Шум бара свинцовой тяжестью наполнил уши Граси, заставив вернуться из воспоминаний в приносящее страдания и от этого еще более ненавистное настоящее. Возвращение это было столь горьким, что Граси едва сдержала глухой стон, уже готовый сорваться с искусанных губ.

— Ты что, думаешь о нас? — донесся до нее отвратительно знакомый голос. — Если так, то…

— Нет! — выкрикнула она, не давая Маноло закончить. — Я думаю о своем отце.

— Ясно, — пробормотал он. — Видишь ли, я не предполагал, что ты настолько его любишь. Ведь ты как-то призналась, что вы едва друг друга знали. Но что поделать, кровь делает свое дело. Ты все равно решила поверить ему, а не мне.

Напомнив об отце, Маноло лишь еще раз задел Граси за живое. Он был прав, она почти не знала своего отца — предприимчивого бизнесмена, слишком занятого делами, чтобы уделять внимание дочери. Дочери, оставшейся ему от второй, сбежавшей от него жены, которая не отличалась особенной добродетелью. Отец сделал все возможное, чтобы держать Граси как можно дальше от себя, и именно поэтому ей пришлось учиться в Англии. А когда она приезжала в Испанию на каникулы, то была предоставлена исключительно самой себе. Как ни странно, лишь предательство Маноло по-настоящему сблизило отца и дочь. Долгие часы они провели вместе, пытаясь придумать, как выйти из положения, и именно тогда Граси узнала историю с клиникой от начала и до конца.

Правда выбила почву из-под ее ног, ведь она помнила, как наивно отвечала на вопросы Маноло, касающиеся устройства клиники. Граси отказывалась верить, что стала объектом столь интенсивных ухаживаний именно из-за того, что являлась источником ценной информации. Лишь видя ее безутешное горе, отец запоздало проникся к Граси чувствами, которые хоть как-то компенсировали ей недостаток отцовской любви.

За несколько секунд перед глазами Граси пронеслась вся ее жизнь, в которой, казалось, не было ничего, кроме обид и одиночества, слез и предательств, несправедливости и отторженности. Слезы сами собой наполнили ее глаза. Граси залпом выпила свой коньяк.

— Очень крепкий! Даже глаза слезятся.

— И все-таки ты его любила. — Маноло явно не собирался менять тему.

Вертя в пальцах кофейную ложечку, Граси постаралась ответить как можно спокойнее:

— Конечно же. Я любила его.

Маноло тяжело вздохнул.

— Я не могу разделить твои чувства, но хорошо понимаю их. Дети связаны с родителями очень крепкими узами, разорвать которые нельзя, несмотря даже на самые тяжкие обиды. Мы не выбираем себе родителей, а принимаем их такими, какие они есть. Принимаем всегда с благодарностью…

Он аккуратно изъял ложечку из пальцев Граси, и, словно подчиняясь власти этого мимолетного прикосновения, она сладостно содрогнулась. Граси подняла глаза в надежде увидеть, что Маноло испытывает сейчас то же, что и она. Видимо, это было действительно так, потому что, как и Граси, он замер.

Внезапно она опомнилась и раздраженно выхватила ложечку из пальцев Маноло. Он усмехнулся.

— У меня такое ощущение, что ты готова вцепиться мне в горло. Думаю, нам стоит попытаться сохранить память о том хорошем, что было между нами. Я очень хочу, чтобы мы остались друзьями.

Маноло посмотрел Граси в глаза, словно пытаясь прочесть в них ответ. Граси ненавидела его в этот момент. Ни единой секунды не приходилось сомневаться, что это многообещающее «остаться друзьями» звучало в его устах как намек на вполне определенные отношения. Маноло давал понять, что во имя собственного удовольствия готов забыть все: верность, честь и даже память об их чувствах, которую он использовал сейчас как грязный убогий предлог.

Нет, у него просто нет совести! — негодовала Граси. Иначе как может он сидеть здесь со мной, делая мне бесстыдные намеки, в то время как его будущее полностью зависит от того, удастся ли ему окончательно вскружить голову доверчивой Пилар, которую он к тому же оставил одну…

Почувствовав непреодолимую брезгливость, Граси поднялась из-за стола.

— Мне действительно нужно идти.

— Подожди, — властно остановил ее Маноло, — нам надо решить кое-что еще.

Она смерила его ледяным взглядом.

— Я уже догадалась что. Ты хочешь, чтобы Пилар также ничего не знала о ссоре наших родителей из-за клиники?

Маноло кивнул.

— Она сейчас слишком взбудоражена. Столько всего случилось с ней за последнее время: смерть Энрике… большое наследство… наша помолвка. Волновать ее сейчас не стоит. Ей нужны покой и помощь во всем.

— Маноло, я знаю Пилар лучше тебя, так что, думаю, смогу помочь ей, не причинив вреда ее психике. К тому же я просто не могу больше торчать здесь, тратя время на бессмысленные разговоры.

— Ладно, — раздраженно уступил Маноло, — но будет лучше, если я поднимусь в квартиру с тобой.

Спорить было бессмысленно. Молча они покинули бар, молча дошли до дома, молча вошли в холл и направились к лифту. Уже в кабине Граси заметила, что Маноло держится чересчур напряженно, и испытала какое-то странное удовольствие при мысли, что он явно не в своей тарелке.

Она собиралась нажать на кнопку звонка, но Маноло опередил ее, вставив ключ в замочную скважину. В прихожей он включил свет и устало огляделся, будто ожидал увидеть что-то, но что именно Граси не могла понять.

К ее удивлению, Маноло заволновался и бросился в гостиную.

— Пилар! Мы уже здесь!

Граси обогнула груду собственных чемоданов, оставленных консьержем прямо посреди холла, водрузила на них Зантуса и, на ходу снимая шляпку, вошла в гостиную. Ей понравилась эта комната, обставленная с редкостным вкусом, но больше всего ее поразило огромное окно, открывающее восхитительную панораму. В помещении витал тонкий цветочный аромат, однако Граси уловила и еще какой-то странный, едва различимый запах.

— Привет, Пилар! — позвала она.

Глаза Маноло оказались на мгновение прикованы к ее прическе, прежде чем он смог произнести:

— Пойду посмотрю в спальне.

Граси из любопытства последовала за ним. Маноло, обойдя всю квартиру, недоуменно констатировал:

— Видимо, куда-то ушла.

Да, похоже, Пилар не на шутку расстроилась, подумала Граси. Наверное, сидит сейчас одна-одинешенька в каком-нибудь ночном заведении. А Маноло, похоже, и не знал, что его невеста столь обидчива.

— Ничего, — сказала она язвительно, — я уверена, что с ней все будет в порядке.

Однако в гостиную Граси вернулась, снедаемая беспокойством. Пока Пилар не вернется, ей придется оставаться с Маноло наедине.

Стараясь успокоиться, она опустилась на широкий мягкий диван и сняла туфли. Ей очень хотелось наконец отдохнуть.

— Спокойной ночи, — сказала она в надежде, что Маноло не станет задерживаться и уйдет.

Тот лишь буркнул, в ответ что-то невнятное и, подойдя к телефону, принялся набирать номер. Граси откинулась на диване и почувствовала, как что-то твердое впивается ей в бок. Раздвинув подушки, она обнаружила между ними неизвестно как оказавшуюся там бутылку. Похоже, Маноло не соврал, они действительно крепко поссорились, подумала Граси, ставя бутылку на журнальный столик.

Так и не дождавшись ответа, Маноло повесил трубку и теперь с гримасой отвращения разглядывал извлеченный из дивана предмет. Видно было, что он не одобряет поведение Пилар, поэтому Граси почувствовала необходимость вступиться за мачеху:

— Горячее сердце всегда лучше холодного рассудка. Запомни, что если нам с Пилар придется вступить во владение клиникой, то…

— Что ты сказала? — перебил ее Маноло.

— Горячее сердце…

— Нет, то, что ты сказала позже!

Граси догадалась, что Пилар наверняка сказала Маноло, будто клиника, унаследованная ими обеими, принадлежит только ей.

— О том, что мы с ней вступим во владение клиникой? — невинно уточнила Граси.

— Не притворяйся! — грозно прорычал он. — Я требую объяснений!

— Объясняю. — Голос Граси звучал теперь ровно и уверенно, даже несмотря на то что Маноло не сводил с нее горящих гневом глаз. — Я приехала, чтобы жить здесь и унаследовать половину имущества своего отца, принадлежащую мне по закону.

Как ни старался Маноло сохранять видимость самообладания, предательски дрожащие уголки его губ выдавали, что новость явилась для него нежданным ударом.

— Он… он все разделил между вами?

Потрясенный Маноло с минуту стоял неподвижно и хватал ртом воздух. Придя в себя, он молча вышел на балкон. Граси почувствовала, как к горлу начинает подступать тошнота. Только что Маноло представил ей окончательное доказательство своих подлых намерений. Ясно, что делить с кем-то — а уж тем более с ней, Граси! — клинику не входило в его планы. Оставалось только гадать, что он теперь предпримет. Вполне возможно, Маноло взбредет в голову отыграться на Пилар. В любом случае он сейчас очень опасен, и Граси со страхом думала о возможном развитии событий.

Маноло вернулся в комнату. Граси подняла глаза, но по непроницаемому выражению Маноло ничего не смогла понять.

— Я иду искать Пилар.

— Подожди.

Граси вскочила и схватила Маноло за руку. Он замер, будто испугавшись чего-то, а потом грубо огрызнулся:

— Отпусти меня!

Несмотря на страх, неприятным холодком пробежавший по телу, Граси продолжала удерживать его.

— Ты должен подождать здесь и успокоиться. — Ее слова заглушало раздосадованное сопение Маноло.

— Не вмешивайся в то, что тебя не касается.

— Прошу, не злись на Пилар за то, что она не сказала тебе о том, что мне тоже принадлежит часть наследства. — В голосе Граси звучали жалостливые нотки, а широко раскрытые глаза, казалось, взывали к нисхождению. — Уверяю тебя, у нее не было злого умысла. Если она и ввела тебя в заблуждение, то уж точно не из корысти. Ты не должен винить ее.

Маноло молчал. Досада скривила его лицо в гримасу боли и разочарования, так что Граси пришлось отвернуться, чтобы не видеть этого зрелища. Месть, месть за отца — вот что вертелось сейчас у Маноло в голове, бередя его раненную гордость с еще большей силой, чем когда бы то ни было. Он не мог поверить, что, пожертвовав своей молодостью и свободой, ему придется ограничиваться лишь половиной того, на что рассчитывал.

Граси остро чувствовала его горе, хотя Маноло был жесток к ней и не заслуживал ее жалости. Слеза предательски сбежала по ее щеке.

— Только не надо слез! — выкрикнул он.

— Но я так боюсь за Пилар!

— Тебе давно следует бояться.

— Но почему?

— Ты сама знаешь. В конце концов, нельзя быть настолько слепой!

Большим пальцем он поднял ее подбородок, но глаза Граси по-прежнему оставались опущенными и лишь маленькие прозрачные слезинки струились по ее лицу. Она тщетно надеялась услышать хоть что-нибудь, будь то слова утешения или выражающие презрение. Граси почувствовала лишь то, как ладонь Маноло мягко легла на ее затылок, а в следующий момент их губы уже сливались в жадном поцелуе.

Когда же она снова пришла в себя, то, открыв глаза, увидела удаляющуюся в направлении холла спину Маноло. Тщетно пыталась она окликнуть его, словно в пустоту выкрикивая его имя. От хлопка входной двери Граси вздрогнула.

Она и сама не знала, почему сейчас плакала, как не знала и того, почему этот поцелуй показался ей страстным и искренним, если Маноло не вложил в него ничего, кроме обычной для него надменности и самонадеянности. Это была просто очередная попытка доказать ей свое превосходство, навязать свою волю. Но у него ровным счетом ничего не выйдет. Ей слишком хорошо были известны все его уловки. Он просто снова унизил меня, думала Граси, меряя шагами просторную гостиную и перебирая в памяти только что происшедшее. За что? За что?!

Ее план помешать Маноло осуществить его намерения поначалу походил на увлекательную игру — трезво оценивать планы противника, обманывать, уводить в сторону, отыскивать слабые точки. Но сейчас все будто перевернулось с ног на голову, и Граси все меньше хотелось продолжать начатую ею же войну за справедливость. Старые обиды, давно забытая вражда готовы были разгореться с новой силой при каждом удобном поводе. Маноло изо всех сил будет стараться причинять ей все новую и новую боль, ибо никогда не простит Граси того, что она до сих пор может обходиться без него.

Понемногу картина начинала проясняться. Маноло считал себя обязанным жениться на Пилар, пусть даже для этого необходимо принести в жертву собственные чувства и независимость. Его, естественно, угнетала перспектива брака без любви, но он не мог, а может быть, даже боялся не выполнить долг перед отцом, не спасти его имя и честь.

Граси почувствовала, что до конца своей жизни обречена нести этот крест. Но в самом отдаленном уголке сознания уже светился огонек зарождающейся надежды. Маноло сам, казалось, давал ей ключ к решению сложной загадки. Невооруженным глазом было видно, что даже мысль о предстоящей свадьбе не внушает ему ничего, кроме отвращения. Что, если попытаться убедить его, подумала Граси, что брак без любви будет слишком большой ценой за его месть, тем более что, осуществив ее, он сможет считать себя победителем лишь на половину? Ведь он никогда не сможет добиться, чтобы управление клиникой полностью перешло в его руки. Свадьба не принесет ему желаемого удовлетворения, а будет лишь очередной неудачей.

Игра определенно стоила свеч, но все эти доводы, несмотря на их очевидную логичность, ничего не значили по сравнению с долгом чести, долгом, который Маноло был обязан исполнить перед своим отцом. Граси вздрогнула. Альберто Морадильо — вот кто основная фигура конфликта! Кому как не ей знать, что старик обожал своего сына. И если бы она смогла внушить ему, что Маноло придется положить свою жизнь во имя спасения его гордости, то, возможно, ей удалось бы предотвратить столь жестокую и бессмысленную месть.

Граси загорелась этой новой надеждой. Успокоившись после многочисленных потрясений долгого дня, она побрела в спальню для гостей и начала медленно готовиться ко сну. Мне обязательно удастся достичь своей цели, и Альберто поможет мне в этом, рассуждала она. Надо тщательно обдумать, как, избегая ненужных нервных потрясений, разлучить Пилар с Маноло. Свадьба отменяется, а вместе с ней — и горечь разочарований, и новые разбитые судьбы.

Аккуратно взбивая подушки, Граси с удивлением обнаружила под ними ночные принадлежности Пилар. Странно, может, я по ошибке перепутала комнаты? — подумала она. В шкафу Граси с удивлением обнаружила платья и аккуратно разложенное по полкам белье. Неужели Пилар и вправду перебралась жить в комнату для гостей?

Вздохнув, Граси собрала свои вещи и направилась в соседнюю комнату. Раздевшись, она скользнула под шелковое покрывало и попыталась уснуть. Теперь, когда она четко знала, на что направить свои усилия, чтобы добиться желаемого результата, ей нужно было расслабиться и набраться сил.

Однако вместо желанного покоя и сна, слезы опять заволокли ее глаза и не давали заснуть до рассвета.

* * *

Занималась заря, когда Маноло наконец вернулся в Каса дела Роса. Езда по горному серпантину на некоторое время отвлекла его от услышанного от Граси известия. И сейчас, когда на горизонте уже ласково розовело небо, на смену бессильной злобе понемногу приходила усталость. Первый порыв безудержной ярости сменялся холодным спокойствием.

После истории с финансированием клиники, семейство Кордэро почти потеряло свое влияние в деловом мире. Жизнь Маноло оказалась перевернутой вверх тормашками, и причиной тому были черные глаза Граси и воровские расчеты Энрике Науреса, прикрывавшегося их манящим блеском. После постигшего отца несчастья Маноло, сызмальства купавшийся в роскоши и всеобщем уважении был вынужден оставить едва начавшуюся карьеру адвоката и день и ночь бороться за семейную честь. И вот теперь, когда он вплотную приблизился к главному этапу дела, которому без сожалений отдал молодость…

Взбешенный неожиданной новостью, он мог направиться лишь в одно место — в родовое поместье семьи Морадильо. туда, где в уютных комнатах его всегда с радостью готов был видеть навсегда лишившийся сна отец.

Присев в кресло у изголовья кровати, Маноло завел разговор о событиях минувшего вечера, опуская ссору с Пилар из-за ее чрезмерных алкогольных пристрастий, а потом вскользь, как бы между прочим, заметил: — Знаешь, что я сегодня узнал? Маноло сам поразился тому, насколько обыденно звучит его голос. Появление Граси именно сейчас, когда он собрался жениться на Пилар, походило на чью-то злую шутку. Знай он, как именно распорядится судьба, не стал бы искать обходных путей, а женился на Граси, тем самым избегая многих ненужных маневров и заполучая клинику в свои руки. Но судьба, очевидно, уготовила ему иное.

— Ты помнишь Граси, папа? Так вот, она сегодня приехала в Барселону и собирается там остаться.

Альберто лишь моргнул, и одинокая слеза скатилась вниз по морщинистой старческой щеке.

— Я знаю, — поспешил успокоить его Маноло, — все опять начнется сначала. Но не волнуйся, на этот раз ей не удастся нам помешать. Клиника будет нашей, обещаю тебе.

Маноло умолчал о том, что Граси теперь совладелица клиники, не желая понапрасну волновать отца, которому и без того пришлось немало пережить. Он сумеет все уладить. Не исключено, что Граси согласится продать ему свою долю. Ведь жадность у Науресов в крови.

Маноло посмотрел на отца. Тот выглядел взволнованным.

— Тебе нужен покой. — Маноло ласково улыбнулся. — Я, наверное, оставлю тебя. Отдыхай. Мне тоже нужно несколько часов поспать, прежде чем возвращаться в Каса де ла Роса. Я решил поторопиться со свадьбой. Через каких-нибудь два месяца уже буду женатым человеком. Все устроится. Я обещаю.

Натужно улыбнувшись, Маноло заботливо поправил подушки и, поцеловав впавшую морщинистую щеку, вышел из комнаты. И только закрыв за собой тяжелую дверь, дал волю накопившимся за время этого короткого свидания эмоциям.

Альберто умирал на глазах. Все шесть лет ему приходилось буквально цепляться за каждый клочок здоровья, невзирая на оставляющие его силы и все менее утешительные результаты медицинских обследований. Казалось, только ожидание мести заставляло тлеть затухающий огонек жизни в дряхлеющем теле. Войдя в свою спальню, Маноло сразу направился к настежь распахнутому окну и застыл перед ним, вдыхая изумительный аромат цветущих в саду розовых кустов. Он полностью отдавал себе отчет, что торопится со свадьбой, потому что хочет успеть жениться на вдове Науреса до смерти своего отца. И при мысли о надвигающемся дне бракосочетания Маноло содрогался всем своим существом. Как он хотел, чтобы Пилар завела себе любовника! Тогда он не без удовольствия занялся бы ухаживаниями за Граси. Он закрыл глаза, уже зная, что к нему тотчас явится желанный образ той, которую ему безумно хотелось прижать к себе и осыпать страстными поцелуями.

Ситуация была неразрешимой. Маноло всей душой желал Граси, но не мог признаться ей в своих чувствах. В то же время жениться на Пилар нужно было как можно скорее, ибо никто не знал, как может повернуться дело завтра.

В любом случае нельзя было поддаваться чувствам и терять контроль над ситуацией. Даже объяснившись с Граси и убедившись в ответных чувствах, он не добился бы ничего, кроме возвращения того смутного, наполненного непониманием и взаимной ненавистью прошлого, которое однажды разлучило их. И тем не менее Маноло не мог заставить себя не думать о сладкой, пусть и невозможной перспективе быть рядом с Граси, дарить ей свою любовь и получать в ответ те же чувства.

Маноло разочарованно вздохнул. Женившись на Пилар, он не сможет даже взглянуть на Граси! Доставляя себе сладкую томительную пытку, он снова представил ее черные глаза, чувственный рот и восхитительное, манящее каждым своим изгибом тело… Маноло будто ощущал, как его пылающие губы скользят вверх по ее стройной ноге, касаются краешка кружевного белья…

В исступлении он тряхнул головой, пытаясь прогнать влекущее видение. Прежде всего надо выполнить долг! Долг чести и справедливости! Но… если бы кто-нибудь знал, как он ненавидел сейчас эти слова.

Маноло прилег на кровать и почти сразу же погрузился в тяжелое тревожное забытье, а через несколько часов Долорес, напевая, уже раздвигала наполненные утренним светом шторы. Старая служанка была одной из немногих, кто остался верен семье, и сейчас, по прошествии многих лет, все так же заботливо ухаживала за парализованным старым хозяином.

Маноло неохотно встал и поплелся в ванную, сопровождаемый докучливыми наставлениями одеться сегодня потеплее из-за поднявшегося ветра. На террасу, где его ожидал накрытый к завтраку стол, он вышел угрюмый и раздраженный скорым прощанием со свободой.

Будто компенсируя Маноло предстоящие невзгоды, все вокруг дышало в эту минуту покоем и безмятежностью. Отдаленное щебетание птиц сливалось с благоуханием цветущего сада, голуби мирно ворковали у фонтана перед террасой, а на горизонте на фоне голубого неба ослепляли своей белизной вершины горной гряды. Но по нелепой иронии судьбы все великолепие напоминало Маноло только о времени, когда-то проведенном здесь с Граси, и лишь усиливало его боль.

Подавив очередной приступ ностальгии, Маноло попытался продумать свои дальнейшие действия. Нужно как можно скорее увидеться с Пилар и сказать ей о намерении ускорить их свадьбу, естественно, под предлогом нарастающих чувств. И только насильно связав себя этим браком, он, может быть, сможет больше не думать о Граси.

Так и не позавтракав, Маноло сел в машину и довольно быстро добрался до дома своей невесты в Сан-Андрес-де-Паломар. От отвращения у него свело живот и нестерпимо захотелось вернуться домой, бросив все к черту. Но стоило лишь Маноло вспомнить о прикованном к постели отце, как к нему вернулось самообладание.

Войдя в квартиру, он первым делом решил удостовериться, не вернулась ли Пилар, и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить еще наверняка спавшую Граси, Маноло направился в спальню. Легонько постучав, он аккуратно приоткрыл дверь и вместо Пилар с изумлением обнаружил на широкой кровати сладко дремлющую Граси.

Маноло стоял как завороженный, не в силах ни сдвинуться с места, ни хотя бы закрыть дверь. Он просто не мог оторвать глаз от полуприкрытого льняной простыней тела Граси и, сколько ни старался, не мог разглядеть коричневой хлопковой пижамы с надписью на кармане.

Зато его взгляду открывалась тоненькая ночная сорочка, под которой явственно проступали манящие очертания пышной груди и округлых полных бедер, при взгляде на которые хотелось броситься к Граси, сорвать эти волнующие лоскутки и осыпать поцелуями каждый сантиметр нежной кожи.

Маноло яростно сжал кулаки и, с трудом подавляя рвущийся из груди стон желания, буквально поглощал взглядом открывшуюся ему картину. Это тело, казалось, просило самых изощренных ласк, которые только существуют на свете. Плечи, к которым так хотелось прикоснуться губами… длинная стройная шея… неподвижное во сне лицо… а главное — мягкие пухлые губы… Все это должно, обязано было принадлежать только ему!

Маноло буквально заставил себя выйти из комнаты и направился в кухню, надеясь, что крепкий горячий кофе придаст ему сил. Надо было собраться с мыслями и поговорить с Пилар о предстоящей свадьбе. Как ни горько, но рано или поздно все равно придется это сделать… Опершись обеими руками о холодную поверхность мраморной столешницы, Маноло попытался унять ураган страсти, вызывая в памяти образ больного парализованного отца.

— Пилар? — раздался вдруг сонный голос Граси.

Маноло вздрогнул.

— Нет, это…

Граси застыла на пороге, сверкая глянцем ночной сорочки. Волосы пышными локонами ниспадали на ее обнаженные плечи. Едва пробудившаяся ото сна, она была так восхитительна! И так недосягаема…

— Ты, — услышал Маноло и уловил в голосе Граси и разочарование, и скрытый упрек.

Она неприветливо скрестила руки на груди, тем самым невольно подчеркивая свои волнующие формы, по-прежнему полускрытые тонкой материей сорочки. Граси стояла совсем рядом, и при желании Маноло не составило бы труда дотронуться до нее, лишь вытянув руку. Он представил, как ласкает ее грудь, и желание вновь охватило его с такой силой, что он сам не понял, как сумел удержаться.

— Я, — угрюмо проронил он, едва чувствуя пересохшее от волнения горло.

Он вожделел к Граси, горел желанием сжать ее в объятиях и целовать, целовать до полусмерти… Маноло отвернулся, тщетно ища хоть что-нибудь, за что мог бы уцепиться его восставший разум.

— И где же хлопковая пижама? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Было слишком жарко. Подожди минуту…

Граси вышла из кухни, и, оставшись один, Маноло почувствовал некоторое облегчение. Убедившись, что никто не наблюдает за ним, он принялся судорожными глотками втягивать воздух, пытаясь прийти в себя. Наконец отдышавшись, он присел на стул и начал нервно поглощать шоколадные бисквиты, заливая их бодрящим кофе.

— Ты, наверное, вернулся за Пилар, — услышал он голос снова вошедшей в кухню Граси. — Она, кстати, так и не вернулась.

Обернувшись, Маноло увидел, что Граси успела переодеться в шорты и в футболку. Услышанная новость лишь раззадорила утихшую было страсть. Значит, мы здесь совершенно одни. При этой мысли Маноло вновь стало трудно дышать.

— Возможно, она осталась ночевать у меня на яхте. Она часто так делает. Может, она оставила записку?

Не обнаружив записки, он включил автоответчик и вскоре из бессвязной болтовни Пилар выяснил, что она звонила от Чарли Реймера — главного менеджера клиники. Вот так неожиданность! И нельзя сказать, что приятная. Видимо, его лицо изменилось, потому что внимательно наблюдавшая за Маноло Граси взволнованно спросила:

— Что-нибудь не так?

— Все в порядке. Я знаю Чарли.

— Так почему же ты переживаешь?

Маноло задумчиво посмотрел на Граси и уклончиво ответил:

— Нехорошо с ее стороны бросать тебя в день приезда, даже не предупредив, что не собирается ночевать дома.

— Полагаю, Пилар правильно поступила, отправившись туда, где после вашей ссоры смогла обрести душевный уют.

— Пожалуй ты права, — согласился Маноло, припоминая, что Пилар всегда относилась к Чарли как к доброму старому другу.

Но что, если они больше чем друзья? О, это сразу разрешило бы сложившуюся дилемму, навсегда освободив Маноло. Но он знал, что не имеет оснований подозревать Пилар в измене, а поэтому отогнал бессмысленные надежды о том, что еще не поздно дать задний ход.

Граси тем временем с интересом исследовала содержимое холодильника и, поставив на плиту сковородку, начала готовить омлет, попутно продолжая разговаривать с Маноло:

— Они с Чарли давненько знакомы. По-моему, оба родом из одного городка, так что их многое объединяет. Помню, она рассказывала мне… Ладно, не буду сплетничать. Когда она вернется, передать ей что-нибудь?

— Не надо, я хотел лично поговорить с ней. Это касается нашего будущего. — Маноло, правда, не был уверен, выдержит ли эту пытку.

— Неужели о свадьбе? — пропела Граси, яростно взбивая яйца.

— Не совсем, — многозначительно протянул он.

— Пилар… — голос Граси дрогнул, — действительно любит тебя.

— Это не так! — резко возразил Маноло, в очередной раз придя в бешенство оттого, что Граси видит в нем коварного злодея-искусителя, а в Пилар — невинную, ничего не подозревающую жертву, к тому же влюбленную в него до беспамятства. — Она не любит меня. Ни капли.

Граси застыла в изумлении.

— Тогда… почему же вы женитесь?

— Потому что так надо.

— Маноло, как ты можешь?!

— Так же, как и Пилар, — ответил он холодно. — Она знает, на что идет. Как прекрасно знает и то, что я не люблю ее. Поверь, у нее есть свои основания. И у меня, соответственно, свои. Это дело никого не касается, кроме нас двоих.

— Она любит тебя, Маноло. Сильно любит.

— Уверяю, так только кажется.

— Я не верю тебе.

— Если не веришь моим словам, спроси у Пилар.

— Хорошо, допустим, это правда. Но тогда вы оба делаете ужасную, непоправимую ошибку! Прошу тебя, подумай еще раз. Ведь речь идет о твоей жизни и о жизни Пилар. Ты не должен позволить ей выйти за тебя замуж без любви.

Маноло трясло, оттого что ему приходится обсуждать это с Граси.

— Не суди нас, — буркнул он. — Ведь ты многого не знаешь.

Граси молчала, но Маноло необыкновенно остро чувствовал ее переживания. Как приговоренный к смерти, знающий, что наслаждается последними часами, Маноло любовался Граси. Ему хотелось обхватить руками ее тонкую талию и что есть силы притянуть к себе, упиваться близостью Граси… Было что-то невыразимо милое в том, как она взбивала яйца для будущего омлета. Сейчас она ничуть не походила на вчерашнюю Граси, облаченную в строгое платье и сверкающую искусственным блеском дорогой косметики. В ее неспешных движениях прослеживалось что-то необычайно родное.

Несмотря на все усилия запретить себе даже думать о Граси, Маноло знал, что не сможет жить, если каждый день не будет видеть ее и знать, что она принадлежит только ему. Каждой клеточкой своего тела он хотел быть рядом с ней.

Ему будет достаточно одного прикосновения. Последнего прощального поцелуя. В чем еще может нуждаться приговоренный к смерти? Ведь он знал, что Граси просто не могла быть к нему равнодушной, какой пыталась казаться. И теперь… Почему именно теперь ему не может повезти? В последний раз, перед тем как будет приведен в исполнение назначенный им самим приговор.

— Тебе помочь? — спросил он, вставая со стула и приближаясь к Граси.

Она, насторожившись, обернулась, при этом ее рука невольно дрогнула, и фарфоровая миска со взбитой яичной массой с треском раскололось об пол. Однако ни Маноло, ни Граси не обратили на это ни малейшего внимания — они не сводили друг с друга глаз и испытывали нечто необъяснимое и восхитительное.

— Ты напугал меня! — прошептала Граси.

Действительно, ее трясло. То ли от испуга, толи от… Маноло вытер пол, затем достал из корзины несколько яиц.

— Яичницу? — нерешительно спросил он.

Граси была так близко, что он чувствовал ее восхитительный запах и готов был сию же секунду наброситься на нее, чтобы потом уже не отпускать.

— Маноло, знаешь, — неуверенно начала Граси, — хочу тебе сказать, что ночью я решила сделать очень важное для меня…

Он замер и, с трудом сдерживая биение собственного сердца, предвкушал услышать, что их ссора была лишь глупой ошибкой. А потом Граси. конечно, позовет его к себе, и он не станет отказываться.

К черту все, что произошло за это долгое время, к черту затянувшуюся вражду. Маноло был уверен, что именно сейчас сможет убедить Граси, что она заблуждалась, считая его лишь корыстным лжецом. И, возможно, тогда еще не будет поздно все вернуть на свои места.

— Маноло…

— Слушаю тебя.

— Я хотела бы поговорить с твоим отцом! — выпалила она на одном дыхании, от волнения опустив глаза.

— С моим отцом? — не веря своим ушам, переспросил Маноло. Их взгляды встретились. — Зачем?

— Я хотела бы, чтобы между нами все-таки наступил мир.

Как не пытался, Маноло не мог понять, что именно Граси хочет этим добиться. Единственным, что не требовало никаких объяснений, была надежда, вдруг вспыхнувшая в ее глазах. Внезапно Маноло перестал отдавать себе отчет в происходящем, а когда опомнился, то оказалось, что его руки сжимают в объятиях Граси, а губы сливаются с ее губами в долгожданном поцелуе.

Граси и не думала сопротивляться, наоборот, подчинилась страсти Маноло и тихо постанывала от удовольствия. Всем существом он наслаждался этим бесконечным моментом, в котором было заключено его освобождение, его единственное спасение и надежда.

— Я думала, что Пилар… — начала Граси, но Маноло прервал ее, не оставляя ни минуты на губительные сомнения:

— Она же не любит меня, так ведь?

Маноло ясно видел, что Граси сомневается, будто выбирая между честностью по отношению к своей мачехе и собственными чувствами. Казалось, она думала о том же, о чем минуту назад размышлял он сам, но сейчас, когда ее губы взволнованно трепетали в нескольких сантиметрах от его рта, жалко было тратить время… Цепенея от наслаждения, Маноло покрывал поцелуями ее щеки, лицо, шею, в то время как его руки проникли под тонкую ткань футболки.

— Нет, нет… — шептала Граси, из последних сил пытаясь найти хоть капельку воли, чтобы сопротивляться запретному наслаждению.

Маноло испугался, что все, чего он ждал долгие годы, готово оборваться, едва отступив от начала. Он знал, что Граси не может сопротивляться ему: желание горело в ее глазах намного сильнее, чем пытался протестовать обессиленный разум…

Граси издала приглушенный стон, когда его пальцы ласково прикоснулись к твердеющим бугоркам сосков, и затем, заходясь от неутолимой страсти, притянула Маноло к себе и впилась в его губы долгим сладострастным поцелуем.

Маноло аккуратно поднял ее на руки и бережно отнес в спальню, где, сев на кровать, опустил Граси на свои колени. Даже чувствуя мелкую дрожь, пробегающую по ее ждущему любви телу, он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что это не хитрая ловушка, что Граси так же искренна в своих чувствах, как и он сам. Ведь сейчас на карте стояло все, что было с трудом достигнуто за шесть долгих лет, и Маноло не мог с уверенностью сказать, стоило ли это все хоть одной секунды наслаждения.

Не знал он и того, что последует за наслаждением. Кто мог поручиться, что Граси, уже проявившая в прошлом свое коварство, не оставит его сразу, как только ослабеют их объятия, объяснив все естественным стечением обстоятельств?

Отбросив все тяготившие его мысли, Маноло приник губами к лицу Граси, страстно приветствуя каждую клеточку ее кожи и постепенно опускаясь все ниже. Коснувшись шеи, его губы плавно перешли к груди, в то время как руки уже расстегивали неподдающуюся молнию шортиков. Когда же они все же скользнули вниз по ее бедрам, Маноло ощутил пальцами гладкую кружевную поверхность ее белья…

Не помня себя от наслаждения, Граси впилась в его плечи, нежно сжимая зубами теплую, чуть влажную кожу, и это было безмолвной, не требующей пояснений просьбой. Но Маноло и без того не приходилось ни о чем просить, ибо он сам, содрогаясь от желания, отдавал ей всю страсть, накопленную за долгое время их разлуки. Наконец, не в силах больше длить эту сладкую пытку блаженством, он закрыл глаза и с силой вошел в Граси, чувствуя обволакивающее тепло ее тела.

Словно впитывая наслаждение, которое каждый из них дарил другому, они превратились в одно целое, кроме которого все в мире на время исчезло… Граси отдаваясь Маноло всем своим существом, руками притягивая к себе его повлажневшее тело и исторгая из груди стоны восторга.

Наконец в безумстве последних моментов экстаза они сжали друг друга в объятиях и, до конца испив сладкую чашу, изможденные страстью, погрузились в теплую истому…