Санта-Фе

1974 год

На день рождения Изабель подарила Миранде свою картину. Луис тут же повесил ее над камином, напротив одной из трех работ, что когда-то подарила им мать Изабель.

На картине Альтеи, которая называлась «Святой дух», был изображен залитый лунным светом мрачный каньон, Изабель же, напротив, отобразила раннее утро. Голубое небо уже немного отливало желтизной, на горизонте высились лилово-красные горы, среди скал пробивала дорогу мелкая речушка.

— Замечательно! — переводя взгляд на Изабель, сказала Миранда. — Я думаю, твоя мать была права, когда сказала, что ты унаследовала талант Флоры. Ты мастерски используешь цвет.

— Тебе так кажется.

— Чтобы разглядеть талант, вовсе не надо быть нью-йоркским критиком.

— А что нью-йоркские критики считают талантом?

— Хороший вопрос, — пристально глядя на нее, сказала Миранда. — Сегодня к нам на ужин придет Сибил — вот давай и спросим ее об этом.

— Многие критики считают, что природный талант — это способность трансформировать свои творческие импульсы в нечто наглядное, — отведав цыпленка с рисом, сказала Сибил. — Все сходятся на том, что художник становится великим лишь тогда, когда к его природному дару приложены самоотверженность и необузданная жажда творчества. По-моему, всего этого у тебя в изобилии, Изабель.

— Так что же мне делать? Просто писать и писать до тех пор, пока кто-нибудь не обратит на меня внимания?

— Пришло время, — стараясь справиться с собственными чувствами, ответила Сибил, — поискать тебе нового учителя.

Изабель недоуменно посмотрела на Дюранов.

— Решив, что твое призвание — искусство, мы спросили у Сибил, какие учебные заведения и преподаватели больше всего тебе подходят, — сказал Луис.

— И что же?

— Для настоящего художника, — сухо проговорила Сибил, — центром вселенной является Нью-Йорк. Именно там находятся художественные галереи, там работают знатоки, там проводятся крупнейшие выставки. Твое место там, Изабель.

— В Нью-Йорке?

Из-за своего заморского происхождения Изабель чувствовала себя провинциалкой. Такой монстр, как Нью-Йорк, наверняка проглотит ее в мгновение ока.

— В Нью-Йорке в лиге студентов-художников есть один замечательный преподаватель по имени Эзра Кларк. Он совершенный безумец и будет заставлять тебя работать до тех пор, пока ты не запросишь пощады, но педагог Кларк просто гениальный. Я думаю, он именно тот человек, который поднимет твой талант на новый уровень.

— И где я буду жить? — робко спросила девушка.

— Я звонила в лигу, — отозвалась Сибил. — У них масса иногородних, так что у них есть специальная служба, которая помогает нуждающимся в поиске квартиры и подборе соседей по комнате.

— Просто замечательно, — солгала Изабель, хотя совершенно не хотела уезжать из дома. — И когда назначен отъезд?

— Ты побудешь месяц в Барселоне, а потом я встречу тебя в Нью-Йорке. Мы устроим тебя на квартиру и вместе подождем твою соседку. Как, согласна? — отозвалась Миранда.

Встав со стула, Изабель подошла к Миранде и крепко ее обняла.

Глядя на них, Луис радовался от души, но, к сожалению, ни на мгновение не мог забыть тот день, когда в Нью-Йорк уехала другая его дочь. За прошедшие три года Дюраны так и не дождались от нее ни письма, ни открытки, ни даже телефонного звонка. Миранда, не желая воспринимать слова Нины в тот последний вечер всерьез, объясняла ее поведение стрессом, возникшим в непривычной столичной обстановке.

А Луис думал о том, каких разных девочек он воспитал. Одна ценила все, что ни делалось, другая ко всему относилась с пренебрежением. Одна относилась к ним как родная дочь, другая — как злейший враг.

Едва на следующий день Миранда открылась мужу в своей тайной надежде на то, что Изабель сумеет найти Нину, как Луис согласно кивнул. Впрочем, особого энтузиазма он не испытывал. В глубине души он был уверен, что если они и в самом деле найдут Нину, им вряд ли понравится, какой она стала.

Дом, в котором Изабель сняла квартиру, находился в Верхнем Вест-Сайде, на углу Девятнадцатой улицы и Риверсайд-драйв. Изабель здесь нравилось: через дорогу парк, рядом автобусная остановка, да и квартплата терпимая. По их с Луисом прикидкам, если устроиться на приличную работу и экономно тратить деньги, то вполне можно сводить концы с концами.

Миранда предлагала Изабель на обустройство в Нью-Йорке дополнительно снять деньги с банковского счета, который много лет назад открыли для нее Флора и Алехандро, но та наотрез отказалась.

«В конце концов, — говорила себе Изабель, — эти деньги еще пригодятся. Надо же когда-нибудь и «Дрэгон текстайлз» выкупать!»

Квартира, которую подыскала для Изабель Лига студентов-художников, находилась на первом этаже и выходила окнами в переулок. Небольшая спальня, тесная ванная, крошечная гостиная-столовая и, наконец, закуток, громко называемый кухней. Главным недостатком помещения являлось полное отсутствие солнца. И мало того, все здесь было выкрашено в темно-коричневый цвет. Уже через несколько минут пребывания здесь она почувствовала приступ клаустрофобии.

Впрочем, после трехчасовой уборки в квартире стало уютнее. Миранда уже начала застилать кровать Изабель, когда в двери появилась претендентка на вторую койку.

— Такого свинарника вы, наверное, еще не видели, правда?

Изабель и Миранда разом обернулись и увидели толстую коротышку, голубоглазую и черноволосую. На ней были брюки-клеш, едва сходившиеся на талии, чересчур длинный пестрый жилет, блуза с очень длинными рукавами и черная кепка, едва не падавшая с головы.

— Как говорится, за что заплатил, то и получи, — заявила вошедшая. — Все тут отдает дешевкой.

— Меня зовут Изабель де Луна, — представилась ей Изабель. — А это моя мать, Миранда Дюран.

— Отлично!

Они пожали друг другу руки, и тут Изабель обратила внимание на ее ногти — длинные-предлинные, цвета баклажана. Мало того, на каждом ее пальце красовалось по нескольку колец и перстней, на некоторых из них были выгравированы знак Зодиака, изображающий Овна, греческий символ женщины и еврейская звезда Давида.

— А как зовут вас? — спросила Миранда, стараясь справиться с шоком.

— На самом деле меня зовут Хейзел Штраус, — презрительно сморщив нос, заявила девушка, — но по понятным причинам с десяти лет я перестала употреблять это имя. Теперь меня зовут Скай.

— Скай? Небо?

— А почему бы и нет? — отвечая на вопрос Изабель, сказала Скай. — Глаза у меня голубые, натура возвышенная, а тело просто божественное. Полное сходство с небом! — засмеялась она. — Итак, что мы будем делать с этой квартирой? — уперев руки в боки и презрительно поглядывая по сторонам, спросила Скай. — Тут как в бочке с черносливом. Этот цвет надо убрать!

— А я так боялась, что тебе понравится! — с облегчением произнесла Изабель.

В понедельник Миранда уезжала домой с легким сердцем, зная, что беспокоиться не о чем. Квартиру привели в порядок, Изабель и Скай друг другом вполне довольны.

Несмотря на свое обещание Луису, перед отъездом Миранда все же поговорила с Изабель о Нине.

— Я постараюсь что-либо разузнать, — обняв Миранду, ответила Изабель. Через несколько дней, кратко обрисовав Скай ситуацию, она вынуждена была, однако, согласиться с мнением своей новой подруги: кто хочет исчезнуть, тот исчезает.

Лига студентов-художников располагалась в Доме изящных искусств. Это было известное учебное заведение, из стен которого вышли такие выдающиеся мастера, как Джорджия О'Кифф, Дэвид Смит, Айрин Райс Перейра и многие другие, картины которых сейчас украшали стены музеев или экспозиции частных коллекций.

В первый день занятий Изабель вошла в учебную аудиторию не без трепета. Кларк славился своей нетерпимостью к начинающим. Для того чтобы отсеять ленивых, он применял своеобразный способ: занимался со своими студентами до тех пор, пока большинство из них не ломалось и не уходило навсегда. Изабель была уверена, что в число аутсайдеров не попадет, но все-таки…

Внешность преподавателя произвела на Изабель сильное впечатление. Седые волосы до плеч, резкие черты лица, высокий, умный лоб, пытливые голубые глаза. Длинные, грациозные пальцы вполне могли бы принадлежать хирургу или пианисту. Тем не менее было в нем что-то отталкивающее, и Изабель сразу вспомнила разговоры о той, которую он страстно любил и которая исчезла без следа.

— Меня зовут Эзра Эдвард Кларк, — без улыбки произнес преподаватель. — Моя задача — помочь вам решить, будете ли вы художниками. Я собираюсь не столько учить вас, сколько испытывать вашу решимость. — Заложив руки за спину, он прошелся по аудитории. — Люди считают, что искусство требует вдохновения. Ну, так что такое вдохновение?

— Это то, что заставляет писать, — густо покраснев, нарочито самоуверенно ответила Скай.

— А если я угрозами заставлю вас писать, это тоже будет вдохновение?

— В определенном смысле.

Эзра некоторое время задумчиво смотрел на Скай, а затем решил все же действовать по своему первоначальному плану. Он предложил другим студентам определить источник вдохновения. Ответы его не удовлетворили.

Резко повернувшись, Кларк обратился к до сих пор хранившей молчание Изабель.

— Я думаю, вдохновение — это просто другое название творческой энергии, поэтому оно присутствует всегда. Надо только его разбудить.

Эзра кивнул. Он уже много лет в первый день занятий задавал студентам такой вопрос, но до сих пор лишь дважды получал правильный ответ. Оба этих студента уже прославились. Возможно, новенькая так же хороша, а может, и еще лучше.

— Пробуждение творческой энергии — это как раз то, чем мы здесь занимаемся, — сказал Эзра, обращаясь уже ко всем. — Каждый должен купить пять холстов размером три на четыре и ежедневно заполнять одно из этих полотен. Не половину холста, а целый. Не рисунком или наброском, а полностью скомпонованной и тщательно продуманной картиной. В конце недели вы предъявите их для оценки.

— Картину в день? — ужаснулся бородатый молодой человек в черном. — Это невозможно!

— Если вы действительно талантливы, то сможете, — невозмутимо ответил Эзра и хлопнул в ладоши. — В первую неделю нарисуете пять портретов одного и того же человека.

Естественно, Изабель и Скай принялись рисовать друг друга. Портреты, выполненные Скай, были технически совершенны, но не представляли собой ничего особенного. Черты лица переданы правильно, но никакой игры воображения. Картины Изабель, напротив, были прорисованы небрежно, но впечатление оставляли сильное благодаря игре цвета и красок.

Поскольку большинство студентов еще до прихода в лигу успели получить какое-то первоначальное художественное образование, поставленная перед ними задача нарисовать пять портретов одного и того же человека была пусть утомительной, однако вполне выполнимой. Задание, полученное на следующей неделе, — написать пять портретов разных людей было посложнее, но все равно не представляло особой проблемы. То же самое относилось и к ландшафтам в стиле импрессионистов, и к акварельным морским пейзажам а-ля Джон Тернер, а вот когда Кларк попросил нарисовать картины на бытовые темы, кое-кто из студентов начал роптать.

— Они отнимают слишком много времени! — пожаловалась одна девушка.

— Когда Вермеер нуждался в деньгах, он заканчивал картину за считанные часы. Так же и Рембрандт. А знаете почему? Потому что у них было очень мало постоянных клиентов. То же самое ждет и вас, друзья мои.

Он помолчал, дожидаясь, пока студенты усвоят то, что он сказал. Они молоды и верят, что рисуют ради искусства. Эзра Эдвард Кларк был, однако, реалистом и на своем собственном горьком опыте убедился, что искусство — это профессия и, как в любой профессии, хорошо оплачиваются лучшие, середняки могут как-то существовать, а на слабых никто и внимания не обращает. После исчезновения любовницы Эзры, Сони, он решил продать несколько своих работ в надежде, что сумеет собрать деньги на ее поиски. К сожалению, эти работы оказались не лучшими, и Кларк получил за них намного меньше, чем за прежние.

Пережитое привело его к выводу, что студенты должны знать коммерческую цену своих работ. Критикам это не нравилось, но Кларк считал полезным готовить студентов к реальной жизни.

— По мере роста конкуренции ваш талант тоже должен развиваться, — продолжил он. — Надо уметь делать работу быстро и хорошо — с вдохновением или без него. В противном случае за вас это сделает кто-нибудь другой.

Изабель находила занятия Кларка утомительными, но интересными. Скай ненавидела и занятия, и самого Кларка.

— Какого черта он заставляет меня писать по картине в день, если нужно еще сделать другие задания, поработать в кафе, чтобы заплатить за квартиру, и наконец, мне необходимо время, чтобы отыскать мужчину своей мечты!

— Мужчина твоей мечты подождет, — сказала Изабель и, сняв с себя униформу официантки, устало рухнула на постель.

— Ну да, тебе легко говорить, — возразила Скай. — Ты не такая богиня секса, как я, и не знаешь, что такое неудовлетворенная страсть.

Застонав, Изабель уткнулась лицом в подушку.

— У Кларка наверняка это тоже проблема, — сказала Скай.

— И как ты пришла к такому выводу?

— А ты сама посуди. Картина в день. На этой неделе такой-то стиль, на следующей — другой. Делай больше. Делай лучше. Это явный признак скрытой неудовлетворенности.

— Должно быть, ему недостает любви, — предположила Изабель. — Я слышала, что он до сих пор страдает из-за той женщины.

— Ага, из-за Сони.

— По слухам, она часто надолго уходила из дома. Может, у нее был с кем-то роман?

— Вполне возможно. Или же она проходила реабилитационный курс лечения в больнице.

— Не исключено, — поразмыслив, согласилась Изабель. — Я имею в виду — после того, что она пережила при нацистах.

— Мои родители пережили такой же ад в Аушвице.

— Какой ужас! — Изабель не могла найти слов.

— Да, ужас, — мрачно подтвердила Скай. — Пожалуй, мои старики тоже исчезли, как и Соня. Только они ушли в себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Они отказываются об этом говорить. Они воздвигли между нами стену: с одной стороны я, с другой — они.

— Один раз они это уже пережили, — возразила Изабель. — Зачем заставлять их переживать все заново?

— Затем что если они не будут напоминать миру о прошлом, — сверкнув глазами, ответила Скай, — это случится снова!

Изабель изучала одновременно три курса и работала сразу на двух работах, но тем не менее была довольна жизнью. Ей нравился Нью-Йорк с его бешеным темпом жизни и странными жителями. Ей нравился Вест-Сайд с его старыми зданиями, бутиками и винными погребками. Ей нравилась Скай с ее уникальным сочетанием показной эксцентричности и душевности. И наконец, пусть в первом семестре обучение и сводилось в основном к тесту на выживание, Изабель нравилось заниматься у Эзры Эдварда Кларка.

— Это все потому, что ты ходишь у него в любимицах, — говорила Скай, когда Изабель пыталась защищать Кларка. — А ведь он такой деспот, что к концу учебного года в его классе останемся мы двое.

Действительно, многие из тех, кто начинал заниматься у Кларка, уже бросили учебу. Наиболее терпеливые, впрочем, стали плодовитыми художниками. В их числе оказались и Изабель, и Скай.

Едва Кларк позволил им работать в своей манере, как Скай обнаружила, что теперь ей легче выполнять еженедельную норму. Глядя на своеобразную внешность девушки, можно было предположить, что ее потянет к авангарду, но она отдавала предпочтение психологическим портретам.

— А вы пессимистично настроены, мисс Штраус, — говорил Кларк. — Все ваши герои чем-то опечалены.

— Жизнь не всегда бывает веселой, мистер Кларк.

— Что ж, согласен. — Эзра выставил в ряд все пять ее портретов. — Ваша работа напоминает мне о творчестве одного из идолов моей юности, Эрнста Людвига Кирхнера. Он тоже предпочитал грубую правду красивому обману. В наши дни один из художников, Люциан Фрейд, внук Зигмунда Фрейда, тоже, кажется, разделяет ваше мнение о том, что задача художника не утешать зрителя, а шокировать его.

— Думаю, что моя задача заключается лишь в том, — возразила Скай, — чтобы писать так, как я чувствую.

Кларк пристально посмотрел на молодую женщину, и на его губах появилась одобрительная улыбка.

Если работы Скай приятно удивили Эзру, то о полотнах Изабель этого сказать было нельзя. Кларк почти с самого начала угадал в ней редкостную способность передавать свои ощущения с помощью зрительных образов. Однако, по мнению учителя, ученица за время учебы не особенно продвинулась вперед.

— Бросьте вызов природе, — говорил он. — Вы всего лишь переносите на холст то, что вас окружает, а вам надо двигаться дальше.

— Я и хотела бы, — отвечала Изабель, — но не знаю как. Эзра научил ее некоторым приемам.

— Лежа в затемненной комнате, закройте глаза и полностью расслабьтесь. Старайтесь ни о чем не думать. А когда войдете в контакт с собственной душой, пишите то, что чувствуете.

Постепенно картины Изабель становились более образными, более яркими. Однако вместо похвал она слышала от Эзры одну лишь критику.

Изабель уже стала считать, что вместе с тетей Флорой, Сибил и Мирандой переоценила свои способности и что ей никогда не достигнуть высот творчества.

А Кларк впервые осознал, что помогает рождению исключительного таланта.