Барселона

1987 год

Изабель старалась быть выше той шумихи, которую вызвало шоу Греты Рид, но в конце концов смирилась с реальностью: до тех пор, пока публика не утолит потребность в сплетнях по поводу ее персоны, от домогательств прессы ей не избавиться. Настроение у нее было отвратительное. Приближалось Рождество, но грядущий праздник ее не радовал; она чувствовала себя преданной теми, кому бесконечно доверяла. Коуди, Нина, Джулиан, Филипп — с мужчинами у нее были интимные отношения, с Ниной когда-то связывала теснейшая дружба. Каждый из них имел беспрепятственный доступ к ее душе. И теперь по каким-то непонятным причинам эта близость обернулась против нее.

Сначала она забаррикадировалась у себя в квартире, затем одинокая, напуганная, остро ощущая потребность в родном человеке, перебралась в квартиру Скай. Вскоре, впрочем, стало ясно, что она лишь сменила одну клетку на другую.

— Я понимаю твое желание убраться отсюда, — отозвалась Скай, внимательно выслушав Изабель. — Почему бы тебе не поехать в Санта-Фе со мной и Сэмом? Возьмешь с собой краски. Миранда и Луис убьют каждого, кто попробует к тебе подойти. Поехали, Из. Праздники же! Тебе нечего делать в Нью-Йорке. Только туристы проводят Рождество в городе.

— Я не собираюсь оставаться в Нью-Йорке. Я поеду в Барселону.

— Отлично! — воскликнула Скай, хотя в глубине души расстроилась. — Флора и Алехандро будут в восторге!

— Я наняла адвоката, чтобы расторгнуть контракт с Джулианом, — продолжила Изабель. — Тяжба, возможно, будет просто отвратительной.

— Пожалуй, — сказала Скай, которая знала, сколь злопамятен Джулиан Рихтер.

— Понимаю, но это уже не важно. До тех пор пока я не избавлюсь от него, у меня нет возможности продавать работы, а значит, я не в состоянии зарабатывать себе на жизнь. Он загнал меня в угол. — Скай тяжело вздохнула. — Кроме того, — продолжила Изабель, — мне нужно на какое-то время сменить обстановку и побыть одной.

— Я понимаю, тебе очень горестно, Изабель. Но бежать от жизни и прятаться — не лучшее средство против боли.

— Я ни от чего не бегу. Скорее напротив, бегу чему-то навстречу, — сказала она. — В последнее время моя творческая энергия пошла на убыль. Такое ощущение, что моя муза устала и обессилела. Я сама себя не узнаю. Редко смеюсь. Мне трудно сидеть взаперти и еще труднее куда-нибудь выйти. Я не могу общаться с людьми и схожу с ума от одиночества. — Изабель горько усмехнулась, пожала плечами и безвольно опустила руки на колени. — Первые свои годы я провела на холмах Кампинаса. Там, глубоко в земле, мои корни, и, несмотря на тот кошмар, из-за которого я приехала сюда, именно эти корни меня держат. В Кастель с тетей Флорой я чувствую себя в безопасности. Я люблю тебя, Скай, люблю Миранду и Луиса. Знаю, что вы всегда готовы и защитить меня и помочь, но сейчас мне будет спокойно только там.

* * *

Несмотря на все усилия тети Флоры, Изабель мало ела, еще меньше спала, ни с кем не хотела ни встречаться, ни говорить. А уж с Филиппом тем более. Однако с Флорой Изабель разоткровенничалась, ей хотелось излить тетке свою душу. И чем больше они говорили о том, что произошло, об отношениях Изабель с Коуди, Джулианом и Филиппом, тем больше Флора узнавала в ней себя.

Изабель разочаровывала мужчин так же, как обычно мужчины разочаровывают женщин: она к себе никого не подпускала, никому не позволяла полностью завладеть ее душой; она отдавала многое, но самым сокровенным не делилась. Впрочем, Флора считала это нормальным, ибо только так следует противостоять извечному мужскому требованию: женщина должна принести себя в жертву. Наконец Алехандро стал уважать ее право на самостоятельность и признал справедливым ее желание любить его, не становясь при этом рабыней. Увидев Филиппа, Флора определила в нем человека, способного на такое же отношение к женщине.

— Я говорила с ним. Ты разбила ему сердце, Изабель. Он любит тебя, разве ты не видишь?

— Мне все равно.

Изабель задумалась. Она не видела смысла в разговоре о Филиппе, потому что не представляла их совместного будущего. Их тянуло друг к другу и в то же время отталкивало: оба признавали взаимное физическое влечение, но никто из них не осмелился прямо заявить о своих чувствах, сделав первый шаг навстречу другому.

— Сейчас вопрос не в том, безразличен он мне или нет, — подвела она итог. — Прежде чем разбираться с Филиппом Мединой, я должна примириться с Изабель де Луна.

Флора готова была оспорить это утверждение, но воздержалась.

Прошло полгода. Тетка ничем не могла помочь Изабель, ей оставалось только молча сидеть и смотреть, как племянница теряет всякую надежду сбросить с себя тяжкий груз депрессии. За свои восемьдесят шесть лет Флора несколько раз переживала подобные кризисы и знала, что боль порождает новое понимание, страдания приносят опыт.

Почувствовав, что племянница вот-вот скатится в пропасть отчаяния, тетка объяснила, что жизнь похожа на горы, в которых прошло ее детство: можно подняться на самую вершину, но оттуда путь один — вниз. И единственная альтернатива — сделать рывок и попробовать взобраться еще выше.

Незаметно весну сменило лето, и Изабель начала постепенно возрождаться. Процесс очищения проходил мучительно и трудно, но она вдруг ощутила потребность вернуться к работе. Отказавшись от автомобиля и лошади, она в поисках натуры ездила по окрестностям на велосипеде и каждый день возвращалась домой с папкой, полной карандашных набросков, ни один из которых не устраивал ее в качестве основы для серьезной работы. Когда от Реев — давних знакомых Флоры — пришло приглашение провести несколько дней на их вилле Котэ д'Азур, это показалось ей спасительным знаком свыше.

Ренальдо и София Рей, состояние которых выросло вдесятеро во время постфранкистского строительного бума, считали Барселону своей базой, что не мешало им проводить горнолыжный сезон в шале в Цюрихе, а лето — на вилле в Хуан-лес-Пинс. Их огромный дом в испанском колониальном стиле стоял на холме, откуда открывался прекрасный вид на бухту Ангелов — полоску моря между Ниццей и Каннами.

Центральное место на вилле занимала двухэтажная постройка со стеклянной крышей, в которой имелся внутренний дворик и которая использовалась как гостиная. От нее лучами расходились просторные комнаты, роскошно и со вкусом меблированные, переполненные произведениями искусства восемнадцатого-девятнадцатого веков, а также и работами современников — молодых испанских живописцев. Здесь же висели полотна из серии «Ода Эос», которые Изабель подарила хозяевам дома.

Под студию ей предоставили пустующий гараж.

Каждое утро она просыпалась на рассвете и выходила на балкон полюбоваться обновлением природы. Затем, после занятия йогой на лужайке, направлялась в гараж и работала там до самого вечера, стараясь выразить свое недавнее психологическое состояние серией насыщенных цветом полотен.

Иногда ее тянуло на балкон среди ночи. От черного как смоль неба веяло покоем. Стройные пальмы покачивались от легкого морского бриза, шорох их листьев напоминал тихий шепот влюбленных.

Как-то вечером Изабель сидела на балконе, закутавшись в халат, и любовалась далекими грозовыми всполохами у горизонта. Там бушевал шторм. Иногда и сюда долетали резкие порывы ветра, и в воздухе ощущалась тревога, но дождя на побережье не было. Изабель всмотрелась в ночную темень, но различила лишь смутные тени. Все было как в тумане, ничто не воспринималось отчетливо, кроме того ощущения, что когда-то давным-давно она уже была свидетельницей этой драмы, но финала, к сожалению, не видела.

Каждый год Реи устраивали праздничную вечеринку, приглашали родню, соседей, друзей из Испании и других стран, и кроме того — деловых партнеров из Штатов. Изабель с Флорой поняли, что им не избежать участия в таком событии, и присоединились к хозяевам заранее, с нетерпением ожидая начала праздника.

К заходу солнца гости прибыли: на яхтах, бросивших якорь в порту; на «роллс-ройсах» и «мерседесах» с личными шоферами; на такси, взятых у отелей по всей Ривьере. Изысканные, разодетые в шифон и тончайшие шелка дамы с аксессуарами от Кристиана Лакруа украсили лужайку всеми цветами радуги. Мужчины представляли собой вариации на заданную тему: белые брюки, шелковые рубашки с открытым воротом, легкий пиджак, иногда жокейская кепка, реже галстук, волосы тщательно набриолинены, ногти ухожены, кожа загорелая, блестящая.

После того как Изабель познакомилась с несколькими десятками человек, они с Флорой оказались у бассейна в окружении старых приятелей Мартина — Франсуа Леверра и его жены Эунис.

— Я разделяю страсть Ренальдо к автомобилям, — сказал Франсуа, словно оправдывая таким образом свое здесь присутствие.

— Вы познакомились с моим отцом таким образом? — спросила Изабель. — Продали ему автомобиль?

— Нет. — Франсуа, казалось, хотел что-то сказать, но удержался, перехватив взгляд жены. — Мой отец торговал мануфактурой на юге Франции. Большую часть тканей он покупал у «Дрэгон текстайлз», поэтому познакомился с сестрами Пуйоль. Когда ваш отец собирался поступать в университет, Флора отправила его в Экс-эн-Прованс. Он жил у нас в семье несколько лет. — В его взгляде отразилась тоска. — Он был моим лучшим другом.

Изабель редко встречалась с людьми, которые знали ее отца еще до знакомства с Альтеей. Она готова была весь вечер слушать воспоминания Эунис и Франсуа о молодом Мартине де Луна.

— На самом деле это мой отец привил Мартину страсть к классическим автомобилям, — продолжал Франсуа. — Одно время у отца была великолепная коллекция.

— И что с ней стало?

— Вторая мировая война, — отозвался Франсуа, но Изабель почему-то почувствовала себя неловко. Заметив, что она в замешательстве, собеседник дружелюбно похлопал ее по руке. — Когда пришли немцы, отец подкупил некоторых офицеров, предоставив им бесценные модели из своей коллекции для передвижения по городу. — Франсуа погрустнел, погрузившись в воспоминания. — Он думал, что таким образом защитит нас. К тому времени мы остались единственными евреями, которым удалось выжить в Эксе. Мои родители уговаривали вашего отца вернуться в Барселону, но он отказался.

— Догадываюсь почему, — мягко улыбнулась Изабель, стараясь ободрить француза.

— В конце концов нам пришлось покинуть свой дом и спрятаться в подвале отцовской фабрики. Вернувшись однажды после очередной вылазки в город, мы с Мартином обнаружили, что моих родителей нет. Окна были разбиты, повсюду кровь, в том числе и там, где они спали. Я собирался продолжить поиски, облазить все здания в Эксе, а если все будет безрезультатно, то отправиться по следу родителей в Германию. Мартин старался убедить меня в бессмысленности моей затеи: раз немцы пришли за моими родителями, то значит, вскоре вернутся за мной. — Франсуа тяжело вздохнул. — Мы уехали из Экса той же ночью, направляясь к западу по сельским дорогам на «мерседесе» двадцать третьего года модели «К». — Он усмехнулся, признавая, как глупо было надеяться скрыться на коллекционной модели автомобиля, которая, естественно, привлекает к себе повышенное внимание.

— И куда вы отправились? — спросила потрясенная до глубины души Изабель.

— В Барселону. — Франсуа снова рассмеялся. — Затея была рискованной, но Мартин действительно верил в успех и настаивал на том, чтобы ехать ночами, без остановок. Днем мы тщательно прятали машину в лесах, заброшенных амбарах, в каких-то тупиках — где угодно. Я стоял на страже, а Мартин отправлялся за съестным. В Монтпеллье я постарался разыскать кое-кого из родственников и друзей. Их дома были пусты, а имена прочно стерты из памяти соседей и знакомых. Все это подводило нас к пониманию того, какая судьба постигла моих родителей. Тогда Мартин решил пробираться к границе.

— Но это было слишком опасно! Вас разыскивали. А что, если бы вас схватили? — Изабель невольно поежилась.

Оказалось, Франсуа потом на протяжении нескольких лет мучился ночными кошмарами.

— Я неплохо разбирался в машинах, поэтому переделал кузов модели «К»: соорудил уютное местечко между задним сиденьем и багажником. Там было неудобно, и на ухабах подбрасывало, и через час все тело ломило от ушибов. Дышать выхлопными газами порой становилось невыносимо, и я задавался вопросом, что разорвется скорее — мой мочевой пузырь или легкие. Впрочем, тогда это было несущественно. Ведь мои мучения ни в какое сравнение не шли с теми страданиями, какие выпали на долю моих родителей.

— Вас останавливали?

— Дважды — в Нарбонне и в Сигане. И оба раза нас спасал прекрасный немецкий Мартина. Он показывал немцам старые бумаги, которые мы нашли в отцовском гараже, и говорил, что перегоняет машину по приказу офицера из Экса. После того как немцы, удовлетворенные осмотром, закрывали багажник, мы оба вздыхали с облегчением.

Мы направлялись в Прейдс, маленькую коммуну неподалеку от испанской границы, где находили приют беженцы из Каталонии. И вот мы почти у цели, но тут дорога разветвлялась. Здесь лучшим средством передвижения был бы мул, но Мартин не сомневался, что густые кущи обеспечат нам необходимую защиту, а трудная дорога — отсутствие встречного транспорта. Через несколько часов мы достигли пика горы. Обследовав окрестности и убедившись в том, что поблизости никого нет, Мартин выпустил меня из ящика. Ноги у меня затекли, я не мог ступить и шагу.

Франсуа поморщился, словно это ощущение до сих пор не покидало его.

— Мартин отправился на разведку, а я сел возле машины и стал с наслаждением вдыхать свежий воздух. — Лицо Франсуа вдруг ожесточилось, он невольно сжал кулаки. — Они оказались рядом со мной в считанные секунды. Я почувствовал, что в плечо мне уперся ружейный ствол, а в затылок жарко и тяжело дышит немецкий солдат. Это были те двое, которые остановили нас в Сигане. Они связали меня и били до тех пор, пока я не потерял сознание, а затем оттащили на расстояние десяти футов от модели «К». Один из них не отводил ружья от моего виска. Другой залез в машину. В этот момент вернулся Мартин и обезоружил моего охранника. Тем временем машина завелась. Немец смеялся от радости и выкрикивал антисемитские лозунги, угрожая проехаться на таком шикарном «мерседесе» по мне. Мартин выстрелил. Пуля попала немцу в затылок. Машину развернуло, переднее колесо зацепило мою ногу, после чего модель «К» сорвалась в пропасть.

Франсуа смотрел вдаль невидящим взглядом. Он был бледен, с трудом дышал, видимо, вернулся в прошлое. Изабель сочувственно обняла его за плечи.

— А что случилось со вторым солдатом?

— Он умер. Мартин перерезал ему глотку.

Изабель остолбенела. Она вдруг почувствовала, что голова у нее пошла кругом. В ушах звенело, казалось, еще немного, и она не выдержит такого напряжения. Франсуа постарался утешить ее.

— Ваш отец спас мне жизнь, Изабель. Он исполнял свой долг.

Изабель молча кивнула, после чего обернулась к Флоре:

— Ты никогда ничего мне не говорила. Почему?

— Я решила, что в сложившихся обстоятельствах так будет лучше, — ответила Флора прямо.

Прежде чем Изабель успела что-либо ответить, к ним подошла София Рей в сопровождении Хавьера и Эстрельи Мурильо, Пако Барбы и незнакомой темноволосой женщины. Изабель, мысли которой пришли в полный беспорядок, хотела было извиниться и уйти, но куда там!

— Представляете, как я была удивлена, когда увидела ваших бабушку с дедушкой? — спросила София с деланной радостью. Как старая подруга Флоры, она прекрасно знала чету Мурильо, поэтому старалась с честью выйти из неудобной ситуации. — Хавьер и Эстрелья гостят на яхте, принадлежащей моей племяннице и ее мужу, Пако Барбе.

Пробормотав, что мир тесен, София извинилась и оставила всех в полном замешательстве.

Внучка не ответила на приветствие бабушки, и та обратилась к Хавьеру, ища его поддержки.

— Мы уже не молоды, — сказал он, обращаясь только к Изабель. — У нас нет сил хранить в сердце давние обиды. — Глаза его слезились, кожа сморщилась от старости. — Мы одной крови, Изабель. Стоит ли сохранять вражду до конца дней?

В голове Изабель крутились десятки ответов, но ни один она не сочла подходящим. Если бы Флора легонько не подтолкнула ее, она отказалась бы пожать протянутую руку Хавьера — иногда некоторые ни к чему не обязывающие жесты даются с большим трудом.

Пако, которого ничуть не смутило замешательство Изабель, представил свою жену.

Изабель вежливо кивнула и, представив Леверров, замолчала.

Пако, поняв, что ситуацию спасти невозможно, что-то бессвязно пробормотал, взял жену под руку и ушел искать более расположенную к общению компанию.

Изабель хотелось бы, чтобы чета Мурильо ушла вместе с Барбами, но те остались. К ним подошли и другие гости. По непонятным ей самой причинам Изабель не стала возражать, когда чета Мурильо принялась представлять свою знаменитую внучку всем подряд.

Странно, что все они так восхищались ее работами, в том числе и «Закатом в Барселоне», который висит на мальоркской вилле Филиппа. Но вот Леверры откланялись, и Флора вышла вместе с ними, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Через несколько минут Хавьер стал ожесточенно спорить со старым приятелем по поводу пестицидов, которые отравляют конский корм. Оказавшись наедине друг с другом, женщины погрузились в неловкое молчание. Эстрелья, подавленная возрастом и временем, была смущена успехом Изабель и эмоционально подавлена ее сходством с Альтеей.

— Ты такая же красавица, как твоя мать, — выдохнула она осторожно. — А вот талантом ты ее, несомненно, превзошла. Она могла бы гордиться тобой, Изабель.

Изабель хотела надерзить Эстрелье, но подавила свой гнев и, глядя на бабушку, выдавила:

— Спасибо.

— Мне бы хотелось думать, что между нами возможны теплые отношения, — ободрилась Эстрелья. — Когда ты родилась и в течение нескольких следующих лет, Альтея просила, чтобы я пришла посмотреть на тебя, почувствовала себя бабушкой. Но увы, мне потребовались десятилетия, чтобы признать свою ошибку.

— Вы ошибались и насчет моего отца, — ответила Изабель. — Моя мать любила его, и он сделал ее счастливой. Вы придерживаетесь другого мнения, но он был прекрасным мужем и отцом. — Она замолчала, ожидая возражений со стороны Эстрельи, но их не последовало. — Он не убивал ее, сеньора Мурильо. Что касается вас, то я не могу общаться с вами до тех пор, покуда вы поддерживаете отношения с человеком, который отнял жизнь моей матери.

Эстрелья кивнула, словно ждала такого поворота разговора.

— Той ночью Пако был с нами. Это правда. Изабель покачала головой. Она была свидетельницей того гнева, который завладел им в тот злосчастный день.

Она до сих пор ощущала жар этого гнева. Алехандро предположил тогда, что Мурильо откупился от полиции. Изабель до сих пор верила в это.

Эстрелья восприняла реакцию Изабель по-своему и продолжила:

— Я хочу, чтобы ты поверила мне, что Пако также не виноват. Я способна на многое, Изабель, но покрывать убийцу своей дочери? Это уж слишком!

— Кто же, по-вашему, это сделал?

— Тот, кого Альтея знала, а мы нет. — Эстрелья потупила взор, плечи ее поникли, словно на них легла вся тяжесть мира. — Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, кто это сделал. Хотя, если быть честной, я не уверена, что спустя столько лет это так уж важно.

Эстрелья, наверное, была права в том, что убийство так и не раскроют, но ввиду своего преклонного возраста кое в чем она ошибалась: для Изабель по-прежнему было важно выяснить истину. И теперь важнее, чем прежде.

После разговора с Эстрельей Изабель отправилась на поиски тети Флоры, но тут ее подхватила под руку София и, стремясь компенсировать доставленное неудобство, потащила знакомить со своими лучшими друзьями.

— Он один из самых знаменитых в мире коллекционеров, а она… одна из самых выдающихся транжирок, — смеясь, добавила она, представляя Изабель Нельсону и Пилар Медина.

Нельсон в восхищении приподнял брови, оглядывая гостью Софии.

— Я давно знаком с вашей тетей, — сказал он, расплываясь в мальчишеской улыбке, как Филипп.

— Жаль, что она плохо себя чувствовала и не смогла присутствовать на нашей свадьбе, — посетовала Пилар, беря Нельсона под руку.

— Она тоже сожалела об этом.

— Наша свадьба состоялась на Мальорке на вилле моего сына, где висит ваша картина. Я имею в виду «Закат в Барселоне».

Изабель кивнула, вспоминая эту свою работу, но без всякой связи с Филиппом.

— Вы чрезвычайно талантливы, сеньора де Луна.

— Спасибо. Мне льстит похвала из уст такого известного коллекционера. Скажите, вы покупаете картины, основываясь на внутреннем чутье или на знаниях особенностей периода и мастерства художника? — спросила Изабель, по опыту зная, что коллекционеры действуют по-разному.

— На знаниях, — ответил он и замялся на мгновение, чтобы доходчиво объяснить, что он имеет в виду. — Мне нравится энергичная цветовая гамма и экспрессия современной живописи, но собирательство полотен старых мастеров для меня — способ продолжить образование. Контекст! Вот ключ к пониманию искусства.

Изабель восхитило такое сходство отца с сыном: страстность, энергия, тяга к качественным вещам, разумный выбор картин.

— Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с Филиппом, — вдруг воодушевленно вымолвил Нельсон.

— Мы уже знакомы.

— Вот как? — удивилась Пилар. Она решила снова включиться в разговор. — И где же вы познакомились?

— В галерее Рихтера. Он был на нескольких моих выставках.

— Если он не пробовал ухаживать за вами, значит, он круглый идиот, — рассмеялся Нельсон несколько громче, чем следовало, и лукаво погрозил пальцем Изабель. — Будьте с ним настороже. Он такой же ловелас, как и его старый отец. Пожалуй, даже опаснее.

— Я не уверена, что Филипп в состоянии разглядеть настоящую женщину, даже если она уставится на него, — вдруг заявила Пилар.

— Моя жена не очень-то жалует сына, — пояснил Нельсон.

— Слишком уж большое значение в своей жизни он придает конкуренции, — ответила Пилар, обращаясь скорее к мужу.

— Нельзя не придавать значения конкуренции, особенно в бизнесе. Посмотри, каких успехов добился Филипп. Теперь он двигает вперед кабельную промышленность, скупая сети одну за другой. — Нельсон улыбнулся и тряхнул головой, явно гордясь достижениями сына. — Я капитан в этом деле, а Филипп — настоящий гигант!

Интересно, слышал ли Филипп когда-нибудь такие похвалы из уст отца? — подумала Изабель. Вряд ли, если верить Филиппу.

Через несколько минут, когда Нельсон отвлекся, чтобы взять себе еще выпивки, Пилар, как ребенок, который очень долго крепился и молчал в присутствии взрослых, выплеснула на Изабель целый поток безудержной враждебности.

— Если Филипп Медина когда-нибудь будет домогаться вашей любви, бегите от него прочь как можно дальше, — выпалила она, перейдя на испанский и захлебываясь от спешки и волнения. — Он холоден, эгоистичен и груб. Кроме того, он очень невысокого мнения о женщинах. Возможно, причина кроется в его отношениях с отцом и матерью. — Она затянулась и продолжила свою тираду: — Когда стало ясно, что у нас с Нельсоном складываются прочные, стабильные отношения, он пришел ко мне домой и устроил настоящий допрос. Я уверена, что Нельсон поспешил официально оформить наши отношения только потому, что сын не давал ему покоя.

Изабель вежливо выслушала и ничего не ответила. Тот Филипп, которого она знала, не был грубым, эгоистичным и холодным. И несмотря на предостережения Пилар, она хотела Филиппа.

* * *

Изабель валилась с ног от усталости и чувствовала себя не в своей тарелке, а потому решила уйти к себе в комнату. Она уже добралась до лестницы, когда ее остановил Пако.

— Изабель, почему мы наконец не можем цивилизованно выяснить наши отношения?

Ему уже было около шестидесяти. Изабель же поймала себя на том, что все еще видит в нем того отъявленного головореза с пляжа.

— Вы знаете почему, сеньор Барба. — В ее голосе не было и тени злости. Странно: либо ей надоело бесконечно повторять те же самые обвинения, либо она стала сомневаться в их истинности. — Если вы так уверены в собственной невиновности, какая вам разница, что думаю об этом я?

— Вы дочь Альтеи. Вы — единственное, что осталось на земле от женщины, которой я поклонялся.

— Чепуха! «Дрэгон текстайлз» принадлежала ей. Теперь она ваша, и это несправедливо.

— Почему?

— Во-первых, потому что вы купили ее только затем, чтобы досадить моему отцу и надавить на мать. Во-вторых, потому что вы из рук вон плохо управляете ею! И в-третьих, потому что она должна принадлежать семьям Пуйоль и де Луна, а не вам. — Она на мгновение задумалась. — Я намерена выкупить «Дрэгон текстайлз», сеньор Барба. И хочу, чтобы вы продали ее мне.

Едва он собрался ответить, как раздался душераздирающий вопль. Изабель обернулась на крик и увидела Пилар Медину, которая рухнула на колени перед безжизненным телом Нельсона.

К тому времени когда приехала «скорая», Нельсон уже был мертв.

Позже вечером Изабель и Флора обсуждали недавние трагические события.

— Пилар повезет его обратно на озеро Лугано, — сообщила Флора, массируя веки. — Он всегда говорил, что хочет обрести вечный покой именно там.

— Ты собираешься поехать туда? Неблизкий путь.

— Нельсон был моим хорошим другом.

— Тогда я поеду с тобой.

— Тебе будет трудно встречаться с Филиппом, особенно при таких обстоятельствах.

В глубине души Изабель посмеялась над тем, как в ее тетке уживается столько противоречий. На ее поникшем от горя лице светились полные надежды глаза.

— Все в порядке. Я как-нибудь справлюсь.

Изабель с трудом заснула в ту ночь. А когда сон овладел ею, она погрузилась в бесконечную вереницу плавающих в голубом тумане фантомов. Бубнящие голоса. Бессвязные образы. Казалось, кто-то завязал ей глаза и поместил в центрифугу, бесцельно закружил и оставил наедине с болезненными галлюцинациями. Изабель сопротивлялась им, но сил не хватало. Она все глубже и глубже погружалась в голубую бездну.

Проснулась она неожиданно — вздрогнула и села на кровати. Вся в холодном поту, мозг все еще во власти ужасного сновидения… Она не сразу поняла, что ее разбудила Флора, которая, услышав крики и стоны, подошла к ее кровати и крепко обняла ее.

— Я снова видела Пако Барбу, — пробормотала Изабель, ища ответы на нескончаемые вопросы в своем воспаленном сознании. — Эстрелья клянется, что он был с ними в тот вечер в ресторане.

— Алехандро подтвердил это, — сказала Флора. — Кроме того, его алиби готовы подтвердить и другие.

— Ты хочешь сказать, что мою мать убил не Пако?

— Я только хочу сказать, что не знаю, кто убил.

— Но не думаешь же ты, что ее убил отец?

— Нет. Никогда, — ответила Флора, замявшись всего на мгновение.

Но для Изабель это мгновение поколебало основу несгибаемой уверенности, которая составляла смысл ее жизни.

— Получается, я единственная, кто верит в полную невиновность отца?

— Пожалуй. Без свидетеля, без безусловного и доказанного подтверждения того, что произошло в комнате твоей матери в ту ночь, никого нельзя считать виновным или невинным.

— Эстрелья говорит, что никто из нас никогда не узнает правду.

— Может быть, оно и к лучшему, — ответила Флора.