Время выкатывалось из-под пальцев бусинами, и собрать их не представлялось возможным. Егор загорелся моей идеей, или, скорее, впечатлился тем, насколько вдохновилась я. Сам он вопросами счастья не интересовался, как и философией в принципе. Для работников компании я осталась консультантом «Красоты и дома», и только избранные знали о новом проекте. Что странно, редактору «Красоты» меня представили мельком, и Егор сделал все возможное, чтобы мы не оставались одни. Татьяна Степановна, тучная женщина средних лет, отнеслась ко мне нейтрально, даже слишком, и не задала ни единого вопроса консультанту, решающему судьбу ее журнала.

— Ты независимый консультант, Татьяна не должна оказывать на тебя давление, — объяснил Егор.

Он пустил меня в свободное плавание. Почти во всем, потому что мешало отсутствие знаний.

— Ты что-нибудь знаешь об интернете? — спросила я.

— Это полезное изобретение, его еще называют всемирной паутиной… — ответил с напускной важностью в голосе.

— Не дурачься! Я пытаюсь понять, что потребуется для разработки сайта.

— У нас несколько доменов и сайтов… что именно тебя интересует?

— Эээ… я в этом полный профан, а сайт будет важной частью журнала.

— Позвони дизайнерам и потребуй, чтобы тебе прислали разработчика. Четко поставь задачи и обозначь сроки.

— Потребовать? На каких основаниях? Я здесь не работаю.

— Как не работаешь? Торчишь здесь с восьми утра, просидела платье до дыр. Тебя пустили в здание? Пустили. Кофе принесли? Принесли. Значит, работаешь.

— Так и сказать дизайнерам: «Я здесь с восьми утра, поэтому поднимитесь ко мне сию же минуту для срочного дела»?

— Так и скажи, только грозным голосом.

— А ты… не можешь?

— Не могу, — коварно сверкнул взглядом. — У меня по расписанию перерыв.

И ушел, довольный донельзя. Так бы и… ущипнула его за одну из роскошных выпуклых мышц.

Завел меня, зараза! Теперь все хочу сама сделать, причем срочно, а он затягивает глубже. Заставляет брать ответственность и налаживать связи. Манипулятор чертов!

С дизайнерами вышло странно. Услышав мое имя, секретарь радостно сообщила: — Да, конечно! Олег зайдет к вам через минутку.

Я даже удивиться не успела, как передо мной появился чрезмерно вежливый Олег с планшетом под мышкой.

— Это конфиденциальный проект, поэтому прислали меня, — объявил торжественно. — Я ведущий дизайнер.

У меня нашелся только один вариант ответа.

— Очень приятно. А я… Аля.

Через час у меня уже рябило в глазах от увиденного. Дизайны сайтов, способы сбора и обработки данных, виды защиты, интерактивные модули… Олег не щадил меня и не делал скидки на необразованность.

— Покажите вашу задумку, и мы подберем дизайн главной страницы, — предложил он.

— И подберем, и нарисуем, — жизнерадостно пообещала, пряча в столе мои заметки. Они не для посторонних, предвзятых взглядов, которые затянутся пленкой презрения при виде грамматических ошибок. Протянув чистый лист бумаги Олегу, сказала: — Пишите сами, чтобы не путаться в чужом почерке. Вот здесь будет заголовок и логотип.

Косясь на меня странным взглядом, Олег написал «заголовок» и «логотип».

— Да-да, вот так! — подбодрила я, заливаясь румянцем.

Что тут скажешь? Не гожусь я для этой работы. А писать под взглядом постороннего человека вообще не могу.

Мы с Олегом закончили к обеду. Он уходил от меня с видимым облегчением на лице, давно не ощущал такого напора и бесконтрольного потока идей. Плохо оформленных идей.

— Обычно на черновой макет сайта уходит несколько дней, но я постараюсь сделать побыстрее. Послезавтра подойдет? — спросил из дверей, напоминая, что я не обозначила сроки.

— Послезавтра… хороший день.

— До встречи! — Олег помахал планшетом.

— Подождите! — крикнула вслед, ломая от волнения голос. — Знаете, какой день лучше, чем послезавтра? Сегодня. Скажем, часа в четыре?

В моей работе все наоборот, требования предъявляют мне. Поэтому начальница из меня никакая. Понятия не имею, что делаю, двигаюсь вперед чисто на инстинктах.

Олег попытался возразить, но меня уже не сдвинуть с места. Откуда прет наглость, не знаю, но смотрю в недовольные глаза дизайнера и улыбаюсь.

— На этом этапе нужна ориентировочная концепция. Давайте сосредоточимся на том, что вы сможете сделать, а не на том, на что не хватит времени. Почему бы не адаптировать дизайн сайта «Финансиста»… — терминов в запасе не осталось, поэтому я выдернула из колоды свой единственный козырь — имя Егора. — Постарайтесь что-нибудь набросать к четырем часам, а мы с Егором Валерьевичем обсудим.

Услышав в моем тоне приказ, Олег кивнул и удалился, и только тогда я выдохнула. Если мы будем работать вместе, придется хоть что-то узнать о технической стороне его работы.

Стоп.

Вот меня и занесло. Какое может быть «работать вместе»?

Это не моя территория. Я мелкий грызун, случайно забежавший в вольер со львами. Куда я лезу? Зачем?

Долго философствовать не получилось, меня навестил редактор «Завтрашнего финансиста», Эмиль.

— Вы заняты, Аля?

— Нет, — сглупила я.

— Егор Валерьевич предупредил, что вы работаете над презентацией для директората компании, и я решил предложить помощь.

Элегантный, привлекательный мужчина с любопытством смотрел, как я хватаю ртом воздух.

Какой еще директорат?! Какая презентация?!

Насмотревшись на странную гостью начальства, Эмиль положил передо мной папку с надписью «Конфиденциально».

— Уверен, вы и так все знаете, но у директората определенные требования и любимые каверзные вопросы. Среди начальства есть заядлые критики и очень требовательные люди. Валерий Филиппович прислушивается к их мнению. Я принес презентацию по «Финансисту» с моими пометками, в них вы найдете заданные вопросы и критику. Если понадобится помощь, зовите, всегда рад подсобить коллеге.

Еще на фуршете Эмиль рассказал о своей журналистской карьере, а потом меня отвлекли, и пришлось прервать беседу. Он считает меня коллегой. Меня, полуграмотную Алю Гончарову.

И как мне ему представиться? «Здравствуйте, я фантазерка Аля, которая плохо читает, а пишет еще хуже?»

— Простите, я не успела представиться в прошлый раз. У меня нет журналистского… филологического образования… — О Господи, куда я лезу?! Я не знаю элементарных вещей, даже того, с каким образованием становятся редактором журнала. — Я визажист, — продолжаю на удивление твердым голосом. — Мы с Егором Валерьевичем друзья, и я помогаю ему с идеями.

Лицо Эмиля не изменилось, осталось даже слишком спокойным.

— В таком случае вам понадобится значительная помощь. — Вежливо кивнув, он поднялся с места, тем самым обозначив, что источником данной помощи быть не намерен. — Простите, что навязываюсь, я и так вас отвлек. Уверен, Егор Валерьевич все предусмотрел, — сладким тоном заключил он и исчез.

А я уверена, что Егор Валерьевич надо мной издевается. Какой еще директорат?! Максимум, на что я способна, это набросать общую концепцию журнала и список идей, а дальше за дело возьмутся профессионалы.

А я уеду. Однажды увижу журнал в киоске или даже подпишусь на него. Найду отголоски своих идей и буду ими гордиться.

Почему недостижимое выглядит так маняще? Почему мысли о журнале делают меня счастливой и дарят в сотни раз больше радости, чем все, даже самые смелые школьные фантазии о Никите?

Егор подошел незаметно, и я вздрогнула от неожиданности.

— Аль, ты чего бездельничаешь?

— Что за новость про директорат?

— Почему новость? Я объяснил тебе структуру компании. В состав директората входят главы разных частей компании и несколько консультантов. Отец прислушивается к их мнению. Первая презентация будет краткой, обсудим концепцию журнала и получим добро на следующий этап.

— Процесс понятен, но при чем тут я? Для подготовки бизнес-плана, макета журнала и сайта понадобятся недели, а мы и целевую аудиторию пока не знаем.

Егор игриво толкнул меня плечом.

— Нахваталась терминов?

— От тебя какой только заразы не нахватаешься! — буркнула. — Скорее подбирай команду. Я поделюсь идеями, а они пусть развивают дальше.

— А ты уедешь?

— А я уеду.

— Просто уедешь и все, пока посторонние люди будут развивать твою идею, менять ее, критиковать… тро-о-огать ее грязными руками…

Подначивает меня, зараза!

— Ты велишь им помыть руки, и все обойдется. Егор, не знаю, чего ты добиваешься, но у меня заканчивается отпуск…

— Продли!

— Не могу, я и так…

— Прошу тебя, продли.

— Я смогу остаться максимум до конца недели, но за это время мало что успею, только стану обузой.

— Кто назвал тебя обузой? — спросил резко, кожа вокруг губ побелела.

— Никто! Наоборот, все слишком вежливы, но им приходится обучать меня с нуля. В чем смысл, если я уеду?

— Смысл есть. Это твоя идея, тебе и разрабатывать… А я помогу. Ты и я — это ведь не страшно? Не корчи недовольные рожицы, не страшно. Что у тебя дальше по плану?

— В четыре придет Олег с набросками макета.

— Так быстро? — Егор поднял брови в искреннем удивлении. — Как ты умудрилась его уговорить?

— Пригрозила… тобой.

— Креативно! — рассмеялся Егор. — А сейчас что делаешь?

— Изучаю презентацию «Финансиста».

— Отлично! Будем изучать вместе.

Сел рядом и взялся за бумаги, словно никогда их не видел.

Издать журнал может каждый, были бы деньги, желание и список откровений, которые ты собираешься нести в массы. Текст и фотографии готовы? Платишь дизайнеру — получаешь макет. Платишь корректору — получаешь грамотный текст. Платишь типографии — и вот на столе лежит твое глянцевое сокровище. А дальше? Либо распространяешь журнал самостоятельно, либо платишь киоскам. Либо гордо раздаешь знакомым в обмен на восторженные восклицания.

Но это не имеет ничего общего с бизнесом. В большинстве случаев, провальным, но не для отца Егора, который построил на этом целую империю. Поэтому и странно, что он позволяет сыну тратить время на тонущий журнал. «Завтрашний финансист» стал для Егора испытанием, это понятно, но возня со мной — пустая трата времени. За нашими спинами ждет налаженная машина успешного бизнеса, готовая раскрутить журнал без моих доморощенных выдумок.

Но нет, Егор упорно заставляет меня верить в невозможное.

Он все проговаривает вслух, притворяясь, что так ему легче думать. Получается довольно естественно, и я почти верю в его ухищрения. Почти. Во-первых, он не хочет, чтобы я мучилась, читая сложные документы. Во-вторых, проговаривая сложные моменты, он меня обучает. Втягивает в сети, как паук, и пытается сделать это незаметно. Но какое тут «незаметно», если он читает вслух, а я его слушаю?

— Аль, ты чего отвлекаешься? Я плачу тебе не за красивые глаза, а за работу.

— Ты мне не платишь.

— Можно я тебе заплачу? Тогда смогу ругаться без ограничений.

— Нет уж. Никаких денег и претензий тоже. Но за комплимент спасибо.

Егор даже слайды отложил от удивления.

— Какой еще комплимент?

— Про красивые глаза.

— Это выражение такое! — пробурчал недовольно. — Глаза у тебя усталые и покрасневшие, ты все время их трешь. И веки опухли. Никакой красоты не вижу. И вообще… пойду сделаю нам кофе.

— А секретарь тебе на что?

— У меня что, ног нет? — фыркнул.

— Егор, скажи правду, для чего ты носишься со мной, как с писаной торбой? — не выдержала в который раз.

— Так надо, Аль… надо.

В его взгляде столько недосказанного, что я поежилась.

Когда в дверь постучался Олег, Егор отошел к окну и тихо сказал:

— Я останусь здесь, но в качестве наблюдателя. Принимай работу, критикуй, хвали. Если надо, спрашивай мое мнение, но ответственность на тебе. Никаких поблажек.

Егор следил за мной взглядом ястреба. Как только я давала слабину, хмурился. Не то, чтобы Олег пытался меня обмануть, но спорил по мелочам. Специалист заболел, программа не работает… Мой голос креп с каждым словом, просьбы превратились в требования.

После ухода дизайнера Егор ничего не сказал, только кивнул, и стало немного обидно. Он с детства знал, что однажды станет главой отцовской империи, а для меня приказывать другим — непривычное дело. Но… приятное, могу и втянуться.

— Ты все время щуришься. Почему? — спросил Егор между делом.

— Глаза устали от непривычки. Ничего страшного, не отвлекайся…

— А еще ты закрываешь один глаз, когда смотришь на графики. И смешно наклоняешь голову.

— Понятия не имею, почему. Для выбора целевой аудитории придется…

— Аль, послушай… — Егор делал пометки в таблице и одновременно говорил на постороннюю тему. Мне бы так! — У меня есть знакомый. Я рассказал ему, что ты щуришься, и он хочет с тобой познакомиться.

— Это такая извращенная служба знакомств, или ты пытаешься отправить меня к врачу?

В горле распухает неприятный комок, слюна горчит на языке. Не люблю говорить о своих дефектах. Ненавижу любое, самое малое доказательство того, что я не такая, как все.

Слишком доставалось из-за этого в школе. Гораздо спокойнее прятать свои секреты глубоко внутри. Пусть моя работа не предел мечтаний, но я люблю ее. Она подарила убежище и благополучие. Я стала яркой снаружи и незаметной внутри. Так надежнее, так безопасно.

Егор играет с огнем, раскачивая меня и толкая в неизвестном направлении.

— Почему ты сразу щетинишься? — Егор берет меня за руку, которой я нервно тру горло, силясь вдохнуть. Сжимает запястье, смотрит на него долгую минуту, потом отпускает. — Раз ты щуришься, вдруг тебе просто нужны очки? Я упомянул об этом знакомому глазному врачу…

— И он хочет со мной познакомиться, потому что никогда не встречался с теми, кто щурится? Неведомая диковинка в мире офтальмологии? Ты меня за дурочку держишь? — Ничего не могу поделать, завожусь с полуоборота. С каждым днем Егор все больше внедряется в мою жизнь, в самые скрытые ее части. — Мне не нужны очки. Дома я не читаю и не пишу, а для работы у меня прекрасное зрение.

Моя проблема не связана со зрением. Уверена, что и Егор об этом знает.

Поиграв желваками, Егор отбросил карандаш.

— Не кусайся! Если не хочешь, не ходи к врачу, мне все равно! — голос грубый, тяжелый.

Егор листает бумаги, не глядя на меня. — Но врач сказал, что раз ты щуришься, то зрение стоит проверить, и что он будет рад с тобой познакомиться.

Чувствую подвох, но обвинить Егора не в чем. Ничего крамольного он не сказал, наоборот, проявил заботу. Это я воспринимаю малейший намек на мои дефекты в штыки.

— Аль, не злись! — Егор подбодрил меня вымученной улыбкой. — Забудь, что я сказал. Смотри на все одним глазом, как пират. Давай определимся с ключевыми разделами журнала…

Через пару часов мы переместились в ресторан, но там было слишком шумно, поэтому поехали к Егору домой. Работали до одиннадцати, потом он потянулся и поднялся на ноги.

— Кто первый в душ?

Посмотрев на время, я ужаснулась.

— Я забыла сказать тете, что задержусь допоздна. Сейчас вызову такси.

— Я сказал Татьяне Игнатьевне, что ты останешься у меня.

— Что?! С каких это пор вы с тетей общаетесь?

— С тех, когда ты назначила меня опекуном на время твоего отсутствия. Должен же я знать, о ком забочусь. Твоя спальня рядом с моей, полотенца на кровати. На кресле пара новых футболок и тренировочные штаны. Завтра утром, если приспичит нарядиться, завезу тебя к Татьяне Игнатьевне.

Нарядиться! Слова-то какие знает.

— На сегодня я, пожалуй, соглашусь остаться. Устала зверски, хотя тебя притеснять неудобно.

— Неудобно врываться сюда в дикую рань и любоваться, как я полуголый варю кофе!

— Ты мог и одеться.

— Ты могла и дождаться девяти утра. Если ты настроена спорить, то я пошел мыться.

Отсекая дальнейшие препирательства, Егор направился в ванную.

Спальня пахла пустотой. По сравнению с надувным матрасом двуспальная кровать выглядит волшебным раем. Я растянулась на ней поперек, перекатилась из стороны в сторону, даже немного повизжала для пущего удовольствия, пока не обнаружила в дверях Егора.

— Я… эээ… хотел убедиться, что ты не сбежала, но вижу, ты освоилась, — сказал со смехом. Стоит передо мной без рубашки, покручивая в руках полотенце.

От неожиданности я покраснела. Путаясь в словах, попыталась объяснить свое странное поведение.

— Я давно не спала на такой большой кровати. В моей съемной однушке едва хватает места для односпальной. Дома у тети… сам знаешь. Только когда остаюсь на ночь у…

Молодец, Аля! Отличилась! Пусть у нас не романтические отношения, но Егору совершенно необязательно знать, у кого я ночую и по какой причине. Я смазала конец фразы, но он все равно догадался, о чем я. Не дурак. Скрестил руки на груди, сверкнул глазами так яростно, будто я ему в верности клялась.

— У тебя кто-то есть? — спросил угрожающе.

— В каком смысле? — пытаюсь выиграть время непонятно на что.

— В том самом! — Егор злится. Подходит к кровати, машет полотенцем перед моим лицом. Сейчас прихлопнет меня, как муху. — В смысле мужик! Любовник, парень, кто угодно!

— Перестань на меня кричать! Это не твое дело!

— Раз кричу, значит, мое! Приличные женщины не остаются на ночь у мужчины, если они связаны обязательствами с другим. Они не… они не… много чего не делают!

— Я не связана обязательствами, а ты противный зануда!

— А ты… ты… невыносимая… вот здесь у меня… — ткнул себя ребром ладони в горло. — Иногда, Аля, честное слово, глаза б мои…

Не закончив ни одну из фраз, он наклонился ко мне так резко и так близко, что от неожиданности я отползла в угол кровати.

Егор хлестнул полотенцем по двери и вылетел из комнаты.

— Глаза б твои что? — крикнула вслед. — Позвони своему другу, глазному врачу, он поможет! — фыркнув, продолжила кататься по кровати.

Попробуй разберись, что у Егора в голове. Иногда он такой близкий и заботливый, что попытки не видеть в нем мужчину проваливаются с треском. А иногда наоборот, злой, будто я дико ему мешаю, стою на пути. Другой бы на его месте давно попытался закрутить интрижку между делом. Мы взрослые люди, не связанные обязательствами, почему бы и нет?

Я докатилась до бортика кровати и остановилась.

Нет, не с Егором. Он не из тех, с кем заводят интрижки.

Он необычный, теплый, интересный и относится ко мне… странно. Даже вопрос о любовнике привязал не к ревности, а к правилам приличия. Он не соблазнится мелкой интрижкой, да и я откажусь. Стопроцентно откажусь, потому что Егор не из тех, кого легко забыть.

Я откажусь, а потом буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

После душа Егор прошел в свою спальню, не пожелав мне спокойной ночи. Я смотрела ему вслед, на широкую спину со стекающими по ней каплями воды.

— Приличные мужчины пользуются полотенцем! — проворчала.

— Приличные женщины не облизываются на мужские спины!

— Я не облизы…

Дверь его спальни захлопнулась, наглядно демонстрируя, что коварного соблазнения ожидать не стоит.

Он видел мое отражение в оконном стекле и знает, каким взглядом я проводила его фигуру.

Егор все замечает. И тело у него… что надо. А сам он невыносимый зануда. Вот, пожалуйста, очередное доказательство: над раковиной две зубные пасты — одна отбеливающая, вторая для восстановления эмали. Ну не зануда ли? И зубную щетку мне оставил на раковине. Розовую. Неужто думает, что если упаковка синяя, я не догадаюсь, что это мне?

Обо всем позаботился. Все знает. Все замечает. Зануда. Весь из себя правильный, заботливый, замечательный до ноющей тоски внутри.

Он идеальный, а я… нет.

* * *

За завтраком мы читали газету. Егор внимательно, а я сканировала заголовки, потому что от чтения устала на годы вперед.

— Выспалась? — не сводя взгляда с газеты, он пододвинул мне блюдо с фруктами.

— Да, спасибо. Я сама доберусь до офиса, по пути куплю сменную одежду.

— У нас встреча в десять.

— Маркетолог?

Егор тщательно прожевал кусок дыни. Уже ничего не осталось во рту, а он все жевал и смотрел в одну точку.

— Почти. Офтальмолог.

Я отодвинулась от стола и сложила руки на груди.

— У нас?

Егор постарался беззаботно пожать плечами, но напряженные мышцы застыли.

— Ты сказала позвонить глазному врачу, и я позвонил, только что. — Поднял на меня взгляд, в нем прямой вызов.

— Ты прекрасно знаешь, что я пошутила.

— Выбор за тобой, Аль, я не собираюсь тащить тебя насильно. Но если хочешь знать мое мнение, то глупо притворяться, что все в порядке. Проблемы надо не прятать, а решать.

Егор громыхал кофейником, хлопал дверцей холодильника. Ждал моей реакции.

Я могу уйти прямо сейчас, пресечь дальнейшее вмешательство Егора в мою жизнь. Он ступил на очень личную территорию и топчется по ней без видимого на то права.

Очень тянет уйти, но еще сильнее хочется узнать, что он задумал. Для чего возится со мной, вмешивается, толкает неизвестно куда.

Потребность разгадать мотивы Егора намного сильнее моего страха.

Я молча собрала посуду со стола и пошла одеваться. Егор загрузил посудомойку и так и остался стоять, глядя на оранжевый огонек стартовой кнопки.

Когда я вышла, он стоял у окна спиной ко мне.

— Когда нам выходить из дома? — спросила, наблюдая, как напряглись его плечи.

— Куда? — спросил, не оборачиваясь.

— К твоему приятелю. Так и быть, пусть полюбуется на то, как я щурюсь, — ответила с напускной легкостью. Если бы Егор знал, с каким трудом мне далось это согласие, он бы не стоял ко мне спиной. Он бы обнял меня… или нет, это совсем из другой оперы.

— Четверть десятого, — ответил Егор сухо. — Аль, я… — сжал подоконник и обернулся на меня.

Он не знает, что сказать. Егор читает меня, как сухой текст, правильно и четко, но не видит того, что между строк. Читать не значит чувствовать.

— Аль, я… — начал снова, со вздохом.

— Да, ты. — На этом непонятном обмене словами я захлопнула за собой дверь спальни.

Я пытаюсь понять Егора и вступаю в предложенную партию, но это не значит, что я от нее в восторге.

* * *

Начнем с того, что приятелями они с врачом не были. Более того, они практически не знали друг друга. «Очень рад личному знакомству!» — сказал врач, здороваясь. Как я и подозревала, Егор навел справки и где-то раскопал этого специалиста, чтобы… вот сейчас и узнаем, для чего.

Усаживаясь в пыточное кресло, я испепелила Егора взглядом. Он стоял в проходе, держась за дверную ручку.

— Вы, Егор Валерьевич, либо туда, либо сюда, — улыбнулся врач, глядя через плечо. — И дверь закройте, чтобы посторонние не подглядывали. Мы с мадам Гончаровой будем творить зрительную магию.

Еще один шутник! Везет же мне.

Егор вопросительно поднял брови, дожидаясь моего разрешения. Я пришла сюда, чтобы разобраться в его игре, так что пусть сидит рядом и терпит врачебный юмор.

— Вас что-нибудь беспокоит? — поинтересовался врач.

Да!

Меня беспокоит поход к врачу. И Егор. Особенно Егор и его мотивы, о которых я, что уж кривить душой, догадываюсь. Его с детства заклинило на моих дефектах. Он ищет ошибку в моей формуле и хочет ее исправить.

Егор, как чертов Пигмалион(1), хочет сделать меня совершенной. ОН хочет. Он, а не я.

Став визажистом, я забыла о своем внутреннем несовершенстве, заставила себя забыть.

Чтобы побороть это, я стала идеальной снаружи.

До последнего времени меня все устраивало.

— Зрение меня не беспокоит. Глаза устают при чтении, но я… обычно не читаю, — отвечаю вежливо, но сухо.

— Почему? Вы не умеете читать?

Я дергаюсь, как от удара в живот.

— Умею! — отвечаю резко.

Что Егор сказал врачу? Моя проблема не связана со зрением, офтальмолога она не касается. И Егора тоже!

Смотрю на него с обидой, но Егор не догадывается о моих терзаниях. Он улыбается, подбадривает меня. «Объясни!» — говорит одними губами.

— Я умею читать, но приходится прилагать усилия, — поясняю, не сводя взгляда с Егора. — Путаюсь в длинных словах…

— Как вы их запоминаете?

— Друг посоветовал запоминать формулы и длинные слова, как картинки. Сфотографировать их в памяти и воспроизводить перед глазами полностью. Это помогает.

Друг. Егор, который с детства пытался меня починить.

Все началось в пятом классе, когда он пересел ко мне на уроке математики. Надоедал мне целыми днями, пытаясь понять, почему у девчонки со способностями к математике проблемы с формулами. Он же и придумал выход.

Вместо «спасибо» я хлопала его учебником по голове, чтобы не занудничал и не лез в мои дела, не тыкал в мои дефекты. Не помогло. Егор ходил за мной по пятам, выискивая остальные недостатки. Для него это стало подобием игры. Когда понял, что я не собираюсь его слушать, давал советы классной руководительнице.

И это продолжается до сих пор. Я-то, дура, поверила в его россказни про мою фантазию и журнал, и вот…

— Интересненько… — Врач бросил быстрый взгляд через плечо, на Егора. — Вы правильно сделали, что позвонили моей жене, она специалист в этом деле. Глаза я, конечно, проверю, но главная проблема не в них. Вы уже договорились о тестировании?

Егор дернул головой, нечто среднее между «да» и «нет», но правду уже не спрячешь. Его тайна всплыла к поверхности и смотрела на меня уродливой насмешкой Джокера.

Врач переводил хмурый взгляд с меня на Егора и обратно.

— Я что-то сказал не так? — спросил Егора. — Простите, если что. Вы предупредили, что разговор конфиденциальный, но раз ваша подруга пришла на прием, то… я решил, что она обо всем узнала. Мы ж не будем лечить вашу подругу без ее согласия? — врач фыркнул, приняв ситуацию за шутку.

Да, Егор, скажи, как ты собирался исправить меня, не спрашивая согласия?

Интересовался ли Пигмалион мнением Галатеи?

Снаружи я спокойна, но внутри… Полный раздрай, волнение, обида. Когда меня дразнили дурой и оборвашкой, одноклассники делали это честно. В лицо. А Егор позволил мне почувствовать себя особенной, талантливой и нужной, чтобы теперь напомнить, какая я ломаная внутри.

Все это время он думал о моих дефектах и искал способ меня починить.

Уверена, он желает мне добра, но этим причиняет самую острую боль.

-----

1 — Пигмалион — в греческой мифологии скульптор, создавший статую совершенной и прекрасной Галатеи.

— Моя жена работает с пациентами с вашим видом расстройств, — пояснил врач. — Она разберется с вашим чтением. Но Егор Валерьевич сказал, что вы щуритесь, и попросил сначала проверить зрение.

Расстройства.

Мое единственное расстройство — нахождение в этом кабинете. Или нет, не так. Еще больше меня расстраивает то, что Егор мне солгал. Масштабно солгал. Затрагивать тему чтения и письма не хотел, хватило моей прошлой истерики, и решил действовать исподтишка. Всего лишь глазной врач, для начала. «Может, тебе просто нужны очки».

Просто.

А потом врач упомянет свою жену, которая (совершенно случайно!) окажется нужным мне специалистом. Нет, не мне. Нужным Егору специалистом по моему расстройству.

Глазной врач оказался бездарным конспиратором, но я бы и так догадалась.

Как и детстве, Егор сосредоточен на моих недостатках. Расстройствах. Он пытается починить меня, как сломанную куклу.

Врач выдал его секрет, и теперь он смотрит на меня исподлобья, ждет реакции.

— Я случайно… — начинает фразу, но не заканчивает.

Случайно что? Увидел рекламу в метро? Или на шоколадной обертке? Специалист по расстройству Али Гончаровой.

Егор встречается со мной взглядом, и в его глазах нет ни капли сожаления.

— Я уже сказал тебе, что думаю по этому поводу, — говорит решительно, с нажимом, озадачивая врача. — Нельзя вечно прятаться, надо дать себе шанс. Только тогда и узнаешь, какая ты есть на самом деле и на что способна. Я хочу, чтобы у тебя был этот шанс.

Я застываю каменной глыбой.

Невероятные слова. Сильные, заботливые, щедрые, неравнодушные.

Но я ненавижу каждое из этих слов. Отчаяние липкой пленкой стягивает кожу, стекает по губам, застилает зрение.

Я уже доказала, кто я есть на самом деле.

Я уже многого достигла.

А он перечеркнул все это парой фраз. Егору недостаточно меня настоящей, ему нужна усовершенствованная версия.

Не стоило соглашаться на его предложение. Дура, я поверила комплиментам, а на самом деле Егор видит меня комком глины, из которого специалисты попытаются слепить что-то достойное.

Он считает меня упрямой и трусливой, поэтому и обманул, поэтому и толкает, заставляет, будто у него есть на это право.

Право управлять моей жизнью и не довольствоваться оригиналом.

Под внимательным взглядом врача я хватаю ртом воздух. Между нами с Егором бездна непонимания, и уж кто-кто, а я не способна свить цепочку слов, которая поможет приблизиться друг к другу. Куда уж мне против железной воли джедая! Егор помнит мои привычки, страхи и фантазии, он продумал отличный план, но пропустил главное: со мной так нельзя.

— Вам ставили диагноз? — врач сочувственно улыбается, заметив, как я скукожилась под словесным напором Егора.

— Предварительный, но… другого не надо.

Смотрю на Егора с обидой, а он улыбается. Неужели совсем ничего не понимает?

— Дислексия? Дисграфия? — врач наблюдает за мной с интересом. Дождавшись моего кивка, поясняет: — Эти расстройства не имеют отношения к зрению, однако вы, дислексики, живые люди, и порой вам тоже нужны очки, как и любому другому человеку.

Да, мы, дислексики, живые люди, и сейчас этому отдельно взятому дислексику очень больно.

— С остальным разберется моя жена, — безмятежно обещает врач.

С остальным.

А что, если я не хочу обсуждать остальное? Если озвучишь свои секреты, они станут реальностью.

Я запинаюсь на сложных словах. Пока разберусь с ними, забываю, о чем предложение. Со временем научилась пропускать непонятное, только так и набрала скорость. Путаю слова.

Дойду до середины длинного предложения, забываю начало. Буквы мерцают, издеваются.

Смотрю на Х и Ж, то вижу палочку в середине, то нет. Чем больше стараюсь, тем хуже.

Буквы начинают сливаться в кучу, крениться, как пьяные, подмигивать. О таком расскажешь, отправят к психиатру.

А писать и того сложнее. В голове целый мир, идеи пестреют цветами радуги, и их сотни, не меньше. Рассказать могу так, что заслушаетесь, а на бумагу выливается шиш. Сухой остаток с кучей ошибок. Меняю буквы местами, части слов тоже. Бесконечность идей выливается в ничто. Это как пытаться перелить Каспийское море через воронку в старую дырявую бочку.

Как такое объяснишь?!

Диктофон не поможет. Я наговорю, а печатать некому. Компьютерная программа диктовки многое путает, а мне потом не отредактировать.

В школе все знали, что я другая. Для кого-то невнимательная, недобросовестная, наплевательски относящаяся к учебе. Для кого и похуже, дура, тупая овца. Учителя знали, что у меня проблемы, но это витаминами не вылечишь, нужны специалисты, а значит, деньги. Тетя накопила, сводила меня на консультацию. Специалист заключил: «Надо тестировать, адаптироваться, приспосабливаться, существуют разные методы».

Адаптироваться и приспосабливаться — на этих глаголах висел невозможный ценник. Тогда бесплатной помощи не было, только Ирина Семеновна и держала меня на плаву. И Егор с его изобретениями.

Врач закончил осмотр. Чего только не вытворял: натягивал ленты с бусинами через весь кабинет, проецировал на стену странные картинки, проверял поля зрения. Игрался, как ребенок.

— Глазки у вас, как я люблю говорить, в кучку! — подвел итог и рассмеялся, довольный очередной шуткой. — Именно что в кучку, один глаз отстает от другого. Как муж и жена после долгого брака: и вместе не могут, и отдельно не хотят. Призма в очках это исправит, заодно и зрение подкорректируем. Но не поймите меня превратно, это малая часть ваших бед. Проблемы с чтением — это дислексия, глаза тут ни при чем. Сходите к моей жене.

Я ловлю свое отражение в зеркале. На носу металлическая конструкция с набором линз, достойная Франкенштейна. Врач использовал ее при проверке зрения, чтобы подобрать очки.

Хочется сорвать ее и выбежать отсюда. Никогда больше не вспоминать ни глазного врача, ни Егора.

— А какие оправы сейчас делают, загляденье! — Владимир Павлович сунул мне под нос свои очки. — Я недавно новую купил, видите? Очень доволен. Современно и с шиком. Вы сможете выбрать, что вам по душе.

Мне «по душе» схватить его очки и запихнуть…

Врач прав, Егор прав, они пытаются помочь, но… не могу я больше. Мне надо на воздух.

— Или если хотите, можете забрать домой эту красоту! — все еще пытаясь меня развеселить, врач постучал кончиком пальца по конструкции на моем носу.

— Спасибо за вашу консультацию! — сказала, пересилив себя. Потом заставила себя улыбнуться Егору, скрыла агонию внутри. Он не виноват в том, что желает мне добра.

Я, Аля Гончарова, вернулась в город, чтобы похвастаться перед одноклассниками своим совершенством. Мне почти удалось. К сожалению, нашелся один одноклассник, до сих пор одержимый моими недостатками.

— Если не ошибаюсь, моя жена предложила вам консультацию завтра утром? — спросил врач у Егора.

— Завтра мы заняты, — ответил тоном заботливого мужа, ответственного за здоровье недееспособной жены. — Прости, Аль, но у меня важные встречи в регионе…

— Завтра подойдет, — говорю бесцветным тоном, просто потому, что хочется противоречить Егору.

— Ты права, сходи, пока меня не будет, — он с легкостью соглашается.

Егор благодарил врача, а я ждала в коридоре. Очки заказывать не собиралась.

Вы осудите меня, скажете, это ерунда, всего лишь очки, но это ненужные мне очки. И специалисты мне тоже ни к чему. В моей жизни больше нет убегающих строк и прыгающих букв. Я такая, как все. Это мой выбор.

Когда я училась на визажиста, мне, конечно же, приходилось читать, но не так много. С лекторами повезло, со слуха я с легкостью восприняла весь курс. Обучение платное, но дело не в этом, а в людях. В преподавателях, которые вошли в мое положение, не навешивая ярлыки, и заменили некоторые письменные тесты на устные.

А теперь… Я, Аля Гончарова, не читаю и не пишу, потому что не хочу этого делать. У меня другая жизнь.

— Рада, что пошла? — спросил Егор по пути в офис. В ответ я улыбнулась одними губами, не в силах выдержать сложный разговор. Воодушевленный походом к врачу, Егор выглядел по-настоящему счастливым. — Скоро мы возьмем под контроль все остальное, и будешь как новенькая. Обещаю!

Безобидные слова врезались в душу зубной дрелью. Я не хочу, чтобы меня исправляли и брали под контроль.

Не хочу.

Не хочу быть «новенькой». Пусть меня любят и презирают такой, какая родилась. Пусть найдется человек, который полюбит оборвашку, а не ее улучшенную версию. Но пока что мне не везет. Никита клюнул на блестящую обертку, а Егор пытается починить то, что внутри.

Не подозревая о вулкане моих мыслей, Егор убежал работать. Немудрено, у него есть и другая должность, кроме как моей няньки.

Я пытаюсь сосредоточиться на журнале, но не могу. Опустились руки. Запал исчез, поход к врачу задул меня, как свечу. Я получила желаемое — разгадку мотивов Егора. Он с детства пытался усовершенствовать меня, решить, как математическую задачу. Наконец дорвался и теперь разбирает меня на кусочки, как пазл, выявляет дефекты, вносит их в каталог, чтобы заказать новые части.

Когда тебе причиняют зло, обида закономерна. А Егор желает мне добра, но от его попыток помочь в стократ хуже.

Я ухожу с работы до появления Егора. Он звонит вечером, но мы не разговариваем.

Сославшись на головную боль, я желаю ему спокойной ночи.

Я ложусь спать, пообещав себе, что утром отменю консультацию.

Но после завтрака я удивляю себя тем, что еду в клинику в надежде исчерпать эту ситуацию до конца. По странной, непостижимой причине мне хочется узнать, что дальше, какова цель, что Егор собирается делать со мной, усовершенствованной, но все равно такой неидеальной внутри.

Жена глазного врача — приветливая, интересная женщина средних лет. Она задает множество вопросов, и я теряюсь. После каждого положительного ответа она кивает и довольно хмыкает. «Ага, точно, и этот симптом у нее есть, я так и думала. Вот же, ходячая проблема!»

Я придумываю эти жестокие мысли и вкладываю в ее голову.

Вопросы странные. До чтения и письма мы еще не дошли, и это озадачивает.

— Есть ли у вас проблемы с памятью?

— Путаете ли вы право и лево?..

— У вас бывали проблемы в общении со сверстниками?..

— Вас пугают громкие звуки?..

— Вам неприятны прикосновения посторонних людей?..

— Вас пугают перемены в жизни?..

С каждым «да» внутри раскручивается пружина, на которой держится моя жизнь. А потом она выстреливает, и после этого в ушах только белый шум.

Я выбегаю из кабинета, не прощаясь, грубо вырвав из рук специалиста анкету.

Несколько дней назад я была собой. Такой, какой хотела быть. Я хочу вернуться обратно.

Через полчаса я в офисе. Егора сегодня нет, можно не волноваться о нежеланной встрече.

Я распечатываю материалы, отмечаю красным «конфиденциально» и отдаю Нине Александровне.

Я спешу в безопасность моего дома, где никто не будет толкать меня в неведомое, ранить и разбирать на части. Где я не нуждаюсь в усовершенствовании и контроле.

Я успеваю собрать вещи, когда звонит Егор.

— Мне оставили сообщение, что ты сбежала из клиники.

Я не задаюсь вопросом, почему звонили ему, а не мне. Вся эта ситуация — одно большое сумасшествие от начала до конца.

— Егор, прошу, скажи, сколько стоили обе консультации.

— Нисколько.

— Егор, прошу тебя!

Он неохотно назвал сумму.

— Я отправлю тебе деньги.

Я прервала ответную ругань прощанием.

— Что ты сейчас делаешь? Где ты?! — потребовал.

— Собираюсь домой. Я закончила свою часть работы, остальное мне не потянуть. Сдала все бумаги Нине Александровне. Спасибо, это было интересно.

— Ты у тети? Я сейчас приеду. Подожди меня!

— Я уезжаю дневным поездом.

— Прямо так и уедешь?

— Да. О тете не волнуйся, я нашла другой вариант.

Далеко не самый лучший, но сосед согласился помочь за небольшую плату. Когда не пьет, он вполне надежный человек.

— Аль, что не так? Я слишком сильно надавил? Я видел, что ты нервничала, но потом успокоилась и согласилась пойти к специалисту. Я обозначил свои мысли по этому поводу…

— Мне пора домой.

— Аль, не уезжай, давай поговорим нормально, лицом к лицу! — перекрикивает шум дороги, неровный стук шагов и щелчки гравия. Бежит к машине.

— Нет, Егор, я наговорилась на год вперед. Мне не нужны врачи, ничего этого не нужно. Сначала эти дурацкие очки…

— Ты их еще не видела!

— Они мне не нужны, понимаешь? Врачи, осмотры, вопросы. Они лезут в душу, туда, куда я никого не пускаю. Никого, понимаешь? Я хочу домой. Там я нормальная, там никто не говорит, что я не такая, как все. Я не хочу быть другой.

— Ты другая, Аль, и всегда такой будешь. Но ты и представить себе не можешь, насколько это хорошо… замечательно даже. Не уезжай, выслушай специалистов, позволь им помочь!

— Мне не нужна помощь! — с силой сжимаю трубку. Ненавижу этот разговор, каждую его секунду. — Они делают мне хуже, я чувствую себя совсем неадекватной.

— Не говори глупости!

— Хорошо, я говорю глупости, но это мои глупости, и я имею на них право.

— Аля, ты… должна остаться… обязана… — Слышны гудки машин. Боюсь представить, с какой скоростью несется Егор. — Ты не можешь вот так уехать. Без тебя журнал будет… чужим. Все будет чужим. Останься!

Он не имеет права требовать. И повышать голос тоже. И говорить с таким отчаянием, будто теряет всемирно известного журналиста, лауреата Пулитцеровской премии, а не полуграмотную меня.

Он не должен отвлекаться, когда ведет машину.

— У меня слишком бурная фантазия и только. Я совершенно не разбираюсь в том, что такое счастье, поэтому найми опытного психолога и обсуди эту тему прежде чем всерьез ее рассматривать. Удачи тебе, Егор!

Он успел к поезду. Вокзал большой, но я услышала, как он подъехал. Стоянку отделяет от перрона чугунная ограда, и я по визгу шин догадалась, что мне предстоит серьезный спор.

— Ты!! — Егор вылетел на перрон. Отдышавшись, немного смягчился. — Ты здесь! — С отвращением сдернул галстук и бросил его на асфальт. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Дышит тяжело, вены на шее вздулись, глаза сверкают. Раз он в костюме, значит, новость о моем побеге застала его во время важных встреч.

Остановил взгляд на моем чемодане. Даже руку протянул, того гляди перебросит через ограду к своей машине.

Егор в бешенстве, никак мною не заслуженном.

— Я сделала все, что обещала.

— Да, — подтвердил сипло. Откашлялся, но больше ничего не говорит. Взгляд гневный, но оснований жаловаться нет, и Егор об этом знает.

— Зачем ты приехал?

— Никогда бы не подумал, что ты трусиха.

Это не ранило. Он сказал правду, я и сама об этом знаю.

— А ты жестокий. Зачем ты так со мной?

— Я надеялся, что ты захочешь большего.

— Это не большее, Егор. Ты заставил меня захотеть невозможного, а это жестоко.

— Но это невозможное и есть ты! Ты фантазерка, рассказчица, сказочница.

— У меня хорошая жизнь. Тебе мало того, что я достигла, но это твои проблемы.

— Скажи мне правду, и я отстану. То, чем ты занимаешься, это твое? По-настоящему твое? Твое дело? Ты предложила издать журнал о счастье, а сама-то ты счастлива? Стесняешься себя, прячешься, скрываешь свои слабости. Ты совершенная внешне, но сама не своя внутри.

— Прекрати, Егор! Не тебе судить и читать мне нотации. Прекрати!!

На нас оглядываются. На перроне нечем заняться, самое то — разглядывать орущую молодежь, того гляди вцепимся друг другу в глотку.

— Аль, скажи правду! Ты приехала в город зажатая, закупоренная, запудренная до умопомрачения. А теперь проснулась, да? Признайся, проснулась же! Стала такой, как раньше. Этот журнал твой, и ты знаешь об этом. Ты ведь наверняка уже представила, как пишешь для него статьи. Я знаю тебя, Аль, ты ведь уже нафантазировала себе журналистскую карьеру. Знаешь, почему? Потому что это твое!

— Не пори чушь! Я не могу писать… Говорить такое — это не просто бред, это преступный бред! Ты заставляешь меня хотеть невозможного, тычешь носом в мои дефекты… ты делаешь мне плохо, Егор. Очень плохо!

— То, о чем ты мечтаешь, находится за пеленой страха, — говорит, чеканя слог (2). — Вот и все, других преград нет. Я знаю тебя с детства, это твое. Ты должна жить своими фантазиями, делиться ими. Только тогда ты горишь, а в остальное время — прячешься. Впустую тратишь время, пытаясь доказать, что ты такая, как все. А это неправда. Ты потрясающая, сбивающая с толку, неординарная, незабываемая. В лучшем смысле этих слов. Ты не должна прятаться и молчать. Останься, Аль, и тогда журнал твой, совсем твой, полностью. Но тебе придется за него побороться. И за себя тоже. Без истерик и без побегов. Придется показать настоящую себя, в очках и пишущую с ошибками. Поборов страх, ты поймешь, что эти проблемы не определяют того, кто ты такая. Я буду рядом и не позволю тебе испугаться и свернуть с пути.

— Я не просила тебя об этом! Ты вмешался по собственной воле. Это игра для тебя, интересный ребус, очередная олимпиада. Ты манипулировал мной с первой встречи!

— Ничего я тебе не делал при первой встрече, я и видеть тебя не хотел! Ни тебя, ни Королева! Но… сейчас уже не важно, как все вышло.

— Я не знаю, кто хуже: Никита, которому на меня наплевать, или ты, пытающийся починить меня, как сломанную игрушку.

Егор отпустил чемодан и схватил меня за плечи. Так надежнее, ведь меня тоже можно перебросить через ограду. На лице Егора столько осуждения, что хватит на годы воспоминаний. Пусть. Буду жить, как жила, даже если он не одобряет. Тоже мне, начальник.

— Аль, не говори глупости! Помнишь, в лифте ты спросила, боюсь ли я высоты? Боюсь. Но это не основание не ездить в лифте. Надо побеждать себя, даже если страшно. Ты сказала, что я одеваюсь кое-как. Я что, сбежал? Впал в истерику? Нет. Я предложил подобрать новый гардероб. Что еще со мной не так? Не молчи! Я все исправлю.

Глупый, я ничего не хочу в нем исправлять. Только то, что он меня не понимает.

Егор говорит вкрадчиво, нащупывает мое доверие, но я непоколебима в намерении бежать.

Он прав, я спряталась от мира. После школы я уехала в город, где родилась, но не потому, что там ждала родня. Я спряталась. Получила хорошую профессию, работала, жила.

Мне понравилось прятаться, мне было хорошо. Будь проклят вечер встречи!

— Продли отпуск, Аль, или лучше уволься. Я буду платить тебе, предоставлю квартиру, все, что хочешь. Занимайся журналом, а я помогу. Но если тебе так проще, уезжай. Возвращайся в безопасную жизнь, где ты притворяешься Изабеллой. — Его губы скривились в неприятной усмешке. — Ты всегда хотела ею быть, я помню. Поздравляю, ты ею стала. Очень красивые платья и туфли тоже. И макияж. Снаружи все идеально, молодец, Аль!

Я даже пошатнулась от боли. Знала, что Егор все видит, всю меня насквозь, но это слишком.

Он прочитал меня, как книгу, но сути не понял. Мне ли судить, я и сама не ахти какой читатель.

— Я жду твоего решения! — потребовал, тряхнув меня за плечо.

— Удачи, Егор!

----

2 — Егор цитирует высказывание George Addair.