далеко не первый разговор обо мне. Боюсь представить, что думает великий медиамагнат по поводу внедрения оборвашки в его глянцевую империю. — У Али появились интересные идеи, тебе понравится! — задушевно врет Егор.
У меня чуть глаза не выпали на стебельках, как в мультфильмах. Я еле держусь на ногах от волнения, а Егор издевается. Ну как, скажите, поделиться моими глупыми идеями с его отцом? Стоит упомянуть конкурс красоты новорожденных, и Валерий Филиппович лично выпроводит меня из здания. В срочном порядке.
— Наслышан о вас, Аля! — отец Егора сдержанно улыбается и смотрит на руку сына вокруг моей талии. В отличие от Егора он не считает меня восходящей звездой журналистики и правильно делает. Поджарый, строгий, с зачесанными назад волосами Валерий Воронцов — олицетворение успеха и мудрых решений. Появление оборвашки в его элитном мире — недопустимый артефакт.
Так волнуюсь, что еле смогла поздороваться. Язык распластался во рту дохлой рыбиной. К счастью, Валерия Филипповича отвлекли, и это дало возможность срочно поругаться с Егором.
— Зачем ты меня рекламируешь!? Я ничего полезного не придумала.
— Скоро придумаешь! — безмятежно улыбается.
— Лучше бы ты вообще не говорил отцу обо мне.
— Это еще почему?! Отец обрадовался.
— Не ври!
— Я не вру! — возмутился так громко, что на нас оглянулись.
— Ага, конечно, твой отец так и сказал: «Молодец, сынок, что нанял безграмотную девицу, не имеющую отношения к журналистике. Она решит все наши проблемы».
— Нет, Аль, он так не сказал. Ты не сможешь решить все наши проблемы, — серьезно ответил Егор. — Но с парочкой точно справишься.
Хоть пытай его, загоняй иглы под ногти, чтобы выяснить причину его непоколебимой веры в меня. Совершенно неуместной веры, спешу добавить.
На пытки времени не хватило, вернулся отец Егора, и я судорожно пыталась выбрать темы, которые не вызовут аллергию у серьезного мужчины. Здоровье. Тренировка памяти.
Выносливость. Уроки профессиональных спортсменов…
Однако Валерий Филиппович не поинтересовался моими идеями, казалось, он вообще забыл о журнале. Рассуждал на посторонние темы типа меню фуршета и международных новостей, и только прищуренный взгляд выдавал его истинные чувства. Он смотрел то на сына, то на меня, особенно часто на меня. Удивительно долго, анализируя каждое мое движение, каждый взгляд на Егора.
Неуютно — вот как я себя чувствовала. Мы все еще стояли на возвышении, у всех на виду, открытые, обсуждаемые.
— Трясешься? — весело спросил Егор, притягивая меня ближе. Слишком близко. Наше соседство могут не так понять, даже его отец заподозрил неладное.
— Нет, не трясусь.
— Странно… Неужели в здании вибрирует пол? — усмехнулся, но сразу посерьезнел. — Аль, если хочешь, уйдем. Нам все равно скоро в школу ехать.
— Мы не можем так просто уйти. Ты начальник, у тебя есть обязательства…
Взяв меня за руку, Егор сказал отцу всего одно слово:
— Прикроешь?
Валерий Филиппович кивнул, но проводил нас тяжелым взглядом до самых дверей. Знать бы, о чем он думает. Высказал бы все свои опасения напрямую, и тогда я рассею его страхи. Я не претендую на его сына, вообще ни на что на замахиваюсь. Я тихо исчезну… очень скоро, буквально на днях, ему не о чем беспокоиться.
* * *
Мы ушли с фуршета раньше положенного, но попали в пробку и чуть не пропустили появление капсулы времени из липкой майской грязи. Максим Филиппов уже вовсю размахивал лопатой. Для капсул в школьном дворе отведено особое место, несколько квадратных метров вдоль забора.
Сделав еще пару движений, Максим торжественно передал лопату следующему в очереди.
Копающие выглядели так сосредоточенно, словно искали нефть или гробницу фараона, а не ящик с детскими каляками.
Повезло Захару — высокому, симпатичному парню, будущему врачу. Как только он ткнул лопатой в мокрую землю, раздался характерный стук. Капсулу передали Ирине Семеновне, а яму засыпали землей.
В этот раз все внимание досталось Егору за его внешний вид и карьерные успехи. Мне же посылали только косые взгляды: в прошлый раз уходила с Никитой, а в этот — пришла с Егором. Ветреная оборвашка.
Сфотографировавшись с капсулой, мы направились в здание школы.
— Привет, Аля!
От знакомого мелодичного голоса ощутимо дрогнули плечи.
В суматохе последних дней я забыла об Изабелле, и ее появление смутило.
Взяв меня под руку, она улыбнулась.
— Помнишь, мы сидели за одной партой?
— Конечно, помню. Хорошо, что ты пришла, Изабелла. Рада тебя видеть.
— И я тебя. Ты настоящая красавица, Аля, какой всегда и была.
Изабелла говорит грустно, с ноткой зависти, и от этого пласты памяти переворачиваются, тревожа прошлое. Должно быть наоборот: я завидую Изабелле, а не она мне.
— Ты тоже замечательно выглядишь.
— Может быть, если тебе нравится гора рыхлого теста.
— Не всем нравятся худышки.
— У меня нездоровая полнота. Я стараюсь похудеть, но жир висит как приклеенный.
По пути в класс мы обсуждаем диеты, вечно актуальную тему. Я не помню Изабеллу грустной, она всегда светилась радостью. Пополневшая, она все равно красива, грациозная, ухоженная. И добрая.
Мы садимся за нашу парту, вспоминаем детство. У нас с Изабеллой очень разные воспоминания.
Ирина Семеновна отпирает замок и достает из капсулы стопку писем.
Знаю, что все это ерунда, но внутри словно дергается нить. Привязка к прошлому. Тетя хранит мои детские рисунки, но это другое. Сейчас я увижу письмо самой себе из прошлого. Потираю влажные ладони и оглядываюсь. Егор болтает с соседом по парте, но ловит мой взгляд и подмигивает. Я бы хотела открыть письмо вместе с ним, даже если прекрасно знаю содержание. Просто… мы же пришли вместе, да и вообще… он знает, как меня успокоить. И насмешить заодно.
У Изабеллы дрожат руки. Она сжимает бледные пальцы в кулаки и шумно вздыхает.
— Ты помнишь, что в письме? — шепчу, чтобы отвлечь ее от явно неприятных мыслей.
— Конечно, помню. А ты?
— Тоже.
Нацепив очки, Ирина Семеновна торжественно объявляет:
— Алина Токарева!.. Евгений Синицин!..
Ребята подходят к классной руководительнице по одному, как за дипломом. Потом молча садятся за парту. Кто-то сразу разрывает конверт и жадно вглядывается в детские строки.
Кто-то мнет его в руках, не решаясь открыть.
— Аля Гончарова!
Я кладу конверт на край стола. Выбрасывать не хочется, открывать тоже. Странное чувство. Изабелла держит свой в руках, водя пальцем по ровным буквам имени, написанным учительской рукой.
— Ты тоже не открываешь? — не сдержалась я.
— Зачем? — Изабелла пожала плечами. — Я знаю, что в нем. А ты?
— Та же история.
— Не зря нас с тобой вместе посадили! — Изабелла рассмеялась, грубо, громко, привлекая внимание. Остальные возились со своими конвертами и потихоньку болтали друг с другом.
Перед нами материализовалась Наташа Потапова с видеокамерой.
— Аля, мы делаем запись для школьных архивов. Не поделишься впечатлениями от открытия капсулы времени?
— Это было забавно. Я рада, что пришла.
— А письмо не покажешь?
— Нет, но скажу, что моя детская мечта сбылась.
— Очень за тебя рада!
Наташа пошла дальше по ряду.
— Моя тоже почти сбылась. — Изабелла скомкала конверт в руках. — Знаешь, что я написала? Хочу большой дом, красивого мужа и много детей. Родители обещали устроить свадьбу следующей весной. Муж красивый, это точно, да и на дом не поскупятся.
Таким голосом говорят о смертельной болезни, а не о сбывшейся мечте.
— Что-то не так? — В позе Изабеллы столько печали, что захотелось взять у нее чуток.
Изабелла подняла голову, и меня отбросило назад холодной неприязнью ее взгляда.
— Не смей меня жалеть! — прошипела она. — Я любила Никиту и люблю. — Опомнившись, вздохнула и в знак примирения сжала мои пальцы. — Ты должна меня понять, Аля. Ты ведь тоже была в него влюблена.
— Да. — Отрицать не имеет смысла, все об этом знали.
— Я знаю, что вы встречаетесь, — сухо сказала Изабелла, глядя в сторону. — Мы с тобой дружили в детстве, поэтому скажу без обиняков. Не верь его словам, он любит болтать глупости. В следующем году мы поженимся, это решенный вопрос. У нас обязательно будут дети. Я вылечусь, забеременею… обязательно. Это временное бесплодие. А фигуру верну после. Мы будем счастливы, Никита и я. Он вспыльчивый, иногда лишнего наговорит, но он меня любит. По-своему, но любит.
Изабелла говорила громко, с нажимом, убеждала саму себя. От ее тона все внутри перевернулось и отказывалось становиться на место.
Егор убрал свое письмо в карман и теперь напряженно следил за нами с Изабеллой.
Немудрено, у нее такое выражение лица, словно вот-вот набросится на меня.
Невеселая вышла встреча.
— Любовь бывает разной, — убежденно сказала Изабелла, в ее глазах ничего кроме грусти.
— Да, конечно. Когда я согласилась на свидание, я не знала, что вы вместе. Я не люблю Никиту, да и он меня тоже, и больше никогда…
Изабелла махнула рукой, останавливая меня.
— Я не хочу знать. Просто прими ко вниманию мои слова.
Она отвоевывала у меня свою собственность, самую главную ценность, которую удерживала годами, и которая полагалась ей по завету родителей и по закону вселенской справедливости. Или несправедливости.
Несмотря на пламенную речь Изабеллы, я вышла из этого раунда победительницей. Она же выглядела раненой, ослабшей от необходимости отстаивать то, что считала своим.
— Изабелла, помнишь свой пенал с картинками фей из мультиков?
— Еще бы! Я его обожала.
— Я мечтала о нем все детство. Пару лет назад увидела похожий в магазине и купила, ношу в нем всякие мелочи. Клиентки думают, у меня есть дочка. Глупые! Будто я отдам дочери такую ценность!
— Еще бы! — лицо Изабеллы расслабилось, глаза посветлели улыбкой. — Хороший был пенал.
— Знай, Изабелла, что я очень тебе завидовала. Всегда.
Она хотела возразить, удивиться, но вместо этого кивнула. С благодарностью за то, что я восстановила незримый баланс между нами.
— Аля… помнишь день, когда Никита пришел в наш класс? — прошептала, сплетая побледневшие пальцы.
— Помню.
— Я влюбилась в него с первого взгляда. А он застыл в дверях, как вкопанный, и смотрел на тебя. Если бы Ирина Семеновна не вмешалась, не посадила Никиту со мной, он бы достался тебе.
— Нет, что ты! Он случайно…
— Я иногда сожалею, что Никиту посадили со мной, — прервала она. — Кто знает, как сложилась бы моя жизнь…
Желающих прочитать письма вслух оказалось на удивление много. Девочки мечтали о принцах, детях и красивых платьях, мальчики — о подвигах и полетах в космос. Запомнился только одноклассник, мечтавший «вырасти таким же большим, как папа». Вроде ничего необычного, однако к письму прилагался рисунок, доходчиво поясняющий, на рост какой части тела он надеялся. Довольный парень поклялся, что его желание сбылось.
Попрощавшись с Ириной Семеновной, мы пошли в кафе, почти все, кроме Изабеллы. Она попрощалась со мной сухо, не глядя в глаза, но несколько минут спустя догнала нас на проспекте. Длинные светлые волосы развевались по ветру, перекинутая через руку накидка с леопардовым принтом волочилась по асфальту.
— Аля!! — отведя меня в сторону, она перевела дыхание. Покрасневшие глаза выдали правду: она только что плакала. Однако взгляд был решительным, даже жестким. — Я наговорила ерунды, не верь, я ни о чем не жалею. И ты меня не жалей! — потребовала строго. — У меня все отлично, а будет еще лучше. У нас с Никитой обязательно будут дети. Красивые дети. Большой дом и трое детей.
— Обязательно! — кивнула я. Изабелла развернулась и пошла прочь, все еще волоча за собой баснословно дорогую накидку. Со стороны для любого прохожего она выглядела счастливой, просто потому что у женщины настолько красивой и богатой не должно быть причин для печали. Никаких.
В кафе мы посидели замечательно. В этот раз одноклассники показались мне другими. Они не разглядывали меня, как неведому зверушку, да и я ничего не пыталась им доказать, не притворялась и не нервничала. Прошлое отпускать не пришлось, оно исчезло само, легло пыльным рисунком на те части памяти, которые пробуждаются в старости.
— Я слышал, как Изабелла говорила про детей. Что с ней? — поинтересовался Егор по дороге домой.
— Ничего страшного. Скоро вылечится, и у них с Никитой будут дети.
— И… как ты?
— Рада за них.
— Правда? — свернув с дороги, Егор остановил машину.
— Правда. Я уже дважды сказала тебе, что Никита оказался не тем человеком, которого я помнила. Он меня не интересует.
Долгую минуту Егор изучал меня, потом достал из кармана конверт.
— Давай, Аль, на счет «три» покажем друг другу наши письма.
— Не хочу.
— А придется. Колись! На этой неделе я твой начальник, так что слушайся.
Неохотно достала конверт из кармана и протянула Егору.
— Ты его даже не распечатала!
— И так помню.
Своими тайнами делиться не хочу, но мне безумно интересно, о чем мечтал маленький Егорка. Зажигаю свет в салоне, смотрю на его письмо и…
— Воронцов, что это за жуть?!
— Сама ты жуть! Отлично нарисовано. Что может быть непонятного?!
Его письмо, как и мое — рисунок. Егор все прорисовал тщательно, в деталях, но сказывается возраст. Воин больше похож на зомби, зато меч отменный, по размеру больше самого героя. Плащ на воине красивый, с гербом и буквами ЕВ. А рядом гора тел и скелетов. Одним словом, побоище. А ведь я могла и догадаться, о чем мечтал маленький Егор.
— А это что за палатка сбоку? Корабль из «Звездных войн»? Или елка со звездой наверху? Новый год у джедаев?
— Сама ты палатка! Отдай письмо! Лучше на свою мазню посмотри. Что это вообще такое? Яйца? Пять больших яиц, в каждом по три маленьких?
— Дурак ты, Воронцов! Это не яйца, а лица с распахнутыми глазами и ртами. Это зависть. Я хотела, чтобы мне завидовали.
— Правда, что ли?
— Да.
— Блин, Гончарова, лучше б ты нарисовала яйца.
— Вот и я так думаю. Я завидовала одноклассникам — у вас были родители, деньги, уверенность в себе. И я пообещала себе, что однажды все вы мне позавидуете. А Никита… пожалеет, что надсмехался над моей влюбленностью.
Никогда еще Егор не слушал меня так внимательно. А меня потянуло высказаться, в знак благодарности. За то, что он снова привел меня в школу, позволил исправить воспоминания от вечера встречи и получить новые. А особенно за то, что не злится и не осуждает меня, хотя я снова заговорила о Никите.
— Моя мечта сбылась. На вечере встречи мне завидовали, Никита не отходил ни на шаг, даже пригласил меня на свидание. Только все оказалось ненастоящим. Я добилась своей мечты и тут же в ней разочаровалась. Это как получить золотую медаль, а потом узнать, что она шоколадная, и на обороте написан адрес кондитерской фабрики.
— У тебя не было золотой медали, — Егор подмигнул, но взгляд остался серьезным.
— Спасибо, что напомнил.
— А у меня была, — показал мне язык, как мальчишка.
— Какой же ты молодец!
— Рад, что ты наконец это поняла.
— И что написано на оборотной стороне твоей медали?
— То, что и всегда.
— «Сделано в Китае»?
— Хаха! — щелкнул меня по носу. — «За особые успехи и так далее». У тебя была дурацкая мечта, Аль.
— Твоя типа лучше! — Снова посмотрела на изображение баталии. — Ладно, признаюсь, меч красивый.
Егор хмыкнул и выехал на дорогу.
— Не-а, меч здесь не главное.
— А что?
На фоне тишины вечернего города мерно тикал сигнал поворота. Егору понадобилось с десяток щелчков, чтобы ответить.
— Главное, чтобы мечта делала тебя счастливой. Вот я смотрю на мой рисунок и улыбаюсь. А ты добилась своей мечты, и она не принесла тебе счастья. А без этого какой смысл мечтать?
Около дома я напомнила Егору, что он так и не сказал, над чем мне работать дальше. Он пообещал позвонить утром, на том и расстались.
Засыпая, я думала о его рисунке. Казалось, вот-вот, и я увижу на нем что-то важное, но нет, всего лишь побоище и прекрасный герой, победивший в бою.
А еще я думала о его последних словах.
* * *
Меня подбросило на матрасе в три утра. Идея. Как гейзер внутри, вот-вот вырвется. До планшета не дотянуться, бумагу не достать, боюсь разбудить тетю. Нашла на кухне карандаш и кусок старой газеты, стала чиркать на полях. К четырем утра я лезла из кожи вон и думать могла только об одном — Егор. Знал же, поганец, что однажды меня взорвет! Все обо мне знал и манипулировал моей фантазией, так пусть теперь пожинает плоды.
Ничего гениального я не придумала, но дело не в этом. Егор хотел, чтобы я загорелась идеей. Кому и какая от этого польза, понятия не имею. Но вот, горю. Полыхаю.
В 4:15 я не выдержала. Пара немыслимых пируэтов — и мне удалось достать сумочку с подоконника. К счастью, тетя продолжала мирно храпеть. До шести утра я сидела в сети, листала странички конкурентов.
Потом не выдержала, позвонила Егору. Для воскресного утра неприлично рано, но он знал, с кем связывается, и подначивал меня. Сказал, если появятся идеи, сразу сообщить.
Теперь пусть терпит.
Его телефон отключен, но меня и это не остановит. Уверена, Егор не удивится моему появлению.
Я поторапливала таксиста после каждого километра. Зевающий мужчина смотрел в зеркало заднего вида и качал головой. С укором.
— Случилось у вас что? — поинтересовался лениво.
— В голову пришла важная мысль, спешу поделиться с другом.
— Мысль? Ваша первая, что ли?
Еще один остряк нашелся!
— Скорее давайте, вот-вот начнется воскресная давка.
— Какая еще воскресная давка?!
Только стоя у подъезда Егора, я задумалась о том, что он может быть не один. Палец замер над кнопкой переговорного устройства, но я решительно тряхнула головой. Раз уж приехала…
Егор ответил после третьего звонка, голос хриплый, заспанный.
— Кто?
— Ты женат?
— Аль, это ты?
— Я. Ты женат?
— Сколько сейчас… полседьмого утра?!
— Ты женат, спрашиваю?
— Нет!
— Тогда открывай!
Я поднялась так быстро, что он не успел очухаться, так и открыл дверь в одних боксерах.
Заспанный, домашний. На плечах гусиная кожа от прохладного лестничного воздуха. Трудно не заметить отменную фигуру, но комплиментов от меня не дождется.
— Накинул бы что-нибудь! Но рада видеть, что с утренней эрекцией проблем нет.
— Будешь пялиться, моя эрекция станет твоей проблемой!! Что у тебя стряслось?
— Появилась идея.
— В такую рань?!
— Ты сказал, если появятся идеи, сообщай. Вот я и сообщаю. Телефон ты отключил.
— А через пару часов твоя идея испортится? Стухнет?
— Да. Надо по свеженькому, пока запал не выдохся. Сделай кофе, ты мне понадобишься в лучшей форме.
— Зараза ты!
— Извини, Егор! — и добавила жалобно: — Я не могу ждать!
— Не может она ждать! Ты про жену спросила, а надо было спросить, не с женщиной ли я, — проворчал, направляясь на кухню.
— Ты с женщиной? — я чуть не оступилась, нервно глянув в сторону спальни.
— Сегодня нет, но в следующий раз могу быть.
— Тогда и извинюсь, — беззаботно махнула рукой и разложила на стойке бумажки с моими утренними заметками.
— Нацарапала свою идею на полях старой газеты? Аль, ну ты даешь…
— Отстань и слушай внимательно. Счастье.
— Кто, я?
— Почти. Тема журнала — счастье.
— В такую рань мне только счастья не хватает…
Ворчит, гремит посудой, но доволен. Вижу же, так и сияет, хотя и пытается это скрыть.
— Просыпайся! Глянцевому наследнику пора работать. Важно определить стратегию дифференциации от конкурентов. Таких журналов и проектов несколько, но не глобального масштаба, а наш включает в себя активный сетевой компонент и профессиональную помощь…
— Че-че? Диффе…чего? Какой еще компонент? Какими словами заговорила, вы посмотрите! — строит смешные рожицы, кривляется, мстит мне за глянцевого наследника.
— Ладно тебе дурачиться… и еще… надень футболку и перестань играть мышцами, это тебе не спортзал. Ты меня отвлекаешь.
— Нравлюсь? — усмехнулся довольно.
— Не то слово, я закапала слюной весь стол. Сосредоточься, Егор! Тема важная, поэтому это будет не просто журнал, а образ жизни с поддержкой профессионалов. Мировоззрение. Почти культ.
— Вчера ты предлагала фотографировать новорожденных, а сегодня планируешь завоевать мир?
— И его окрестности. Егор, я серьезно. Журнал о счастье, его поисках, способах достижения, видах, формулах и рецептах. Мы соберем самую большую коллекцию способов стать счастливыми. Важен индивидуальный подход. У каждого подписчика свой аккаунт на сетевом сайте журнала, они выбирают цели и способы достижения счастья. Мы наймем… ты наймешь штат психологов, чтобы читатели советовались с ними, составляли индивидуальную программу и следили за результатами. Желающие станут «агентами счастья» — сделают репортажи об испробованных способах для сетевой библиотеки. На сайте будет активный форум для обмена впечатлениями. В рубрике «Наши счастливые читатели» будут настоящие жизненные истории. Можно организовать семинары, лекции, даже паломничества…
— Я разбудил в тебе монстра! — взвыл Егор.
— Нет, что ты, я всегда была монстром! — отмахнулась и только тогда сделала вдох, до этого говорила на одном дыхании. — Спасибо-спасибо-спасибо! Понятия не имею, понравится вам эта идея или нет, но я от нее в восторге!
— Этого я и ждал! — уверенно кивнул Егор.
— Думаешь, эта идея подойдет?
— Если ты от нее в восторге, то да.
Вообще-то я спрашивала о бизнесе. Мой восторг не показатель успеха, а ответ Егора… а, плевать! Внутри столько всего, и хочется передать Егору мое воодушевление, но слов нет.
Вместо этого, повинуясь порыву, я бросилась ему на шею. Поцелуй получился смазанным, от виска в ухо.
В этот раз Егор не отпрянул, но и не нежничал. Удерживал меня и следил, чтобы в порыве чувств не запрыгнула на плиту.
Какой же он зануда! Ради такой идеи не жаль и обжечься.
— Слушай, а почему ты не с женщиной? — спросила вдруг. — Субботний вечер, ты вернулся рано…
— В последнее время мне попадаются слишком странные экземпляры, — показал на меня взглядом, и пришлось согласиться с этим суждением.
— Ладно, не рассусоливай! — скомандовала. — Наливай кофе и садимся за работу. Я уже вижу перед собой журнальную обложку, а ты?
— А я вижу перед собой одержимую женщину! — Все еще обнимая меня, Егор улыбнулся во все лицо. — И мне это нравится, — добавил искренне. — Привет, Аль! Наконец-то я тебя узнаю. А то я уже начал сомневаться, что мне удастся сдуть с тебя всю эту… пудру.