Когда Ида выехала на трассу Уппсалаледен, она взяла себя в руки и посвятила несколько минут тому, чтобы съесть глюкозу и питу и выпить фанты, которые она обнаружила в пакете в одной из сумок.

Проезжая по мосту, она выбросила розовый мобильный телефон через окно за перила.

И на мгновение ей показалось, что сейчас она возьмет ситуацию под контроль.

Но к ней вернулись мысли. О маме. Ева.

Несколько отдельных мимолетных сцен, очевидно относящихся к самому раннему детству: застенчивая худая женщина с лицом, покрытым красной коркой, которая катает по полу мячик в крапинку, Ида катает его обратно, снова и снова. Следующее видение: бутылка с соком, разбившаяся о решетчатый настил, они помогают друг другу смыть сок садовым шлангом. Следующее: женщина плачет, Альма стоит рядом, где-то в затемненной комнате, дома у Лассе?

Вот и все, что она помнила.

Затем — вон из головы. Только масса вещей, которые позже рассказали другие.

Ева.

На длинных отрезках пути после Уппсалы, Евле и бумажной фабрики у Худиксваля она сидела за рулем, глубоко сосредоточившись. Было около четырех дня. Она уже три раза прокрутила диск Поля с Дэвидом Геттой, а потом включила радио, которое передавало Нэта Кинга Коула и Робин, а затем дуэт Боно из «Ю Ту» с Фрэнком Синатрой. Время от времени она поглядывала в зеркало заднего обзора, но никаких синих огней видно не было, и беспрерывно думала об Альме и Лассе.

Стемнело, но она все равно узнала норрландские леса за окном. Косматые ели и сосновые заказники, таблички, предупреждающие о появлении лосей, и брусничник под снегом. И чтобы улучшить себе настроение, она подумала о лете. Обо всех каникулах под Эстерсундом, о купании в ледяной воде лесных озер, о сетках от комаров, в которые они завертывались, загорая нагишом и поедая морошку, о кузинах Лассе, метавших стрелы в котят, о том, как они литрами собирали бруснику, пока Лассе отдыхал в траве, покуривая трубку. О бабушкиных ткацких станках, поскрипывающих на кухне, когда Ида лежала на верхнем этаже, пытаясь заснуть, о запахе самодельного мыла, хлеба с шафраном на Рождество и простокваши с изюмом и сушеными персиками.

И все лекции Лассе: о смене времен года, об ольхе и белых куропатках, о зарослях хвоща у ручьев и о речной форели. К ней опять все вернулось: все латинские названия, вся эта зубрежка, все животные и растения и желание постичь это, стать частью этого.

И сам Лассе. Большой, надежный, угловатый; исландские свитера, щетина, дыхание с привкусом кофе, одни сабо для дома, другие — для улицы. Он всегда возил ее в школу и из школы, по вечерам копался в своих радиопередатчиках и в машине или шел на встречу армейских друзей или анонимных алкоголиков. У него на холодильнике всегда висел календарь на весь год Всемирного фонда дикой природы.

Он мне не папа, но он самый настоящий папа.

Сразу же после съезда на Онге Ида увидела, что стрелка-показатель уровня бензина дрогнула и переместилась на красное поле. Вместе с тем пришло время новостей на «Эхо».

Услышав голоса по радио, она замерла.

— Сегодня во второй половине дня была объявлена национальная тревога в отношении студентки, которая была свидетелем происшествия и которая, применив насилие против полицейского, якобы покинула Нобелевский банкет и с тех пор не дает о себе знать. Со мной в студии находится Анника Торе́н, начальник отдела розыска Стокгольмской полиции. Анника Торен, сначала полиция просто интересовалась этой женщиной двадцати четырех лет. Затем сегодня утром вы ужесточили свою позицию и объявили ее в розыск. А теперь неожиданно национальная тревога. Как вы это объясните?

— Это связано с первыми результатами судебно-медицинской экспертизы по данному происшествию. На сегодняшний момент неясно, как умер покойный. Поэтому совершенно естественно усилить поиски. Нам важно связаться с этой женщиной.

— Правильно ли я вас понял: вы говорите о судебно-медицинской экспертизе. То есть речь идет об убийстве?

— В настоящий момент я не могу это комментировать. Но поскольку этому происшествию придается такое большое значение, вполне нормально объявить национальную тревогу.

— Но почему вы не сделали это сразу?

— Оценкой того, какие меры были приняты с нашей стороны и были ли допущены какие-либо ошибки, мы займемся позже. Сейчас мы должны сосредоточиться на поисках.

— Есть сведения о том, что эта женщина выбралась из Ратуши, толкнув полицейского или даже угрожая полицейскому оружием. Как она могла уйти незамеченной?

— У меня таких сведений нет. Если бы у нее было оружие и она бы угрожала официальному лицу, она бы никогда не смогла скрыться с места происшествия.

— Так что эти сведения ошибочные?

— Да, ошибочные.

— Но как получилось, что она просто ушла незамеченной от полиции? После происшествия ею занялась полиция, а потом она внезапно исчезла.

— Как я уже говорила, наши действия мы будем оценивать позже, сейчас я не стану это комментировать. Сейчас мы занимается только нашей разыскной работой.

Ида сидела, онемев, и смотрела прямо через окно.

О чем они — об убийстве?

Меня разыскивают за убийство?

По радио брали интервью у возмущенного криминалиста, по мнению которого разыгрался скандал века — потенциальный убийца «просто смылся» с одного из самых хорошо охраняемых банкетов в мире. Шведская полиция опять сделала себя посмешищем в глазах всего мира.

Двигатель дернуло, и она еще раз отметила, что бак почти пуст. Через несколько сотен метров вдали показалась заправка, к которой она вскоре подъехала. Она подогнала машину к насосу, порылась в матерчатой сумке и вынула оттуда зажим для денег с бумажками по пятьсот крон. Быстро засунув купюру в автомат, залила бак 95 октаном без свинца, поглядывая в сторону кассы. Там сидела молодая девушка и читала глянцевый журнал.

Камеры отслеживания скорости, подумала Ида, и все другие камеры наружного наблюдения, ведь сейчас они есть везде? Меня могут запеленговать в любую минуту. А скоро вечер. Может быть, Поль уже проснулся. Или? Они ведь накачали его наркотиками. Нет полной уверенности в том, что он уже успел обнаружить отсутствие машины.

Ида опять села в машину и поехала дальше. Несколько раз посмотрев на вечернюю сумочку и шкатулку, она внезапно на нее плюнула.

Проехав длинный прямой отрезок пути через обширный лесной массив, она заметила, что ей трудно сидеть с открытыми глазами.

Мне надо еще поесть и попить.

Указатели извещали о том, что она приближается к Брунфло, и когда она наконец въехала в маленький поселок, то остановилась перед закрытой парикмахерской. На другой стороне улицы была заправка Шелл, чья желто-зеленая вывеска освещала тонкий слой снега.

Она вышла из машины, перелезла через забор рядом с многоквартирным домом, наискось пересекла парковку и зашла за заправку.

Только бы что-нибудь съесть, все равно что.

Нагнувшись, она прошла мимо насосов с бензином и принялась шарить глазами между рекламой лимонада, колбасы и бутербродов. Пока она шла к входу, у нее сосало под ложечкой.

Опять эти постеры. Завтра напишут еще более страшные вещи. Она уставилась в землю и попыталась подумать о чем-нибудь другом. Но только она собралась войти в автоматические двери, как сзади ее окликнули.

— Привет!

Голос был молодой. Ида его проигнорировала.

— Привет, да подожди ты! Все путем!

У стены две девочки-подростка жались к поленнице укрытых сеткой березовых дров. Обе были намазаны и в пуховиках; они стояли, уткнувшись подбородками в воротники.

— Ты не могла бы оказать нам колоссальную услугу?

— Какую?

— Добыть нам пачку сигарет?

Одна протянула свернутую бумажку в пятьдесят крон. Ида только покачала головой.

Нет, нет, рисковать нельзя.

— К сожалению, нет.

Она быстро прошла вглубь магазина, прямо к полке с едой.

Глядя в пол, выложила на прилавок у кассы два багета с тефтелями, пол-литровую бутылку «Пукко», четыре банана и два пакетика карамели.

За прилавком стоял полноватый мужчина средних лет.

Он на меня смотрит?

Ида боялась смотреть ему в глаза, но заметила, что мужчина медлит. Он стоял на небольшом расстоянии от прилавка.

Он узнал меня и сейчас нажмет тревожную кнопку?

Ида бросила взгляд в окно, девчонки по-прежнему стояли на улице.

И тут ее осенило. Она ощупала карман джинсов и поспешно произнесла:

— И пачку «Мальборо Лайтс». Вот.

Она достала Маринин бумажник и сразу же положила на прилавок удостоверение личности.

Наверняка пятилетней давности.

Но хорошо. Теперь он сможет увидеть сам. Что я не студентка с постеров.

Мужчина взял удостоверение — чем он только смотрит? — и отдал его обратно Иде.

— Спасибо.

У него вроде бы осталось прежнее выражение лица.

Девушка взяла пакет с покупками, вышла и подошла к девочкам, мельком взглянув через плечо. Мужчина за прилавком стоял и пристально смотрел на нее через автоматические двери. Вид у него был неуверенный и задумчивый. И тут Ида увидела, что он достает мобильный телефон.

Что он делает? Все равно звонит в полицию?

Ида быстро сделала несколько шагов назад, чтобы электрические двери опять открылись, а потом сразу же подошла к девочке повыше и обняла ее, громко смеясь.

— Отлично! — сказала Ида. — Держи!

Девочки уставились на нее, пока она протягивала им пачку сигарет.

— Увидимся вечером у Андерса! — громко сказала Ида, так громко, что была уверена, что мужчина за прилавком наверняка ее слышит.

— Пойдем, Сара, идем отсюда, — сказала одна из девочек, и они сразу же повернули в другую сторону.

Дойдя до угла, они начали быстрым шагом идти между домами. Ида подняла руку и помахала им вслед, а затем оторвала бумагу от рулона, висевшего рядом с ближайшим к двери насосом, и сделала вид, что тщательно вытирает руки.

Она пошла обратно к машине и увидела, что мужчина за прилавком убирает свой мобильник.

Девушка спокойно села на водительское сиденье и опять выехала на трассу. Вскоре поселок остался у нее за спиной. Через какое-то время она видела только свет двух фар, пробирающихся сквозь вечернюю тьму.

Как только она почувствовала, что со всех сторон ее обступил лес, она свернула на первую попавшуюся лесную тропинку.

Мысленно видя перед собой постеры, она принялась быстро есть багеты, запивая их «Пукко».

Из подмышек у нее текло, а сердце бешено билось.