Две недели спустя

— Это слишком скромно! — Невеста отталкивает от себя палетку теней пастельных цветов. — Лучше с блестками и поярче. — Тянется к красному ряду и выбирает самый ядовитый цвет.

— Тогда начнем сначала! — предлагаю жизнерадостно и достаю из папки фотографии свадебного платья. Рядом сидит мать невесты и читает про наращивание ресниц.

— Какую длину вы рекомендуете? — женщина косится в сторону длиннющих ресниц с кукольным эффектом.

— Для начала я бы попробовала натуральный эффект. Он сделает ваш взгляд выразительнее, но сохранит естественный вид и форму глаз. Для первого раза это самый лучший вариант.

— Но это же на свадьбу… — она снова смотрит в сторону самых длинных ресниц.

— До свадьбы еще несколько недель. Выберите то, что вам нравится, и посмотрим, как пойдет.

— А перед свадьбой я смогу выбрать подлиннее?

— Безусловно.

Есть клиенты, работа с которыми доставляет эстетическое наслаждение, а встречаются такие, кому не хочется давать свою визитку. Эта семья где-то посередине. Уйма идей, каждый раз что-то новое. Надеюсь, к свадьбе определятся, хотя всякое бывает.

Следующая клиентка опаздывает, и у меня появилось свободное время. Прихватив стаканчик кофе и планшет, выхожу на улицу. Рядом с салоном небольшой сквер с прудом, даже уточки есть. Самое то в июньский полдень. Я очень устала. Работаю допоздна, по вечерам разъезжаю по домам частных клиентов. Кому макияж перед банкетом, кому перед свиданием.

Сажусь в тени и открываю планшет. Скачала уйму файлов, теперь каждую свободную минуту погружаюсь с головой в черно-белую пытку.

Читаю.

Трудно поверить, но это так. И не сказки, не любовные романы, хотя стоило бы поинтересоваться в моем возрасте. Я изучаю пособия по основам журналистики. Истязаю себя. Не позволяю пропускать слова, даже самые длинные.

Я бы и рада не читать, но Егор меня сломал. Заразил неизлечимой чумой, и в голове крутятся «заметки оборвашки» даже когда сплю. Вот и не сдержалась, начала читать всякое. О чем пишут журналисты, как пишут, школа стиля, грамота, риторика, психология потребителя, как завоевать читателя с первой строки…

Я вернулась в мой безопасный мир и обнаружила, что не помещаюсь в него. Мои секреты вывернуты наружу и торчат уродливой массой, игнорировать их невозможно. Поэтому я читаю. Тайком от всех в сквере у пруда и дома на ночь. Проговаривая слова и шевеля губами, как первоклашка. Сложные слова запоминаю картинками, как и раньше, фотографирую и откладываю в памяти.

А еще я пишу. Вчера проснулась посреди ночи от жужжания идей, достала планшет из-под подушки и попыталась диктовать в программу голосового набора. Спросонья получалось невесть что, программа путала слова, да и знаки препинания не туда лезли. Отложила планшет и начала писать от руки.

Почерк у меня хуже врачебного, рука ныла от напряжения, но я исписала страницу с двух сторон. Не заморачивалась с грамматикой, просто открыла поток сознания и не сдерживалась, пока не высказалась до конца.

Получилась ересь, конечно, одним предложением, выкриком, как на духу. Скомкав лист, отбросила его в сторону. Это разминка, блажь. Зато после нее заснула безмятежным сном.

Мне снились буквы, жирные, крылатые, порхающие над облаками. Это странно успокаивало.

Я люблю тихую безопасную жизнь и мою работу тоже люблю, но то, какой меня видит Егор, запало в душу. Всколыхнуло до основания, до боли в груди, до сбившегося дыхания.

Сказанное им на перроне спутало мои карты и растворило обиду. Он назвал меня потрясающей. Незабываемой. Эти слова затаились внутри и с каждым днем все больше разбухают, норовя раскрыть меня нараспашку. Как же хочется ему верить!

Я ошиблась, он видит во мне совсем не дефекты. Они — досадная мелочь, с которой можно справиться. Потому что есть ради чего. Ради всего остального, что он видит во мне.

Незабываемого остального.

Домой я возвращалась в одиннадцатом часу, добиралась с другого конца города. Поднялась по лестнице и застыла. На ступеньках сидит мужчина, прислонившись к стене и закрыв лицо капюшоном. Спит. С освещением в подъезде плоховато, разглядела только широкие плечи и ноги в джинсах.

После прощания на перроне прошло две недели. С Егором мы не общались, только тетя сказала, что он заходил. Починил кран и велел звонить при любой необходимости.

И вот…

Он приехал. Ко мне. Нашел еще одного специалиста? Или…

Подхожу ближе, вглядываюсь в гостя и осторожно трясу за плечо.

Он поворачивается, сонно смотрит на меня, и я чуть не падаю с лестницы.

Никита Королев.

Трет глаза, как ребенок, и смачно зевает.

— Я к тебе, — говорит с такой непосредственностью, будто мы друзья, которые навещают друг друга без предупреждения.

Пару месяцев назад я бы устыдилась своей ничтожной квартирки, а теперь гордо прохожу внутрь и делаю приглашающий жест, словно пуская Никиту в Версальский дворец.

— Вау, я думал, это прихожая, а это вся квартира!

— Боюсь, твое эго сюда не поместится, так что говори, зачем пришел, и уходи.

Хмыкнув, Никита открыл окно и высунул голову наружу.

— Вид так себе. Дорога шумная?

— Нормальная. Зачем ты приехал?

— Говорят, ты послала Воронцова. Не угодил тебе глянцевый мальчик? — сверкнул неприятной усмешкой.

— Я никого не посылала, и Егор мне ничего не предлагал… ничего такого.

— Он и не предложит. Не помнишь, что ли, какой он? Думала, прогнется под тебя? — пренебрежительно фыркнул. — Он не прогибается. Прет как танк, а на остальных начхать. Ты его послала, а он мне мстит. Злой, как черт. Накопали на нас с отцом всяких гадостей,  журналисты. Новости, называется!

— Зачем ты приехал?

— К тебе. Егор не прогнется под тебя, а я постараюсь. Мы с тобой неправильно начали. Я не такой идиот, каким кажусь, могу и нормальным быть. Обычно мне все сходит с рук, вот я и привык… но для тебя постараюсь, вот увидишь. Давай начнем сначала. Помнишь, отец выиграл круиз на аукционе? Давай вместе отправимся? Средиземное море, как никак. Узнаем друг друга получше.

Никита каялся в грехах, давал обещания, а меня переключило. Мысленно выговариваю слово «вседозволенность» по буквам, вывожу их в воздухе.

— Вы с Воронцовым видитесь? — спрашивает хмуро, не дождавшись моих восторгов по поводу круиза.

— Нет.

— Он тебе нравится?

— Егор отличный парень, умный и порядочный.

— Понятно, не нравится. Раз Воронцов тебя не устроил, значит, дело не в деньгах. Ты и к моему отцу за помощью не обратилась. Раз деньги тебе по фиг, давай встречаться по старой памяти. Я нравился тебе в школе, и на вечере встречи ты мне обрадовалась.

— Да, обрадовалась.

— Я могу быть другим, не идиотничать. Отцу ты понравилась, он согласен, чтобы мы с тобой встречались. Об Изабелле не думай, я ее не лю…

— Перестань, Никита! Молчи!

— Что, не нравится, когда говорят правду? Воронцов притворился чистоплюем, и ты поверила? — Никита завелся с пол-оборота, будто заранее готовился получить отказ. — Егор так же, как и я, сидит у отца в кармане. Но его отец тебя не примет, он всю семью в кулаке держит и чужих не пускает. А моему отцу ты понравилась, он и ко мне смягчился. На фиг тебе сдался этот город? Вита возьмет тебя в «Афродиту», будешь вращаться в обществе, шмотки, украшения, все твое. Не отказывайся, Аля, это выгодное предложение, да и я тебе нравлюсь. А ты для меня как якорь, чтобы держать себя в руках. Что бы ни предложил Воронцов, он врет. А я говорю правду, хотя и не всегда красивую.

Соперничество между Егором и Никитой вызывает у меня изжогу. Золотые мальчики дерутся папенькиными кошельками. Медийные каналы Воронцовых выдают правду-неправду о Королевых, а те в ответ шпионят и распускают слухи. И вот, я попала в эту грязь.

Никита ходил по комнате, с интересом рассматривая мои вещи. Он и в музее не проявлял такого любопытства.

— Что молчишь? Послала Воронцова, а все равно мне не веришь? Предпочитаешь красивую ложь? Слышал я про ваши забавы, он тебя консультантом нанял. «Красота и дом», да? Типа ты визажист, все про красоту знаешь. Раскатал красный ковер, пытался впечатлить и так, и сяк, а ты все равно сбежала. И правильно, что сбежала, он наврал тебе. Этот журнал еще в марте решили закрыть, бумаги давно подписаны, а редактор ищет работу. Официально об этом не объявили, потому что Королевы закроют несколько подразделений и собираются все сделать одновременно. Они объявят об этом в июле. Так что Егору твои советы по фиг, он игрался с тобой. Надеюсь, ты ему не дала! — насмешливо осмотрел меня с ног до головы. — Он еще в школе бесился, когда ты за мной бегала, у него до сих пор пунктик. Увидел нас с тобой на благотворительном вечере, вот и приспичило. Чуть мне скальп не снял, урод! А тебе наврал про журнал, чтобы раздвинула ноги. Правильно сделала, что сбежала. Не верь ему!

Я молчала. Отнюдь не потому, что жаждала слушать откровения Короля. В горле словно перекрыли воздух, и пришлось постараться, чтобы не выдать мое отчаяние.

Мне удалось.

— Ты очень любезен. Спасибо, что приехал и предупредил. На этом попрощаемся.

— Подумай о моем предложении, Аля. У нас с отцом есть пара магазинов в области, так что я буду наведываться. Звони, когда надумаешь.

«Когда», а не «если».

— Прощай, Никита!

— Не предложишь остаться? — Даже недовольный и усталый, Никита все равно самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала. В юности его улыбка расплавила бы мое сердце. Хорошо, что я наконец выросла.

— Нет, не предложу.

— Хоть водички попить можно?

— Только если перед уходом.

Кто бы подумал, что Никита Королев приедет в такую даль ко мне, Але Гончаровой.

Оборвашке. И что я отправлю его обратно ни с чем.

А потом буду лежать без сна и думать о совсем другом мужчине. И о его большой и красивой лжи.

Полночи провела в расстроенных чувствах. Начав жизнь оборвашкой, очень трудно изменить привычный ход мыслей и поверить в себя. А вот в то, что Егор играл со мной, чтобы досадить старому врагу, верится до глупого легко. Каким бы искренним он ни казался, стоит вспомнить, как он злился на благотворительном вечере и как вспыхивал каждый раз при упоминании Никиты.

Их отцы враждуют. Они тоже.

Я не верю Никите, а Егор… он далеко. Я думаю о нем слишком часто. Хочу снова увидеть себя его глазами, поверить в себя так, как верит он. И увидеть его тоже хочу.

Если он лгал, мне будет очень больно.

* * *

Утро началось с очередного письма из юридического отдела компании Воронцовых. Пятого по счету письма, предыдущие я игнорировала. Может, «Красоту и дом» закроют, но моей идеей о новом журнале заинтересовались. Наваяли нечитабельный документ, почти две недели мозолящий мне глаза юридическим жаргоном.

Вздохнув, я распечатала его на рабочем принтере. Все права принадлежат издательству… неразглашение… никакого гонорара и претензий…

Ожидаемо, но очень обидно. Переведенное на юридический язык, мое глянцевое приключение звучит, как бизнес, а не полет вдохновения.

Может, так и лучше.

Подписала, датировала и, следуя инструкциям, позвонила секретарю, чтобы выслали курьера.

— Ой, здравствуйте, Аля! Егора Валерьевича нет на месте, но я передам…

— Нет, спасибо, я по другому вопросу.

Закончив с неприятным разговором, я разложила кисти и палетки и приготовилась к работе.

День выдался сумасшедшим. На обед времени не хватило, от голода перед глазами мерцали радужные круги. Я освободилась ближе к вечеру, но, когда собралась бежать в кафе, меня поймала администратор салона.

— Аля, тебя мужчина искал, несколько раз заходил, но имени не назвал. Интересовался, когда ты освободишься. По-моему, он ждет на улице.

Если Никита вернулся с уговорами, в этот раз я не буду вежливой.

Полная решимости, я распахнула дверь салона и внимательно осмотрела улицу. Случайные прохожие, редкие машины. Рядом сквер, тоже никого знако…

Егор.

— Аль! Не беги, прошу тебя! Я идиот!

Везет же мне, два дня, два идиота. При виде Егора сердце екнуло и грохнулось вниз в коленки. Мы не виделись две недели, и он явился, как только узнал, что у меня побывал Никита. В том, что он об этом знает, я не сомневаюсь.

Шагнула обратно к двери. Пусть золотые мальчики поищут новое хобби вместо меня, вышивание, например.

— Не беги, Аль! Дай мне ровно минуту, а потом, если захочешь, я уйду и никогда больше тебя не потревожу.

— Приехал искать Королева? Или тебя прислали в качестве курьера за документами?

Слишком много горечи в моих словах, я не успела ее спрятать.

Егор идет ко мне, подкрадывается. Мы оба готовы к войне. Слишком разные, чтобы надеяться на быстрое понимание.

— Что тебе Королев натрепал? — потребовал сурово, отдаляясь от меня этими словами. Хотя мы и так не близки.

— Зачем ты приехал? Мог бы и позвонить, прежде чем являться ко мне на работу.

Егор напрягся всем телом, руки в карманах джинсов сжаты в кулаки.

— Ты бы согласилась со мной встретиться, если бы я позвонил?

Опустила взгляд. Честно говоря, не знаю, согласилась бы или нет. После разговора с Никитой возникли вопросы, но я не уверена, что хочу знать правду.

— Поэтому и не позвонил! — Всезнайка. Смотрит на меня так пристально, что пальцы на ногах поджимаются. — Я по делу!

— Снова? Что в этот раз? Напишем в соавторстве мировую энциклопедию?

— Продолжай, не стесняйся, я заслужил. Хочешь — ударь меня, тебе станет легче. — Егор шагнул ближе, не сводя с меня взгляда. Такому врежешь — пальцы сломаешь! — Обиделась? — изучает меня, читает ответ по лицу. — Прости меня, Аль, я круглый идиот! За все прости. За журнал, за врачей, особенно за врачей. Первые два дня после твоего отъезда я был в шоке. Не мог понять, что на фиг произошло. Потом отправил тебе дурацкий контракт. Идиот, я надеялся, что ты разозлишься, откажешься подписывать и вернешься, чтобы меня отлупить. Прости.

Я была готова к претензиям, к требованиям, но не к извинениям Егора.

— Все в порядке, не надо извиняться, иди.

Слова складываются с трудом. Наше с Егором общение обречено, слишком много непонимания с его стороны и страха с моей. От того, что он приехал, внутри взрыв эмоций, самых разных, но сути это не меняет. Он здесь, я там. Где он, а где я. От перестановки слагаемых сумма не меняется.

— Поговори со мной, Аль! Если ты занята, я вернусь позже. Все сделаю, чтобы ты простила. Только скажи, когда.

— Думаю, лет через семьдесят прощу.

— Дай мне всего минуту, Аль.

— Ладно… время пошло.

Егор нахмурился, сглотнул. Время выиграл, а слова не готовы, голос срывается.

— Мне плевать на журнал! Я нес чушь, прости меня, мне на все это наплевать. Кроме тебя. Я не вижу в тебе никаких дефектов, никогда не видел. Ты невероятная. Я в детстве думал, что ты из сказки, поэтому не такая, как все. А остальное… я идиот. Как увидел тебя на благотворительном вечере, так крыша и съехала. Ты словно в фольгу себя завернула, блестишь, играешь чужую роль, а внутри неживая. Вот я и вмешался, хотя обещал себе, что не полезу. Еще в школе обещал, когда ты кроме Королева никого не замечала. Мне приспичило вытащить тебя наружу, настоящую. Даже если ты с Королевым, главное, чтобы снова была собой. Возомнил себя богом. Ведь я, блин, стал таким могущественным! Не то, что в школе. Способен решить все твои проблемы, защитить от всего, что тебя расстраивает. Слишком увлекся. Сейчас это очевидно, а тогда как в тумане был. Я слепой, Аль. Слепой и дурак. Ты не видишь буквы, а я не заметил твои чувства. Думал, все делаю правильно, тебе во благо, и пер как баран. Прости! — Егор дотронулся кончиком пальца до моего носа и грустно улыбнулся. — Не через семьдесят лет, а сейчас. Забудь мои дурацкие нотации. То, какая ты, этого не мало… наоборот даже. Клянусь, ты никогда больше не услышишь от меня о журналах и врачах. Никакого чтения, только пообедай со мной… или поужинай… или и то, и другое. Начнем сначала, просто два бывших одноклассника вместе едят… низкокалорийные продукты.

Я захлюпала носом еще в начале его монолога, а уж когда Егор сказал, что ему меня не мало, совсем расклеилась. Макияж придется переделывать, на лице полная профнепригодность.

— Соглашайся, Аль, иначе придется к тебе в салон записываться, чтобы ты мне ресницы наращивала и нос пудрила. Так и буду ходить чучелом, пока не простишь.

— Почему ты приехал сегодня? Из-за Никиты?

— Да, — Егор придержал меня за плечи, на случай, если я разозлюсь и попытаюсь сбежать. — Королев позвонил и нес всякую ересь. Я сначала забил на него, но секретарь сказала, что ты подписала отказ от прав на идею. Вот я и сорвался с места на случай, что этот придурок тебя обидел. — Вопросительно поднял брови. — Обидел?

— Нет. В круиз приглашал.

— И… — Егор почти задал вопрос. Глаза сузились, сжал губы, но промолчал.

— Спроси меня, если сам не знаешь ответ.

— Думаю, что знаю.

— Что думаешь?! Что я соглашусь остаться с Никитой в замкнутом пространстве? Это ж корабль! Да я через полчаса за борт спрыгну!

— Я так и думал, — подтвердил, но лицо расслабилось после моих слов. — И не надейся, я бы все равно приехал, и без Королева. А пока устроил себе тайм-аут, чтобы остыть и прочистить мозги, а то таких дел натворил, что сам офигеваю. Все думал, как извиниться, чтобы ты поверила. Вчера позвонил твоей тете за советом, но… — Егор потер шею и отвел взгляд, — не думаю, что ты обрадуешься, если я им воспользуюсь.

— Не томи, что она насоветовала?

— Говорит, тебе пора завести дочку. Я, конечно, готов извиняться по-всякому, но для такого способа предпочту сначала заручиться твоим согласием.

В карих глазах сверкают бесовские искорки, но лицо настороженное.

Не могу больше терпеть, смеюсь и плачу одновременно. И за рубашку его цепляюсь, тянусь к воротничку, а то он слишком аккуратный, а надо чтобы торчком стоял. Утыкаюсь шмыгающим носом в грудь Егора.

— Расшатал ты меня, Егор Воронцов. Как молочный зуб, расшатал. А ведь раньше была… нормальная.

— Чур тебя! — обнимает меня, осторожно, но с силой, и смеется в волосы. — Когда это ты была нормальной?!

Ведь рискует же, зараза, но мне смешно до колик.

— А ты, можно подумать, образец нормальности!

— А я никогда и не притворялся. Хватит шмыгать в рубашку, испомадишь мне всю одежду. Посмотри-ка на меня! — Вытер подушечками пальцев мои слезы и улыбнулся. — Ну как, простишь меня?

Наклоняется и вот-вот поцелует, а я совсем не готова. Кривлю губы, как малолетка, снова плачу, столько хочется ему сказать, а не знаю, как. И не подозревала, что так сильно скучала. Внутри безумная, почти детская радость от его появления, смешанная со страхом.

Егор понял мои слезы по-своему.

— Аль, ну что ж ты плачешь… — разжал руки и отступил, оставляя между нами безопасную дистанцию. Нервничает. Вцепился в волосы пятерней и только потом вспомнил, что цепляться не за что, шевелюру сбрил. — Я ж не заставляю тебя… ни к чему не принуждаю, не тороплю. Просто пообедаем, поболтаем.

Хочу сказать: «Принуждай!», всем сердцем хочу, но вспоминаю врачей и сжимаю губы. Егор желал мне добра, но толкнул слишком сильно. А я боюсь упасть, очень боюсь. Но и отказаться от Егора не могу.

— Тебе-то зачем есть низкокалорийные продукты? — улыбаюсь, охрипшая от слез.

— А тебе? — улыбается навстречу.

— Тогда пойдем углеводничать!

Мы пообедали вместе. Словно перепрыгнули через десяток страниц и оказались совсем в другой истории. Напряжение испарилось, остались только смех и беззаботная болтовня. И тепло, такое приятное, что от него щекотно.

А потом Егор уехал домой. Со смехом признался, что так спешил ко мне, что забыл на работе телефон и не выключил компьютер.

Мы договорились о следующей встрече. У Егора нет никаких дел в регионе, вот я и спросила, зачем он снова сюда собирается.

— Как зачем? Пообедаем вместе, — ответил невозмутимо.

— Ты приедешь сюда ради обеда? В городе кризис общепита?

Глупые вопросы, но я ведь женщина! Мне надо услышать, что Егор хочет со мной увидеться.

А еще пусть добавит что-то такое, от чего сердце собьется с ритма.

Егор ответил серьезно:

— У вас здесь майонез вкуснее, остренький такой, наверное, горчицы больше кладут. И воздух свежий. Татьяна Игнатьевна так и сказала, что мне воздух понравится, его пить можно, как парное молоко.

Да-да, майонез и воздух, этим мы и славимся.

Мы болтали о бывших одноклассниках, о моей работе. О своей Егор почти не говорил, переводил тему. Когда я не выдержала и спросила про журнал, он пожал плечами.

— Вроде ребята что-то делают, но у меня нет времени этим заниматься. Отец купил новый телеканал, с ним еще та свистопляска.

— Никита сказал, что вы еще в марте решили избавиться от «Красоты и дома».

— Не в марте, а в апреле, и не мы, а отец, но ты об этом знала, я же показывал заключения экспертов, — Егор напрягся, услышав о Никите, но не стал развивать тему дальше. Снова заговорил о телеканале.

Я толком не слушала, потому что внутри заныла тоска. Что его ребята делают с моим журналом? Ведь Егор так и сказал на перроне: «Журнал твой. Совсем твой. Полностью».

Интересно, что он имел в виду?

Я не жалею, что уехала, это всего лишь любопытство.

— Ты что, совсем больше не будешь заниматься журналом? — не выдержала. Прервала Егора посреди рассказа про канал, получилось неловко.

— Когда приготовят презентацию для директората, я проверю, что к чему. А так… Обойдутся без меня. Я что, похож на человека, которого интересует журнал «Красота и дом»? — насмешливо дернул бровями.

В субботу мы встретились на побережье. Жаркая весна намекала на приближение лета, и мы гуляли вдоль реки, босиком по теплому песку. Перекусили на берегу, а вечером поужинали в ресторане. Даже не переоделись, так и сидели в джинсах с промокшими от речной воды штанинами.

Егор хотел отвезти меня домой, но я не позволила. Ему рано утром в командировку, незачем проводить полночи на шоссе. Прощаясь, он внимательно вглядывался в мое лицо, словно искал что-то недосказанное. Провел большим пальцем по моему подбородку, склонился ближе.

Не помню, чтобы когда-нибудь так сильно хотела поцелуя. Даже в самых волшебных мечтах о Никите я не испытывала такой острой глубинной тяги, скручивающей все тело, от пальцев ног до мыслей в голове.

Но Егор покачал головой:

— Что не так, Аль? Ты опять сама не своя, зажатая, закрытая от меня. Мы же просто общаемся, я не настаиваю, ничего не требую. Что я делаю не так? Скажи, Аль!

Зрачки расширены, дышит часто, неровно, трет ладонью шею. Страх, вот что это. Егор боится, что снова напортачил, что-то не так прочитал на моем лице и в моих словах. Как в прошлый раз.

— Все так. Все очень-очень так, понимаешь? Очень.

Не расслабился, но спорить не стал. И когда я провела пальцем по его подбородку, повторяя движение, он не протестовал. Не отпрянул, как однажды, когда был уверен, что я влюблена в Никиту.

— Все так, — повторила с напускной уверенностью, как делают всегда, когда лгут. Не хочу больше лгать. Пора признаться, что журнал мой. МОЙ. Что на днях я заказала очки. Что я читаю и пишу тоже. Диктую. Что связалась со специалистом и заняла очередь на консультацию. Увы, я не Егор Воронцов, меня не встречают с распростертыми объятиями, придется подождать.

Что я очень без него скучала и буду скучать, как только он сядет в машину.

Что Егор прав во всем, что сказал обо мне.

Что мне страшно до слез, потому что легко не будет. И без него я не смогу. Я как слепая горнолыжница, и мне нужен проводник. Не просто проводник, а Егор, который занудничает, провоцирует меня и читает нотации.

Но однажды сказав такое, не возьмешь назад. Не сойдешь с пути. Пока я добровольно отказываюсь от предложенного, я в безопасности. А если сделаю шаг, это риск. Слишком многое против меня, все и все, кроме Егора…

— Раз так… — прикоснулся щекой к моей, поделился теплом. Оставил поцелуй на моих губах, легкий, как улыбка. — Тогда дай мне шанс, Аль! Мне нужна не интрижка, а настоящий шанс, без сомнений и притворства. Я стараюсь на тебя не давить, но недосказанность между нами убивает. Ты что-то скрываешь, а я… я очень хочу, чтобы ты дала мне шанс. Пока я в командировке, у тебя есть время подумать.

Я открыла рот, чтобы ответить, но Егор приложил палец к моим губам. Боялся услышать что-то, кроме «да».

Чмокнув меня в кончик носа, сел в машину и уехал, оставляя у дороги возмущенную меня.

Куда поехал?! Вот шанс! Бери! Бери, говорю!

Хоть за машиной беги, честное слово.

Однако он прав, я скрываю нечто важное, только вот как признаться, не знаю.

Во время командировки Егор присылал шутки, смешные картинки, делился новостями, словно между нами не висел его последний вопрос. Во вторник курьер доставил охапку цветов с запиской: «На всякий случай, вдруг я сделал что-то не так? J».

В четверг Егор вернулся без предупреждения. Я не ждала его до выходных, но, когда в десять вечера раздался звонок в дверь, сердце подпрыгнуло до самого горла.

Смотрит на меня исподлобья, будто и вправду думает, что я ему откажу. Но потом читает на моем лице положительный ответ. Правильно читает, в этот раз не ошибся. Идет ко мне так решительно, будто собирается взвалить на плечо и утащить в пещеру.

Целует меня, обхватывает ладонью затылок, другой рукой прижимает к себе. Кажется, я вся умещаюсь в его руках целиком и хочу сжаться в комочек и оставаться в них. Навсегда.

Интересно, такой «шанс» его устроит?

А Егор целует как требует, и между нами тянется связь, я впитываю ее и хочу больше.

Хочу, чтобы он указывал мне, настаивал, толкал. Всего хочу, на что обижалась. Ну да, я женщина. Тоже мне, сюрприз!

Отпускает мои губы и выдыхает с громким «Ох!». Мы касаемся только лбами, тяжело дышим, в глазах туман.

Я говорила, что меня интересует журнал? Какой журнал? В мыслях нет ничего, кроме Егора.

— Здравствуй! — говорит в мои губы.

— Здравствуй! — отвечаю.

— Извини, что так поздно. Не терпелось лично узнать твой ответ. — Его пальцы запутались в моих волосах, во взгляде бесятся черти. — Судя по твоей реакции, ты согласна дать мне шанс? — весело хмыкает.

— Шанс? Тебе? Ты о чем? Я всех гостей так встречаю! — смеюсь в ответ и тянусь к нему в надежде на следующий поцелуй, но не тут-то было.

Обычно после первого поцелуя обнимаются и болтают о милых глупостях. С Егором все не как у людей, ему необходимо четко расписать будущее и получить гарантии. Даже если он смертельно устал, что становится очевидным, когда я включаю свет. Неудивительно, ведь после самолета он провел несколько часов в машине, чтобы приехать ко мне. Глаза покраснели, под ними тени. Егор еле держится на ногах, но только я успеваю пригласить его в комнату, как он ставит мне ультиматум.

— Я должен быть честен с тобой с самого начала, — трет ладонью уставшее лицо. — Я пожизненно привязан к работе и к городу. Не люблю заглядывать вперед, но… Я готов жить на шоссе всю неделю, чтобы ездить к тебе, но переехать сюда не смогу.

Я люблю тепло в доме, и от этого Егора еще больше клонит в сон, но он не сдается.

— Я не стану давить, чтобы ты переехала. У меня плохо с терпением, ты об этом уже знаешь, но я постараюсь. Если ты почувствуешь, что я перехожу границы, как в прошлый раз, не беги, ладно? Просто скажи.

— Скажу.

— Сразу скажи, Аль, не держи в себе. Я дурак, хочу от всего тебя защитить и забываю, что ты сама со всем справляешься.

— Защитить от самой себя невозможно.

— А я вздумал, что смогу! — сверкнул сонной улыбкой. — С детства мечтал, поэтому и запало в голову… — Сидит на кровати, прислонившись к стене, еле удерживает глаза открытыми и улыбается. — Помнишь мой детский рисунок из капсулы времени?

— Побоище, воина и палатку?

— Это не палатка и не елка. Это ты.

— Палатка — это я?!

— Я пытался нарисовать красивое платье, а звезда наверху — это твоя корона. Ты принцесса. Я убил всех врагов, чтобы тебя защитить, и сложил их тела к твоим ногам. Аль, можно мне кофе? Иначе я сейчас засну.

— Лучше спи.

— Нет, что ты… я так давно тебя не видел!

А у самого глаза закрыты, и голова сползает по стене.

— Я дурак, да? — улыбается почти во сне.

— Нет, но, если твоя мечта сбудется, тебе грозит тюремный срок.

— Будешь меня навещать?

— Обязательно.

Егор заснул, а я сидела рядом, до глубины души тронутая его детской мечтой.

* * *

Егор раскинулся на маленькой кровати. Как упал, так и спит, ноги свисают с края. Уложила его кое-как, а себе устроила надувной матрас рядом. Однако заснуть не могла, почти до рассвета сочиняла письмо и, решившись, отправила Егору по электронной почте.

Уважаемый Егор Валерьевич, К сожалению, я не могу подписать присланный Вами документ, так как идея, касающаяся журнала «Красота и дом», является моей интеллектуальной собственностью. Предложенные Вами условия неприемлемы, но я с интересом снова выслушаю Ваше прошлое предложение о работе в журнале.

С уважением, А. Гончарова. Фантазер-фрилансер

Придумала, как сказать правду! Пошутила, тоже мне, писательница. Пару фраз скопировала из сети, остальное перепроверила раз двадцать в разных программах.

Когда Егор проснулся, я делала завтрак. Сонным он не выглядел, наоборот, решительно прошел на кухню, оглядывая небогатую обстановку.

— Запахни халатик, а то отвлекаешь от дела! — фыркнул.

— Какого еще дела? — зевнула, проверяя время.

— Сначала отлуплю тебя за то, что спала на матрасе. Надо было скинуть меня на пол и лечь в кровать. Отлуплю, а потом будем паковаться.

— Паковаться?

— В коробки, чемоданы, мешки, во что найдем. Но сначала кофе! — Подходит к плите и по пути машет мне телефоном, на экране которого мое письмо. Как и многие деловые люди, с утра Егор первым делом проверяет почту в телефоне. Вот и прочитал мое послание… Смотрит на меня, взгляд обволакивает теплом, зажигает, тянет к себе. — Перед тем, как я тебя обниму, запахни халат и завяжи пояс на пару крепких узлов! — командует. Я смеюсь в ответ, и, забыв о кофе и о телефоне, Егор обнимает меня, приподнимая над полом. — Мое дело предупредить! Ты рискуешь, Аля Гончарова!

— С тобой не страшно.

— В таком случае…

Усадил меня на стол, хорошо хоть не на тарелку! Широкая ладонь обхватила шею, с нажимом провела по спине.

— Теперь я твой начальник… ммм… Какой скандал! — промурлыкал, углубляя поцелуй.

А у меня кружилась голова.

От Егора, от того, насколько с ним хорошо. Насколько в его руках я чувствую себя настоящей, забывая о придуманном образе и о прошлых страхах. От того, как тепло рядом с ним, как в его прикосновениях страсть перемешана с нежностью.

Еле уместившись на крошечной постели, мы пропустили завтрак и только нехотя поднялись к обеду.

Всю ночь я волновалась, что Егор извинится и скажет, что журнал в чужих руках. Как говорится, «поезд ушел». Однако я волновалась зря.

— Я уж было поверил, что ты никогда не решишься! — пробормотал, целуя меня в висок. — Что ж ты так долго! Это ж твой журнал!

— Мой.

— Теперь будешь работать сверхурочно! — смеется и щекочет меня дыханием. Я пытаюсь посмотреть ему в глаза, и он качает головой. — Ладно тебе пугаться! Дел осталось порядочно, но мы вкалывали, как заведенные. Макет сайта готов, бизнес-план наметали. Есть даже черновой вариант презентации. Но это мы с ребятами наколдовали, а теперь тебе надо во всем разобраться. Если надо, переделаем, чтобы было по-твоему.

— Ты же сказал, что бросил журнал на ребят?

— Я? Я бросил?! — шутливо возмущается. — Я что, похож на человека, который способен бросить журнал «Красота и дом»?

— Ты похож на жуткого манипулятора.

— Не жуткого, а успешного. Аль, я знал, что рано или поздно ты вернешься. Ведь это твое!

— И что дальше?

— А дальше у нас много работы.

— Опять будешь мне читать?

— А тебе что, жалко? Я тебе чем-то мешаю? Сижу бубню тихонько. Может, во мне умер великий диктор.

— Только если умер.

— Хочешь, слушай, не хочешь, нет.

— Хочу.

— Что?

— Все. Слушать хочу. И читать. И писать.

— Тогда поехали, Аль! У нас дел по горло, скоро выступать перед директоратом.

— Я, конечно, постараюсь, но ты не забывай, что я троечница.

— Ты не троечница, а сказочница, но работать придется много. Твой журнал, все-таки.

— Насчет этого… журнал не может быть «моим», я никто в вашей компании…

— Я только что тебя нанял.

— В качестве кого? Опять Али Гончаровой?

— Давай так: выбьем разрешение у директората, тогда и поговорим об этом. Не обещаю, что будет легко, но у тебя все получится, вот увидишь! Родиться красивой может каждая, а вот создать себя и добиться чего-то важного — это удел единиц! — сказал торжественно.

— Родиться красивой может каждая? Ты серьезно??

— Эээ… ладно, признаю, сморозил глупость. Но в остальном я прав.

— Ну… тогда поехали… не сейчас, конечно. У меня работа, клиенты, с квартирой надо разобраться…

— Аль!! — обхватил мой подбородок ладонью и заставил встретиться с ним взглядом. — Я похож на человека, который уедет из этого города без тебя?

— Но…

— Все решаемо, было бы желание. Желание есть? — спросил, хитро улыбаясь. — Раз покраснела, значит, есть. Тогда со всем справимся! Так-с… — прошел по квартире, определяя объем работ. — Начнем с главного: моей машины хватит или придется нанять грузовик для обуви?