Знаете ли вы, что первые плотины были построены древними египтянами? Или что бобры строят плотины, чтобы сделать заводи, в которых живут? Или что плотина Гувера — известная достопримечательность Америки?

Инженером мне не быть, но за последние дни я узнала много нового, как о гидротехнических сооружениях, так и о Дальнем Востоке. Зря я лишила их талантливого инженера. И учителя там тоже нужны. А мне нужен Дмитрий Волинский, причём так сильно, что груз сожалений давит на плечи. В школе я учила детей ответственности, но забыла сказать им, что нельзя брать на себя слишком много, нельзя решать за других. Надо было согласиться на безумное предложение Дмитрия. Даже если он разочаруется во мне, я нужна Ари.

Дмитрию нужно либо всё, либо ничего. «Всё» — это слепое согласие следовать за ним, не задавая вопросов.

Лежу на диване, на котором не осталось запаха Дмитрия, и смотрю на блики ночных фонарей. Что за дрянь такая, эта наша нужда? Я желаю ему счастья, так сильно желаю, что отказываюсь ломать ему жизнь, а от этого делаю плохо и ему, и себе. Дмитрий нужен мне, весь целиком, с его правилами и рамками, с абсолютной неспособностью выражать чувства, да и вообще разговаривать. Тоже мне, красноречивый мэр! Рядом со мной он едва складывает простые фразы и выкрикивает их приказами.

Я его не знаю, видите ли! А он меня?! Я, между прочим, заняла второе место на конкурсе «Выпечка года», умею считать по-китайски, и у меня есть родинка в форме сердечка. На левой… ладно, о родинке Дмитрий, возможно, и знает.

Вот прямо сейчас позвоню ему и спрошу, заметил ли он родинку. Пусть сейчас два часа ночи, и у него под боком спит невеста, но если Дмитрий не заметил мою родинку, то это плохо. Ещё одно «плохо».

Заодно пусть объяснит, что за нужда такая связала наши жизни. Как говорит Ари, его папа мэр, он всё знает.

Вздохнув, я отворачиваюсь от телефона и засыпаю. Я вообще очень много сплю в последние дни, только жаль, что Дмитрий мне больше не снится.

В воскресное утро меня будит звонок в дверь, и сердце делает олимпийское сальто.

Дмитрий вернулся?

Я скатилась с дивана и, натянув халат, посмотрела на себя в зеркало, прежде чем открыть дверь. Где-то далеко заворочались воспоминания, но я отбросила их и улыбнулась.

Пригладив волосы, я щёлкнула замком.

— Привет, беглянка!

Таль?!

Моё удивление неуместно, ведь я знала, что Таль меня ищет. Я так и не позвонила ему. Наше с Дмитрием расставание сочилось свежей раной, и для мыслей о Тале не осталось места.

И теперь, увидев его на пороге, я пережила неподдельный шок.

Глядя на улыбчивое лицо, слегка напряжённое от волнения, я пыталась разгадать, кто дал ему мой адрес, Дмитрий или Кристина. Наверняка Кристина. Дмитрий дал мне свободу выбора, а его невеста решила устранить соперницу накануне свадьбы.

Таль притворяется расслабленным и весёлым.

— Ты рождена, чтобы стать шпионкой! Я полстраны перевернул в твоих поисках.

Возможно, Таль действительно влюблён или просто чувствует себя виноватым. Мало кому нравится быть плохим человеком. Может, Таль просто хочет извиниться и помочь мне, чтобы отбелить своё прошлое. Уж кто-кто, а я его понимаю.

Надо что-то ответить, и я спрашиваю о главном.

— Как твоя дочь?

— В порядке. — Таль бурчит себе под нос, даже добавляет что-то странное, типа «что с ней станется». Он волнуется и поэтому переигрывает. — Впустишь? — криво улыбается.

Я отступаю, чтобы пропустить его в квартиру.

— Кристина дала тебе мой адрес?

— Да, — сразу сознаётся он. — Твоего телефона у неё нет.

Мой номер у Кристины есть, но она надеется, что, появившись в моей квартире, Таль «возьмёт» меня нахрапом, тем самым устраняя соперницу.

— Кристина сказала, что с тобой надо действовать решительно! — усмехается Таль, подтверждая мои догадки.

— Тогда давай! — улыбаюсь ему через плечо, проходя на кухню. — Действуй!

Улыбка Таля — опасное оружие. Ямочки на щеках, задор в глазах и обещание удовольствия — всё в одном движении губ. Он очень хорош собой.

— Не-а… — тянет томно. — Не могу действовать, сначала придётся поговорить, а то у тебя сковорода под рукой, — посмеивается, но глаза остаются серьёзными.

— Тогда говори! — предлагаю миролюбиво. Во мне ни капли обиды ни на Таля, ни на судьбу. Я совершенно свободна от прошлого.

Пока я вожусь с чайником, Таль молчит. Я ставлю перед ним чашку кофе, и он заглядывает мне в лицо.

— А как говорить, если нет слов? Никаких слов, понимаешь, Гера? Гера… — рассмеялся, потирая ладонью лоб. — Я хотел узнать твоё настоящее имя, а потом…

— Если хочешь, называй меня Гера.

— Волинский называет тебя Викторией.

— Это потому что я и есть Виктория, — отвечаю тоном терпеливой учительницы.

— Вик-то-рия. Победа. И как, ты победила своё прошлое? — спрашивает серьёзно.

— Победила.

— Без моей помощи.

— Почему же, ты сыграл свою роль.

Таль фыркнул.

— Скажешь тоже! Поэтому и нет слов, чтобы описать, какой я мудак. Никогда не прощу себя за глупость. После того, как ты рассказала мне о муже… — Таль нахмурился, подбирая слова.

— Ты сбежал от меня, как от прокажённой, — не сдержалась я.

— Вот и говорю, что мудак, а почему сбежал — сказать не могу. Нет тому объяснения. Хрен знает, что на меня нашло. Брезгливость, но не к тебе, а ко всей ситуации. Не знаю, с какой стати я подумал о дочери, она-то к той истории вообще никаким боком! Крышу снесло, короче. Очнулся — а я на байке на шоссе километрах в тридцати от города. Вернулся к себе домой, и там меня нашли люди Волинского. Тогда я, конечно, не знал, чьи они люди. Они в деталях пересказали наш с тобой разговор, поэтому я решил, что они пришли по твоей просьбе. Они угрожали мне, чтобы больше к тебе не приближался. Но я никак не мог успокоиться. Если бы у тебя были связи с такими ребятами, разве бы ты жила так, как жила? Поэтому я стал тебя искать. В полицию не пошёл. Ты их избегала, вот я и подумал, что к властям лезть не стоит. А потом увидел новости про пожар, узнал парней из охраны и понял, кто их прислал. Ты так и не появилась, вот и я решил, что Волинский тебя прячет. — Таль, сощурившись, следил за моим лицом. — Ничего этого не случилось бы, если бы я остался рядом с тобой. Прости, Виктория, я не знаю, как за такое извиниться.

— Мне было очень обидно и страшно, когда ты уехал, но сейчас это уже не важно.

— Почему не важно? Из-за Волинского?

— Он помог.

— Но вы не вместе?

— Нет, мы не вместе.

Таль вздохнул с облегчением, и от этого болезненно кольнуло внутри.

— Я подпортил мэру репутацию, — усмехнулся недобро.

— Говорят, ты устроил дебош.

— Было дело! — Таль по-мальчишески захихикал. — Видела бы ты, как Волинский мучился. Пытался меня уболтать, он же политик, но я не слушал, только что в горло ему не вцепился!

Уболтать? Похоже, Дмитрий способен разговаривать с кем угодно, только не со мной.

Таль вздохнул и опустил голову.

— Вроде рассказал тебе, что случилось, а легче не стало. Могу только пообещать, что такого больше никогда не случится. И давай, тогда уже признаюсь в остальном. — Таль положил руку поверх моей. У него сильные, красивые рабочие руки, мускулистые и перевитые толстыми венами. Воистину мужские. — Я не посмотрел ни на одну женщину с того дня, когда встретил тебя, — признался чуть хрипло.

— Это неправда, — ответила тихо, глядя на наши соединённые руки. — Ты смотрел на Кристину, когда вы разговаривали.

— Эй! — Таль игриво шлёпнул меня по предплечью. — Я ей в любви признаюсь, а она издевается!

— Сразу так и в любви? — я изогнула бровь. Рядом с Талем нет никакого смущения, и волнения тоже нет. Он свободно говорит о чувствах, даже слишком свободно, и обещает тоже быстро и много.

— Какое же сразу?! Я влюблён в тебя уже три месяца! Я не идеальный, но ты это и так знаешь. Ты видела мои самые плохие стороны, зато теперь остались только хорошие, — обещает весело, но от волнения голос чуть дрожит. — Дай мне шанс, Вик! Я думал, с ума сойду, пока тебя искал.

Таль мне сразу понравился, ещё на стоянке, когда закрыл меня в забегаловке и приказал запереться изнутри. И сейчас он мне нравится. Никто не идеален, но как же это замечательно, когда мужчина способен выразить свои эмоции! Таль не выступает передо мной, как перед высоким собранием, не сводит своё желание к физиологической нужде, а наши отношения — к проблеме наводнений на Дальнем Востоке.

— Ты удачно выбрала город, здесь для меня полно работы, и платят хорошо. Или, если хочешь, можем вообще не работать. Попутешествуем, я тебе страну покажу. Если ездить на байке, она совсем другой кажется.

У Таля приятный, музыкальный смех. Когда он счастлив, он показывает это. Он не боится нежности, поглаживает меня по руке, прислоняется к плечу.

— Не отвечай сразу, ладно? Дай мне шанс тебя убедить.

Вот так делают предложения. Вот так ухаживают, разговаривают, просят шанс. Вот так. Слышишь, Дмитрий?! Ты это слышишь, чёрт тебя побери?!

Таль проводит рукой по моему плечу, по спине, но старательно избегает шрамов. Он помнит, теперь помнит.

Я разливаю кофе по чашкам, и мы садимся за стол. Я спрашиваю его о знакомых, о бабе Зине и друзьях на стройке. Потом я переодеваюсь, и мы катаемся по городу. Я показываю достопримечательности, даже тюрьму. Всё, что угодно, только не дамбу.

— Знаешь, я хотел его убить, — вдруг говорит Таль.

— Кого?

— Волинского. Он сказал, что пытался тебе помочь, и Кристина это подтвердила, но я не верил. Думал, он держит тебя где-то против твоей воли, поэтому грозился его убить. А зря. Не знаю, как он этого добился, но тебя не узнать. Ты смеёшься, шутишь. Я не знал тебя такой. — Таль говорит обиженно, почти сердито. Он хотел мне помочь, и ему обидно, что лавры достались другому.

— Хочешь, я притворюсь, что мне плохо, и ты мне поможешь? — посмеиваюсь над его мальчишеской обидой.

— Смеёшься надо мной? Я рад, что тебе лучше.

— Ты прав, Дмитрий мне помог.

— Когда ты говоришь о нём, ты улыбаешься.

— Я ему благодарна, — я не вру, просто не договариваю.

— Никогда не знал более чёрствого и холодного человека!

— Сначала у меня тоже сложилось такое впечатление, но потом я поняла, что для холодного человека у него внутри слишком много огня.

— Какого огня?

— Не всегда хорошего, но мне он подарил тепло.

— Я должен был стать человеком, который тебе поможет, — упрямо повторил Таль.

— Ты многое сделал, чтобы мне помочь. Не вини себя, твоя реакция была честной.

— Ну да, я честный му+ак, — хмыкнул недобро.

После обеда Таль учил меня управлять мотоциклом. Ученицей я оказалась бездарной, но смеялись мы от души. Таль забавно возмущался, подшучивал надо мной и даже не обратил внимания на вмятину и две царапины, появившиеся на его красавце байке, когда я поцеловалась с деревом.

— Хорошо здесь! — Таль мечтательно осмотрелся по сторонам. — Город растёт, места много. Но если тебе не нравится, можем переехать ближе к моей семье. Отец давно мечтает, чтобы я занялся семейным бизнесом.

— Тебе же не нравится офисная работа?

— Хватит с меня свободной жизни и скитаний, пора повзрослеть, — подмигнул Таль. — Вик, ну ты ж понимаешь, что я не просто так тебя искал, не из-за блажи. Была бы блажь, я бы давно плюнул. А между нами есть что-то настоящее. Хотя начало было самое кривое из кривых, но вина в этом только моя…

— Я тоже отличилась, мучила тебя несколько недель подряд.

— Я не в обиде! — добродушно махнул рукой Таль. — Сначала ты меня заинтриговала, я держался на азарте, но быстро понял, что не играю. И до сих пор тянет к тебе.

— Нам надо серьёзно поговорить.

— Ну не в парке же! — смеётся он и снова сажает меня на мотоцикл.

Когда начинает смеркаться, Таль пристально смотрит на меня и говорит с намёком:

— Мне пора искать гостиницу.

— Да, пора. Могу посоветовать хорошее место.

На лице Таля почти детское разочарование от того, что я не пригласила его к себе.

Приятно, когда человек открыто выражает эмоции. С Дмитрием я забыла, каким бывает нормальное общение.

Я улыбаюсь в ответ.

— Можешь остаться у меня на диване в гостиной. Это будет кстати, нам с тобой надо серьёзно поговорить. Но обещай, что не будет никаких поползновений!

Таль нахмурился при упоминании серьёзного разговора, но его лицо сразу же разгладилось в задорную улыбку.

— Поползновения?! Я порядочный мужчина, как ты можешь! Смотри сама не покушайся на мою честь!

Таль шутил, пока мы поднимались в квартиру, пока раскладывал свои вещи в гостиной.

Потом я готовила ужин, а он болтался под ногами, как подросток. Залезал в каждую ёмкость, пробовал, смаковал. Он праздновал моё приглашение остаться, оно показалось ему хорошим знамением, и он не скрывал радости.

Я тоже очень рада, что он приехал. Что бы ни случилось дальше, мы восстановили дружеский баланс, и это правильно. Так должно было быть с самого начала.

После ужина Талю позвонил друг и пригласил съездить в августе на Кавказ. Таль рассказал мне о прошлых поездках, нашёл в сети фотографии и видео. На них он в обнимку с разными девушками, но, заметив, что я разглядываю их, Таль махнул рукой.

— Не обращай внимания, это было до тебя, — объяснил просто.

Мне нравится энтузиазм Таля, его искренность. Его ничто не сдерживает, как и меня.

Почти.

Потом Таль повёл меня к дивану в гостиной и включил новости. Я села рядом, морщась от неправильности момента. Это наше с Дмитрием место, наш ритуал.

Откинувшись на спинку дивана, я закрыла глаза. Уже который день я без сил, засыпаю на ходу, но откладывать разговор нельзя. После всего, что Таль сделал, я хочу расстаться друзьями.

Я не замечаю, как Таль склоняется ко мне. Его губы сладкие после яблочного пирога. Он осторожен и нежен, боится отпугнуть меня излишним напором, как в прошлый раз, поэтому касается моих губ и сразу отступает.

Я отодвигаюсь на другой конец дивана.

— Я не стану тебя торопить, — мягко говорит Таль, скрывая досаду.

— Нет, Таль, извини. Хорошо, что мы снова встретились, но между нами ничего не выйдет…

— Нет, подожди! — Таль прижимает пальцы к моим губам. — Не руби так сразу, не на ночь глядя! Поговорим завтра.

— Я не изменю мнения.

— На тебе лица нет! Ты вообще спишь по ночам?

— Не переводи тему, Таль. Пойми, ты…

— Завтра, Вик! Прошу тебя, поговорим завтра на свежую голову!

— Завтра я на работе.

— После работы.

Пожав плечами, я ухожу в свою комнату, и Таль смотрит мне вслед с сожалением.

Таль замечательный.

Может, я и смогла бы однажды его полюбить. Вернуться к нему на диван прямо сейчас, помочь ему стать любовником, который мне нужен. Который усыпит во мне нужду в Дмитрии, в его больной, неправильной страсти.

Потому что с Талем будет легко.

Я должна хотеть этого «легко», но я думаю о Дмитрии. Он изменил меня, тело и душу, и теперь в мой мир не помещается никто другой.

Таль замечательный, но он не Дмитрий.

* * *

«Не Дмитрий» — это необратимый приговор. С утра мы попрощаемся навсегда, и к моему возвращению с работы Таль уедет.

Однако утро меняет мои планы.

Я просыпаюсь задолго до будильника и несусь в туалет, едва открыв глаза. Тошнота густой волной поднимается к горлу, холодным потом выступает по телу. Падаю на колени перед унитазом, и меня выворачивает наизнанку. Снова, снова, и только когда кажется, что пытка никогда не прекратится, становится немного лучше.

Я перебираю в памяти недавние симптомы — сонливость, усталость, тошнота. Где я это подхватила?

С трудом поднявшись на ноги, я умываюсь и чищу зубы. Тошнота не прошла, лежит в желудке холодным камнем.

Придерживаясь за стену, я иду на кухню. Таль стоит спиной ко мне, смотрит в окно. Он полностью одет, руки в карманах джинсов.

Непонятное волнение в воздухе наполняет меня дрожью.

— Доброе утро! — мой голос осип.

Таль не оборачивается.

— Если тебе так хочется, назовём его добрым. Я сделал тебе чай с мятой, нашёл в шкафчике.

По отстранённому голосу Таля определить настроение не удаётся.

— Спасибо!

Сажусь за стол и осторожно нюхаю чай. Вроде приятно, поэтому делаю маленький глоток. Тошнота тут же накатывает снова, и я хватаюсь за живот. В желудке ничего нет, но спазмы не отступают.

— Ленка пила чай с мятой целыми пачками, ей помогало. Ещё ей крекеры помогали, но я не нашёл у тебя никакого печенья.

Пока я вспоминала, кто такая Ленка, тошнота отступила.

— Лена — это мать твоей дочери?

— Да.

— Она любит чай с мятой?

— Терпеть не может мяту, но, когда её тошнило во время беременности, пила чай с мятой раз пять в день.

Таль оборачивается и пристально смотрит на меня. Вид у меня самый что ни на есть шокированный.

— При чём тут беременность… — я не спрашиваю Таля, а говорю сама с собой. Он скептически изгибает бровь. — Откуда она… как… но мы же…

Глупые вопросы. Во время нашей пятидневной секс-терапии Дмитрий выходил из меня, прежде чем кончить, но этот метод предохранения надёжным не назовёшь.

Про цикл вспоминать нет смысла. Со стрессами последнего года, похуданием и плохим питанием цикла у меня, как такового, нет. Даты не помогут.

Кладу ладонь на живот. Внутри под холодными пальцами бьются ответы.

— Мне выйти в аптеку за тестом? — Таль садится рядом и берёт меня за руку. Кажется неправильным то, что он рядом, если я беременна ребёнком Дмитрия.

— Нет, спасибо. Я сама.

Аккуратно высвобождаю руку. Кладу вторую ладонь поверх первой, прячу ребёнка от Таля и от всего мира.

Но Таль не сдаётся, обнимает меня за талию и целует в волосы. Его успокаивающий, мягкий голос смущает.

— Нет, детка, в таких ситуациях нельзя оставаться одной. Начнём с того, что ты выпьешь чай. Если не хочешь с мятой, сделаю тебе обычный, с сахаром. Нужна жидкость и калории, иначе ты ослабнешь. Я сбегаю в аптеку, а ты позвони на работу и скажи, что заболела.

Заболела. Да, это правильно, так и есть. Тошнота, сонливость и усталость — это вирус, вот что это, а никакая не беременность.

Я допиваю чай с мятой. Таль удовлетворённо кивает и уходит в аптеку.

Большинство мужчин кинулись бы прочь, зачем им чужой ребёнок? Но Таль ошибся один раз и теперь старательно разыгрывает невозмутимость.

Я благодарна ему за это.

Беременна.

Это слово постепенно прорастает во мне. Ещё не полностью осознав новость, я уже знаю, что расстроюсь, если тест будет отрицательным.

Чуть больше месяца назад, до появления Ари я бы впала в панику от подобной новости. Причин много. Смогу ли я защитить ребёнка? Стоит ли приводить его в мир, где жил мой муж, и где за грехи наказывают невиновных?

Уверена, мне ещё предстоит пережить эти страхи, но сейчас моя ладонь прижата к животу, и, кажется, из-под неё идёт жар. Я излучаю счастье.

Таля долго нет. Его побег меня бы не удивил, но оказалось, что наша аптека закрыта, и ему пришлось ехать в круглосуточную.

Я встречаю его у дверей, выхватываю тест и иду прямиком в туалет.

Таль остаётся в прихожей, но окликает меня перед тем, как я закрываю дверь.

— Вик, скажи правду, ты надеешься, что тест будет положительным?

— Да.

Ровные строчки инструкции плывут перед глазами.

За последнее время я плакала рекордное количество раз, и в глазах снова слёзы, счастливые. Даже сквозь влагу чётко видны две полоски.

А ведь было время, я считала себя бесплодной.

Счастье окутывает меня восхитительным теплом, и я оседаю на пол и наслаждаюсь моментом. Во мне рождаются силы, уверенность и целое море радости. Так и сижу, раскорячившись и глупо улыбаясь в никуда.

Страх придёт потом. Осознание ответственности, одиночества и прочее, но сейчас я — самая счастливая женщина в мире.

Спустя десять минут я поднимаюсь на ноги и решительно выхожу в коридор. Таль так и стоит в прихожей, прислонясь к входной двери. Он смотрит на тест в моей руке, и я киваю, подтверждая результат.

— Спасибо тебе за заботу, Таль. У начальника сегодня много дел, мне пора на работу. Простишь меня?

Этот вопрос относится к гораздо большему, чем мой уход на работу. Прежде всего, к моей неспособности полюбить Таля.

Он кивает.

Я оставляю ему запасные ключи и улыбаюсь напоследок.

— Когда будешь уходить, брось их в почтовый ящик. Спасибо тебе за всё.

Таль морщится.

На работе я не могла сосредоточиться на делах, как ни старалась. В голове мелькал образ маленького Ари, и восторг окатывал с ног до головы. Домой спешила изо всех сил, стремясь запереться наедине с моим счастьем. И страхом. Не чёрным и изматывающим, а обычным страхом матери, волнующейся о будущем ребёнка.

Но одной остаться не удалось. Дома меня встретили музыка и запах еды.

— Извини, я не знал, что ты ешь на ужин, но решил не беспокоить тебя на работе. Купил разного в ресторане, ничего острого. Надеюсь, ты найдёшь что-то по вкусу. — Таль вышел мне навстречу, непринуждённо улыбаясь.

Стол на кухне заставлен пластиковыми контейнерами с едой. Особого аппетита нет, и я молчу, жду объяснений Таля. Он достаёт тарелки, ворчливо подталкивает меня к раковине, чтобы вымыла руки.

Таль ест с аппетитом и болтает о мелочах, как будто мы не простились этим утром. Будто между нами не стоит мой отказ и чужой ребёнок. После еды, когда я убираю грязную посуду, Таль говорит:

— В вашей строительной компании несколько вакансий. Я могу устроиться либо на временную работу, либо на постоянное место, если мне разрешат взять отпуск в августе.

Выключив воду, я поворачиваюсь к Талю и кладу мокрую руку на живот. Но он меня опережает.

— Если на байке нельзя, поедем в отпуск на машине. Тебе ведь понадобится отдых, а я в это время смогу поездить с друзьями.

Он всё продумал. Мужчина, который сбежал от моего прошлого, заботится о безопасности чужого ребёнка.

Я качнула головой.

— Я думала, что не застану тебя. Мы уже попрощались.

— Нет, — Таль упрямо поджал губы.

— Нам стоит поговорить о ребёнке.

— А что о нём говорить? — Таль встретился со мной прямым, серьёзным взглядом. — Тут не говорить надо, а кормить, одевать, в парк с ним ходить. Или с ней.

В неосознанном жесте я снова положила вторую ладонь на живот, защищая ребёнка, не желая делиться им с Талем. Он не спросил об отце, и сам наверняка догадался. Однако такие тайны лучше не обсуждать вслух. Кто знает, что делает Дмитрий с теми, кто имеет на него такой компромат?

— Да, так ухаживают за своим ребёнком. — Я выделила слово «своим».

— Со своим у меня не получилось, — напрягся Таль. — Я был молодым идиотом, вот и пропустил Галино детство. Дочку вырастили без меня, но я могу помочь с твоим ребёнком.

«Твоим» резануло слух, но Таль и сам это заметил.

— Я не могу сказать «нашим», пока ты не позволишь.

Это очень щедрое предложение, хотя внутри роятся сомнения, что Таль представляет, какую ношу берёт на себя. Даже в грядущем отпуске он будет ездить с друзьями в горах, пока я «отдыхаю». Не то, чтобы это было неправильно, но Таль не готов к оседлой жизни. Он порывистый, добрый и привязан ко мне, но… я ему не верю.

Хотя дело даже не в этом. Он не Дмитрий. Наша с ним встреча — это прощание, а не начало. Это отпущение грехов.

— Я попрощалась с тобой ещё вчера, до того, как узнала, что беременна. Ты об этом знаешь. Я не готова вступать в отношения.

Таль выдохнул с такой силой, словно всё это время задерживал дыхание.

— Не совсем так, — криво усмехнулся. — Ты не готова вступать в отношения со мной.

— Ты должен уехать.

Таль отошёл к окну, долго стоял, сжимая и разжимая кулаки в карманах.

— Ты сказала, что с Волинским тебе тепло. Только глубоко влюблённая женщина может сказать о нём такое! Думаешь, он всё бросит и приедет к тебе? — спросил глухо.

— Нет, я так не думаю.

— А если он приедет, ты будешь с ним?

— Не знаю, с чего ты решил, что Дмитрий имеет ко мне отношение… — осторожно начала я. Мэру не нужны осложнения и слухи, особенно перед свадьбой.

— Не надо, Вик! Не ври! Ты скажешь ему о ребёнке?

— Таль, предупреждаю тебя: не вмешивайся!

— Вмешиваться? Каким образом? — усмехнулся.

— Любым. Проболтаешься о моей беременности или нарочно скажешь кому-нибудь… поверь, я сделаю так, что ты пожалеешь. Ты очень пожалеешь.

— Будешь мне мстить?! — Мне удалось ошарашить Таля. — Я предлагаю тебе пожениться, дать своё имя твоему ребёнку, хочу стать ему хорошим отцом, а в ответ ты мне угрожаешь?!!

— Я пытаюсь быть с тобой честной.

— Честной?! А кто сказал, что я хочу честности? Я прошу не о честности, а о шансе! — в его голосе злость и печаль. Таль знает, что проиграл.

Здравомыслящий человек, возможно, согласился бы на предложение Таля. Почему нет? С Дмитрием мы так и не сложились вместе, а Таль добрый, нежный и хочет стать отцом моему ребёнку.

Но я не здравомыслящий человек, а безнадёжно влюблённая женщина. И беременная к тому же.

Отвернувшись, Таль потёр ладонью лицо.

— Волинский предложил мне деньги.

Холодная молния пробежалась по спине, замирая между лопатками.

— Чтобы ты не приезжал ко мне?

Таль хмыкнул.

— Нет. Мы виделись в мэрии, когда я устроил скандал, а потом он явился ко мне в гостиницу и спросил о намерениях в отношении тебя. Я сказал… правду, и он обещал дать тебе мой телефон. Видимо, так и не дал, раз ты не позвонила, — Таль обиженно посмотрел на меня. — Тогда же Волинский предложил мне деньги. Решил, что нам будет не на что жить, и хотел помочь устроиться. Ну и угрожал потом, как же без этого. Велел не отходить от тебя. Сказал, будет следить за мной, и, если я тебя обижу, отрежет мне… важные части тела.

— И что ты ответил?

— Дал ему по морде.

— А он?

— Он позволил, даже не попытался меня остановить. — Таль потянулся, глядя на меня с кривой улыбкой. — Не думаю, что есть смысл спрашивать тебя, передумаешь ты или нет. Раз уж стала мне угрожать, то не похоже, что ты в меня влюблена. С посудой сама справишься? — ухмыльнулся.

— Да уж как-нибудь.

— Ну, тогда…

Таль подался ко мне, собираясь обнять на прощание, но, передумав, отступил.

— Спасибо, — просто сказала я.

— Да за что? — фыркнул.

— Удачи тебе!

— Со мной всё будет хорошо, Вик. Зачем растить чужих детей, если гораздо интереснее делать своих?

Таль вышел в прихожую. Стараясь выглядеть весёлым и беззаботным, он сунул ноги в ботинки и, не завязывая шнурки, вышел на лестницу.

Мы остались вдвоём, я и малыш. Малыш и я. Мой собственный маленький Ари.

Вот они, самые идеальные отношения, кристально чистые, стопроцентное доверие без червячка сомнений. Вот она, концентрированная любовь с полной отдачей. Она уже бежит по моим сосудам, как свежая вода по высохшему руслу. Я сдерживаю чувства к Дмитрию, да и к Ари тоже, но моё сердце готово взорваться от любви к моему ребёнку. Тройная любовь, вылитая в одну.