Меня не ждали. Знали, что я приеду, но встречали с неохотой и всячески выражали неудовольствие.　

— Здесь туристов не любят, на нашей улице все свои, — оповестила меня пожилая хозяйка.　

И вам тоже добрый вечер.　

С пристрастием рассмотрев мои шорты, она повела меня к пристройке, которую я по фотографии окрестила «виноградным домиком». Наивная.　

— Муж уже давно болеет и не пользуется мастерской, вот мы и поставили туда диван. Будет ваша комната.　

«Виноградный домик» оказался слесарной мастерской с крохотными грязными окнами, просиженным диваном и раковиной.　

Спокойно. Всё хорошо, мне не нужна роскошь. Зато будет, чем заняться. Уберусь, вымою окна и пол, сложу инструменты в углу. А диван… а зачем мне диван? Всё равно я почти не сплю.　

— Спасибо, что приютили. Я тихая, не доставлю вам никаких хлопот.　

Эта ложь вырвалась, удивляя и настораживая. Может, добавить, что тихая я днём, а ночью ору так, что пугаю соседей по вагону?　

— Это мы ещё посмотрим. Деньги вперёд, — хозяйка протянула руку и, получив заранее приготовленный конверт, ушла.　

Вот я и в отпуске. Сейчас моё жилище выглядит безрадостно, но утром всё будет по-другому. Я увижу море, виноградник, гальку и солнце. «Маленькой Ларе» это понравится. Как только наберусь решимости, пройдусь по улице, чтобы посмотреть на дом чудовища. Начну излечение. Шаг за шагом. Посмотрим, как далеко я смогу зайти.　

Если вы думаете, что я планирую месть, то ошибаетесь. Моя планка и выше, и ниже, всё зависит от точки зрения. Я планирую не месть, а жизнь. Мою. Свободную от страха и кошмаров. А уж потом… посмотрим, что дальше. Мне бы только научиться дышать.　

Плюхнувшись на просиженный диван, я вспугнула древнюю пыль. Ничего так, мягонько, только вот совесть мучает. Знаю, что неизвестной мне Люсе помогает «скорая помощь», но я всё-таки медсестра. Выйти, что ли, спросить, как она, не нужно ли чего. Кряхтя, я слезла с дивана и побрела вдоль заборов. Если повезёт, Игорь меня не заметит, хотя он и так знает, где я остановилась. Если приспичит — найдёт.　

«Скорая помощь» всё ещё там. Дверь машины открыта, фельдшер что-то ищет внутри, одной ногой балансируя на подножке.　

— Простите, я — медсестра, хотела узнать, не нужна ли вам помощь.　

Женщина обернулась, разматывая трубку капельницы, и приветственно помахала рукой.　

— Соседка, что ли?　

— Да.　

Теперь, да.　

— Помощь не нужна, спасибо, что вышли.　

— А больная в порядке? Люся, кажется?　

Женщина улыбнулась, похлопала меня по плечу и подтолкнула к калитке.　

— Если хотите, поговорите с её друзьями.　

— Нет, спасибо.　

Припустила обратно, да ещё на такой скорости, что чуть на кота не наступила.　

Плюхнулась на пыльный диван, не раздеваясь, и закрыла глаза. Заснуть бы. Покосилась на сумочку, в которой живёт снотворное. Ненавижу таблетки. Стараюсь не злоупотреблять, да и не помогает оно, кошмары всё равно приходят.　

Вздохнув, достала книгу и бутылку воды. Всё-таки девяти часов ещё нет, спать рано, а больше заняться нечем.　

Я только успела устроиться на диване, как в дверь постучал Игорь.　

— Вот, ещё и въехать не успела, а привела мужика, — пробурчала хозяйка за его спиной. Брезгливо осмотрев мой «виноградный домик», Игорь показал взглядом на дверь.　

— Выйдем на минутку, разговор есть.　

А ведь предупреждала меня брошюра, что доверять нельзя никому.　

Мы прошли мимо хозяйки, вдоль заборов, мимо «скорой» и вошли в открытую калитку. Передо мной — небольшой белый дом, обвитый виноградной лозой, а остальное не рассмотреть. Парадная дверь открыта, свет выливается из неё, как забродившее тесто.　

Игорь взял меня за руку и потянул за собой в сторону округлой беседки. На удивление большой, человек на десять, я таких никогда не видела.　

— Сядь.　

— Как Люся?　

— Людмила Михайловна. Плохо. У неё очередной инфаркт. «Скорая» бы давно увезла её в больницу, но она отказывается ехать. Говорит: «Одним инфарктом больше, одним меньше, какая разница».　

— Не слабо.　

— Она — не слабая женщина. С ней внук живёт, и она отказывается его оставлять. В прошлый раз, когда она была в больнице, оставила Димку у соседки, и он заболел, тяжело, пневмонией, а та как будто и не заметила. Людмила Михайловна вернулась　

— а он полуживой, худющий, как жердь, аж посинел и еле дышит. С трудом выходили, месяц в больнице пролежал.　

Игорь устало провёл ладонью по лбу и наклонился ближе, чтобы разглядеть моё лицо.　

— Та пристройка непригодна для жилья, — сказал он с намёком.　

— Меня всё устраивает.　

— Завтра я должен уехать в очередную командировку. Срочную. Не могу отложить, никак.　

— Поздравляю.　

Чувствую, к чему идёт дело, и паникую так, что хоть кричи. Отсюда и сарказм, жалкий и хныкающий. Игорь же знает, какая я ненормальная, так с какой стати просит меня о помощи?　

— Фельдшер сказала, что ты медсестра.　

— И что из этого?　

— Димка часто болеет, у него слабые лёгкие. Ему нужен особый уход, а Людмила Михайловна не доверяет соседям. Ты не смотри, что дом маленький, он очень уютный внутри. Вид на море, все удобства, не то, что твоя конура.　

— Ты что, приглашаешь меня переехать в чужой дом?　

— Да, приглашаю, если ты согласишься проследить за мальчишкой, пока хозяйка в больнице.　

— Людмила Михайловна не доверяет соседке, с которой хорошо знакома, поэтому ты решил, что лучшая кандидатура для ухода за ребёнком — это психованная соседка по вагону?　

— Я ничего не решал. Твою кандидатуру предложила фельдшер, она сказала, что рядом живёт медсестра, которая предложила помощь. По её описанию я догадался, о ком речь. Пожалуйста, помоги им. Я знаю эту семью с детства, душевные люди. Да и жизнь у них нелёгкая.　

Как будто я могу облегчить чью-то жизнь. Об этом даже думать смешно.　

— А Людмила Михайловна согласилась?　

— Она хочет с тобой поговорить.　

С ума сойти. Мой «отпуск» ещё не успел начаться, а уже сходит с рельсов.　

— Какой у них номер дома?　

— 65. — Игорь озадаченно пригляделся к моему лицу. Чувствует, что эта информация имеет для меня принципиальное значение, но не может даже предположить, почему.　

65.　

Дьявол.

Д ья вол-дьявол-дья вол.　

Вот же, судьба. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы разыскать чудовище и выяснить, что он живёт в доме номер 63. Ещё несколько месяцев ушли на то, чтобы снять комнату на улице, на которую не пускают туристов, и не вызвать подозрений. А теперь мне доверяют целый дом по соседству с его. Да ещё и с прилагающимся к нему ребёнком. Знать бы, какие у судьбы планы, и совпадают ли они с моими.　

Завтра утром я выгляну из окна и увижу чудовище.　

Нет. Не могу. Слишком рано, слишком близко. Задерживаю дыхание и обещаю себе, что откажусь. Сейчас же. Вернусь в мастерскую и спрячусь там, чтобы как следует подготовиться к первой встрече.　

— Сожалею, Игорь, но я не могу им помочь.　

— Ты даже не спросила, сколько Димке лет. Ему уже одиннадцать, совсем взрослый парень, покладистый, умный. Делай, что хочешь, гуляй, веселись, только следи за его здоровьем и подкармливай. Мы с его отцом дружили с детства.　

— Нет, извини. Я не могу.　

— Я ненавижу просить, но в этом случае готов сделать всё, что угодно. Если хочешь, я останусь до завтра и постараюсь вернуться из командировки пораньше. Но один я всё равно не справлюсь. Ничего не понимаю в болезнях, да и дети… прошу тебя… ты даже представить не можешь, как тяжело им пришлось.　

Чтобы избежать его умоляющего взгляда, я рассматриваю дом. Меня ломает. Физически. Тот самый случай, когда знаешь, что судьба нагло смотрит тебе в глаза и ждёт.　

С чего я решила, что люблю виноградную лозу? Она душит меня, оплетается вокруг горла, убивает. Не могу дышать, рву стебли, царапаю кожу. Чудовище сейчас совсем рядом, и мне кажется, что я чувствую его взгляд. Он уже знает, что я здесь, что я приехала, чтобы найти спасение. Он этого не допустит. Слишком близко, слишком быстро.　

В мыслях — мятеж, в душе — пожар. Я сижу беззвучно, не двигаясь, только в ушах завис крик.　

Дом номер 65. Судьба — глумливая ведьма.　

— Дыши.　

— Что?　

— Ты задержала дыхание, причём давно.　

— Хорошо, я перееду.　

Игорь берёт меня за руку и охает. Мои пальцы заледенели настолько, что я не чувствую прикосновений. Вроде меня тянут вперёд, вроде ведут в дом. Смотрю вниз и вижу, как мои ноги послушно отмеряют шаги.　

Мы ступаем в дверной проём, густо намазанный масляным светом. Дом действительно уютный, это видно сразу. Чисто, кругом современная мебель, стены выбелены. Это — дом, в котором живёт любовь, я давно в таких не была.　

— Это она?　

Самая элегантная из возможных бабушек смотрит на меня с каталки. Седые волосы стрижкой каре, идеально прямой пробор, шёлковая блуза, хотя и расстёгнутая. Впечатление не портят даже прозрачная трубка поперёк лица, змеящаяся по простыне к кислородному баллону, и разноцветные провода ЭКГ.　

— Добрый вечер!　

— Людмила Михайловна, познакомьтесь, это — моя знакомая, которая собиралась остановиться у Семёновых. Таня… — неуверенный взгляд в мою сторону. Знает же, что сам придумал это имя.　

— Лара, — встреваю я.　

— Близкая знакомая, говоришь? — с усмешкой отмечает женщина, всё ещё разглядывая меня. Во время инфаркта не шутят, но эта женщина не сдастся даже смерти. Это очевидно с первого взгляда.　

— Я не доверяю незнакомым мужчинам, поэтому не спешу называть своё имя, — поясняю ровным, натренированным на работе тоном.　

— Правильно, что не доверяете. — Людмила Михайловна оттягивает кислородную трубочку и прищуривается. — Вы слишком грустная для туристки.　

— Ещё бы ей не грустить! Видели бы вы, какую ей комнату выделили, — нашёлся Игорь. — Старую мастерскую! Тут немудрено расстроиться.　

Он заискивает перед больной. Почему? Чем он ей обязан?　

— Я приехала в Анапу отдохнуть от неприятностей, — почти честно говорю я. — Снятая комната меня вполне устраивает.　

— Приехали отдохнуть от неприятностей и тут же на них наткнулись, — снова усмехается хозяйка. — Вы медсестра?　

— Да.　

— Как давно?　

— Закончила обучение два года назад. Работаю в травмпункте.　

Умоляю, не спрашивайте, где я живу. Умоляю… не задавайте личных вопросов. Ах, как же я не хочу врать.　

— Нам пора! — Фельдшер потрясла перед лицом больной лентой ЭКГ. — Ваши друзья позаботятся о Диме.　

— Я ещё не приняла решение! Я могу остаться дома и вызвать частного врача и сиделку, — говорит больная таким голосом, что фельдшер невольно встаёт по стойке смирно. Значит, раньше была учительницей или, скорее, директором школы. Этот тон мне знаком, до боли.　

— Вы не понимаете, какой риск…　

— Я всё понимаю! Лара, вы когда-нибудь ухаживали за больными муковисцидозом? — Да, во время практики.　

Оглядываюсь по сторонам. За спиной медбрата стоит худенький мальчик, светловолосый, большеглазый. Выглядит лет на девять, не больше, а Игорь сказал, что ему одиннадцать. Полагаю, что это — Дима.　

Женщина пристально следит за тем, как я разглядываю её внука, и удовлетворённо кивает. Профессиональный взгляд — дело заметное. Глаз цепляется за бледность, худобу и учащённое дыхание мальчика. Людмила Михайловна видит меня насквозь. Ей не нужны фамилия и адрес, она смотрит прямиком в мою суть.　

— Генетическое заболевание, при котором в лёгких выделяется слишком вязкая мокрота, и её трудно откашлять. От этого возникают проблемы с дыханием и инфекции. Полагаю, что вашего внука лечат ингаляциями, ферментами и дыхательной гимнастикой.　

— Да. — Облегчение написано на её лице крупными буквами. — И бронхолитиками, если нужно. Лара, вам следует знать, что Дима — непростой ребёнок…　

— Людмила Михайловна, нужно срочно ехать в больницу!　

— Лара, вы позаботитесь о моём мальчике?　

В этом вопросе такой заряд чувств, что я нервно сглатываю.　

— Да.　

— Игорь, разберись со всем. Ключи в обычном месте, лекарства, инструкции и деньги тоже. Лара, прошу вас, навестите меня завтра в больнице, я должна обсудить с вами Димины процедуры и всё остальное.　

Недовольно качая головой, фельдшер склоняется над каталкой.　

— Готовы?　

— Да.　

Людмила Михайловна смотрит на меня, и я улавливаю в её глазах страх. В этот момент мы — родственные души. Повинуясь порыву, подхожу ближе и сжимаю её тонкие пальцы. Суставы, искривлённые артритом, ощущаются, как бусины в моей руке.　

— Я провожу вас до машины.　

Она не отвечает, но взгляд уже чистый и безмятежный, как озеро. Я смогла ей помочь, подарить уверенность. Не себе, так хоть кому-то.　

Вокруг «скорой» никого, только лужа света от фонаря.

— На самом деле мне везёт, — сухо улыбается Людмила Михайловна. — Все мои инфаркты прошли почти безболезненно. Говорят, что обычно больным приходится намного хуже.　

Я не хочу, чтобы она уезжала. Держусь за прохладные пальцы, тянусь за ней, как будто в её доминирующем присутствии скрывается путь к моему спасению.　

А потом я остаюсь одна на пустой улице. Изогнутая тень в овале фонарного света.　

— Я перенесу твои вещи и поговорю с хозяевами, — предлагает Игорь, выйдя из дома, а я направляюсь на поиски Димы.　

Светловолосый мальчик смотрит на меня исподлобья, потом кривит нос, говорит: — Я взрослый, мне не нужны няньки, — и уходит.　

Добро пожаловать в «отпуск».　

Я сажусь на порог и смотрю в темноту, дожидаясь возвращения Игоря. Он протискивается, не задевая меня, и грохает чемодан на пол.　

— Давай сначала разберёмся с твоей комнатой, а потом и со всем остальным. Будем надеяться, что я помню, где что хранится, давно уже здесь не хозяйничал. В детстве мы с Василием отдыхали здесь каждое лето.　

— С Василием?　

Как будто кто-то приложил ледяной кубик к горлу. В этом доме живёт мужчина?　

— Да. Димкин отец, Василий.　

Василий. Дыши, Лара, Василий тебе не знаком. В этом городе живёт много мужчин, не все они связаны с чудовищем.　

— А где он сейчас?　

Игорь дёрнулся и посмотрел на дверь, за которой исчез Дима.　

— Погибли с женой во время экспедиции. Альпинисты.　

Вместо сочувствия, меня заливает облегчение. Стыдно, очень, но теперь я могу дышать. В доме нет мужчины.　

Не желая развивать эту тему, Игорь повёл меня по дому. Отменная кухня, высший класс, новая техника, чисто, уютно. Порывшись в ящичках, Игорь достал связку ключей, лекарства и инструкции и повернулся ко мне с ожидаемым «Эврика!».　

— После первого инфаркта Людмила Михайловна всё приготовила, чтобы за Димкой ухаживали. Только, к сожалению, в прошлый раз ей это не помогло.　

Пробежав глазами инструкции, я встретила испытующий взгляд Игоря.　

— Я справлюсь, в этом нет ничего сложного. Отправляйся в командировку.　

— Спасибо, Лара. Я вернусь через четыре дня, но к тому времени уже свяжусь с остальными родственниками. Найдём тебе замену или наймём кого-нибудь. Если хочешь, я могу остаться на ночь, выеду рано утром.　

Предложение, загруженное до завязки скрытым смыслом. — Нет, не хочу, мы с Димой справимся.　

В доме четыре спальни — хозяйская, Димина и две пустые. На Диминой двери красуется кривая надпись «Не входить». Я выбрала единственную спальню на первом этаже, чтобы быть подальше от детской. Хотя боюсь, что Дима всё равно услышит мой крик. Ничего не поделаешь, даже снотворное не могу принять, раз ребёнок болеет.　

— Правильно выбрала, — улыбнулся Игорь. — Отсюда отличный вид на море. Лара, знаешь… некоторые случайности не случайны.　

— Знаю.　

Понятия не имею, на что именно он намекает, но не собираюсь выяснять. Более того, упорно стараюсь не думать о вмешательстве судьбы в мои планы. Я всего лишь помогаю женщине, которой сейчас труднее, чем мне.　

— Спасибо, Лара.　

— Не за что.　

— Осталось найти деньги. Или давай сделаем проще: я сам оставлю вам денег на несколько дней.　

Игорь полез за бумажником, но я протестующе замахала руками. Я не беру чужих денег, это — одно из моих многочисленных утомительных правил.　

— Забей. Потом рассчитаемся.　

— Уверена?　

Я обвела взглядом выбранную мною спальню и насмешливо вздёрнула бровь. Разительное отличие от пристройки, которую я сняла с таким трудом. Двуспальная кровать с клетчатым покрывалом, телевизор на стене, шкаф-купе. А на противоположной стене — большое окно, за которым ощущается море. Не видишь, но знаешь, что оно там, и от этого становится легче дышать.　

— Можно я скажу кое-что очень неуместное? — Игорь неловко топчется у двери, трётся плечом о косяк.　

— Раз уж заинтриговал, то говори.　

— В тебя можно влюбиться с первого взгляда.　

— Может, с первого крика? — Я иронизирую, потому что чувствую в Игоре игрока. Всё дело в моей недоступности, в отвержении мужчин. Это разжигает азарт.　

— Может, и так. — Игорь не засмеялся. — У меня нет ни малейшего шанса, да?　

Игорь из тех мужчин, кто преувеличивает, драматизирует, быстро загорается и также быстро угасает. Если не получает желаемое, то взрывается и делает глупости. Хотя не стоит рубить с плеча, может, он и не такой. Сейчас он добрый, совестливый и заботливый. Даже немного трогательный. Надо поставить галочку в блокноте, чтобы запомнить, что однажды я встретила хорошего парня. Смотрю на него во все глаза, как на достопримечательность, и улыбаюсь. Запоминаю навсегда, чтобы знать, что чудеса реальны, что я, наконец, не ошиблась. Он действительно хороший парень.　

— Нет, Игорь, у тебя нет ни малейшего шанса.　

— Спасибо, что ответила честно. И за помощь тоже. — Он либо не обиделся, либо отлично маскирует эмоции.　

— Иди уже.　

— Дай мне номер своего телефона.　

Достаю телефон из сумочки, пытаюсь вспомнить пароль. Я купила его два дня назад, поэтому не помню ни пароль, ни номер.　

— Скажи свой, я позвоню.　

— Ты не знаешь свой номер?　

— Нет, а что? Я же себе не звоню.　

Игорь ждал звонка, а я мысленно ругалась, надеясь, что он перестанет анализировать каждый мой поступок. Лучше бы я осталась для него незнакомкой, не позволила зайти в моё купе или закричала о помощи.　

Хотя я знаю, что кричать бесполезно. Однажды я пыталась, кричала, молила о помощи, пока не поняла, что это бесполезно. Тебе всё равно не помогут. Никто.　

Игорь уходил медленно и с неохотой, снова предлагал остаться на ночь, давал ненужные советы. Тянул время, стоял слишком близко, всё ещё на что-то надеясь. А когда ушёл, тишина стала мёртвой. Чёрной. Нестерпимой. Заперев дверь, я прошлась по дому, зажигая свет, потом включила телевизор. Не выдержав, поднялась наверх и постучалась в детскую.　

— Ты что, читать не умеешь? — буркнул Дима в щель.　

— Я собираюсь перекусить. Сделать тебе что-нибудь?　

— Я взрос-лый, — с нажимом, по слогам произнёс Дима и захлопнул дверь.　

— Тогда расскажи мне про свои лекарства, а то инструкция слишком сложная, — попросила я из коридора, надеясь выманить его из комнаты.　

Дверь медленно приоткрылась.　

— Тоже мне, медсестра, — пробормотал Дима, проходя мимо. — Навязалась на мою голову, туристка неумелая.　

— Слушай, а у тебя мороженое есть?　

— Нет, конечно, мне нельзя мороженое, — осуждающе глянув на меня, Дима зашёл на кухню. — На фиг ты свет везде зажгла, ещё вечеринку устрой!　

— Неплохая идея.　

Дима бросил на меня дикий взгляд и достал инструкцию.　

— Что тут непонятного? — тыкает тонким пальцем в ламинированный лист и кривит рот. — Написано же русским языком: ингалятор с красной наклейкой — три раза в день. С синей — только если нужно. Небулайзер мыть, как написано. Раствор для ингаляций в отдельном пакете.　

— А ферменты?　

— Только если понадобятся. У меня лёгочная форма. Неужели не заметно, что я в порядке?　

Смотрит на меня, прищурившись, оценивая. Вызывающе смотрит. Ищет сочувствие в моих глазах, чтобы прихлопнуть его в зародыше. Не любит говорить о своей болезни, но от себя не спрячешься. Уж я-то знаю.　

— Ты в какую школу ходишь?　

— В дурацкую. Мне пора спать.　

Привычными движениями Дима принял нужные лекарства, сделал ингаляции и направился к выходу.　

— А гимнастика?　

— Я не маленький, да и вообще, я здоров.　

— Можно послушать твои лёгкие?　

— Нет. — Красные пятна гнева поползли по его совсем ещё детским щекам. — Тебя пустили в этот дом, потому что тебе негде жить. И всё. Поняла? Мне ты не нужна. Если не хочешь вернуться в сарай, то оставь меня в покое!　

— Дима!! — зову, и он неохотно замирает на лестнице. Худенькие плечи дёргаются, готовясь к противостоянию.　

— Что ещё?!　

— Я знаю, что ты в порядке.　

— Отвали и не дёргай меня. Я собираюсь притвориться, что ты здесь не живёшь.　

Сколько ему лет? Одиннадцать? Если судить по нраву, то все семнадцать.　

Я осталась одна посреди чужого, ярко освещённого дома в городе, который должен был вернуть мне покой. А вместо этого растрепал меня ещё сильнее.　

Так бывает. Вокруг тебя драма, планы, опасения, ты купаешься в них, порой утопая, порой выбиваясь к поверхности. А потом раз — и тебя выбрасывает на совершенно незнакомый берег. Ты сидишь на песке, ошарашенно глядя по сторонам, и пытаешься угадать следующий ход судьбы.　

******

Спала я на удивление хорошо, вообще без снов. Проснулась в десять утра, в панике выбежала на кухню и обнаружила там Диму с большой коробкой хлопьев.　

— Это твой завтрак?　

— Ужин.　

— Может, тебе что-нибудь приготовить?　

— Нет.　

Вот и поговорили.　

Открываю холодильник, сканирую содержимое. Людмила Михайловна не разочаровала — на полках фрукты, овощи, мясо, полный ассортимент здоровой пищи. Делаю себе бутерброд, поглядывая, как Дима сражается с хлопьями. Растерзанная коробка валяется на полу, а он пытается разорвать плотный пакет. РаОткрываю ящик, в котором вчера заметила ножницы, протягиваю их, но Дима отворачивается. Настойчиво пытается разорвать пакет руками, пыхтит, тянет, смотрит на меня исподтишка. У него получается, хотя и не сразу, зато красиво, как новогодний салют. Большая часть хлопьев падает на чёрный кафель пола, остальное — на стол. В миску — совсем чуть-чуть.　

— Не голоден? — хмыкаю я, и Дима поворачивается и смотрит на меня с вызовом. Думает, что я стану ругаться, заставлю убирать, побегу за пылесосом. Но он не знает, что меня прибило к незнакомому берегу, что я потеряла привычный ритм и теперь стою рядом с ним, прислушиваясь и присматриваясь. Я не приспособлена к нормальной жизни, в которой есть дом, дети и завтрак вдвоём. Дима — мой единственный ориентир, я смотрю на него и надеюсь, что смогу научиться жизни, что он впустит меня в свою колючую уверенность.　

— Нет, не голоден. — Он так и стоит посреди разбросанных хлопьев. Рядом на столе　

— открытая бутылка молока. Я подхожу ближе, босая, наступаю на хлопья, стараюсь не морщиться от боли в подошвах. Кто бы знал, что будет так неприятно. Беру бутылку молока, отпиваю прямо из горлышка и оставляю на столе открытой. В груди зудит неимоверное желание убрать, подмести, доказать, что я способна со всем справиться и могу заставить Диму нормально позавтракать и наладить со мной отношения. Но я уже перестала быть собой и не ищу спасения в порядке и ритме. Плыву над обычным миром, над паникой. Меня захватило нечто большее, вернее, некто, стоящий рядом со мной — ещё один инопланетянин с огромными глазами. Мы похожи, потому что не вписываемся в обычную, среднестатистическую жизнь. Чтобы понять друг друга, мы должны сломать стереотипы. Я — взрослая, он — ребёнок, но Дима отверг мою помощь. А значит, я должна найти другой путь.　

— Я — туристка. — Сделав это очевидное заявление, я ступаю по хлопьям к окну и, опираясь на раковину, выглядываю наружу. Дом номер 63. Раза в два больше этого, современный, стильный. Из-за деревьев видна только часть фасада, но и этого хватает, чтобы паника пробилась сквозь ледяной панцирь. Сглатываю, отворачиваюсь и продолжаю: — Мне нужен гид.　

— Ты что, читать не умеешь? Распечатай брошюру и иди по городу. — Дима так и стоит посреди беспорядка, хлопья жёлтой пылью выделяются на белой футболке.　

— Я хорошо заплачу.　

— Я не знаю гидов.

Отвернувшись, Дима направляется к лестнице, оставляя на ковре след жёлтых крошек. Называю сумму, от которой он останавливается, как вкопанный, и качает головой.　

— Ты совсем безбашенная. — Но при этом стоит на месте. Размышляет.　

— Меня в детстве дразнили инопланетянкой.　

Ломаю первый стереотип, чтобы Дима знал, что и я тоже не такая, как все. Он оборачивается и удивлённо моргает, глядя на моё лицо.　

— И правильно дразнили. Позвони в туристическое бюро, пусть они порекомендуют тебе гида, — говорит раздражённо, но тихо и шагает на первую ступеньку. Всё ещё сомневается.　

— Я предлагаю эту работу тебе.　

Дима изумлённо округляет глаза.　

— Точно безбашенная. Я не могу быть гидом, ты и сама это знаешь. Ну… могу, если ты на машине, но не пешком.　

Вопросительно смотрит на меня, и я улавливаю в его взгляде надежду.　

— Я не умею водить, — каюсь, чтобы больше не возникало вопросов.　

— Ты совсем глупая, да? — ворчит он, стряхивая жёлтые крошки на ковёр.　

— Да. — Подтверждаю. Искренне.　

— Мне не нужны деньги, так что поищи другого гида.　

— Повезло же тебе, такому богатому. Мне нужно попасть в центр города, в магазин. Съезди со мной на такси, а то, боюсь, сама не найду.

Дима поднимается наверх, не отвечая. Шепчет себе под нос что-то похожее на «вот же, дура», и я прячу улыбку. Замечаю, что он останавливается на верхней ступеньке и следит за тем, как я направляюсь в свою комнату, оставляя на ковре жёлтые следы.　

Я подарила ему преимущество, и теперь посмотрим, как он им воспользуется.　

Запираюсь в ванной и судорожно обзваниваю спортивные магазины. Мне нужна не самая обычная вещь — самокат с мотором, — но мне везёт. Крупно. Разгар лета, город полон туристов, и новинки входят в моду. Нахожу парочку на складе в крупном магазине, выдыхаю с облегчением и вдруг осознаю, что так и не посмотрела на море. Какое оно? Тёмно-синее? Светлое? С барашками волн или гладкое, как лист бумаги?　

Я не стала подходить к окну, оставила это на потом, когда будет нужно. Когда заболит душа, тогда и посмотрю на море, а сейчас есть дела поважнее. Мне не до чудовища, не до его дома, потому что я учусь жить. Вместе с Димой.　

Он ждал меня, развалившись на нижних ступеньках лестницы и яростно тыкая в телефон.　

— Ты такси вызвала?　

— Нет, а ты?　

— Я ребёнок!　

— С каких это пор?　

Обойдя беспорядок на полу, Дима снял с холодильника визитную карточку и протянул её мне.　

— Убрала бы, — сказал он, пнув ногой кучку хлопьев и вызывающе щурясь.　

— He-а. Завтра съешь на завтрак, — ответила я и вызвала такси. Открытое молоко так и осталось на кухонном столе. Озадаченно оглядываясь, Дима последовал за мной.　

******

Дима уселся на заднее сидение, но приник к самой двери, так, чтобы не приближаться ко мне. Вроде со мной едет, а вроде сам по себе. Сидит, насупившись, глядя в окно на морской пейзаж, а я смотрю на берег, облизанный солёной влагой и зависающий над пляжем. Не сейчас, но вскоре море подарит мне покой. Очень скоро. Я искренне в это верю. Такая красота не может не исцелить.　

Я достала из сумочки упаковку конфет. Скитлз. Разноцветные пуговки быстро растаяли в руках, и я облизала пятнистую ладонь.　

— Хрю-хрю, — сказал Дима и протянул руку, намекая, чтобы я поделилась.　

— Извини, тебе нельзя. Разве что только одну, — говорю на полном серьёзе, неуверенно протягивая ему зелёную. — Нет, подожди, не зелёную. — Закидываю её в рот и задумчиво качаю головой. — С непривычки зелёную нельзя.　

— Это ещё почему? Я сто раз их ел! Мне можно любые конфеты! — возмущается взрослый ребёнок рядом со мной.　

— Обычные — да. А это — особые конфеты, с ними надо быть осторожным.　

Дима морщит нос, разглядывает знакомую упаковку, читает название.　

— Почему?　

— Это смешинки.　

— Что?　

— Смешинки. От них начинаются приступы смеха, причём бесконтрольного. С непривычки может лопнуть живот.　

Фыркнув, Дима отворачивается к окну.　

— А сама полпачки съела.　

— У меня иммунитет. — Протягиваю ему красную конфету. — Вот, начни с красной, она не такая сильная. Сразу разжуй, чтобы не подавиться.　

Забросив конфету в рот, Дима качает головой и закатывает глаза.　

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты — странная?　

— Не хочешь — не верь, только потом не жалуйся в социальные службы, что я накормила тебя опасными конфетами.　

Мимо мелькают гостиницы, важные, как океанские лайнеры. Слепяще белые, со скобками балконов. Справа от меня раздаётся сдавленное хрюканье. Исподтишка подглядываю за Димой: плечи трясутся, кончики ушей малиновые. Наконец, он сдаётся, склоняется к коленям и хохочет, до слёз, до кашля.　

Даже водитель смеётся и подмигивает мне в зеркале.　

— Блииин, — ругаюсь я. — Надо было начать с жёлтой, раз уж тебя с красной так понесло.　

Развалившись на сидении, Дима держится руками за живот и визжит от смеха. В таком состоянии я выгружаю его на улицу, плачу за такси и прошу водителя вернуться за нами через час.　

— Час! — возмущается Дима. — Тоже мне, туристка! Что ты увидишь за час?　

Не успеваю зайти в магазин, как Дима останавливается в дверях и смотрит на меня с опаской. Спортивные товары. Догадываюсь, что это место не вызывает у него восторга, ведь кругом — сплошные несбыточные мечты.　

— Мы на минутку, — обещаю я, и он обиженно утыкается взглядом в кеды. — Ты сколько весишь?　

— Чего? — не понимает он, и я машу рукой, чтобы он следовал за мной, и подхожу к продавцу. Через пару минут нас уже ведут вглубь магазина, туда, где чёрным глянцем сверкают самокаты. Те, которые с мотором.　

— Мы заказали пробную партию. — объясняет продавец, — но они уже привлекли огромный интерес. В Европе ими пользуются повсеместно. Можно взять с сидением или без. Если ехать на короткие дистанции, то ребёнок может уместиться вместе со взрослым.　

Дима подходит к самокатам. Нет, не подходит, подкрадывается, как пантера к жертве. Гладит, оставляет потные следы на идеальном глянце и тут же отдёргивает руку.　

— Этот молодой человек — мой гид, — объясняю продавцу, показывая на Диму, — поэтому нам нужен двухместный самокат с мотором.　

— Я не соглашался быть твоим гидом, — поправляет Дима, но его голос мечтательный, тихий. В мыслях он уже несётся по городу на самокате.　

— Мы поставили демонстрационную модель на зарядку, так что можете проехаться, — предлагает продавец, выкатывая самокат в проход. Дима отворачивается и скучающе смотрит по сторонам. Гордый. Ни за что не признается, что влюбился с первого взгляда. Я встаю на платформу, вожусь с рычагами, хмурюсь, удивляя продавца. Знаю, что управление настолько примитивно, что любой справится, поэтому подмигиваю ему, приглашая мне подыграть, и вздыхаю.　

— Не понимаю, где лево, а где право.　

— Вот же, блин, — бурчит Дима и забирается на платформу передо мной. — Лара, ей богу, ты реально безбашенная. Написано же L и R. Ты латинский алфавит знаешь?　

— Зазнайка.　

Продавец понимающе улыбается, отступает, и мы движемся вперёд.　

— Ты серьёзно насчёт гида? — спрашивает Дима, не оборачиваясь.　

— Да. Мне лень ходить, ездить легче.　

— Тогда возьми синий самокат, он красивее, — Дима принимает мою ложь, делает её нашей общей правдой.　

Мы купили синий самокат с мотором. Потом ещё шлем, наколенники и прочее.　

— Тебе тоже нужен шлем, — нахмурился Дима.　

— Зачем? Я же безбашенная.　

Он покраснел и отвернулся, копаясь в карманах.　

Не скрою, эта покупка стоит недёшево, но я могу позволить себе такой жест. Я трачу деньги со страстью, которая мне не знакома. Понимаю, что всё это время я копила, надеясь именно на такую покупку. На именно такой восторженный взгляд.　

Потом мы зашли в продовольственный, и я купила упаковку ванильного мороженого. Дима нахмурился, но ничего не сказал. По дороге домой он смотрел в окно, царапая ногтем худенькую коленку. Зайдя в дом, последовал за мной на кухню, где я растопила мороженое в микроволновке и сделала нам коктейль с ягодами и фруктами.　

— Тебе что, тоже холодное нельзя? — осторожно поинтересовался он.　

— Ага. Зубы ноют.　

Впервые за это время между нами появилось молчаливое взаимопонимание.　

Потом я приняла душ и, когда вернулась на кухню, обнаружила, что Дима убрал все следы утренней разрухи.　

Сидя на полу в прихожей, он пытался собрать самокат. Я присела рядом, и мы сосредоточенно работали, ругаясь на непонятные инструкции и собственную глупость. Наивная, я праздновала победу. Ещё немного — и мы подружимся, Дима станет меня слушаться, и тогда я смогу заняться своими делами без отвлечений и ненужных волнений.　

А потом я посмотрела на часы и одной фразой разрушила наше хрупкое понимание.　

— Мне пора навестить твою бабушку.

— Пошли. — Дима тут же поднялся, откладывая отвёртку.　

— Нет, извини, в больнице тебе не место. Там можно подцепить такую гадость, что потом век не вылечишься.　

— Раз тебе туда можно, то и мне тоже, — сказал Дима ледяным тоном, слышать который от ребёнка было страшно. Он бросил мне вызов и застал меня врасплох.　

— Мы с тобой разные, и ты об этом знаешь.　

Плохой ответ, Лара. Очень плохой.　

Пнув ногой полусобранный самокат, Дима нарочито громко хлопнул дверью и взбежал вверх по лестнице. Через стены я слышала его частое, хриплое дыхание.　

— Тебе плохо? — крикнула вверх, открывая дверь прихожей.　

— Да, — ответил он. — Мне плохо. Когда ты уберёшься отсюда, мне станет намного лучше.　

****

К Людмиле Михайловне меня не пустили. Стоило сначала позвонить, и тогда мне бы сразу сказали, что она в реанимации. Сердобольная медсестра сжалилась над коллегой и позволила написать записку, вернее, отчёт о сегодняшнем дне и здоровье Димы и обещала прочесть его, как только больная проснётся.　

Когда я вернулась домой, то обнаружила, что Дима пропал. Не раздумывая, набрала номер Игоря, хотя толком не знала, что именно собираюсь ему сказать. Пропал ли Дима? Ведь ему одиннадцать? Что позволяют детям его возраста? Может, пошёл к друзьям, как обычно. Ведь я ничего не знаю о его жизни, да и о детях вообще. Как назло, Игорь не отвечал, и я оставила сообщение, в который раз подтвердившее моё несоответствие признанным психическим нормам.　

— Игорь, привет. Всё в порядке, не волнуйся, но позвони мне, как только получишь это сообщение. Срочно.　

Да уж.　

Обошла несобранный самокат в траве около беседки. Сквозь виноградные ветви виднеется фасад дома номер 63. А что, если Дима там? Смогу ли я зайти к чудовищу? Вот так, сразу, без подготовки?　

Раздвинув ветви, я присмотрелась к ярко-красной входной двери дома 63. Чувствуется женская рука: мелкие детали продуманы с таким вниманием, что завидно. Ухоженный сад, по сторонам лестницы — горшки с цветами. Трудно представить чудовище посреди этого цветочного великолепия. Повернувшись, я неожиданно встретилась глазами с молодой женщиной. Отшатнулась, наткнулась на опору беседки и уставилась на хозяйку, готовясь к побегу. Прямо на вокзал, на поезд, потом на самолёт. Домой. Мой так называемый «отпуск» оказался очень плохой затеей.　

— Простите, я вас напугала, — рассмеялась женщина. — Вы, наверное, Лара.　

— Я ищу Диму, — задерживаю дыхание, надеюсь, что сердце перестанет кувыркаться, как акробат на стимуляторах. — Я вернулась домой, а его нет.　

— Если он и прячется, то не у нас, — женщина оглянулась на дом. — У нас с мужем нет детей, так что Диме незачем к нам приходить.　

Она плотно сжала губы и наклонилась вперёд, вырывая из земли стебли крапивы. «У нас с мужем нет детей».　

Неужто это — справедливость? Судьба наказала чудовище за то, что он меня не спас. Единственный человек, который знал правду и которого я умоляла о спасении, действительно оказался чудовищем, страшнее других. Я схватилась за него и ошиблась.　

Прямо сейчас, прямо здесь, в чужом городе мне должно стать легче от мысли, что у НЕГО нет детей. Он хоть как-то наказан. Судьба его покарала, только мне почему- то не становится от этого легче.　

— Зайдите к Тальковым, в пятидесятый, у них сыну двенадцать лет, они с Димой иногда играют.　

— Спасибо.　

Разворачиваюсь и бросаю последний взгляд на дом номер 63. В нём живёт мужчина, который убил мою душу. Он мог спасти меня от кошмара, но ему было наплевать. Голос его плоти был громче, чем крик моих страданий. Сегодня я узнала, что у него нет детей, и мне не стало от этого легче. Ничуть.　

Может, потому что я пытаюсь свалить на него свою вину? Я обвиняю его в том, что не смогла спастись сама.　

А ещё у него очень милая жена, но я не стану об этом думать.　

В доме номер пятьдесят Димы не оказалось, как и в следующем, как и в следующем. Остановившись посреди пыльной улицы, я стёрла пот со лба и заплакала. Я не готова к тому, чтобы моя жизнь сошла с рельсов. Какие-никакие, а это мои рельсы, мой продуманный путь. Хоть больной и кривой, но мой единственный. Не хочу знакомиться с соседями, стучаться в двери, привязываться к хрупкому ребёнку. Хочу ненавидеть жену чудовища просто потому, что она — часть его жизни. Хочу посмотреть ему в глаза, излечиться от страха и начать сначала.　

Не хочу, не могу сходить с моего пути, я не знаю другого.　

Я побрела в свой временный дом, по пути стучась в каждую дверь в поисках Димы.　

В шестьдесят первом дверь открыла пожилая женщина, которую я видела около «скорой».　

— Как это, пропал? Погодите-ка. — Она скрылась в доме и через несколько секунд вернулась и потянула меня за собой к кухонному окну. Дима сидел на краю обрыва, над берегом и бросал вниз комочки земли.　

В этот момент позвонил Игорь.　

— Пар, ты чего, что случилось?　

— Эээ… извини, всё в порядке, просто я не могла найти ключи и запаниковала, — неловко соврала я, выбегая из дома.　

— Ключи?　

— У нас всё хорошо, не волнуйся.　

— Ты позвонила мне из-за ключей?　

— Всё, пока.　

— Подожди, я хотел с тобой поговорить. Лара, куда ты бежишь?　

— Эээ… никуда, просто вышла на пробежку. Всё. Пока.　

Опустилась рядом с Димой на тёплую землю и, молча подобрав камешек, бросила его вниз.　

— Как бабушка? — вяло поинтересовался он, не глядя на меня.　

— Без изменений. Всё ещё в реанимации.　

Поднявшись, он отряхнул шорты и пошёл к дому. Достав из кармана остатки скитлз, я протянула ему, но он только покачал головой.　

Понимание, найденное в свете дня, было утеряно.　

Дима забрал ужин к себе в комнату, потом вернулся, чтобы принять лекарства, и обнаружил меня стоящей у окна.　

— Я решила, что ты сбежал. Как полная дура, бегала по соседям, искала тебя, паниковала. — Дима довольно хихикнул, радуясь моему признанию. — А ещё я познакомилась с соседкой из дома 63. Расскажи мне о них.　

— На фиг это тебе? Обычные, скучные люди. Он — предприниматель, вечно где-то мотается. Она жалуется, тратит его деньги и целый день копается в саду.　

— И всё?　

— И всё.　

— Как часто он возвращается домой?　

— Тебе-то зачем это знать?　

— Просто так. Любопытно.　

— Не знаю, я за ними не слежу.　

Потянувшись, Дима оперся локтями о кухонный стол, и я подошла ближе, сложила ладонь лодочкой и похлопала его по спине.　

— Давай так: я делаю с тобой гимнастику, а ты массируешь мою шею, а то после возни с самокатом я голову не могу повернуть. Потянула мышцу, и она горит огнём.　

Пока он размышлял, я похлопывала его по спине, потом меняла положение и начинала сначала. Опустившись на стул, он прикрыл глаза.　

— Я не нанимался тебе шею мять, — сказал тихо, глумливо. — Заведи парня, и пусть мнёт тебе всё, что захочешь.　

Смеётся, проверяет, надеется на мою реакцию.　

— Хорошая идея. Как закончим гимнастику, сразу пойду искать.　

— Только переоденься, а то похожа на пугало.　

Мы закончили гимнастику, потом Дима больно щипал меня за шею, называя это массажем. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по комнатам, и я заснула, как только приняла горизонтальное положение. Не знаю, что со мной. Дело не в усталости, я и дома не сижу без дела. Что-то странное витает в воздухе Анапы, привкус прошлого. Он усыпляет меня, чтобы поймать и затянуть в знакомые кошмары. В те, с которыми я ещё не готова столкнуться наяву.　

*****

…Я пытаюсь выбраться из-под кровати, но на моём пути мужские ноги. Не знаю, кричу я или нет, возможно, я оглохла.　

Мужчина наклоняется и вытаскивает меня наружу.　

— Заткнись! — орёт. Жаль, что я не оглохла.　

Чудовище тащит меня за волосы, ругается, потом подхватывает на руки и бежит. Я давлюсь страхом и мыслью, что хищники так бегут с добычей.　

Коридор, комната, ещё одна.　

— Помогите! — ору я. Кому? К кому я взываю?　

Ударяюсь головой о косяк, перед глазами звёзды, но я всё равно кричу.　

— Ты что, малохольная? Прекрати дёргаться! — ругается чудовище, потом ставит меня на ноги и щупает затылок. — Шишка будет.　

Смотрю на него, хлопая глазами. Шишка? Какая, к чёрту шишка?　

— Помогите мне, умоляю!　

— Молчи! — Он затыкает мне рот, сверкает глазами. В доме что-то взрывается, хотя, может быть, это происходит только в моём воображении. Я глохну, трясусь в его руках, вижу, как он что-то говорит, но не знаю, что. От оскала на его лице мне становится жутко.　

— Олави! — сдавленно кричу через мужские пальцы.　

Умоляю о помощи мужчину, которого ненавижу. Моего похитителя.　

Чудовище ревёт, трясёт меня за плечи, потом хватает на руки и выталкивает в окно…

— Лара, блин! Чего ты орёшь, как резаная?　

Дима стоит около моей кровати в смешной пижаме. На его груди танцует Шрек”. Именно танцует, потому что Дима дрожит. От страха.　

— Ты чего, Лар? Лара? Проснись, а? — в голосе слёзы.　

Он бежит на кухню и возвращается со стаканом воды. Опасливо застывает в дверях, гадая, стоит ли ко мне приближаться.　

— Тебе что, никогда не снились кошмары? — я пытаюсь его успокоить, но мысли всё ещё далеко. Они остались в видении, в котором чудовище с убийственным взглядом выкинул меня в окно. Оконная рама содрала кожу с локтей и бёдер, земля оказалась твёрдой, как бетон. Рёбра хрустнули и жалобно заныли…　

— Бывает, снится всякая фигня, но я так не ору. Никто так не орёт! — восклицает Дима и, набравшись смелости, подаёт мне стакан.　

— А белуга?　

— А как она орёт?　

— Посмотри в интернете. — Сходив за полотенцем, я просушила намокшие потом волосы. — Мы с Игорем познакомились в поезде. Он услышал, как я ору, и решил познакомиться. Сказал, что я напомнила ему белугу.　

Усмехнувшись, Дима присел на мою кровать и натянул на себя покрывало.　

— Ничего себе, крик. Это ж ультразвук. А что тебе снилось?　

— Не помню.　

— Это хорошо. А ты к врачу ходила?　

— Ходила.　

— И что он сказал?　

— Что во мне живёт «маленькая Лара», и я должна её полюбить, — неожиданно призналась я.　

— Даааа, — протянул Дима, почёсывая курносый нос.　

— Что?　

— Надеюсь, ты ему не заплатила.　

— Пришлось. Ты даже представить себе не можешь, сколько я им… сколько я ему заплатила.　

Пока Дима о чём-то сосредоточенно думал, я допила принесённую им воду.　

— Слушай, а маленькая Лара не хочет горячего мороженого?　

Вот же, рассказала ему на свою голову.　

Два часа ночи, а я топлю мороженое в микроволновке и делаю коктейль для маленькой Лары и взрослого Димы. Моя жизнь и вправду сошла с рельсов. Я вернулась в Анапу с определённой целью — излечиться, заново пережить прошлое и научиться с ним сосуществовать. Вместо этого меня прибило к незнакомому берегу, к этому не по возрасту задумчивому ребёнку с одинокой судьбой. И я не знаю, что теперь делать.　

— И тогда ты решила стать медсестрой, — вдруг сказал Дима.　

— Что?　

— Ты не смогла помочь себе и решила, что проще помогать другим.　

— Может быть. Вот, пей, умник.　

Он смотрел на меня совсем не по-детски, даже когда облизывал молочные усы.　

— Спасибо, маленькая Лара. Знаешь, ты действительно похожа на инопланетянку.　

— Ты тоже.

******

Он разбудил меня в шесть утра. В шесть, блин, утра, чтоб его. Как на дежурство.　

— С ума сошёл? Мы посреди ночи мороженое пили! Я спать хочу!　

— Я твой гид, Лара, и сегодня мы поедем на песчаный пляж. Если будешь рассусоливать, то придётся ехать по телам. Шесть утра — самое то. Солнце давно встало, надо бежать, пока на пляже нет народа.　

В прихожей стоял полностью собранный самокат.　

— Когда ты успел его собрать? Я собиралась просить соседей о помощи.　

— Быстрее, Лара, не трать время на болтовню.　

— Но мы же не могли вчера собрать… как ты умудрился?　

— Тебе сказать, какой у меня коэффициент интеллекта? — засмеялся Дима. — Нет, лучше не скажу, а то умрёшь от зависти. В школе я опережаю ровесников на два класса. Такое часто бывает с… с такими, как я, которые болеют этим… в смысле…　

Он замялся, осознав, что внезапно заговорил о своей болезни, и я слегка дёрнула его за светлую прядь.　

— Раз ты такой умный, то скажи, где ключи от дома.　

— У меня в кармане, где же ещё, — вздохнул Дима, изображая недовольство. — В отличие от тебя, я уже готов. Поехали. Я сделал ингаляции и позавтракал. Тебе сделал бутерброд, возьмём его с собой.　

— А гимнастика?　

— Сделаем на пляже.

Мы ехали по улице, потом, оглядываясь, по пешеходной дорожке, а потом свернули на песчаный пляж. Дима прав, в десять утра нам бы это с рук не сошло. Разогнавшись, понеслись вдоль берега. Мотор приятно урчал, и вибрация щекотала пальцы.　

— Ты лихо управляешь, — крикнул Дима, забыв о том, что в магазине я путала право и лево. — У тебя что, дома такой есть?　

— He-а, у нас по больнице на похожих разъезжают… — сказала и прикусила язык.　

— Правда, что ли? Где ты живёшь?　

Логичный вопрос. Далеко не в каждой больнице пользуются самокатами.　

Любой нормальный человек смог бы дать ответ, даже если и ложный. Но я не являюсь среднестатистическим нормальным человеком, я бросаюсь от лжи к правде, и Игорю не стоило доверять мне ребёнка. По крайней мере, этого, потому что именно ему лгать не хочется.　

— Что, будем знакомиться прямо сейчас? — я сопроводила эти слова неестественным смехом. — Нашёл время! Давай-ка, твоя очередь управлять.　

Дима глянул на меня через плечо и замолчал.　

Я не могу рассказать ему о себе. Эмбарго. Запрет. Закрытая тема. Но и врать тоже не хочу, даже больше, чем не хочу. Не могу. Ему.　

Мы доехали до небольшой бухты, поделили бутерброд и скормили корку чайкам. Отдохнули на солнышке, скинув обувь и смеясь над туристами. Те спешили занять лучшие пляжные места, располагая вокруг себя детей, разноцветные полотенца и огромные сумки с едой.　

— Я не доживу до старости, — сказал Дима, ковыряясь в песке.　

— Однажды я тоже так думала.　

— И что случилось? — он повернулся ко мне, прищурив любопытный глаз. Не ожидал, что я отвечу так быстро и так прямо.　

— В один прекрасный день я очнулась и поняла, что всё ещё жива, несмотря ни на что. Вот только не могу вспомнить, что я делала все эти годы.　

— И что ты делала?　

— Понятия не имею. Я же сказала, что не могу вспомнить.

— А ты не пыталась спросить маленькую Пару?　

— Ну, ты зараза! — Прижав локтем его колени, я закопала стопы в песок. — Вот тебе за это!　

Смеясь, Дима вырвался из моих рук, отполз в сторону и погладил самокат.　

— Мне понравилось.　

— Рано радуешься, нам ещё обратно ехать. По телам распластанных туристов.　

Обратно мы добрались без особых проблем, благо туристы были уже на пляже, и улицы пустовали. Пока Дима жадно пил лимонад, я облокотилась о раковину в уже привычной позе, чтобы увидеть соседний дом. Рядом лежал телефон с десятком пропущенных звонков от Игоря.　

— Почему ты всё время пялишься на этот дом? — спросил Дима между глотков.　

— Прямо так и всё время!　

— Часто.　

— Люблю смотреть из окна, да и дом красивый. Вот и думаю, что за люди могут позволить себе такую роскошь. Расскажи мне о них.　

Стараюсь, чтобы мой голос звучал скучающе, потом потягиваюсь и притворно зеваю.　

— Ты что! Это не их дом, они просто снимают.　

— Снимают??? — взвизгнула, как будто меня ужалили.　

Сердце ухнуло и больно ударилось о рёбра.　

— Да, снимают, ты чего, Лар? Что в этом такого? Ты же тоже собиралась снимать?　

Мне потребовались месяцы, чтобы решиться найти адрес чудовища, чтобы нанять детектива, пересмотреть десятки фотографий. Чтобы не трястись по ночам, думая, что ему доложат о моём поиске, что он найдёт меня и убьёт.　

Я приехала в Анапу в поисках катарсиса. Полного очищения, забвения. Глубокого выдоха. Новой жизни, которая начнётся в тот момент, когда я смогу посмотреть чудовищу в глаза.　

Я нашла его дом, поселилась рядом. Подошла к катарсису так близко, что, казалось, держу мой страх в голых руках.　

Оказалось, что в его доме живут чужие люди.　

Внутри меня что-то сдулось. Как будто шарик с гелием, который нёс меня вперёд в надежде на новое начало, лопнул с жалким хлопком. Опустив голову, я провела пальцем по белому глянцу раковины, потерянно наблюдая за водными узорами.　

— Ты чего? — Дима дёрнул меня за футболку. — Тебе плохо, что ли?　

Как можно признаться ребёнку, что мне почти всё время плохо? Что я не понимаю, почему жизнь позволила мне вытянуть такой отвратный жребий?　

— Я перегрелась на солнце.　

Дима ткнул мне под нос свой стакан с лимонадом, и я послушно сделала глоток.　

— У кого они снимают этот дом?　

Мой голос прозвучал глухо и потерянно. Детективы подтвердили, что дом 63 — адрес в паспорте чудовища. Прислали подтверждение прописки и клялись, что видели его в доме. А теперь мне предстоит снова его искать. Но ничего, я справлюсь. Найду его. Если Дима поинтересуется причиной моего любопытства, придётся врать. Неловко и глупо. Притворюсь, что хочу купить этот дом, и расспрошу Диму и его бабушку о том, как найти владельца. Я. Его. Найду.　

Дима потянулся и выглянул в окно, пытаясь разглядеть, что именно так впечатлило меня в соседском доме.　

— Дим, скажи, у кого они снимают этот дом?　

Но он не успел ответить.　

— У меня, — раздалось за моей спиной.　

Дима подпрыгнул, толкнув меня под локоть, и стакан упал в раковину. Десяток изогнутых осколков, в каждом — маленькое лимонадное озеро, в котором отражаются мои расширившиеся глаза.　

Поворачиваться не нужно, я и так знаю, кто стоит за моей спиной. Чудовище. Голос, навсегда врезавшийся в память, ползёт по спине, пересчитывая позвонки.　

— Максик! — завопил Дима, повисая на шее мужчины. По крайней мере, так я представляла себе их встречу, судя по шуму за спиной. Сама я по-прежнему смотрелась в лимонадные озёра.　

— Насколько я понимаю, вы — Лара.　

Мне придётся обернуться. Сейчас. Быстро. Нельзя себя выдать. Нужно что-то ответить, хотя бы поздороваться.　

— Лара перегрелась на пляже, ей нехорошо. Она — туристка.　

Спасибо, Дима.　

Опускаю дрожащую руку в раковину, собираю осколки. Кровь рисует цветок на белой эмали, но я не чувствую боли, не вижу пореза.　

Я должна повернуться и посмотреть ему в глаза, ведь именно для этого я и приехала. Это был запланированный катарсис.　

Но легче сказать, чем сделать.　

Сильные пальцы смыкаются на моём запястье, усугубляя шок. Я не планировала прикасаться к чудовищу. Телесный контакт — это слишком.　

— Вы всегда убираете битое стекло голыми руками?　

Он поднимает мою руку, осматривает окровавленные пальцы.　

Плечо, бедро и рука. Три горящих участка кожи, где наши тела соприкасаются. Моя кожа зудит, отторгает его близость. Я перестала дышать в тот момент, когда он взял меня за руку, и перед глазами уже плывут чёрные точки.　

— Дыши, Лара! — смеётся Дима где-то под рукой. — Только не говори, что боишься крови. Тоже мне, медсестра.　

— Не-ет, я не боюсь крови, — произносит кто-то, повелевающий моим телом. Не знаю, кто, но это не я.　

Мужчина прижимается ближе, тянется вперёд, чтобы включить холодную воду.　

— Дим, где у вас аптечка? — спрашивает у самого уха.　

«…-Ты что, малохольная? — кричит чудовище и тащит меня за волосы…»　

Голос из прошлого вонзается в слух, я вздрагиваю всем телом, и тогда чудовище отступает назад, всё ещё удерживая мою руку.　

— Шутишь, что ли, — смеётся Дима. — У нас с бабулей не аптечка, а целая аптека!　

Хлопает дверцей, шуршит и приносит комок ваты и два пластыря.　

Чужое прикосновение жжёт кожу. Я пытаюсь выдернуть руку, выворачиваю запястье, и мужчина удивлённо наклоняется вперёд, заглядывая мне в лицо.　

Я не вижу его, я всё ещё смотрю внутрь себя, в прошлое. Пытаюсь вернуться, но меня затягивает обратно.　

…Он вытолкнул меня из окна. Мне больно, я лежу на земле, а чудовище держится за раму и что-то кричит. Оглушённая взрывом, я узнаю только моё имя, поддельное. Чудовище размахивает руками, стоит на коленях на подоконнике, а я давлюсь криком. Нет, только не это, он собирается вылезти следом. Заставляю себя повернуться и поползти. Он придёт за мной, настигнет, я знаю это, поэтому ползу. Из последних сил. Кто-то тянет чудовище назад, в комнату, и я позволяю себе выдохнуть. Сижу в кустах, потому что схожу с ума от боли и от страха. Вспоминаю, с какой стороны калитка, и понимаю, что мне придётся ползти под окном. Что это за здание? Склад с жилыми комнатами? Старое общежитие?　

Закусываю губу и заставляю себя повернуть к дому. Слух возвращается со щелчком, и я слышу смех в окне, за которым исчез мой мучитель.　

— Максим Островский! Знал же я, что рано или поздно ты засветишься!

Я повторяю это имя, пока ползу вдоль окон, в каждом видя его отражение. Чудовище — зло, Олави — зло, я боюсь их всех…　

Это — не сон, а видение посреди дня. Слепящий кошмар.　

Тяну себя изо всех сил, выныриваю из прошлого и встречаюсь взглядом с чудовищем. Он наклонился над раковиной и гипнотизирует меня. Сжимает запястье всё сильнее, мне становится больно. Рядом толкается Димка.　

— Я вижу порез! Дай заклею!　

Мальчик тянется за моей рукой, но я придавлена к раковине напряжённым мужским телом.　

— Ты чего? — недоумевает Дима, снова тянется к моей руке, хватает за мизинец и лепит пластырь на мокрую кожу. — Сделано!　

Запястье ноет от захвата мужских пальцев. У Максима Островского тяжёлая рука, мне ли об этом не знать.

— Спасибо.　

— Тебе лучше? — спрашивает Дима, заглядывая мне в лицо, но я слишком занята. Мои глаза пойманы, зацеплены тёмным мужским взглядом. Неприязненным и подозрительным. Максим Островский — хищник, и он унюхал страх своей бывшей жертвы. С этим ничего не поделаешь.　

— Мне намного лучше. Спасибо, Дима. В следующий раз возьмём с собой бутылку воды.　

Макс отпускает мою руку и отходит назад, и тогда я праздную свободу, дышу во все лёгкие. Машинально улыбаюсь, отматываю салфетки, собираю осколки и кладу их в мусорное ведро.　

Мобильник взрывается пожарной трелью. Дима хихикает и отводит взгляд, и сразу становится понятно, кто разблокировал мой телефон и сменил мелодию. Я не хочу отвечать на звонок, но разговор с Игорем подарит мне небольшую отсрочку, позволит собраться с силами, прежде чем повернуться к чудовищу.　

— Почему ты всё утро не отвечаешь? — злится Игорь. — Я уже невесть что подумал.　

— Мы с Димой гуляли, и я забыла телефон.　

— Людмилу Михайловну переводят из реанимации. — Улыбаюсь и передаю Диме новость. — А я дозвонился до его дяди.　

— Ага.　

— Макс должен скоро подъехать, так что ты будешь свободна.　

— Полагаю, что он уже здесь. — Картинно разворачиваюсь и смотрю на «дядю». — Вы　

— Макс?　

Чудовище сидит за столом, вытянув перед собой ноги. Его взгляд ощупывает моё лицо, как шершавая ладонь.　

— Да-да-да-да-да, — напевает Дима, подпрыгивая, и обнимает мужчину за шею. — Мой дядя Максик.　

— Думаю, что ты это слышал, Игорь.　

Моя рука опускается, в ней — телефон с журчанием мужского голоса, на который я больше не обращаю внимания. Мы с Максом смотрим друг на друга, и это — дуэль.　

«Мы встретились впервые. Он не должен заподозрить, что мы знакомы», — твержу себе, призывая хладнокровие. Но разве сдержишь ненависть? Она кипит на языке, переливается через край. Кривишь и сжимаешь губы, глотаешь её, удерживаешь изо всех сил. Но что делать с ненавистью, которая выливается из твоего сердца? Она видна невооружённым глазом.　

Стою перед Максом, на лице — вежливая улыбка, а глаза кричат правду. В вытянутой руке — телефон, нетерпеливое «алло!» Игоря, а мы всё смотрим друг на друга. Мой взгляд слишком красноречив для первой встречи, и Макс это заметил. Насторожившись, он щурится и косится на Диму, который крутится юлой, празднуя приезд любимого родственника.　

— Максик! Максик! Знаешь, что мы с Парой делали? Я покажу тебе самокат…　

— Думаю, что Ларе пора вернуться к своим делам, а нам пора сказать ей «спасибо»,　

— сухо замечает Макс.　

— Нет-нет-нет, большое, толстое «нет», — напевает Дима, — Лара останется с нами. Мы вместе поедем…　

— Не думаю, — прерывает Макс.　

Это — предупреждение, и оно адресовано мне. Максу не нравится моё присутствие в доме, хотя он и не понимает, почему. Он не узнал меня, но окунулся в мою ненависть, и его инстинкты тут же встали на дыбы, призывая выбросить меня на улицу.　

Достаточно.　

Передаю всё ещё кричащий телефон Максу, подмигиваю Диме и выхожу из кухни на онемевших ногах. Запираюсь в ванной, наклоняюсь над унитазом, но меня не тошнит. Хочу, чтобы меня вывернуло, чтобы расслабилась натянутая до предела струна. Как зубной нерв, чувствительная и больная. Не получив облегчения, включаю душ и стою под горячей водой, дрожа от холода. Если это — катарсис, то он мне не нравится.　

Чего я ждала от встречи с Максимом Островским? Я ни на секунду не сомневалась, что он меня не вспомнит. Уж поверьте, я изменилась. Очень. Да и речь идёт о получасе его жизни восемь лет назад. О случайной встрече с донельзя накрашенной девчонкой, которая умоляла его о помощи. Одной из скольких? Десятков? Сотен?　

Не мне судить ему подобных, я просто хочу выжить.　

Я устала бояться, поэтому я здесь. Я всего лишь хотела посмотреть в его глаза и выжить. Потом ещё раз, чуть подольше. И ещё. И тогда страх уйдёт. Говорят, что если делать это постепенно, то проходят даже самые сильные фобии. А значит, Макс перестанет сниться мне по ночам. Его отражение в стекле, его руки на мне, его шрам, его тяжёлый взгляд. Каждое жуткое слово. Всё это исчезнет из моих снов. Что ж, вот она я: излечение, ступень первая — перевыполнена.　

Выхожу из ванной, завернувшись в полотенце. Сажусь на кровать, заставляю себя собраться с силами. Святые угодники! Как я умудрилась так влипнуть? Как у такого невероятного ребёнка может быть такой дядя? И что мне теперь делать?　

Макс стучится в дверь и тут же открывает её, не дожидаясь разрешения. Димка подпрыгивает за его спиной, пытается заглянуть в комнату и хихикает, увидев меня в полотенце.　

— Я думал, ты уже собралась, — говорит Макс, и мальчик хмурится и задирает голову, ловя его взгляд.　

— Ларе некуда идти, — встревает он.　

— Мне есть, куда идти, — улыбаюсь я, вытирая тут же вспотевшие ладони о полотенце. — Я сняла комнату. Если я больше не нужна, то вернусь к Семёновым.　

— Ты больше не нужна, — отвечает Макс грубее, чем следует, и кидает мой телефон на кровать.　

Дима обиженно отступает к лестнице и смотрит на меня исподлобья, копируя взгляд своего дяди. Он на меня обижается. На меня!　

— Эй, приятель! Ты же знаешь, где я живу! — наигранно хихикаю я, но Макс захлопывает дверь. На цыпочках бегу следом, прикладываю ухо к прохладному дереву и шпионю за ними.　

— Не спорь со мной! — ругается Макс. — Кто она такая?　

— Она Лара!　

— Лара кто? Назови её фамилию!　

— Ммм… Петрова.　

— Врёшь!　

— На фиг тебе её фамилия?! Она была здесь, когда бабушке стало плохо. Она осталась со мной! Знаешь, что? Ей не было со мной скучно! Спроси её, если не веришь! А ты где был? Где? Скажи, где ты был? Тебе со мной скучно, а Ларе — нет!　

— Дима задыхался. Вдавливая ногти в дерево, я прикусила язык, чтобы не закричать, чтобы не выбежать и не врезать Максу. Не впиться ногтями в его лицо. Чудовище.　

— Прекрати истерику! Мне с тобой не скучно! Я работал!　

— Как долго ты работал? Месяц? Два? Где ты был? — Дима зашёлся в кашле, и Макс засуетился рядом.　

Я распахнула дверь и, забежав на кухню, вернулась с ингалятором. Упала на ступеньки рядом с Димой, обняла его, сунула в руку лекарство.　

— Дыши, Дима!　

Мальчик ткнулся вспотевшим лбом в моё плечо, вдохнул лекарство и затих, обиженно моргая.　

Макс стоял на коленях на первой ступеньке и смотрел на меня. Я ответила ему взглядом, прямым и бесстрашным. Я готовилась к этому моменту долгие месяцы, надеялась, что взгляд станет первым шагом к излечению. В нём я выразила всё — прошлое и настоящее, за Диму и за себя. Ещё немного, и мне станет легче, по- другому и быть не может. Я долго копила чувства, и мне удалось вложить их в выпущенный на свободу взгляд. Книголюб.нет

— Ты пялишься, как инопланетянка, — прошептал Дима мне в шею.　

— Сам такой.　

— Дима! — Макс подцепил пальцем его подбородок и повернул к себе. — Ты — моя кровь, моя семья, это никогда не изменится. Скажи, я когда-нибудь притворялся? Обещал, что буду образцовым дядей?　

— Нет, — неохотно согласился Дима, отстраняясь от меня и устраиваясь на ступеньке.　

— Тебе плохо, и я здесь, с тобой. Да?　

— Да.　

— Иди приляг, я приду к тебе, и мы нормально поговорим. Согласно кивнув, Дима поднялся наверх.　

Узы крови. Ничто не греет и не ранит сильнее.　

Дождавшись, когда хлопнула дверь детской, Макс повернулся ко мне и протянул руки. Я распласталась по стене, гипнотизируя его взглядом из прошлого. Я не боялась, совершенно. Он не знает, кто я, но чувствует исходящую из меня ненависть, поэтому и пытается от меня избавиться. Он меня боится.　

Чудовище боится оставлять меня в своём доме.　

Тёмные эмоции, суровый взгляд, плотно сжатые губы. Подхватив меня за талию, Макс пнул дверь в спальню и швырнул меня на кровать. Удерживая полотенце, я вскочила, не желая снова сдаваться его грубости.　

— У тебя десять минут, чтобы исчезнуть. Вон! — гаркнул он и захлопнул дверь.　

Я не успела даже дёрнуться, не сказала ни слова в свою защиту, не возмутилась. Я растворилась в прошлом.