Джон покорно подставил голову ледяной струе воды и кротко подумал о том, что скоро холодный душ станет неотъемлемой частью его повседневной жизни. Хорошо бы, это не закалило его организм, а наоборот, вызвало бы скоротечную чахотку. Тогда он не будет мучиться, тихо скончается и никогда больше не увидит синеглазую змею с безупречной фигурой.

В противном случае он все равно скончается, но на его могильном камне будет написано обидное, вроде «умер в результате хронической эрекции».

Холодный душ помогал все хуже и хуже, надо сказать. Джон вылез из-под него, основательно посиневший снаружи, но по-прежнему пылающий внутри. Воображение услужливо подбрасывало ему картину за картиной, на которых он и Вероника занимались любовью в самых разных позициях, а дрожащие пальцы до сих пор хранили воспоминание о гладкой и горячей коже девушки.

Она не шла у него из головы, Вероника Картер, и эти воспоминания превращались в пытку, хуже которой для мужчины не придумать.

Джон отшвырнул полотенце и в ярости повалился на постель. Смешно вспомнить, после бегства Марго он на полном серьезе полагал, что никогда больше не захочет ни одну женщину на свете. Вот вам, убедитесь!

Но как она хороша! И как горяча!

Вероника Картер совершенно готова, надо это признать честно. И она должна ему принадлежать.

Завтра он повезет ее на прогулку по холмам, вместе с Джеки, разумеется. На свежем воздухе малыш заснет быстро, и тогда наступит час торжества Джона Леконсфилда. Синеглазая красавица будет принадлежать ему, они займутся любовью прямо на ковре из вереска и мха, и жаворонки споют им песню любви.

А потом она останется с ним навсегда, и Джеки привыкнет, и все будет хорошо, а баньши улетит из этих мест, потому что баньши не живут там, где счастье.

Или же он просто утолит свой голод и тщеславие, потеряет к Веронике всякий интерес и спокойно дождется ее отъезда, чтобы жить-поживать вместе с Джеки и мамой.

Лучше так. Пока Вероника здесь, Джеки никогда не признает отца по-настоящему. Джон всегда будет товаром второго сорта.

В этот момент все мышцы в теле Джона напряглись, а давление резко подскочило.

Дверь медленно открылась, и на пороге показалась Вероника Картер.

На этот раз она была совершенно нагая. Медленно, немного скованно подошла к постели Джона, фиолетовые глаза открыты, но не видят ничего перед собой.

Джон превратился в ледяную статую, хотя никакая статуя не может испытывать того, что испытывал он при виде обнаженной Вероники Картер.

Совершенство ее тела потрясало. Упругие, идеальной формы груди, увенчанные нежно-розовыми бутонами сосков. Тонкая талия. Нежный живот. Округлые бедра и темный треугольник волос внизу живота. Длинные стройные ноги.

Она молча откинула покрывало и легла рядом с ним. Джон затаил дыхание.

Пытка на этом не закончилась. Внезапно ночная гостья плавно сёла, повернулась к нему, глядя невидящими глазами во тьму, и начала медленно ласкать его тело.

Тонкие пальцы скользили по широкой груди Джона, играли завитками жестких волос, спускались все ниже и ниже и достигли наконец той черты, за которой пытка превратилась в полное блаженство.

Его плоть пылала, комната плыла перед глазами, и несчастный счастливец еле сдерживал блаженные стоны, а руки девушки двигались все ритмичнее, уверенно ведя его на вершину блаженства.

Она неожиданно встала и вышла из комнаты. До ошеломленного, дрожащего, измученного Джона донесся слабый звук удара… Он вскочил, торопливо накинул халат и кинулся за Вероникой. Она же может пораниться в темноте, упасть с лестницы и разбиться, врезаться во что-нибудь!

Вероника уже дошла до середины лестницы. С пересохшим ртом, с бешено стучащим сердцем Джон стремительно вернулся в комнату за покрывалом, а затем вновь кинулся за полуночницей. Но Вероника уже почти бежала. Через холл, в столовую, дальше, на веранду… Черные локоны бурей колыхались вокруг ее головки, бледное лицо, казалось, светилось во тьме.

Джон едва успел выключить сигнализацию, а девушка уже открывала стеклянные двери. Она так быстро двигалась, что успела дойти до середины лужайки, прежде чем он ее догнал.

Теперь шаги Вероники замедлились. Она подняла руки к небу, и на лице ее отразилось немыслимое блаженство. Она грациозно опустилась на колени, прямо в шелковистую, мокрую от росы траву, напоминая некое языческое божество, или маленькую фею, обитательницу здешних холмов.

Цепенея от непонятного страха, Джон осторожно тронул ее за плечо. Огромные фиолетовые глаза не моргнули, не прикрылись ни на миг, но из приоткрытых губ вырвался шепот: «Джон…»

Джон затаил дыхание. Замер. Нежные руки обвились вокруг его шеи, обнаженное тело прильнуло к нему.

Никогда в жизни он не был так возбужден! Казалось, мозг сейчас взорвется, кровь закипит в жилах, и это принесет ему благословенную смерть.

Он все-таки сделал еще одну, последнюю попытку.

— Вероника… синеглазая… надо идти спать… милая… пойдем, я тебя отве…

Ее губы прильнули к его губам, слова умерли, не родившись, рассудок угас. Она зашла слишком далеко, и теперь на свободу вырвался зверь с горячей кровью и стальными мышцами. Джон ответил на поцелуй со всей яростью страсти, клокотавшей в его измученном теле, и лишь краешком сознания отметил, что Вероника, пожалуй, уже не спит. В ее глазах было безумие, но безумие страсти, не сна, она шептала его имя, и это принесло Джону немыслимое облегчение. Итак, она знала, что делает!

Все чувства обострились до пределов возможного. Запахи стали отчетливы и осязаемы. Звуки резали слух. И все же Джон пока сдерживался. Он не станет ее соблазнителем, нет! Вероника Картер сама пришла к нему, сама привела его под звездное небо, и он позволит ей самой сделать то, к чему она стремится.

Девушка опрокинула его на траву, Джон подчинился, легко увлекая ее за собой. Теперь она была сверху. Поцелуи превратились в нечто иное, дикое и страстное, более походившее на настоящее совокупление двух тел, чем на прелюдию любви.

Потом он выскользнул из ее жадных объятий и стал целовать ее тело. Вероника тихо вскрикивала и стонала, выгибалась в опытных руках мужчины, сама подставляя себя его ласкам, словно растекалась по его телу горячей волной желания и страсти.

— Ты… уверена… что хочешь… этого?

— Да!

— А это… безопасно?

Она рассмеялась тихим безумным смехом…

— О нет, это очень, очень опасно!

И он медленно вошел в нее, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взять ее яростно и страшно, словно дикий зверь. Он был нежен и нетороплив, деликатен и настойчив, тверд и горяч…

— Что я делаю… Джон, Джон, научи меня, все ли я делаю правильно…

Он не поверил услышанному. Приподнялся над ней, еще не в силах остановиться, но уже зная, что происходит что-то странное.

— Научить?!

— Я никогда не заходила так далеко… О, как хорошо…

Он зарычал, словно раненый зверь, он скатился с нее на траву, сотрясаемый спазмами напряжения, отчаянием, злостью на себя, на нее, на весь мир!

Нежная рука коснулась его плеча, и Джон шарахнулся, словно его прижгли каленым железом.

— Нет!!!

Трясущимися руками Джон натянул халат и повернулся к Веронике спиной. Как сквозь толщу воды, к нему пробился ее голос:

— Что ты изображаешь из себя, Джон?

Он стиснул зубы и ответил:

— Жду тебя в доме. Я провожу тебя в твою комнату.

— Что?!

— Надеюсь, ты не планируешь забеременеть?

— Нет!

Она вспыхнула, это было видно даже в темноте. На один короткий, ослепительный миг Джон представил, что Вероника носит его ребенка, и это видение заставило его застонать. Потом он поднялся на ноги и строго сказал:

— Пошли в дом.

— Так ты это имел в виду… про безопасность… Господи, я сошла с ума!!! Это ты меня до этого довел!

Он молча накинул ей на плечи покрывало, валявшееся неподалеку, и повел было в дом.

— Пойдем…

— Нет, пока ты не объяснишься! Как это понимать? Каким образом ты притащил меня сюда? Почему я голая? Ты что, наркотик мне подсыпал в кофе? Так, значит, ты добиваешься женщин?!

Ярость ослепила Джона Леконсфилда. Вот как Вероника Картер думает о нем! Интересно, очень интересно!

— Когда я хочу женщину, я ее соблазняю, и для этого мне не нужны наркотики.

— Значит, я сама сюда пришла, так понимать?

— Не ломай комедию! Ты прекрасно понимала, что делаешь, когда явилась ко мне в комнату голая…

— ЧТО?!

Он не позволит Веронике Картер одурачить себя!

— Ты отлично понимаешь, о чем речь. Стриптиз был великолепен.

— Я не могла сделать ничего подобного, это ты подстроил…

— Да? А здесь ты как оказалась? Тоже не помнишь?

— Я не…

— Вот что я тебе скажу! Я не сумасшедший и отвечаю за свои слова. Ты пришла, села ко мне на постель и…

Рассказать это было нелегко. Голос предательски задрожал.

— И что было дальше? Рассказывай!

— Ты меня… трогала.

— Как?!

— Самым интимным образом. Грубо говоря, держала меня за член.

— Ты врешь, врешь, негодяй!!! Я даже представить этого не могу, не то, что сделать!

— Понимаю. Хочешь прикинуться лунатиком. Как и раньше.

— Раньше? Что ты имеешь… Это уже было?

— Да прекрати ты, Вероника! Как будто не знаешь. Ведь ты уже жаловалась, что проснулась не там, где засыпала!

Вероника беспомощно потерла лоб и глухо произнесла:

— Да… это было… незадолго до отъезда… Я проснулась утром на полу, у кроватки Джеки… Но откуда ты узнал?

— Да потому, что я спал там, в детской, и был свидетелем всех твоих… блужданий.

— И ты…

— Спал я там, понятно?! Не пользовался случаем и не насиловал тебя, если ты это имеешь в виду. Если бы сделал, то сказал бы тебе, не беспокойся.

— О… я не это хотела сказать… Но почему ты ничего не говорил?

— Я решил, что виной всему стресс и усталость. Не к кровати же тебя было привязывать. Если бы Джеки проснулся…

— И все же сегодня ты воспользовался этим!

— Черта с два!!! И не морочь мне голову! Сегодня, ты не была лунатиком! Я видел твои глаза, ты не спала…

— Да, я не спала! Я проснулась в твоих объятиях, ты меня трогал и… и…

— И трахал тебя! Вернее, собирался это сделать. И перестань прикидываться дурочкой, если бы не боязнь забеременеть, ты бы уже отдалась мне, прямо на траве, ведь именно для этого ты и разыграла всю ту комедию с заламыванием рук и купанием в росе!

Из прекрасных глаз хлынули слезы, и Джон замолк. Голос Вероники звучал надломлено и жалобно.

— Я действительно ничего не знаю о сексе и о том, что хожу во сне. Я действительно НЕ ПОМНЮ, что со мной случилось сегодня ночью, и почему я оказалась здесь. Почему ты мне не веришь?

Джон сел прямо на траву и устало произнес:

— Потому что и ты мне не веришь. Мы оба друг другу не доверяем и подозреваем во всех смертных грехах. Я знаю, что ты меня хочешь. Знаю, что стесняешься этого, не хочешь в этом признаваться. Потому и думаю, что ты просто разыграла небольшой спектакль, чтобы вытащить меня сюда… Но у меня есть честь!

— Честь? Да ты же предлагал мне стать твоей наложницей?! Просто так, ради шутки, на пари.

— Да. И я тебя хочу. Но не в коматозном же состоянии! Я хочу, чтобы ты сама сделала выбор, чтобы пришла ко мне по своей воле. Чтобы стонала в моих руках, чтобы изнемогла от моей любви, перепутала день с ночью, развалила бы мне всю кровать, любила бы меня в ответ, сидя, стоя, лежа, на лету!!! Вероника, я знаю, что мы можем сделать в постели. И хочу, чтобы это принесло тебе счастье и удовлетворение, полное, понимаешь? А это возможно только при взаимном доверии. И это случится, обязательно случится, я знаю. Мы оба этого хотим, и значит, так и будет!

— Но как я могу тебе доверять… Ты опытен, ты умеешь возбудить женщину, вызвать у нее желание, а это нечестно… У меня нет шансов!

— Правильно, нет.

Он наклонился и начал медленно сцеловывать слезы с ее щек. Вероника задрожала и отпрянула, побледнев как мел.

— Нет!

— Да, синеглазая.

— Нет! Я все сделаю, чтобы этого не случилось. Потому что ты — авантюрист. Ты готов переходить из одних объятий в другие, женщины для тебя игрушки, не более того. Это тебя забавляет. А моя невинность только подогревает твой азарт. Кроме того, ты хочешь продемонстрировать Джеки, что мы с тобой тесно связаны, чтобы подлизаться к нему. Но я не дам себя использовать! И Джеки тебе не отдам. После сегодняшнего я не считаю, что ты можешь быть хорошим отцом! Я буду его защищать… от тебя!!!

Она с плачем кинулась к дому, но на ступенях споткнулась, и Джон догнал ее и схватил за руку. Вероника рыдала так, что сердце разрывалось.

— Вероника!

— Не трогай меня! Я хочу, чтобы этот кошмар закончился, хочу в свою постель, хочу забыть все это!!!

Вместо ответа Джон вскинул ее на руки и понес в дом. Вероника барабанила кулачками по его груди, но он не обращал на это внимания.

Как не обращал внимания и на ее оскорбления и сдавленные упреки. Просто принес ее в комнату, положил на постель. Сел рядом, обнял и начал целовать. Вероника яростно извивалась в его руках, брыкалась и сопротивлялась, но мало-помалу затихла, а потом и ответила на поцелуй.

Тогда Джон Леконсфилд отстранился, заглянул ей в глаза и очень тихо произнес:

— Я мог бы заняться с тобой любовью прямо сейчас. Но не стану этого делать. Я дождусь твоего решения. Как ты думаешь, все негодяи поступают именно так?

Вероника, окаменев, смотрела, как Джон уходит из ее комнаты, аккуратно прикрывает за собой дверь…

Она даже пошевелиться не могла, так напряжено было все ее тело.

Джон вошел в свою комнату, снял изгвазданный халат, бросил в угол. Потер озябшие руки.

Она готова. Неделя — самое большее.

Ну а теперь — холодный душ!!!