«Что правда, то правда, — думала Нина, — месть сладостна». В Париже, когда она попросила Изабель дать ей эксклюзивное интервью, эта доморощенная О'Кифф отмахнулась от нее, как от назойливой мухи. Теперь она наверняка поняла, как могущественна Нина, как хитра и умна, и будет относиться к ней с должным почтением.

Просматривая в офисе Греты кассету с сегодняшней записью перед одиннадцатичасовым эфиром, Нина мысленно поздравляла себя с победой. Наконец-то справедливость восторжествовала! Она, Нина, наверху. Изабель же — на самом дне.

Правда, вечер ей все-таки подпортили. Ей стала угрожать эта девица по имени Скай.

— Я знаю, кто ты и что скрываешь, — заявила она, тряхнув своей курчавой темной гривой. — Или ты вычеркнешь Изабель де Луна из своего черного списка, или я сообщу твоим коллегам кое-какие факты твоей личной биографии!

Нина презрительно усмехнулась, вздернув нос, и небрежным взмахом руки положила конец разговору, но угрозы Скай не на шутку ее встревожили — глупо было бы их игнорировать.

Вторым неприятным моментом явилась встреча с Филиппом Мединой. Он шел к выходу, а Нина направлялась в офис Греты. Они чуть не налетели друг на друга. Нина не знала, что именно успела рассказать ему Изабель, а поскольку пройти незамеченной не представлялось возможным, она изобразила на лице улыбку. Но его ледяной взгляд мгновенно ее отрезвил. Нине оставалось только гадать, что последует за ее сегодняшним репортажем.

Сидя в такси, она постаралась выбросить эти пустяки из головы и сосредоточилась на предстоящем вечере. В предвкушении собственного триумфа она организовала у себя на квартире праздничный ужин, посвященный открытию выставки. Приехав за полчаса до прихода гостей, она торопливо проверила, все ли готово к вечеринке, включая вазы с цветами и закуски. Потом дала последние указания официантам.

После этого Нина удалилась в свою комнату, чтобы переодеться, и, окинув довольным взглядом спальню, мысленно восхитилась своим вкусом. Когда здесь жила Джоди Катлер, обстановка была под стать хозяйке — мрачная и обшарпанная. Меньше чем за полгода Нине удалось превратить эту берлогу в приличное жилье. Теперь каждый скажет, что живущая здесь леди — благородного происхождения.

Вбежав в гардеробную и раздвинув двери платяного шкафа, Нина невольно улыбнулась, вспомнив тот вечер, когда Энтони предложил ей сюда переехать. Это случилось вскоре после того, как они вернулись из Парижа. (Сладострастная, но весьма продуктивная ночь, проведенная с Коуди Джексоном, возбудила ревность Энтони. Он ждал ее в отеле, но она вернулась только под утро. И Гартвик понял, что ее мазила-неудачник кое-чего да стоил.) Итак, они с Энтони были на ее старой квартире — готовились к благотворительному вечеру. Все еще мокрый и возбужденный после их совместного душа, любовник заявил, что хочет посмотреть, как Нина вытирается. Ему нравилось наблюдать, как она прикасается к плоти, которой он только что наслаждался, и растирает тело, которое он тискал, мял и брал силой. Но ее ванная комната была слишком мала для такого шоу. Разозлившись, он подошел к платяному шкафу, в котором висело несколько его костюмов. Снял с вешалки темно-синий пиджак от Армани и хотел было бросить его на постель, как вдруг ощутил слабый цветочный аромат. Ему показалось, что в комнату вошла Нина, он даже оглянулся, но рядом никого не было. Значит, этот запах распространяет смесь из сухих лепестков или ароматическая свечка. К сожалению, он снова ошибся. Тогда Энтони поднес пиджак к носу, и его опасения подтвердились: его костюм пропах викторианскими духами-саше.

— Нет, это просто невыносимо! — воскликнул он, с грохотом захлопнул двери шкафа и вихрем влетел в ванную. — Здесь и развернуться-то негде!

Нина не только согласилась с ним, но и предложила альтернативный вариант. Джоди Катлер переехала с Шестьдесят шестой улицы сразу же после скандала, и ее бывшая квартира до сих пор пустовала. Энтони такое решение проблемы виделось единственно приемлемым, а Нина к тому же считала его справедливым. И чтобы не повторять ошибок Джоди, она, прибегнув к услугам адвоката, подписала двухгодичное соглашение на субаренду.

— Если мы вдруг поссоримся в постели, — заявила она Энтони, — я не хочу наутро просыпаться на улице.

Теперь у нее была мраморная ванная, и божественная гардеробная с зеркальными шкафами, и трюмо с канделябрами. На встроенных в стену полочках выстроилась коллекция дорогих духов, серебряных коробочек и вееров, на комоде — орхидея в серебристо-зеленом горшочке.

Обычно процесс переодевания занимал у Нины довольно много времени. Ей нравилось любоваться своей комнатой, но сегодня надо торопиться. Она быстро освежила макияж, натянула на себя черные шелковые брюки и черную шифоновую блузку и сунула ноги в туфли на высоком каблуке. На шее она застегнула жемчужное колье, которое, по ее словам, досталось ей в наследство от мамы. Посмотревшись в зеркало, она склонила голову набок и одобрительно кивнула.

Приветствуя гостей, Нина еле сдерживала свою радость. Перед ней проходили сплошь известные лица, у стойки бара, беседуя с Джулианом Рихтером, красовался ее возлюбленный Энтони Гартвик. Вокруг ее почетного гостя, Коуди Джексона, кружился рой разодетых, пышноволосых светских пчелок, обожавших молодых знаменитостей.

Нина прохаживалась среди гостей, оживленно обсуждая открытие выставки и принимая комплименты своим фамильным безделушкам с изяществом, достойным богатой наследницы. О Дюранах она теперь и не вспоминала. Они остались в прошлом — в чужом прошлом.

Единственным контактом с той жизнью (если не считать столкновений с Изабель), были для нее объявления, которые она регулярно помещала в газетах, пытаясь разыскать родившую и бросившую ее женщину.

В тот день, покидая Ла-Каса, перед отъездом в аэропорт Нина зашла в редакцию одной из наиболее читаемых в Альбукерке газет и поместила в ней первое объявление: «Найдена в мусорном баке 22 февраля 1954 года, Санта-Фе, Нью-Мексико. Мама, я все тебе простила. Пожалуйста, отзовись».

С этого момента она стала ежемесячно покупать место в колонке объявлений в самых популярных газетах одного из американских городов. Города менялись каждый месяц, но она выбирала их преимущественно в западных регионах, каждый раз помещая в газете одно и то же объявление и номер своего абонентского ящика в Нью-Йорке. Через несколько лет цикл повторялся. Список городов увеличился, объявления участились. Но она ни разу не получила ответа. И как она поступит, если получит его, Нина тоже не знала.

Энтони Гартвик с довольным видом потягивал шотландское виски и наблюдал за Ниной — она смеялась, болтала с гостями, а ее роскошное тело соблазнительным облаком плавало по комнате. При мысли о ночи любви после вечеринки ему становилось жарко. Почувствовав на себе его жадный взгляд, Нина обернулась. Он поднял свой бокал и ухмыльнулся.

Энтони неодолимо влекло к Нине Дэвис. Его восхищали не только ее длинные ноги и чувствительные груди. Он узнавал в ней себя. Окруживший свою жизнь тайной и яростно защищающий свою независимость, Энтони интуитивно чувствовал, что за внешним блеском общительной репортерши кроется одиночество, которое сторожит ее прошлое, воздвигает каменную стену вокруг ее сердца и вынуждает ее не доверять никому, кроме себя самой.

Еще одна общая черта — их любовь к игре, к риску. И Энтони, и Нине нравилось бороться и побеждать. Она была такой же неутомимой и безжалостной, как и он. Сегодня вечером, наблюдая за ее поединком с Изабель де Луна, он вдоволь повеселился, особенно когда заметил в толпе Филиппа Медину. Энтони Медина никогда не нравился. С первой же встречи они стали соперниками и включились в игру под названием «Кто лучше». К немалой досаде Энтони, Филипп выиграл гораздо больше раундов, чем проиграл.

По сравнению с «Сиско комьюникейшнз» «Гартвик-хаус» выглядел финансовым пигмеем. Художественная коллекция Гартвика и в подметки не годилась собранию Медины. Сеть компаньонов Филиппа по численности значительно превосходила партнеров Энтони. Впрочем, Гартвик с удовлетворением отмечал, что по части женщин он далеко обогнал Филиппа Медину.

Им не раз случалось ухаживать за одной и той же прелестницей. И каждый раз Энтони выигрывал соперничество. То же самое и с Ниной. Он видел, что Медина увивался вокруг нее на свадьбе своего отца; волочился он за ней или нет, Энтони не знал, да и какая разница? В конечном итоге Медина проиграл. Но Изабель де Луна вряд ли можно назвать утешительным призом. Было бы неплохо познакомиться с ней поближе, неожиданно для себя решил Гартвик. Это пригодится ему в той игре, которую он ведет с Ниной и Филиппом.

— Расскажи-ка мне об Изабель де Луна, — попросил он Рихтера.

— Полагаю, во мне говорит любопытство издателя. Меня всегда интересовали биографические подробности любимцев публики.

— Сомневаюсь, что после сегодняшней выставки тебе удастся привлечь внимание своих читателей к биографии некогда знаменитой Изабель де Луна. — Рот Джулиана скривила злорадная ухмылка.

Гартвик бросился защищать Изабель:

— Мне кажется, ты недооцениваешь ее талант, Рихтер, и переоцениваешь реакцию публики. Твой роман с мисс де Луна завершился весьма неудачно, поэтому вполне понятно, что сегодняшнее шоу для тебя что-то вроде реванша. Но не забывай, что для всех остальных поражение де Луна — всего лишь еще одна художественная выставка.

Что до Коуди Джексона, то сегодня пробил его звездный час. Проданы последние две картины — одну купил Энтони Гартвик, а другую — владелец «Сиско комьюникейшнз» Филипп Медина. Оба приобрели его работы за баснословную цену. Меньше чем через час интервью с ним появятся во всех телевизионных новостях. Утренние газеты разнесут по стране весть о его успехе и его связи с Изабель. Его согласилась выставлять Грета Рид. Он пьет шампанское «Вдова Клико», ест треугольные тосты с черной белужьей икрой, чокается с теми, у кого еще вчера мечтал бы попросить автограф, и смеется над шутками, которых не понимает.

Заметив, что Нина направилась на кухню, он последовал за ней и остановил ее в фойе. Шампанское вскружило ему голову и стимулировало остальные рефлексы. Опершись руками о стену по обе стороны от Нины, он склонился над ней и ухмыльнулся:

— Ты классная, Нина. Когда все уйдут, я продемонстрирую, как сильно тебе благодарен.

Нина уперлась ладонями ему в грудь и оттолкнула его от себя.

— Давай-ка проясним ситуацию, Джексон. Наша парижская встреча — всего лишь временное помрачение ума. Советую тебе забыть ту ночь и никому о ней не рассказывать. Ты меня понял?

Коуди оторопел. Хмель с него как рукой сняло.

— Кажется, да.

— Никаких «кажется». Я хочу, чтобы ты четко себе уяснил: я помогла тебе получить то, о чем ты мечтал. Ты мой должник и отплатишь мне молчанием.

Не хватало еще, чтобы этот зануда ковбой распустил язык. Энтони будет в ярости, но это еще что! До настоящего момента в глазах общественности она совершенно непричастна к этому злосчастному шоу, если не считать интервью. Грета подписала документ о неразглашении, и Нина жалела, что не догадалась потребовать того же от Джексона.

Итак, либо он ей подчинится, либо она развенчает его так же быстро, как и вознесла к славе.

Коуди смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью кухни, и удивлялся, почему у него так гадко на душе.

— Ах ты, старая ведьма! — прошипел Джулиан, втолкнув Грету в спальню Нины для беседы один на один.

— Я тоже люблю тебя, дорогой.

— Зачем ты сказала Изабель, что мы женаты?

Пальцы Греты теребили золотой браслет на запястье правой руки. Джулиан в ярости схватил ее за локоть, и взгляд его случайно упал на кольцо у нее на пальце.

— Почему ты до сих пор его не сняла?

— А зачем? — промолвила она, вырвав у него руку. — Прелестное колечко. — Она полюбовалась кольцом и вновь обернулась к Джулиану. — Это смущает твоих возлюбленных? Потому-то ты не носишь своего?

Джулиан злобно усмехнулся. Когда-то Грета уважала его, но теперь в ее тоне слышалось только презрение.

— Я требую развода.

— О'кей. — По ее губам медленно проползла ядовитая ухмылка. — Я великодушно оставлю тебе квартиру, хотя она записана на мое имя, а вот долги придется выплатить. — На лице Джулиана против его воли изобразился панический ужас. — Не можешь отдать наличными — я заберу у тебя галерею вместе с твоими художниками.

— Ради всего святого, Грета! Я даром отдал тебе «Голубую луну» Изабель и предложил все остальные картины из этой серии, — прошипел Джулиан, закипая от гнева. — Почему ты никак не успокоишься? Доход от продажи «Голубой луны» покроет все мои долги.

Она покачала головой:

— Во-первых, общая сумма твоей задолженности составляет несколько миллионов долларов. Во-вторых, Изабель наверняка потребует от тебя расторгнуть контракт. Пока идет тяжба, я не стану продавать ее работы. И в-третьих, Джулиан, ты мне должен не только деньги.

— Чего же тебе еще от меня надо?

— Крови, — спокойно ответила Грета. — Твоей крови. Он ударил кулаком по столу.

— Зачем ты это делаешь? Зачем обвиняешь меня в преступлении, которого я не совершал?

— О каком преступлении ты говоришь, Джулиан? О связи с моей сестрой, которую можно рассматривать как супружескую неверность? Или об убийстве, причастность к которому ты так горячо отрицаешь?

— Она покончила жизнь самоубийством.

— Ей было семнадцать лет, Джулиан. Девочка и понятия не имела, что означает соблазн. Ты завлек ее в постель, чтобы вырасти в собственных глазах. Но ты не только спал с ней. Ты снова и снова повторял, что любишь ее, пока она тоже не поверила в эту сказку. А когда она тебе наскучила, ты выбросил ее, как грязную тряпку. Она умоляла тебя вернуться, была в отчаянии, и все это видели. Но вместо того чтобы проявить хоть каплю сострадания, ты посмеялся над ней. Она повесилась, и ты в ответе за ее смерть.

— Я ничего не сделал! — взвизгнул Джулиан, трясясь от страха.

Грета чуяла его звериный, животный страх. Сверкая глазами, она медленно прошлась вокруг него.

— Можешь все отрицать, но мы оба знаем, чего ты заслуживаешь.

— С каких это пор ты стала верховным судьей?

— С тех пор как решила, что в моей власти восстановить справедливость. — Она окинула его насмешливым взглядом. — Забавно, но ты сам помог мне расставить сети. Другой на твоем месте удивился бы, почему жена не живет с ним и не требует развода; почему женщина, которая его ненавидит, продолжает одалживать ему крупные суммы. Но ты был таким самонадеянным и алчным, что сам полез в западню. Ты просил денег, я тебе их давала. Снова и снова, пока ты не задолжал мне огромную сумму, которую вряд ли способен выплатить.

Она рассмеялась, но теперь в ее смехе звучало торжество: наконец-то она ему отомстила!

— Поскольку картины Изабель — твой главный капитал, я подожду, пока она не расторгнет ваш контракт. А затем подам на развод. — И с нескрываемым злорадством продолжала: — Все газетенки будут мусолить эту историю. Наш с тобой брак и романы на стороне будут рассматриваться под микроскопом, включая и твою связь с моей бедной сестрой. А самое главное, все твои грязные махинации и сомнительные сделки выплывут наружу. Отныне с тобой не захочет иметь дела ни один художник, ни один коллекционер!

Грета облизнула губы, словно пробуя на вкус этот сладостный момент.

— К тому времени, Джулиан, я заберу все твои деньги, уничтожу твой бизнес и опорочу твое имя. Вот так, мой дорогой! Надеюсь, у тебя найдется обрывок веревки, чтобы повеситься!

* * *

В кабинете Нины столпились желающие разделить с ней ее триумф. Сегодня в галерее она видела Джеффа Гринфилда и сразу поняла, что скандал с де Луна станет главным в его репортаже. Что ж, видеомагнитофон включен и готов к записи.

Вот и вводная фраза. Сердце Нины отчаянно заколотилось, во рту пересохло. Ощущение такое, словно стоишь над пропастью. Один неверный шаг — и вместо успеха и славы тебя ждут поражение и позор.

Камера показала крупным планом лицо Нины, пока она предваряла интервью соответствующими пояснениями. «Так, лицо вышло хорошо. Только чересчур бледное. Надо было нарумяниться». На экране появилась Изабель. Средний план. Палач и жертва смотрят друг на друга. Вопрос следует за вопросом. Изабель молчит. Молчат и зрители в галерее, да и в кабинете повисла напряженная тишина. Нина внутренне сжалась. Наблюдать со стороны свои жестокие нападки на человека вовсе не так приятно, как ей поначалу казалось. В тот момент она ощущала себя сильной, смелой, справедливой. Теперь все это смотрится по-другому. Надо было умерить пыл и дать Изабель возможность ответить. Но Нине не терпелось начать свой крестовый поход против де Луна. А что в результате? Она ведет себя как задиристая уличная собачонка.

Когда интервью закончилось, никто не стал аплодировать. Никто не поздравил ее с успехом. Вместо этого все куда-то заторопились — кто в дамскую комнату, кто к бару. Спустя несколько минут в кабинете остались только сама Нина и Клайв Фроммер.

— Топорная работа, — изрек он. — Странно, что платье твое не забрызгано кровью бедняжки.

— Именно так многие и восприняли мой репортаж, — парировала она. — А я считаю, что это тщательно спланированное, содержательное интервью.

— Содержательное, провалиться мне на месте! — Он вперил в нее проницательный взгляд. — Не знаю, чем тебе так досадила Изабель де Луна, но последний репортаж иначе как местью и не назовешь.

— Клайв, дорогуша, у всех свои методы. Мой стиль несколько жестче твоего, вот и все.

— Это сказано в порядке самообороны или же намек на то, что от моих статей веет скукой? — Он криво усмехнулся. Клайв был постоянным ведущим утреннего ток-шоу и ночных новостей. Статьи Клайва печатались в двух популярных нью-йоркских газетах, а число его читателей не уступало ее аудитории. Оба прекрасно понимали, что скукой тут и не пахло.

— Я не собираюсь оправдываться.

Глаза его угрожающе потемнели. Когда-то они светились дружелюбием, но теперь…

— Берегись, Нина. Настанет день, и этот нож, которым ты владеешь так виртуозно, вонзится тебе в спину. От себя добавлю, — промолвил он, протягивая ей бокал шампанского, — ты это заслужила!

Энтони лежал рядом с Ниной, утомленный и пресыщенный. Сегодня вечером он вел себя как настоящий дикарь: набросился на нее, чуть только они остались вдвоем. Взял ее прямо на полу гостиной, не заботясь о том, что жесткий ворс царапает ей обнаженную спину, и навалился на нее всем телом, толкаясь в нее с такой силой и яростью, как будто хотел разорвать ее на части.

Обессилев после его вспышки, она собралась было улечься в постель, но он дал ей понять, что еще не закончил вечер сладостных утех. Взяв с собой в душ бутылку виски, он пил прямо из горлышка, пока Нина его удовлетворяла. Сам же он и не пытался доставить ей удовольствие. Вряд ли это можно было назвать взаимным наслаждением. Это более походило на секс-обслуживание — акт расплаты за его финансовую щедрость. Нина убеждала себя, что у нее есть выбор, что ей приятно ублажать его так, как он того хочет, что так он тоже отдает ей себя.

Позже, лежа в темноте рядом с ним, Нина спрашивала себя: в чем смысл их отношений? Внешне все выглядит вполне понятно. В ее глазах Энтони неотразим, он тоже считает Нину чертовски привлекательной. Его манера заниматься сексом отдает жестокостью и грубостью, но ведь ей никогда не нравились пассивные, нежные любовники. И она, и Энтони много читают, в дождливые воскресные вечера любят ходить в кино, предпочитают обедать в четырехзвездочных ресторанах Нью-Йорка, обожают политические дебаты. Энтони отлично танцует. Танец доставлял им обоим чувственное наслаждение, и посещение танц-клуба вскоре вошло у нее в привычку.

А что, если они с ним решат вступить в законный брак? Впрочем, Энтони, как и Нина, не больно-то распространялся о своих корнях. Он был единственным ребенком в семье, обожал мать и ненавидел отца. Родители его умерли, когда он был еще маленьким. Энтони воспитывали преподаватели частного пансиона, бабушка и глава семейного клана, дед Олстон Гартвик (весьма неприятный человек, ныне покойный). По словам Энтони, родных у него не осталось.

Казалось бы, Нине радоваться надо. Такой жених — подарок судьбы. Но отсутствие у него богатой родословной разочаровало ее.

«Ну и что с того?» — вдруг подумала она, глядя на спящего Энтони. С ним она обретет высокий общественный статус и положение. Станет миссис Энтони Гартвик. Так при чем здесь его семья, если она сама в состоянии создать династию?

На следующее утро Нина прибыла в «Дейли» около одиннадцати. Шагая к своему офису, она весело принимала поздравления тех, кто видел вчера ее интервью и с нетерпением ждал ее статью — очередную сагу об Изабель де Луна.

Все еще улыбаясь, она оглядела свой рабочий стол. В одной стопке — телеграммы, в другой — телефонные сообщения. Букет цветов от операторов. Но тут она заметила небольшой конвертик, приклеенный скотчем к компьютеру, и улыбка ее померкла. В конверте находилось письмо, подписанное Филиппом Мединой. Смысл его сводился к короткой фразе: «Вы уволены».

К часу дня, после того как она освободила свой стол и офис в «Дейли», ее вышвырнули и из Эй-би-си. И все благодаря Филиппу Медине. И Изабель.