Жена

Среднестатистическая жена живет в обычном доме со своим мужем, который в глубине души считает, что ей не на что жаловаться в жизни. Разве он не создал ей все условия для безбедного существования? Ведь это ему приходится каждое утро подниматься ни свет ни заря и через весь город тащиться на работу. Она же преспокойно остается дома и целый день занимается какой-то ерундой.

Да по сравнению с ним у нее не жизнь, а сущий рай! А если порой и возникают какие-то мелкие проблемы, то они яйца выеденного не стоят.

Если вышеупомянутый муж относится к категории «домашних» мужчин — из тех, которые вечно слоняются по дому и выискивают, что бы такое починить или приколотить, — то почти наверняка он втайне завидует своей жене.

Ах, с каким удовольствием он сам бы сидел дома и занимался легким и необременительным трудом! Если же муж принадлежит к более суровому и мужественному типу людей, то он вряд ли захочет поменяться местами со своей супругой. Ведь работа — предмет его тайной гордости. Он будет упрямо тянуть лямку и находить утешение в осознании собственной значимости. А при случае напоминать, что именно он своим ежедневным самоотверженным трудом обеспечивает легкую и приятную жизнь женщине, которую (заметим в скобках) он сам выбрал себе в жены.

В соответствии с английской романтической традицией женщина не имеет ни гроша за душой, а следовательно, всецело зависит от своего супруга. Финансовая зависимость, дети, своеобразные понятия о гордости — вот те причины, которые заставляют женщину терпеть все выходки мужа, даже если он окажется полным мерзавцем. Многие мужчины получают извращенное удовольствие, заставляя своих жен буквально выпрашивать деньги на любую, самую мелкую покупку. Вместо того чтобы просто сказать: «По — моему, тебе пора купить новое платье», такой мужчина устраивает целое представление. Развалившись в любимом кресле, он лениво наблюдает, как несчастная супруга долго ходит вокруг да около, всячески угождает ему и лишь потом робко заводит разговор:

— Дорогой, ты не мог бы выписать мне чек…

— Это еще зачем?

— Ну, видишь ли, я давным-давно себе ничего не покупала…

— Так тебе ничего и не надо. То платье, что ты носишь, великолепно выглядит.

«Так тебе ничего и не надо». Типично мужской ответ!

Ну конечно… Откуда ему знать, что она просто влюбилась в то полосатое платьице на витрине магазина? Что она мечтает о нем, как семилетний мальчишка мечтает об игрушечной железной дороге. Да она едва смеет выглянуть в окно — из опасения увидеть это платье на другой!

Редкий мужчина способен понять всю унизительность подобных сцен для женщины. Большинству мужчин даже в голову не приходит, что они оскорбляют своих жен, заставляя их вымаливать деньги. По сути дела, такое положение вещей их вполне устраивает. Это придает им веса в собственных глазах, позволяет в полной мере насладиться своим великодушием (когда после многочасовых препирательств они в конце концов сдаются и подписывают чек на пару фунтов).

Время от времени в любой семейной паре случаются бурные выяснения отношений (можете представить, как для этого подходят маленькие английские домики). И в ходе подобных стычек муж всякий раз думает, что он, похоже, здорово промахнулся с женитьбой. Впрочем, как и большинство других мужчин, спешит он себя успокоить. Наверное, где-то существуют идеальные жены, достигшие профессиональных высот на своем поприще. Но это большая редкость, лично он таких не встречал. Если же говорить о его супруге, то она явно не дотягивает до этого звания. Правда, ее и не готовили к такой жизни.

В юности его жена больше интересовалась искусством, нежели суровыми реалиями семейной жизни. Она обучалась музыке и живописи — с весьма посредственными, на его взгляд, результатами. Музыкант из нее, честно говоря, получился никудышный, да и акварели — невнятные, хаотические — оставляют желать лучшего. Тем не менее в те далекие романтические дни, на заре их отношений, жена производила впечатление утонченной, артистической натуры. Уж наверняка она не собиралась посвятить себя скучному, неблагодарному (и вдобавок неоплачиваемому) труду домашней хозяйки. Впрочем, почему неоплачиваемому? Разве он, ее муж, не является сам по себе достаточной наградой?

Мрачно наблюдая, как жареная баранина неизменно сменяет тушеную говядину на семейном столе, мужчина в раздражении думает: могла бы придумать что-то новенькое. И вообще, ей следовало бы проявлять побольше усердия и фантазии. На месте жены он бы досконально изучил домоводство.

Он нисколько не сомневается, что стал бы самой лучшей в мире хозяйкой. Всерьез интересовался бы кулинарией и постоянно изобретал новые блюда. Да он много чего бы изобрел! Взять хотя бы ту же прислугу. Уж он-то сумел бы нанять опытных и почтительных слуг — таких, которые беспрекословно исполняли бы все приказания хозяина дома, вместо того чтобы без конца пререкаться и плодить вокруг себя возмутительный беспорядок.

В конце концов не так уж и много работы в их маленьком домике!

Она же, со своей стороны, горестно размышляет, когда и каким образом произошла эта трансформация — с сияющих высот романтики они скатились в серое болото повседневности. Жена чувствует себя пойманной в ловушку и безнадежно задавленной безрадостным бытом.

На задворках ее сознания бьется мысль, что если бы она не была так задавлена и порабощена, то, возможно, могла бы блистать на более достойном поприще… Впрочем, на каком именно, она и сама толком не знает.

В минуты отчаяния женщина чувствует себя запертой в тесной коробке, из которой нет выхода. Там, снаружи, течет жизнь — великолепная, волнующая жизнь с разнообразными возможностями! А она вынуждена сидеть в своем крошечном мирке, связанная по рукам и ногам нежеланным ребенком и необходимостью решать мелкие, но неотложные проблемы — например, как купить на те жалкие гроши, что у нее есть, достаточное количество мяса, молока, хлеба и овощей?

Ее существование сводится к череде изматывающих и бессмысленных дел. Ей приходится регулярно следить за чистотой в комнатах (тех самых комнатах, которые словно нарочно созданы для того, чтобы собирать как можно больше пыли). А чего стоит ежедневное приготовление еды и затем обязательное мытье посуды, в которой эта еда находилась. И так — три раза в день на протяжении многих лет. Бесконечная стряпня, уборка, хождение по магазинам… Она стала заложницей домашнего быта с его затягивающей, неизбывной монотонностью. Не являясь профессионалом в этой области, женщина тем не менее старается как можно экономнее вести домашнее хозяйство — то есть обеспечивать максимальное количество благ за минимальные деньги. Она часто приходит в отчаяние от своего неумения организовать все лучшим образом и не понимает, что таких, как она, миллионы. Если бы вся эта армия беспомощных и безропотных домохозяек объединилась, то им удалось бы раз и навсегда покончить с бессмысленной тиранией быта. Я верю, что когда-нибудь ведение домашнего хозяйства превратится в сплошное удовольствие. Представьте себе: жена нажимает кнопочку, и ей поступает уже готовая пища из общественной столовой. Еще одно нажатие кнопки — и остатки семейного пиршества без следа исчезают в какой-нибудь мусороуборочной машине будущего.

Единственная причина, по которой нынешнее неудовлетворительное положение сохраняется, — инстинктивная неготовность женщин к объединению и их неизбывная привычка молча переносить страдания.

Жена, как правило, досконально изучила все привычки мужа и тонко чувствует малейшие оттенки его настроения. Ей прекрасно известны его маленькие секреты (как минимум, она всегда догадывается, если муж что-то от нее скрывает). Он же, со своей стороны, проявляет исключительную тупость во всем, что касается чувств. А как еще можно охарактеризовать человека, который благодушно взирает из кресла на жену и не чувствует, что она находится на грани истерики? Что ей хочется завопить в полный голос и огреть его по лысине первым попавшимся под руку предметом. Этот мужчина — такой слепой и бесчувственный — давно уже стал частью ненавистной домашней рутины. Порой она мечтает, чтобы он попозже возвращался с работы… или пошел бы куда-нибудь прогуляться в воскресенье — короче, поменьше маячил перед глазами. Неужели и все остальные семьи живут подобным образом — без маленьких праздников, без неожиданностей, без чувств. А потом наступает очередная годовщина их свадьбы. Он, конечно, даже и не вспомнил об этом. Она смотрит на него с надеждой и спрашивает:

— Джордж, а ты помнишь, какой сегодня день?

— Четверг, — бурчит он, на секунду оторвавшись от газеты.

Его лаконичный (и, казалось бы, вполне закономерный ответ) вызывает совершенно неадекватную реакцию.

Жена разражается слезами.

— Эй-эй! — удивляется он. — Что происходит?

— Не подходи ко мне! — кричит она и выскакивает из комнаты, громко хлопнув дверью.

Он напуган и сбит с толку. Еще несколько минут все было в порядке, и вдруг по какой-то необъяснимой причине его мир, такой спокойный и надежный, рухнул! Внезапное озарение толкает его на решительный шаг: он предлагает сходить в театр. А после пообедать в ресторане. Она соглашается. Уже на обратном пути, когда они едут в такси, он бросает взгляд на свою жену и внезапно замечает, какая она хорошенькая. Он тянется к ней, чувствуя себя при этом довольно неловко. Жена отвечает на его поцелуй с неожиданным энтузиазмом. На лице ее застыла отрешенная улыбка. Позже, сражаясь с накрахмаленным прицепным воротничком, он говорит:

— Нам надо… черт побери этот крючок… почаще куда-нибудь выходить… да что за проклятая штука!

— Скажи, ты меня любишь? — спрашивает жена с непонятной тревогой.

— Конечно, люблю. О боже, ну что на сей раз случилось? Почему ты опять плачешь?

— Ничего не случилось. Прости, дорогой, не могу сдержаться. Я чувствую себя такой… счастливой!

«Нет, что ни говори, — думает муж (достойный представитель племени „образцовых мужей“), — а женщины непостижимые создания!»

 

Женщина, которую никто не знает

Все, кому доводилось встречаться с этой женщиной на ступеньках частного пансиона «Блумсбери», в один голос утверждают, будто в ней чувствуется настоящая леди.

Имея в виду, что настоящей леди она была прежде, до тех пор, пока в силу неведомых обстоятельств не опустилась по социальной лестнице до своего нынешнего положения. Пересуды ходят разные, но никто не может похвастать, что знает эту женщину. Ни у кого не хватает смелости нарушить ту непроницаемую оболочку высокомерной сдержанности, которой она себя окружила.

Временами кажется, что даже воздух для дыхания эта женщина берет из особого запаса. За все годы, что она здесь живет, у нее никогда не бывало посетителей. Никто, кроме нее самой, не поднимается по лестнице, ведущей к маленькой комнатке под самой крышей. И писем она не получает, если не считать безликих поздравительных открыток на Рождество.

Единственной ниточкой, которая в глазах окружающих связывает ее с внешним миром, является ежегодная таинственная посылка. Раз в году, обычно осенью, незнакомый адресант присылает ей в подарок пару отменных фазанов, которых она неизменно отвергает. Возможно, даме не нравятся фазаны (или человек, который их посылает), но только она всегда отдает птиц управляющему пансиона. Причем проделывает это с таким царственным жестом, что все присутствующие проникаются кратковременным ощущением причастности к высшему свету.

Всем кажется, будто несчастные птицы убиты по меньшей мере герцогом.

Любой, даже самый незначительный жест этой женщины исполнен потаенного смысла и достоинства. Например, когда она за обедом подносит к глазам лорнет, чтобы рассмотреть вновь прибывшего коммивояжера, никому и в голову не придет усомниться в ее праве на спокойный, беззастенчивый интерес. Она даже не пытается делать вид, будто смотрит на картину «Шотландский скот», под которой восседает смущенный коммивояжер.

Нет, она рассматривает именно его — новое лицо в столовой. Взгляд ее не выражает ни одобрения, ни осуждения. Просто взгляд, и все.

И когда она подкармливает бездомных котов на площади, то делает это с видом grande dame, раздающей милостыню своим вассалам. Юные студентки, временно останавливающиеся в «Блумсбери» (до тех пор, пока не найдут себе подходящего жилья вблизи Говер-стрит), взирают на нее с почтительным интересом. Наверняка эта дама — всегда сидящая за отдельным столиком и рассеянно крошащая хлеб своими длинными желтоватыми пальцами — ассоциируется в их романтическом представлении с бесстрашными аристократками, которые с одинаковым достоинством отправлялись и на званый прием в Тюильри, и на плаху.

На вид ей около шестидесяти лет.

Но это совершенно неважно. Ибо женщина эта не принадлежит нашему миру. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: она живет в собственном, обособленном мире. Скорее всего, это райские кущи (или, возможно, великосветская гостиная), воссозданные ее памятью. Женщине этой никто не нужен, она самодостаточна, как золотая рыбка в аквариуме.

Летом, когда маленькая гостиница переживает нашествие американских туристов, каждое появление этой женщины вызывает фурор среди постояльцев. Всякий раз, как она появляется в столовой, разговоры смолкают, и все взгляды устремляются в ее сторону. Стоит же ей подняться из-за стола, как кто-нибудь обязательно почтительно распахнет перед ней дверь. За ее спиной всегда слышны шепотки: «Эта пожилая леди — живой свидетель английской истории!»

Отчасти они правы. Ибо она вдова Альберта Чизпэйра, в прошлом известного сайденхемского коммерсанта, владельца великолепного имения Уайт-Лодж; а также дочь сэра Джона Найфа, члена парламента и мастера почтенной Лондонской гильдии ножовщиков. Она родилась в тот год, когда Канада была объявлена доминионом, а королева Виктория заложила первый камень в основание Альберт-холла. Замуж за своего Альберта она вышла в год празднования 50-летнего юбилея пребывания королевы на троне. Семья не одобряла ее выбора, но, будучи натурой страстной и увлекающейся, она все равно поступила по-своему. Волосы ее от природы были ярко-рыжими.

Резиденция Уайт-Лодж в Сайденхеме, в стенах которой разыгралась скоротечная драма ее жизни, была обставлена со всей возможной роскошью. Там имелись конюшни на шесть лошадей, винный погреб, теплицы для тропических растений и полуподвальные помещения для прислуги. К безусловным достоинствам имения следует также отнести прекрасный вид на собор Святого Павла (в викторианскую эпоху подобным обстоятельствам придавалось немалое значение). Надо ли говорить, что подобно всякому уважающему себя дому Уайт-Лодж имел собственного дворецкого. Обитатели имения были не чужды искусству, доказательством тому служили: «светофаническая живопись», изящная вышивка, стихи Теннисона и Элизабет Браунинг. Здешние обитатели следовали всем веяниям великосветской моды, а потому послушно надевали и снимали гагатовые броши из Уитби, отмечая многочисленные удары, которые несправедливая судьба обрушивала на королевское семейство.

Наша героиня быстро стала знаменитостью Сайденхема — как же, дочь сэра Джона Найфа, члена парламента! — а посему местные жители всегда стремились попасть на ее званые обеды. Эти официальные приемы (скорее, георгианские по стилю) стали ее звездным часом. Никогда она не выглядела столь счастливой и самодовольной, как в те годы. Ах, как же она была хороша — наша обаятельная рыжеволосая хозяйка Уайт-Лоджа, — когда принимала гостей в своей элегантной гостиной!

Белоснежные плечи горделиво расправлены, пышные шелковые юбки шуршат на ходу, на губах играет любезная улыбка…

Выйдя замуж по любви, она всецело растворилась в браке (нечастое счастье, выпадавшее женщинам той поры). Недостатка в средствах она не испытывала, а потому с легким сердцем порвала со своей прежней семьей (еще более редкое удовольствие, которое может себе позволить преданная жена).

Она свято верила в прочное благосостояние возлюбленного мужа — до тех самых пор, пока Альберта не принесли домой на носилках с внушительной (и весьма красноречивой) дырой во лбу. В тот год по Сити прокатилась целая серия оглушительных банкротств, и на лужайках многих блестящих особняков появились зловещие таблички «Продажа с аукциона».

Однако жизненная катастрофа не примирила ее с семьей. Даже очутившись в крайне стесненных обстоятельствах, она отказывалась признать правоту родственников, во всем винивших ее недальновидного мужа. Шекспир вряд ли думал о женщинах, когда произносил свои бессмертные слова: «Людей переживают их грехи». Тем не менее следует со всей непреложностью признать факт: многие женщины совершенно незаслуженно хранят преданность самым никчемным мужчинам.

Прихватив с собой кучу разрозненных и абсолютно бесполезных предметов, среди которых оказались дорожные часы, семейные фотографии, бутылочки от духов, туалетный набор с гравировкой и пара стульев из хепплуайтского гарнитура (короче, все то, что люди обычно спасают во время пожара), она переселилась в маленький кирпичный домик, стоявший в ряду точно таких же неприметных домиков из красного кирпича. Так началось ее медленное, но неотвратимое падение. Поначалу семья пыталась как-то поддержать ее, даже предлагала небольшое денежное содержание. Но она, упрямо тряхнув своей все еще роскошной рыжей шевелюрой, отвергла всякую помощь, равно как и все попытки восстановить отношения.

Лишенная всяких источников дохода, она опускалась все ниже и ниже, пока окончательно не осела в крохотной комнатке частного пансиона — традиционном пристанище всех «благородных дам, оказавшихся в стесненных обстоятельствах».

В Лондоне немало подобных дам. И всякий раз, сталкиваясь с одной из них на ступеньках пансиона, люди гадают, кто она такая и какая жизненная драма скрывается за мрачной завесой неприступности, которой она себя окружила. Одни считают ее «задавакой», другие предполагают в ней аристократку, «утратившую былое положение в обществе».

Наверное, они были бы крайне удивлены, увидев скромную обстановку маленьких комнаток в Блумсбери, в которых эти женщины коротают свои последние дни.

И несчастный коммивояжер, чувствовавший себя столь неуютно под пристальным взглядом миссис Чизпэйр, возможно, успокоился бы, узнай он истинную причину повышенного внимания к собственной персоне. Дело вовсе не в плохом покрое его костюма или неудачной расцветке галстука. Она задержала на нем свой взгляд лишь потому, что в какой-то миг он показался ей похожим на покойного мужа. Что-то в его лице или позе напомнило ей Альберта — такого, каким он был в молодые годы. Красивого, беспечного, неотразимого…

Сердце ее болезненно сжимается, но выражение лица остается прежним. И никто не догадывается, что вся ее пресловутая отчужденность есть не что иное, как защитная маска. Это, если можно так выразиться, стальные доспехи для гордого духа, которыми она пытается отгородиться от жестокости окружающего мира. Но стоит ей подняться в одинокую обитель под крышей Блумсбери, как от чопорности не остается и следа. «Женщина, которую никто не знает» превращается в обычную пожилую даму, коротающую свои дни среди воспоминаний о давно минувшей молодости.

Но вот звучит звонок к обеду. С печальной улыбкой откладывает она в сторону фотографию мужчины, который подверг ее жестоким ударам судьбы. Затем поднимается и, вновь нацепив на себя маску «женщины, которую никто не знает», медленно шествует к своему уединенному столику, где ее дожидается тарелка томатного супа.

 

Деловая женщина

Тридцать лет назад «деловые женщины» были совсем не такими, как ныне…

Представьте себе, как девушка примерно двадцати шести лет входит в ресторан и усаживается за стол. На ней готовый костюм из легкой шерстяной фланели серого цвета. Элегантный воротничок из золотистого меха куницы выгодно оттеняет длинную белую шею. Маленькую черную шляпку украшает крохотная диамантовая брошь.

Надо заметить, что ресторан этот особый — его посещают исключительно мужчины. В лондонском Сити до сих пор сохранилось несколько подобных заведений, где действует негласный запрет на женское присутствие. Это своеобразный оплот (один из последних) мужского пола английской столицы. Свиные отбивные поглощаются здесь в атмосфере сигаретного дыма и серьезных разговоров о финансах. О существовании такого напитка, как портвейн, даже не вспоминают.

Каждый вновь прибывший посетитель прежде всего подходит к столу, на котором разложены куски сырого филе. Выбрав подходящий, посетитель тычет в него пальцем, и шеф-повар спешит зажарить мясо на серебряном рашпере. В меню присутствуют также блины и ромовый омлет, но наибольшим успехом у завсегдатаев пользуется сыр горгонзола.

Данный ресторан является как бы продолжением прилегающих к нему деловых контор. Никому из мужчин — а они заглядывают сюда ежедневно на протяжении многих лет — и в голову не придет прихватить с собой жену или, скажем, дочь. Слишком тесно это место связано с бизнесом. За ресторанным столиком ведутся деловые переговоры и заключаются многотысячные сделки. Дамское присутствие, олицетворяющее более легкие и приятные стороны жизни, здесь явно неуместно.

А посему можно представить, какое впечатление произвело неожиданное появление в ресторане девушки. Собравшиеся здесь мужчины (а их не менее сотни) поглядывают в ее сторону с интересом. Те, что сидят спиной, пытаются улучить момент, чтобы мельком бросить взгляд на незнакомку. Те же, кому повезло оказаться лицом, в открытую изучают странную посетительницу. Однако наблюдают они за ней не с тем настороженным любопытством, которое отличает предприимчивых французов, и не с простодушным восхищением итальянцев. Нет, в их взглядах сквозит удивление, смешанное с раздражением. В воздухе витает один невысказанный вопрос:

— Ну и как тебя сюда занесло, сестренка? И кто ты вообще такая, черт побери?

Девушка, однако, не выказывает признаков смущения.

Она просматривает меню, в котором значится:

«Особое блюдо дня. Жареная свинина под яблочным соусом».

Небрежным движением девушка подзывает официанта и делает заказ:

— Мне, пожалуйста, свинину с картофелем и фасолью.

— Что желаете из напитков? — осведомляется официант.

— Стакан воды, пожалуйста.

Вскинув руку, она бросает быстрый взгляд на часики. Самообладание, с которым держится незнакомка, делает ей честь. Сидящие рядом мужчины испытывают невольное восхищение и думают, что сами они наверняка бы нервничали, если бы оказались в комнате, сплошь заполненной женщинами.

В ожидании заказа девушка придвигает свободный стул к своему столику — дает понять, что место зарезервировано. Кого она ждет — мужчину, женщину? И что это за мужчина, который догадался пригласить молодую интересную девушку в такое место, где она неизбежно окажется под перекрестьем десятков любопытных взглядов?

— Прошу прощения! Я опоздал.

К столику подходит высокий немолодой мужчина с жесткими чертами лица. Он обменивается рукопожатием с девушкой и усаживается на свободное место.

Посетители ресторана заинтригованы.

— Кто же это такой? — размышляют они. — Наверняка не отец. Отец не стал бы здороваться за руку. Может, деловой партнер?

Навострив уши, они прислушиваются к разговору странной парочки.

— Ваши сметные предположения никуда не годятся, — говорит девушка, накалывая кусочек свинины на вилку. — Они настолько плохи, что я не стала в них даже вникать.

Мужчина выслушивает ее тираду с неподдельным интересом.

— Тем не менее хотелось бы знать ваше мнение…

— Если вас интересует мое мнение, забудьте об этом предложении. Я б на вашем месте вообще не вела никаких дел с мистером N. Выкиньте его из бизнеса!

— Но послушайте, у меня нет причин…

— Я догадываюсь, что вы скажете. Что процентные отчисления за год повысились на полтора процента.

— Ну, да. Именно это я и хотел сказать.

— Но вы забываете о более важных факторах. Смотрите…

Девушка склоняется к своему собеседнику и начинает что-то настойчиво ему втолковывать. Позабыв о еде, мужчина внимательно ее слушает и время от времени согласно кивает. На девушку он смотрит с нескрываемым восхищением. Он явно признает ее превосходство в данном вопросе. Забавно наблюдать, как юная хрупкая особа наставляет пятидесятилетнего сурового мужчину. В ее речи то и дело проскальзывают фразы типа: «Здесь вы сильно рискуете…», «Ради бога, держитесь подальше от…» или «Загляните на полгода вперед…»

Женщины любят поговорить. Они часто болтают без умолку, кокетничают, несут всякую чушь, а мужчины снисходительно посмеиваются, прислушиваясь к их милому щебетанию. Однако здесь ситуация была совсем иной. Эта девушка говорила сугубо по делу, и было очевидно, что она отлично разбирается в предмете обсуждения. Она давала профессиональные советы, и мужчина был рад выслушать ее мнение.

Наконец она отложила вилку в сторону и заявила:

— Я бы съела клубничного мороженого.

Это замечание как-то разрядило обстановку. Оно позволило увидеть в ней новые черты. Выяснилось, что она не только дипломированный бухгалтер, но еще и просто милая девушка двадцати шести лет. Да здравствует клубничное мороженое!

Закончив беседу, девушка поднялась из-за стола, изящным движением смахнула крошки со своей фланелевой юбки и вышла из зала.

— Ну и штучка! — с восхищением воскликнул один из посетителей (из тех, что сидел рядом и слышал весь разговор). — Зуб даю, эта девушка нас всех за пояс заткнет! Уж она-то знает, о чем толкует.

— Да, — подтвердил другой, — тот тип ей буквально в рот смотрел. Официант, счет, пожалуйста…

Интересно, что бы на это сказали наши бабушки?

 

В городе

Ей известно, что контора, в которой она служит, занимается продажей ванн — так сказать, улучшает санитарно-гигиенический облик окружающего мира. (Судя по всему, мир этот довольно чумазый, потому что продукция их разлетается прямо-таки в неприличных количествах.) А больше ничего она не знает и знать не хочет.

Подобно тому, как рядовой солдат не считает нужным вникать во все тонкости стратегии, так и она старается в меру своих скромных возможностей выполнять порученную работу. Все же прочее остается вне сферы ее интересов. Она, как и полагается, приходит на службу в 9:00 и уходит ровно в 5.

По прибытии на работу она немедленно окунается в привычную уютную атмосферу. Со всех сторон ее окружают такие же, как и она, работающие барышни. Она вешает свою маленькую шляпку на крючок рядом с другими шляпками и подходит к зеркалу. Окидывает свое отражение строгим, критическим взглядом — так, будто видит его впервые. Затем энергично встряхивает кудряшками и оборачивается лицом к комнате. Впереди ее ждет обычный трудовой день с мелкими радостями и неприятностями.

— Доброе утро, дорогая! — приветствует она подругу. — Как тебе моя новая завивка? По-моему, получилось ужасно. Кстати, Старый Брюзга еще не звонил?

Но у подруги имеются собственные потрясающие новости.

— Привет, дорогая! Ты в курсе, что Милли обручилась?

— Да что ты говоришь! И с кем же?

— А помнишь того парня со свинячьими ресницами, которого мы встречали в прошлом году на премьере «Золушки»? Его зовут Том. Как по-твоему, Милли хорошенькая?

— Пожалуй, да. В своем роде, конечно…

— Вот и я так думаю: в своем роде.

Вокруг набирает обороты привычная дневная суета: двери хлопают, приходят и уходят серьезные, вечно недовольные мужчины-начальники и озабоченные женщины-секретарши; дежурные «алло-алло» раздаются в ответ на телефонные звонки. А в маленьком аккуратном закутке для машинисток — ажурные металлические стулья с кожаными сиденьями, деревянные письменные столы, на них видавшие виды печатные машинки — собралась стайка ярких, оживленных девушек. Они увлеченно обсуждают собственные проблемы, которые, по правде говоря, волнуют их гораздо больше, чем дела конторы (хотя ради последних они, собственно, здесь и находятся). Фирма интересует их лишь как скопление отдельных более или менее приятных личностей. Все эти люди подверглись детальному обсуждению и получили соответствующие ярлыки. Так, «Старый Брюзга», по всеобщему мнению, настоящая скотина, мисс Джонсон — змея подколодная, зато мистер Хикс — прелесть и душка…

Девушкам-машинисткам даже в голову не приходит, что сами они не более чем прелестные бабочки в сфере коммерции.

Что касается нашей героини, то она не испытывала нужды в деньгах и вполне могла бы сидеть дома и «помогать матери по хозяйству». Однако такая перспектива ее не прельщала. Спокойному быту она предпочла карьеру работающей женщины со всеми вытекающими отсюда последствиями. А к таковым относились: ежедневное пребывание в офисе, волнующие поездки на электричке, обеденные часы в кафе-кондитерской, долгие доверительные беседы с подругами, послеобеденные чаепития со сладкими бисквитами и, самое главное, тонизирующее влияние десятков других людей, в отличие от нее по-настоящему заинтересованных в том, чтобы всучить свои ванны нуждающимся согражданам. Что еще можно сказать о нашей девушке? Ах, да, чуть не забыл! У нее есть пара ног, и ноги эти нуждаются в постоянно обновляемом запасе шелковых чулок. Точно так же, как хорошенькой головке требуется шляпка определенного фасона, а изящной фигурке — приличного покроя костюм.

Нашу героиню ни в коем случае не следует путать с другими разновидностями машинисток: скажем, с Машинисткой — Секретарем, Машинисткой — Интеллектуалкой или (упаси, боже!) Машинисткой-по-Необходимости (имеются в виду те отважные девушки, которые идут работать, чтобы поддержать свою семью). Сходство здесь только внешнее, на самом деле это совершенно разные категории работников.

Она — вовсе не интеллектуалка и уж, конечно, не нуждающаяся девушка. Но кто же тогда? Скажем так: она просто девушка, которая привносит очарование юности в беспросветную скуку делового Сити. А заодно обменивает свои познания в области английской орфографии (кстати сказать, не слишком глубокие) на скромное еженедельное жалование в несколько фунтов. Деньги эти она тратит по собственному усмотрению — в основном на усовершенствование своего облика. Ее пребывание в стенах конторы носит исключительно временный характер. Даже в минуты наивысшей сосредоточенности на рабочих обязанностях она напоминает солнечный лучик, случайно заглянувший в эти мрачные интерьеры. Над ней не маячит призрак бедности, ей нет нужды бояться судебных исполнителей. Она не станет горевать по поводу увольнения (коли такое случится). Просто соберет свои скромные пожитки и перепорхнет в другую контору — с точно такими же крючками для шляпок, с теми же самыми дамскими разговорами и сладкими бисквитами во время послеобеденного чая…

Настанет день, и какая-нибудь машинистка спросит у своей подруги:

— Ты слышала новость? Хильда, оказывается, вышла замуж!

Однако это будет когда-то, а пока — дз-ы-ы-нь!

Проснулся звонок Старого Брюзги!

— Добрый день, мисс Джонс. Садитесь, пожалуйста, и записывайте…

Старый Брюзга выглядывает из своего высокого стоячего воротничка, как лошадь из стойла. Он прочищает горло и приступает к диктовке:

«Уважаемый господин…»

Она скромно сидит на жестком стуле — на коленях раскрытый блокнот, в руках остро заточенный карандаш.

С высоты своего роста ему видна лишь верхняя, наименее эффектная часть ее фигуры. Нижняя же (куда более привлекательная!) скрыта под крышкой канцелярского стола. Девушка сидит, спрятав левую лодыжку за железную ножку стула. Она определенно привлекательна. Но Брюзга этого не видит и продолжает диктовать:

— «В ответ на ваш запрос от 16-го числа прошлого месяца…» Нет, погодите! Вычеркните это и пишите: «В связи с вашим запросом от 16-го числа такого-то месяца вынужден сообщить, что мы не сочли возможным предоставить…» Написали? Прочтите, что вышло… Нет, так тоже плохо! Лучше напишите: «Нам не видится возможным — нет, лучше „целесообразным“ — предоставить дополнительную скидку компании „Хамбл, Крамбл и Бамбл“. Мне сообщили… нет… Меня информировали, что…»

Наконец-то письмо составлено, и она возвращается на свое рабочее место. И вновь над ее столом раздается звонок. Мистер Хикс! Отлично! Она поспешно приглаживает волосы и покидает комнату с обворожительной улыбкой на губах.

— О, м-мисс Д-джонс! Не сочтите за труд…

Он, как всегда, любезен. А легкое заикание лишь добавляет ему очарования в глазах девушек. Это звучит так трогательно! Пока он роется в кипе бумаг на столе, пытаясь найти нужное письмо, она пытается представить, какая у него жена. Интересно, есть ли у него дети? И если есть, то передалась ли им эта милая привычка морщить лоб? Хотя об этом никогда не говорилось, но она уверена: мистер Хикс знает, что она никогда не позволит себе обсуждать его заикание с посторонними. Для этого она слишком хорошо к нему относится. Как он отлично загорел в Богноре!

— Эт-то все. Б-благодарю вас, м-мисс Джонс.

Он улыбается.

Она улыбается в ответ.

Нет, он все же душка…

И снова звонок от Старого Брюзги!

— Тот документ, что мы готовили… Да-да, для «Хамбл, Крамбл и прочих». Так вот, все отменить! Вместо него напечатаем новое.

Вот старая жаба! Ей приходится снова идти к нему и записывать два новых письма — в Шанхай и в Тимбукту. Мысль о том, что вышедшие из-под ее руки послания отправятся на другой конец света, никогда не казалась ей особо романтичной. О, нет! У нее совсем другие представления о романтике…

Невозможно представить себе деловую жизнь без нее.

Она работает в Сити, но не принадлежит ему. Она кажется весенним цветком, выросшим на старой каменной стене. И в этом ее главная прелесть. А наиболее выигрышно она смотрится в офисе юриста, когда, преодолев долгий подъем по грязной георгианской лестнице, неожиданно входит в кабинет и буквально ослепляет посетителя блеском своей красоты. Юная, длинноногая, грациозная, она так и лучится радостью бытия, которая воспринимается клиентом как откровение.

Опять звонок Старого Брюзги:

— Отмените то письмо в Шанхай!

Она позволяет себе легонько передернуть плечами. Но сколько презрения вложено в этот жест!

Когда она возвращается, в комнате машинисток уже пусто. Все ушли на ланч. Она снимает свою шляпку с крючка, бросает быстрый взгляд в зеркало…

И в этот миг снова раздается звонок от Старого Брюзги!

Ну и пусть себе звонит!

Она не спеша спускается по лестнице и растворяется в волшебном мире Сити, где время от времени случаются чудеса. Ей ли не знать, что порой самые счастливые браки вершатся не на небесах, а за маленьким столиком кафе — кондитерской.

Сейчас у мисс Джонс просто легкий флирт с ваннами.

Но все это лишь до тех пор, пока мудрая Судьба не разглядит ее молодость и красоту — а у нее верный глаз на такие вещи — и не поманит ее пальцем.

 

Скверная девчонка

В разговорах с нею мать использует ироническое обращение «мисс». Отец — особенно когда разглагольствует о всех тех бедах, что неминуемо падут на ее голову, если она немедленно не возьмется за ум — называет ее не иначе как «ваша светлость».

— Так-так! — говорит мать, демонстративно бросая взгляд на часы, которые как раз пробили одиннадцать. — Наконец-то наша мисс пожаловала домой! Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

— Да, я была в кино.

— В кино?! — тут же слышится негодующий голос отца (он выглядит потрясенным — будто она сказала не «в кино», а «в Южной Америке»). — Так значит, ты была в кино! И ты всерьез полагаешь, что это приличное занятие для девушки твоего возраста? Небось, твоя мать в молодости не таскалась по кино!

— Тогда его еще не изобрели.

— Не смей дерзить мне! — кричит отец. — Позвольте сказать, ваша светлость, что вы плохо кончите! Беды не миновать, если и дальше будешь вести себя подобным образом. Ты только посмотри на себя! На кого ты похожа? Лицо все размалевано… а эти чулки! Со стороны можно подумать, будто ты…

— Все остальные девушки ходят так же, — прерывает она его гневную тираду.

— Да мне плевать на всех остальных! — злится отец. — Тебя это ни в коей мере не оправдывает. Я не желаю, чтобы о моей дочери болтали на всех углах!

— Как ты можешь, Хильда! — патетически восклицает мать, с горестным недоумением взирая на свое непутевое дитя.

Пока родители разоряются, скверная девчонка, «позор семьи», деловито снует по кухне, занятая приготовлением какао. Все не так уж плохо, думает она, шума могло быть гораздо больше. Так что, считай, она легко отделалась! Ее поколение рассматривает подобные стычки с «предками» как неизбежную плату за возможность получать удовольствия.

Она невозмутимо шествует в буфетную за чайником, по пути бросает мрачный взгляд в сторону родителей. Ну, конечно, так и есть! Отец, как всегда, сидит в нижней рубашке с закатанными рукавами. Перед ним вечерний номер любимой газеты, рядом на столе недопитая бутылка стаута. Жалкое зрелище! Да и мать не лучше — бесцветная, преждевременно увядшая. Все лицо в морщинках, меж бровей залегла глубокая складка. Чего еще ждать от женщины, принесшей свою жизнь в жертву неизбежной тирании кухне?

Да и что они оба понимают в жизни? Вот она читает книжки и знает, что жизнь может быть веселой, красивой и увлекательной. Кино услужливо разворачивает перед ней (и такими, как она) ряд романтических и волнующих картин…

Хорошо все-таки, что она догадалась соврать! На самом деле она вовсе не ходила «в кино», а провела вечер в танц-холле «Паллей». Узнай об этом родители, они пришли бы в ужас. Подобный поступок, в их понимании, граничит с крайней степенью грехопадения. Вот тогда бы разразился настоящий скандал — с безжалостным высмеиванием ее «поклонников», с кучей самых неприятных пророчеств.

— Ну и ладно…

Набирая воду в чайник, она машинально начинает насвистывать отрывок из модного фокстрота. Ее длинные, облаченные в шелковые чулки ноги сами собой проделывают несколько танцевальных па.

— Прекрати свистеть! — немедленно доносится из кухни. — Свистящая женщина — все равно что каркающая курица!

— Пошел к черту! — шепотом огрызается она.

Бедные родители… Несчастная Хильда!

Какая жестокая ирония судьбы! Надо же было ей с такой внешностью (а она совершенно искренне считает, что ничуть не уступает Елене Прекрасной, Клеопатре и мадам Помпадур) родиться в этом проклятом маленьком домике, стоящем в длинном ряду таких же скучных, безликих домов. Да здесь сама красота рассматривается как преступное отклонение от нормы!

Хорошо еще, что она устроилась на работу. Государство великодушно предоставило ей возможность большую часть дня проводить вне дома. С 8 утра до 5 вечера (плюс сверхурочные на Рождество) Хильда находится на складе, рассортировывая письма и посылки. А взамен получает по 15–20 шиллингов в неделю, которые тратит на одежду и недорогие украшения. Это придает некий смысл ее жизни. Теперь она может приобрести пару восхитительно длинных чулок из шуршащего искусственного шелка и надеть их после работы. Казалось бы, мелочь, но мелочь эта удивительным образом меняет мироощущение девушки. А еще Хильда купила себе чудесную шляпку. Правда, носить ее пока не с чем, пришлось отложить «до лучших времен». Но сама по себе эта покупка значительно повысила ее настроение. Начало положено.

Теперь можно потихоньку копить на приличный костюм или даже (чем черт не шутит!) на нарядное вечернее платье. Она уже видит его в своих мечтах: прелестное платье из нежно-розовой тафты с большим бархатным цветком на плече. Несколько месяцев жесткой экономии — и к платью можно будет добавить пару розовых туфелек.

И вот тогда настанет звездный час Хильды! Она представляет, как заявится в дансинг и бросит взгляд в одно из тех громадных зеркал в фойе (ее собственное зеркальце позволяет разглядеть себя лишь до пояса). Она будет выглядеть безупречно, и все окружающие сразу же поймут: перед ними одна из самых ослепительных красавиц города!

Бедная глупенькая Хильда! Тебе еще многое придется пережить, прежде чем ты научишься понимать своих родителей. А пока ты слишком занята собственной персоной и не можешь взять в толк, почему они — вместо того чтобы восхищаться твоей красотой и пробуждающейся чувственностью — ругают тебя и называют «позором семьи». Неужели красота и порок в их понимании являются синонимами? И с какой стати они так ополчились против шелковых чулок? Помнится, когда ты впервые их надела, отец с матерью наговорили тебе много обидных и несправедливых слов. В частности, предположили, что, наверное, ты «слишком хороша» для своего круга. И, как всегда, посулили, что добром это не кончится. Тогда их слова не только задели, но и озадачили тебя. Ведь раньше ты об этом не задумывалась. Тебе даже в голову не приходило увязывать манеру одеваться с социальным положением человека. Ты просто хотела привлекательно выглядеть.

Как бы то ни было, а ты используешь любую возможность хоть ненадолго сбежать из дома — от вечно недовольных родителей, от их уничижительной критики. Какое наслаждение очутиться среди людей, которые ценят и понимают тебя!

Итак, ты в очередной раз разругалась со своими домашними и выскочила на улицу, в сердцах хлопнув дверью. Инстинктивно ты ищешь прибежища среди «подружек» (скорее всего, они твои ровесницы и живут где-то неподалеку). Вы повсюду ходите вместе. Вот и сейчас вы отправляетесь на вечернюю прогулку по родному предместью: маршируете взад и вперед с тем скучающим видом, с каким светские дамы прохаживаются по палубе океанского лайнера. Время от времени вы наталкиваетесь на молодых людей: они небольшими группками стоят на перекрестках (тоже без определенной цели) и приветствуют ваше появление одобрительным свистом.

В иных слоях общества молодежь имеет возможность встречаться и заводить знакомства на специально организованных вечерах или приемах. Для вас же улица — единственное место, где можно познакомиться с человеком противоположного пола. Поэтому вы с подружками вынуждены вечерами выходить из дома в надежде «закадрить» хорошего парня. Вся эта глупая игра — проход мимо, взгляды искоса, мимолетные разговоры — для вас то же самое, что и процедура официального представления в более благополучных кругах.

Бедняжка Хильда! Будь в твоей хорошенькой головке побольше мозгов, ты бы обязательно пошла на какие-нибудь вечерние курсы, организованные Лондонским окружным советом. Тысячи современных девушек именно так и поступают — обретают специальность, а вместе с ней и достойные перспективы в жизни. Тебя, однако, такой путь не прельщает. В твоей крови кипит неизбывная жажда развлечений. Тебе хочется постоянно куда-то выходить, развлекаться, танцевать, смеяться.

Очень скоро из стайки твоих поклонников выкристаллизуется фигура будущего мужа. Думаю, не ошибусь, если скажу, что будет он таким же наивным и неискушенным в практических вопросах, как и ты сама. Чувство ответственности и целеустремленность едва ли входят в число его главных достоинств. Да и зарабатывает он совсем немного, самому едва хватает. Зато он даст тебе возможность сбежать из надоевшего дома, и это станет решающим доводом.

Поскольку он признанный чемпион по конькобежному спорту (в вашем районе, естественно), то будущая семейная жизнь рисуется тебе как сплошные походы на каток и в кинотеатр. Ничем не омраченное веселье, ибо никто по вечерам не пристает со своими нравоучениями.

Ну чем не счастье?

Ах, Хильда, Хильда! Мне жаль тебя разочаровывать, но очень скоро тебе предстоит убедиться, что реальная жизнь весьма далека от той радужной картины, которую ты нарисовала в своем воображении. Тебя ждет множество трудностей и разочарований. Но преодолевая их, ты с удивлением (и удовлетворением) выяснишь, что на самом-то деле ты — хорошая девочка, «гордость семейства».

 

Миссис Робинсон

Вы никогда не встречаете миссис Робинсон на работе. Более того, вы даже не догадываетесь о ее существовании. Всех прочих людей, имеющих то или иное отношение к вашей жизни, вы знаете. Они, как правило, на виду. И лишь одна миссис Робинсон — смутная, неопределенная фигура — маячит где-то в потемках…

Наверное, вы тоже, уважаемый читатель, хоть раз в жизни попадали в такую ситуацию. На дворе уже ночь, и тут вы вспоминаете, что забыли запереть ящик рабочего стола… или же оставили без присмотра важные документы. Короче, вы решаете немедленно ехать на работу и навести порядок.

Прибыв туда, вы с удивлением замечаете, что интерьер знакомой комнаты странным образом изменился. Такое впечатление, будто в ваше отсутствие здесь похозяйничал небольшой шаловливый тайфун. Кому бы еще пришла в голову мысль забросить на стол корзину для мусора? Да и прочие предметы покинули свои привычные места — словно, воспользовавшись отсутствием хозяев, решили затеять какую-то веселую игру. У них и вид какой-то виноватый! Заводилой, судя по всему, является именно корзина для мусора — та самая, что с безмятежно-дурацким видом стоит посреди письменного стола.

А рядом с ней — и это уж ни в какие ворота не лезет! — примостилась пара поношенных женских туфель с застежками на кнопочках.

Кто бы мог подумать, что на нашем полированном столе (за которым мы ежедневно собираемся на свои совещания) будут стоять старые башмаки с подагрическими отметинами!

В этот миг дверь отворяется и в комнату входит женщина с ведром и шваброй. Судя по всему, она не ожидала никого здесь увидеть, и несколько секунд вы с обоюдным удивлением разглядываете друг друга.

— О, простите, сэр, — произносит она извиняющимся тоном (в котором, однако, проскальзывают нотки недовольства). — Я не знала…

Чего именно она не знала, женщина не договаривает, поскольку переключает свое внимание на окружающие предметы. Она вытряхивает окурки из грязных пепельниц в корзину, переворачивает стулья и ставит их на стол, выгребает мусор из углов, и все это делает с такой легкостью, что вы поневоле начинаете завидовать ее сноровке. Неодушевленные предметы охотно ее слушаются.

В какой-то момент вам даже кажется, будто они сами тянутся к ее рукам — как лошадь к своему груму.

— Погода-то, похоже, портится, — говорит женщина, передвигая свои поношенные туфли. — Не иначе, как дождь пойдет. У меня всегда косточки ноют перед дождем…

Вы замечаете, что на ногах у нее мягкие войлочные шлепанцы.

Это не кто иная как миссис Робинсон.

Во всем Лондоне нет более загадочных женщин, чем миссис Робинсон и ее товарки. По вечерам, когда жизнь в Сити затихает, они покидают свои жилища (чаще всего где-нибудь на Хэмпстед-Хит или в восточных районах Лондона) и направляются в центр города. На несколько ближайших часов Сити переходит в их полную и безраздельную власть. С собой они несут ведра и тряпки, и это неспроста. Ибо отпущенное им время миссис Робинсон и иже с ней используют для наведения чистоты и порядка в покинутых офисах. Их умелые и проворные руки устраняют все следы былых конфликтов. Выметая память о дне вчерашнем, они готовят сцену для новых баталий, которые развернутся с наступлением завтрашнего дня.

Женщины эти — штатные уборщицы. И прошу не путать с обычными поденщицами, разница между ними колоссальная. Поденщицу едва ли можно назвать патриоткой своего учреждения. Она, как правило, временная работница с ограниченными полномочиями и минимальной ответственностью. В отличие от нее, штатная уборщица обладает почти абсолютной властью в ночном Сити.

Из всех жителей Лондона лишь она одна имеет право войти в запертый банк. И каждый вечер она приходит в этот храм царя Мидаса, чтобы, опустившись на колени, по-своему воздать ему честь. Она остается наедине с миллионными вкладами, но деньгам этим ничего не угрожает. Ибо миссис Робинсон не менее надежна, чем банковский охранник..

Перед ней открыты все двери, и страшно даже подумать, сколько секретов — больших и маленьких, важных и не очень — таится за этими дверьми. Но к чести миссис Робинсон надо сказать, что она свято хранит чужие тайны. Лично я никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь из уборщиц обвинили в шантаже (и, смею надеяться, никогда не услышу). Похоже, что все лондонские миссис Робинсон в гораздо меньшей степени наделены любопытством, нежели остальные представительницы прекрасного пола. А возможно, сама профессия накладывает на них отпечаток: призванные выискивать и уничтожать мусор, они ничего другого и не видят. Им даже в голову не придет искать в мусорной корзине миллионера что-то помимо мусора.

И все же мне интересно, что чувствует такая женщина, когда входит в здание Темпла или, скажем, в Уайтхолл. Со всех сторон ее окружают чужие секреты, в папках лежат правительственные документы. Неужели они ничего для нее не значат? И что она думает о нас, дневных обитателях этих помещений? С одной стороны, она никогда нас не видела. Но с другой, вполне может составить о нас впечатление по тем вещам, которыми мы себя окружаем. Ведь она на протяжении многих лет выгребает мусор из наших корзин, опорожняет наши пепельницы, замечает забытые зонтики и любуется фотографиями наших близких, которыми мы украшаем свои рабочие столы. Ну, и конечно же, прибирает к рукам все, что покажется ей полезным или привлекательным в куче нашего мусора. Это — так называемые легальные «бонусы» ее профессии.

Именно поэтому уборщицы нередко уходят с работы, унося с собой таинственные пакеты из коричневой оберточной бумаги. Что в них? Да то, что мы с вами выкинули. И не удивляйтесь, пожалуйста, если поздним вечером (или, наоборот, ранним утром) вы встретите на Треднидл-стрит скромно одетую пожилую женщину с окурком дорогой турецкой сигареты.

Это все те же пресловутые «бонусы».

А также не стоит удивляться, если где-нибудь на набережной Виктории в вагон трамвая войдет все та же невзрачная женщина с «синей книгой» в руках. Пусть вас не смущает название на обложке этой книги — «Данные о распространении ящура в странах Восточной Европы за период 1926–1927 гг.» Смею предположить, что лондонские уборщицы являются владелицами самых необычных в мире библиотек.

Иногда я представляю, что бы сделал на месте военного министра, если бы ко мне явились насмерть перепуганные сотрудники с сообщением о пропаже пакета важных документов. Уж, наверное, я не стал бы отправлять секретных сотрудников по следу вражеского агента — неизвестного мужчины, слегка прихрамывающего при ходьбе. Оставим подобные экзотические меры авторам детективных романов. Я бы поступил гораздо проще — доехал бы первым трамваем до Камберуэлла и постучал в двери миссис Робинсон.

— Уважаемая миссис Робинсон, — сказал бы я, — мы разыскиваем некие бумаги.

— Вы, небось, имеете в виду такую толстую стопку плотных листочков?

— Именно!

— Ну надо же! А я подобрала их с пола и еще подумала: какая замечательная бумага для растопки камина.

Погодите минутку… где-то они у меня здесь валяются.

Миссис Робинсон — живое воплощение здравого смысла, и грех этим не воспользоваться.

 

Охотница за головами

В Мейфэре очередной танцевальный вечер. Без труда вычисляется дом, в котором планируется это мероприятие.

Перед ним натянут полосатый навес: он начинается от балюстрады и доходит почти до края тротуара. Парадная лестница застелена красной ковровой дорожкой. Перед домом собралась жиденькая толпа зевак — тех, кто получает удовольствие от созерцания чужих развлечений. Всякий раз, когда двери особняка распахиваются, чтобы пропустить внутрь корзину роскошных цветов или же горшки с зеленым папоротником, призванные смягчать строгие георгианские интерьеры, в толпе возникает волнение.

— Ну разве не прелесть? — шепчутся зрители, терпеливо дожидаясь главного зрелища — прибытия гостей.

Хозяйкой вечера (и соответственно, инициатором всего этого переполоха) является миссис Фолиот-Фолиот-Брауни.

Внизу, на первом этаже хлопочет целый штат прислуги — по случаю приема его пришлось пополнить приглашенными со стороны ливрейными лакеями, официантами и прочими специалистами, без которых не обходится ни одно торжественное событие, будь то свадьба или похороны. Что касается самой мадам, она укрылась в стенах собственной спальни и горестно размышляет, как ей сладить с этой несносной Мэриан. Неужели и сегодня она выберет для себя образ скромной, неприметной тихони? Ну что за странный ребенок! Она абсолютно не выносит подобных праздников. Вместо того чтобы испытывать радостное возбуждение, блистать и распространять вокруг себя волны юного очарования, эта дикарка забивается в уголок и угрюмо отсиживается там на протяжении всего вечера. Где уж ей соперничать с другими девушками, если малейший намек на волнение приводит к столь разрушительным переменам во внешности Мэриан. Кровь отливает у нее от лица, стирая всякий намек на здоровый, очаровательный румянец, зато явственно проступают синяки под глазами и веснушки на скулах. В общем и целом удручающее впечатление. А благодарить за это следует мужа — дочь пошла в его родню, унаследовав все недостатки Фолиот-Фолиот-Брауни.

И уж никогда она так скверно не выглядела, как в день представления ко двору. Бедняжка Мэриан! Страшно подумать, чего ей стоили эти два часа, наполненные ироническими замечаниями и критическими взглядами публики…

Миссис Фолиот-Фолиот-Брауни решительным шагом направляется в спальню дочери, где завершаются последние приготовления к торжественному выходу. Горничная Мэриан хлопочет вокруг нее с булавками, прикрепляя к вороту платья искусственные цветы. Непревзойденные мастера с Бонд-стрит употребили свое искусство, чтобы придать достойный вид прическе и ногтям девушки. Результаты превзошли все ожидания: Мэриан выглядит настоящей красавицей, вот только, как всегда, бледновата. В приливе признательности миссис Фолиот-Фолиот-Брауни тепло пожимает руку дочери и предлагает добавить чуть-чуть румян.

Спальню она покидает в куда лучшем настроении, чем прежде.

Миссис Брауни являет собой образец матерей, хорошо знакомый нам по многочисленным комедиям нравов.

Все помыслы этой женщины направлены на достижение одной-единственной цели — она стремится устроить удачное замужество своей дочери. И пускай так называемые исследователи феномена под названием «современная женщина» — те самые, которые пишут всякую чушь о нынешней молодежи — убеждают вас, что данный типаж давно уже исчез из нашей жизни. Не верьте им!

Женщин, подобных миссис Брауни, не стало меньше.

Они и поныне живут среди нас и с успехом претворяют свои замыслы в жизнь. В одном лишь Мейфэре их десятки, если не сотни. Они являются любимыми клиентами всех агентов по продаже и сдаче внаем недвижимости.

Столичные портнихи ежедневно возносят молитву небесам, чтобы такие, как миссис Брауни и их дочери, не перевелись на белом свете. А что касается торговцев цветами, те привечают их не меньше, чем влюбленных иностранных аристократов.

Единственное увлечение подобных женщин — охота за мужьями для своих дочерей. При этом они не питают никаких иллюзий в отношении любви и прочей романтической белиберды. Их мировоззрение удачно сочетает в себе деловое чутье еврейского ростовщика с цепкой хваткой страхового агента. Они пошли бы на любые жертвы — с радостью растоптали бы и собственные принципы, и достоинство на вожделенных ступенях церкви Святого Георгия, если бы только это открыло дорогу их дочерям в храм Гименея на Ганновер-сквер.

Я отдаю должное их материнским инстинктам, но в то же время осознаю бесперспективность борьбы. Ибо женщины эти пытаются контролировать саму Природу. А та, как известно, достаточно случайно сводит людей воедино. Мужчины и женщины находят себе спутника, повинуясь таинственному влечению души, а вовсе не рекомендациям, полученным на официальных приемах. Трудно сдержать улыбку, наблюдая за героическими усилиями свах, которые плетут свои интриги и, похоже, не догадываются, что те в любой момент могут быть разрушены вмешательством куда более могущественных сил. Весь их арсенал, включающий в себя житейскую мудрость и цинизм, замешанный на непомерных амбициях, оказывается бессильным против непредсказуемого ветра любви, который «веет, где хочет».

Большинство людей с удовлетворением встречает известие о том, что очередная девица сбежала совсем не с тем человеком, которого ей прочили в женихи.

Что поделать, говорят в таких случаях, Природа взяла свое!

И тем не менее повторю: я с глубоким уважением отношусь к благоразумной и заботливой матери, пытающейся устроить судьбу любимой дочери. Как и все матери на свете, она не сомневается в исключительности своего чада.

Сердце ее разрывается между безумной надеждой и отчаянным страхом. Размышляя о будущем браке дочери, она вполне допускает, что он может оказаться полным провалом — или же триумфом! И подобные драмы разыгрываются не только в Мейфэре. Поверьте, то же самое происходит на любой улице любого города нашей планеты. Женщина, познавшая все тяготы замужества, оказывается в положении отставного бригадира, который с тревогой наблюдает, как его юный беззаботный сын собирается на войну. (Уж кому-кому, а ей-то все об этом известно!) Какая бессильная ярость охватывает несчастную мать, когда она видит, как ее неразумное дитя медленно, но верно движется в сторону неподходящего кандидата. Наверное, наша Вселенная давно бы лопнула, если бы имела свойство накапливать эманации беспомощного гнева, которые ежедневно излучают в пространство обеспокоенные матери.

Однако лишь в Мейфэре можно наблюдать, как матери в открытую плетут сложную сеть интриг во имя осуществления своей извечной мечты — найти богатого и знатного мужа для возлюбленных дочек…

Тем временем прием в доме миссис Брауни идет своим чередом. Внизу уже не протолкнуться от гостей, а ко входу все продолжают прибывать новые автомобили. На ковровой дорожке мелькают очередные дамские ножки, обтянутые элегантными шелковыми чулками, и по толпе бедных зрителей прокатывается вздох восхищения. Ах, какой блеск! Сколько элегантности! Кто знает вновь прибывших гостей? Увы, их имена никому не известны, да и не важны по большому счету. Ведь всю эту толпу молодых людей пригласили с одной целью — чтобы подтолкнуть бедняжку Мэриан к тому единственному мужчине, на которого положила взгляд ее мамаша. Сомнительная и дорогостоящая затея! Ну, посмотрим, чем закончится дело…

А наверху уже начались танцы. Юноши и девушки, столпившиеся на расчищенном квадрате паркета, медленно движутся в такт музыке. Со стороны это напоминает небезызвестный физический опыт Фарадея: вы, наверное, помните кучу металлических опилок, перемещающихся под воздействием магнитного поля. И где-то посреди этой толчеи скрывается добыча миссис Брауни — свободный молодой человек с ежегодным доходом не менее 10 тысяч фунтов стерлингов и хорошими видами на будущее. Изловить его не так-то легко, он ценит свою свободу и свой достаток. А также является достаточно опытным и проницательным человеком, чтобы понять: на него объявлена охота! Он вполне может представить, какого рода мысли копошатся в голове любезной хозяйки: «Десять тысяч в год… А в перспективе еще больше!»

Для миссис Брауни нет (и не может быть) более приятного зрелища, нежели вид ее дочки, уютно пригревшейся возле солидного банковского счета. Попробуйте побеседовать с ней, и вы узнаете, что миссис Брауни всем сердцем за любовь (особенно если любовь эта произрастает в стенах собственного особняка). Она вполне разделяет мнение мистера П. Г. Вудхауза, утверждавшего, что «бедность — это банановая кожура на пороге любви».

И она готова на все, лишь бы ее дорогая девочка не поскользнулась на этой коварной кожуре. В конце концов разве не в том заключается жизненная миссия каждой любящей матери — оберегать и наставлять свое дитя?

В течение всего сезона Мэриан будет неоднократно сталкиваться с намеченной жертвой. Волею случая им предстоит то и дело оказываться рядом в самых разнообразных местах — в садах Челси, на скачках в Эскоте, на приеме у милейшей миссис Спиндлберри и на ипподроме «Гудвуд». И одному лишь Богу известно, каких трудов стоило миссис Брауни устроить эти «случайные встречи»! Трезвым, оценивающим взглядом будет она следить за каждым поворотом этой волнующей игры.

Бедную мать ждет немало треволнений. Сердце ее будет в страхе замирать всякий раз, как с дочерью заговорит «неправильный» мужчина, и радостно биться при виде того, кто нужен. Увы, при всей своей мрачной решимости миссис Брауни не умеет творить чудеса. Все, что она может, — обеспечить присутствие Мэриан в нужное время в нужном месте. А дальше остается лишь уповать на волю Судьбы и надеяться, что лунный свет и господин винодел Болянже успешно довершат начатое.

Дай — то бог! И тогда по истечении приличествующего срока вы наткнетесь на лаконичное объявление в вечерней газете о том, что «приготовления завершены и дата свадьбы назначена».

Миссис Брауни получит свою долю поздравлений по поводу успешно проведенной операции. Конечно же, она будет понимать, что поздравления эти не вполне искренни (ибо исходят от менее удачливых матерей), но сей факт не сможет омрачить ее триумфа. После чего она с чистой совестью отправится на отдых в Довиль — восстанавливать силы после напряженного лондонского сезона.

— Ты не поверишь, дорогая, — будет говорить она приятельнице. — Я чувствую себя на грани нервного срыва…

Но все это произойдет в будущем, а пока… Небольшая кучка зевак толпится у дверей ее дома в Мейфэре.

Вслушиваясь в отдаленные звуки саксофона, люди смутно ощущают, что вот сейчас на их глазах рождается красивая романтичная сказка.

 

Треугольник

Большинство вечеринок в загородных домах строится по единому сценарию, в центре которого обычно стоят два главных персонажа — девушка и перспективный жених, за которым ведет охоту ее мать.

В нашем случае действие разворачивается в интерьерах старинного поместья, некогда принадлежавшего графскому роду Гландерсов и Фрогов. К началу нашего века это почтенное семейство — изрядно прореженное многочисленными локальными войнами и пострадавшее от национальной анемии — вконец обнищало (чему немало способствовали усилия трех последних поколений Гландерсов, склонных к исключительной беспечности и мотовству). Налог на наследство оказался для них непосильным бременем, в связи с чем было принято решение избавиться от дома. Имение перешло в руки мистера Арчи Маркэм-Дауна, который сколотил колоссальное состояние на уличной торговле носовыми платками. Речь идет о тех нехитрых приспособлениях, которые в последнее время буквально заполонили наш город. Ну, знаете, вы бросаете в прорезь мелкую монетку, и автомат тут же выдает аккуратно сложенный бумажный платочек, мужской или женский. На мой взгляд, та легкость, с которой целая нация отказалась от традиционных домашних платков и сменила их на бумажные заменители, должна наводить на определенные раздумья. Это еще один довод за (или против?) грамотно продуманной рекламы.

«Сморкайся на здоровье — автомат Дауна ждет тебя на каждом углу!» Именно так звучал рекламный лозунг, который принес мистеру Маркэм-Дауну несметные миллионы, а его самого привел в глубинку старой Англии.

Английская история не слишком-то благоволила к прослойке высшей знати. Сначала разрушительные войны Алой и Белой Роз, а затем едва ли не сорокалетнее правление скорого на расправу Генриха VIII — все это нанесло значительный урон сословию пэров. В результате немалое число английских аристократов очутилось в сельской глуши: кто попал в опалу и был выслан за какие-то провинности, а кто и сам решил уехать подальше от небезопасной столицы. Наверное, вначале им было нелегко привыкать к деревенской жизни. Однако, преодолев первоначальное раздражение, графы и бароны осели на земле, пустили корни и вскоре уже не мыслили себя без нее. Что касается современных нуворишей, они уже сегодня носят короны пэров завтрашнего дня. А почему бы и нет? Все новоявленные английские богачи поступали подобным образом — приезжали в провинцию и начинали создавать себе соответствующую родословную. Если они оказывались приличными людьми и с должным уважением относились к лошадям, то им хватало нескольких лет, чтобы заслужить уважение соседей — таких же сельских помещиков, как и они. Простой люд относился к ним с большей настороженностью: как правило, лишь через два поколения крестьяне начинали испытывать доверие к свежеиспеченным аристократам.

Задача значительно упрощалась, если вновь прибывшему семейству удавалось породниться со старой знатью.

Обычно подобные браки служили к взаимной выгоде обеих сторон.

Миссис Маркэм-Даун (или просто Милли для друзей) была неглупой женщиной, а посему быстро сообразила, что ее единственная дочь Пенелопа может стать тем самым звеном, которое свяжет воедино старую и новую Англию.

Рассудив подобным образом, она прежде всего провела смотр нескольким благородным холостякам, что имелись в их округе, а затем открыла сезон охоты. Милли вела преследование с мягкой, но непреклонной настойчивостью.

Я вообще не знаю более целеустремленных и успешных свах, нежели женщина, лишь недавно разбогатевшая и еще не успевшая привыкнуть к своему богатству.

В душе миссис Маркэм-Даун жил неизбывный страх, что дочь влюбится в какого-нибудь простолюдина. Это означало бы крушение всех ее честолюбивых планов: они так и останутся семьей безродных толстосумов. Для женщины, которая всю жизнь только и делала, что слушала разговоры о «большом бизнесе», подобная мысль казалась непереносимой. Не все соседи отнеслись сочувственно к ее ухищрениям. Кое-кто говорил: «Эта ужасная Маркэм-Даун просто преследует сына Фицджорджей! Представляете, она на днях спрашивала, не могу ли я пригласить его в „Тауэрс“».

Но другие возражали: «А мне нравится старушка Милли! Уж она-то знает, чего хочет, и идет к цели с настойчивостью спортсмена! Лично я согласилась пригласить молодого Фица на следующей неделе. Понятно, что она хочет заполучить его для своей Пенелопы. Но по мне, так он должен благодарить судьбу за подобную удачу…»

Итак, в один из ближайших уикендов на проселочной дороге появляется вереница запыленных лимузинов.

Миновав старый запущенный парк, они останавливаются перед входом в особняк. Дом буквально сияет улыбками и свежевымытыми окнами. На железнодорожной станции тоже царит непривычное оживление: сюда прибывает целая армия слуг и служанок, они следят за выгрузкой багажа своих хозяев. В усадьбе тем временем собралась веселая разноголосая компания — в основном те, кого принято называть «золотой молодежью». Внимательному наблюдателю сразу бросится в глаза странное отсутствие симпатичных молодых людей. Тем эффектнее выглядит лорд Фицджордж, когда он наконец появляется в толпе гостей. Миссис Маркэм-Даун лишний раз убеждается в правильности своего выбора: весьма достойный молодой человек — милый, в меру учтивый, но знающий себе цену. Именно то, что нужно Пенелопе!

И как удачно, что все это происходит в загородном доме! Ибо трудно придумать декорации, более выгодно оттеняющие красоту английской девушки. Здесь ей представится возможность по несколько раз на дню менять туалеты, всякий раз демонстрируя новые заманчивые грани своего облика.

Насколько сложнее устраивать судьбу дочери в Лондоне, думает миссис Маркэм-Даун, вспоминая светские рауты, на которые выводила Пенелопу. Эти тесные домики, где несчастные гости толпятся, словно в обезьяннике. Любое неловкое движение, любая оплошность на виду… Здесь по крайней мере ваши намерения не так бросаются в глаза. Если постараться, то молодой перспективный холостяк может и не заподозрить, что пал жертвой чужой игры. Он так и будет пребывать в счастливой уверенности, что сам сделал свой выбор.

Например, юный Фиц может выйти поутру в сад и случайно столкнуться с очаровательной девушкой. Нужно только все правильно рассчитать, а там уж молодость возьмет свое. Много ли времени потребуется юноше, чтобы влюбиться в сверстницу! Несколько волшебных мгновений — ровно столько, сколько нужно оленю, чтобы перескочить через живую изгородь, — и образ прелестной незнакомки навечно западет в сердце. А затем они могут встретиться (тоже случайно!) за завтраком, и встреча эта несомненно подогреет его интерес. Надо сказать Пенелопе, чтобы она взяла в буфете те же самые блюда, что и он. Наверняка его порадует такое совпадение. При желании в нем можно усмотреть некое обещание будущего блаженства.

А позже, уже днем, Пенелопа может появиться в бриджах и сапогах для верховой езды (один из тех костюмов, которые беспроигрышно смотрятся на английских девушках). Они отправятся вместе на конную прогулку — это идеальные условия для флирта. Можно ли придумать что-то более романтичное? Вы едете рядом, почти соприкасаясь коленями, и ведете милую светскую беседу. Вы так близки в этот миг друг другу… и в то же время так невообразимо далеки. Молодые люди доедут до конца луга, поднимутся на пригорок. И здесь Пенелопа, словно на что-то обидевшись, пустит лошадь в галоп. Она помчится вперед, подобно обольстительной нимфе из древней легенды. И что ему остается делать, как не скакать вслед? Тут уж сработает простой инстинкт охотника. Догнать и захватить! (Странно даже подумать, что все это задумано и подстроено миссис Маркэм-Даун. Какая великолепная режиссура! И как тонко исполнено! Вряд ли бедный юноша даже почувствует ее зловещее, хоть и благосклонное присутствие.)

В жаркую погоду Пенелопа с Фицем могут направиться на прогулку в ближайший лесок. Если же день выдастся не слишком знойным, то к их услугам теннисный корт и площадка для гольфа. А впереди еще вечер! Да будет вам известно, что любая девушка совершенно преображается в вечернем туалете — из милого товарища по играм она внезапно превращается в загадочную, неотразимую женщину.

Будучи дамой вполне разумной и просвещенной, миссис Маркэм-Даун продумала партию очень тщательно и даже с учетом естественно-научных факторов. Заглянув в астрономический календарь, она выяснила, что в эту пору как раз ожидается полнолуние. Это как нельзя лучше для ее планов. Представьте себе, как полная луна поднимается над лесом, заливая все окрестности таинственным призрачным светом…

И кто может противиться магии луны? Перед ней бессильны даже члены палаты лордов. Я почти уверен, что все великие династии создавались не без участия этого ночного светила. Так уж устроен человек, что лунный свет навевает на него грусть. Любой мужчина чувствует себя в такие минуты одиноким и беззащитным.

Он самым необъяснимым образом начинает тосковать по женскому теплу. И это очень важный, можно сказать, решающий миг. Если девушке хватит ума оказаться рядом, то она почти наверняка услышит те самые главные слова, после которых мужчине не будет хода назад. Тут уж не спасет даже образование, полученное в престижной частной школе. Как говорится, коготок увяз, всей птичке пропасть…

Большое спасибо, я так тронута вашими поздравлениями, — будет писать миссис Маркэм-Даун месяц спустя. — Он славный мальчик, и я уверена, сумеет сделать Пенелопу счастливой. По правде говоря, для нас это стало такой неожиданностью…

 

Морская лихорадка

По моему глубокому убеждению, не существует на свете такой девушки, которая бы не смогла найти себе поклонника во время плавания на океанском лайнере (при условии, конечно, что она того желает). Я слышал от стюардов… Впрочем, давайте лучше рассмотрим ситуацию в развитии…

Итак, представьте себе молодого человека, который в самом ближайшем будущем намеревается отправиться в морской круиз. Он стоит на верхней палубе и, перегнувшись через перила, лениво наблюдает за беспорядочной сутолокой, что всегда сопутствует отправлению океанского лайнера, этого гигантского плавучего отеля. Народ прибывает. По палубам снуют озабоченные стюарды, своими белыми пиджаками они напоминают дантистов. Из корабельных труб уже вовсю валит дым. В недрах судна что-то содрогается и ритмично постукивает. Молодой человек чувствует, как дрожат поручни у него под рукой. Пройдет несколько минут, и низкий протяжный звук сирены оповестит всех об отправлении лайнера.

Огромный корабль медленно отчалит от берега и двинется вдоль узкой ленты Саутгемптон-Уотер, затем выйдет на необъятные просторы Атлантики. На протяжении ближайшей недели пассажиры окажутся полностью отрезанными от окружающего мира. Подобно веселой компании из «Декамерона», они будут наслаждаться жизнью на борту роскошного судна, отгородившись от остального человечества многими милями морской поверхности.

Полное уединение! Выглядит так, будто некая неведомая сила подхватила отель «Ритц» вместе с его постояльцами, подняла в воздух на две мили, да так и оставила там висеть на семь дней и ночей.

Молодой человек рассеянно наблюдает за подвижной, переменчивой толпой на нижней палубе и пытается вычленить из нее более или менее приятные лица. Кто они, его попутчики, с которыми ему предстоит общаться в ближайшее время? Удастся ли найти среди них достойного приятеля (а еще лучше подругу)? Внезапно он замечает прелестную девушку, стоящую в компании немолодых и безвкусно одетых дам. Наш герой глазам своим не верит. Вот это да! Он в жизни своей не встречал подобной красавицы. Тут над пристанью действительно разносится гудок сирены с последующим объявлением: «Провожающим покинуть судно!» Очаровательная незнакомка обменивается поцелуями со своими уродливыми подругами и поспешно сходит на берег. О нет! Девушка остается в Англии! Его сердце разбито, мечты растоптаны… Ну почему, почему не она плывет на корабле вместо этих жирных коровищ?

Тем временем пристань совершает медленный, плавный разворот и начинает постепенно удаляться. Королева красоты остается на берегу — она стоит в тени электроподъемника и машет вслед уходящему кораблю. Некоторое время он еще различает ее в толпе провожающих, затем окончательно теряет из вида. Подавив горестный вздох, он решает спуститься вниз, перекусить в ресторане. По дороге заглядывает в офис стюардов, где уже собралась толпа уродливых, растрепанных и взволнованных женщин. Одни из них выглядят недовольными (чтобы не сказать разгневанными), другие жеманно кокетничают и заискивают перед стюардом. В любом случае все они крайне неприятные особы, с которыми лично он не желает иметь ничего общего. Сущие мегеры! И как только бедный парень справляется с неослабевающим потоком их нелепых и противоречивых претензий? Одни недовольны, что их поместили на верхней палубе, где нещадно дует. Другие стонут, что на нижней палубе невыносимая духота — они-де скоро задохнутся. Кто-то жалуется, что вентиляторы не включаются, у других они не выключаются (и это тоже плохо). Часть женщин требует, чтобы им предоставили ванные комнаты, которые они якобы оплатили. Другая недоумевает, почему им дали каюту с ванной комнатой, которую они не оплачивали.

Стюард не теряет присутствия духа: он вежливо всем улыбается и делает какие-то пометки в своем блокноте.

Он-то знает, что скоро все образуется. Уже к полднику эти бушующие фурии выдохнутся и замолчат…

Наш герой мрачно следует в ресторан и заказывает себе баранью отбивную. В душе он безутешно оплакивает утраченную мечту. О боже, что за девушка! На фоне всех остальных она выглядит настоящей королевой. Возможно, это и есть тот идеал женщины, о котором он грезил всю свою дурацкую, беспорядочную жизнь. Ах, какая злая ирония судьбы! Вот так случайно найти ее, чтобы тут же снова потерять! От горьких раздумий его отрывает официант. Он ставит на стол некое экзотическое блюдо — в меню оно числится как вафли, однако по виду больше смахивает на сухие кукурузные кочерыжки. Ей-богу, подобный десерт способен оскорбить патриотические чувства любого англичанина. Молодой человек возмущенно поднимается из-за стола и покидает ресторан.

Первые сорок восемь часов плавания оборачиваются сплошным разочарованием. Наш герой находится в подавленном настроении. Он лишний раз убеждается, что без женского общества жизнь скучна и бессмысленна. Действительно, попробуйте изъять из окружающего мира женщин с их восхитительными туалетами, и такой мир потеряет всю свою привлекательность. И что остается делать молодому здоровому мужчине, кроме как напиваться в одиночку и проклинать собственный пол. Он с отвращением наблюдает за кучкой верных мужей и заботливых отцов, которые ежедневно удаляются после ужина с бутылочкой «Виши» и одним — всегда одним! — сухим печеньицем. Неужели его тоже это ожидает в будущем?

На третий день он устает от алкоголя и окончательно примиряется со своей судьбой. Поутру наш путешественник поднимается на штормовой мостик, чтобы подышать свежим воздухом. Расхаживая взад и вперед, он думает, что все не так уж плохо. В конце концов он жив-здоров… чувствует себя неплохо. Спит хорошо, питается даже слишком хорошо. Вот, можно выйти полюбоваться на море — вдохновляющее зрелище! В этот миг он замечает стоящую у перил девушку. Вполне себе симпатичную девушку. Кто она такая, гадает молодой человек, и откуда взялась на этом судне? Некоторое время он прогуливается поблизости и внимательно разглядывает незнакомку. Затем перебирается на шлюпочную палубу, и здесь видит еще одну девушку: та стоит в одиночестве, обхватив себя руками за плечи, свежий ветер треплет ее длинные волосы. Черт побери, она же настоящая красотка!

Наш герой решает выпить коктейль перед завтраком и с этой целью спускается в бар. Но по пути останавливается как вкопанный. Ибо взору его предстало поистине чудесное видение — девушка такой редкостной красоты, какую не всякому повезет узреть в своей жизни.

Что за черт! Действительно она посмотрела на него с интересом или это только ему примерещилось? Он чувствует, что настало время радикально пересмотреть свое мнение относительно путешествия. Похоже, лайнер не такое уж скучное и пустынное место.

Позже, за завтраком, когда молодой человек сосредоточенно поглощает свою порцию ветчины, он ловит взгляд девушки, сидящей за три столика от него. Серьезный, задумчивый и оценивающий взгляд. Он чувствует, как кровь бросается ему в лицо. Боже, да она просто очаровательна! Наш герой тут же утрачивает всякий интерес к еде. Осторожно оглядевшись по сторонам, он замечает множество молодых, привлекательных лиц. Ну и ну! Зал ресторана расцвел, подобно весеннему саду. Как такое могло случиться? И, что еще интереснее, когда произошло это чудо? Неужели это те самые гневные, плаксивые дамы, которые сели на судно в Саутгемптоне? Он лихорадочно одергивает пиджак, гадая, не слишком ли измялся его единственный приличный костюм.

Наш герой еще не догадывается, что в ближайшие дни ему предстоит самое тяжелое и опасное испытание из всех, какие только выпадают на долю убежденных холостяков.

Я давно уже заметил: морское путешествие оказывает на большинство людей примерно то же самое воздействие, что и пребывание в пустыне. Люди начинают инстинктивно тянуться друг к другу. Возможно, все дело в чувстве одиночества, которое порождает вид безбрежных просторов — не важно, вода ли вокруг или пески. Перед лицом всемогущей природы человек невольно проникается сознанием своей малости и слабости, и ощущение это, надо думать, не из приятных. Для некоторых даже невыносимое. В поисках защиты люди жмутся друг к другу, подобно малым детям в грозу. Кроме того, сказывается необычность обстановки. Неделя на борту океанского лайнера настолько выбивает человека из привычной колеи, что ему кажется, будто это и не жизнь вовсе, а так, сцена из спектакля, в котором ему отведена роль романтического любовника. Как иначе объяснить то гипертрофированное внимание, которое люди оказывают себе подобным на корабле?

Ситуация видится мне исключительно опасной. Ибо человек, у которого восприятие реальности (а с ним и моральные критерии) деформированы, способен совершить непоправимые ошибки. Вы, наверное, и сами замечали: если уж мужчина влюбляется на палубе корабля, то чувство его гораздо глубже, нежели то, что он обычно испытывает на суше. Да и болезнь протекает несколько иначе. Ибо больной обнаруживает удивительную склонность к исцелению, стоит ему, как пловцу, вынырнувшему с глубины, учуять запах близкого берега.

Я бы сравнил корабельную любовь с тем поэтическим чувством, которое подчас вспыхивает на костюмированном балу. Будучи оторванными от действительности и заключенными внутри искусственно созданного мира фантазии, участники маскарада нередко переживают романтическую влюбленность, которая, увы, испаряется с первыми же рассветными лучами. В отличие от пассажиров, члены команды, слава богу, не подвержены этой странной магии моря. И то сказать, они находятся на борту корабля не ради развлечения, а с куда более серьезной и прозаической целью — зарабатывают себе на жизнь.

Положение обязывает их сохранять трезвость взгляда и ясность мышления. На безумства своих подопечных они смотрят со спокойной снисходительностью. Так здоровый человек наблюдает за поведением больного, чей мозг затуманен действием опия.

Что касается нашего молодого человека, то наиболее вероятным мне видится следующий ход событий. Скорее всего, он без памяти влюбится в одну из своих очаровательных спутниц (при условии, что не падет жертвой излишнего энтузиазма и не окажется к концу путешествия связанным сразу с несколькими женщинами). Как водится в таких случаях, чувства его будут крепнуть с каждым днем. Очень скоро женщина эта заслонит для него остальную вселенную. Любой, даже самый незначительный ее поступок будет иметь жизненно важное значение.

Обычная каблограмма, отправленная любимой, в его представлении сравняется с трудами нобелевского лауреата. Она так умна и очаровательна! На свете не было (и не будет) другой такой девушки! Она для него единственное средство избежать скуки жизни. Каждая минута, проведенная вдали от нее, кажется ему пыткой. Он повсюду следует за своей избранницей, стремясь исполнить малейшую ее прихоть. Он готов стать ее рабом! Причем перспектива эта приводит его в восторг, совершенно немыслимый для нормального мужчины на суше. Сказывается все та же магия морского круиза: благие мысли и добрые деяния, которые на берегу у него заняли бы месяцы (если не годы), оказываются втиснутыми в несколько быстротечных дней на борту прогулочного лайнера.

Даже когда она — в отсутствие всяких вокальных данных — берется участвовать в самодеятельном концерте, он не испытывает досады, а напротив, млеет от восторга. Если бы данный концерт состоялся где-нибудь на берегу, то ее более чем скромное исполнение популярной песенки, может, и не разрушило бы его чувства, но уж во всяком случае не вызвало бы такой бури восторга. Как правило, нам неприятно наблюдать, как наши кумиры ставят себя в неловкое положение. Однако здесь, в море, нормальная логика не действует. Как следствие, он слушает с увлажненными глазами, и все струны его души трепещут, подобно арфе под рукой умелого мастера.

Ах, если бы ему хватило ума держаться подальше от шлюпочной палубы… Ни в коем случае не стоило туда подниматься после танцев! Впрочем, что уж теперь говорить… В тот самый миг, когда он поставил ногу на первую ступеньку трапа, в воздухе витали призраки грядущих мисок для салата и чернильниц.

Наверху ветер гулял в корабельных снастях, а в высоких горячих трубах лайнера время от времени рождался загадочный звук — то ли вздох, то ли стон. Звезды таинственно мерцали над головой, и казалось, будто темный небосвод медленно и плавно накреняется то в одну, то в другую сторону. Время от времени со стороны навигационного мостика доносился звук судового колокола и тактичное покашливание вахтенного офицера.

В том вдохновенном состоянии, в каком находился наш герой, все вокруг приобретало для него романтическую окраску. Невнятное бормотание радио, мерный шум волн… Даже почтовый пароход «Юпептик», проследовавший встречным курсом, показался ему — ни больше ни меньше — золотой стрелой, летящей над вечными полями Парадиза.

На следующий день после прибытия лайнера в Нью-Йорк в вечерних газетах появились заголовки:

АНГЛИЙСКИЙ БАРОНЕТ ОБРЕЛ НЕВЕСТУ В МОРСКОМ КРУИЗЕ.

«Я СЧАСТЛИВЕЙШИЙ ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕ», — ПРИЗНАЛСЯ СЭР ДЖОНС.

Хотя… Не исключен и другой вариант. Я представляю себе, как сэр Джонс, ошеломленный, недоумевающий, стоит и смотрит, как она сходит по трапу в толпе прочих пассажиров. Подобно человеку, очнувшемуся от глубокого сна, он пытается понять, что же такое с ним случилось на этом треклятом корабле. Ибо, едва ступив на берег, его недавняя избранница странным образом изменилась. Наверное, не столь уж она хороша. А иначе с какой бы стати он смотрел сейчас на другую девушку?

Черт побери, а ведь эта малышка в зеленой шляпе настоящая красавица!

 

Гольф для двоих

По моему глубокому убеждению, игрок в гольф является идеальным мужем. Судите сами… Он человек твердых привычек и немалого терпения (это качества, без которых игра в гольф попросту невозможна). К тому же он человек со средствами, иначе как бы он смог позволить себе подобное хобби. И наверняка добился определенного положения в жизни — в противном случае вряд ли он сумел бы регулярно отлучаться с работы. Если говорить о возрасте, то он, скорее всего, находится в том приятном (с точки зрения женщин) возрасте, когда все юношеские безумства и незрелые поступки остались позади. Я почти уверен в этом, поскольку общеизвестно, что гольф является болезнью среднего возраста.

Судьба — дама капризная, особенно когда дело касается раздачи даров. Порой просто диву даешься, насколько неравномерно распределены блага в нашем мире!

Взять, к примеру, нашего гольфиста. Будто бы всего вышеперечисленного было недостаточно… Так нет же!

Судьба наградила его еще одним неоценимым достоинством — а именно способностью вовремя исчезать с горизонта.

Ни для кого не секрет, что некоторые женатые мужчины чересчур привязаны к семейному очагу. Все свободное время они проводят в стенах родного дома, чем доводят несчастную жену буквально до истерики. Бедная женщина готова вопить, ругаться, как извозчик, и проклинать надоевшего супруга. Многие устраивают скандалы, провоцируя мужа на оскорбления и даже рукоприкладство… Или попросту сбегают из дома. Такова уж женская психология. Они рассматривают дом как собственную вотчину и не желают делиться своей властью.

Добро бы муж сидел в уголке и ни во что не вмешивался!

В этом случае она бы как-то смирилась с его постоянным присутствием. Но, к сожалению, подобные мужья имеют печальное свойство вникать во все стороны семейного быта и ничтоже сумняшеся высказывать свое мнение по любому (самому интимному) поводу. Их тупое самодовольство, их возмутительная вездесущность служат причиной того, что добрые слова в адрес супруга произносятся лишь единожды — когда бедняга-муж отправляется в свое первое и последнее долгое путешествие. Да покоится душа его с миром!

Нет ничего странного в том, что женщины не любят безупречных мужчин. Ведь совершенство не оставляет простора для фантазии. Я подозреваю, что многие женщины были бы только рады, если бы их мужья — «идеальные мужья» — приобрели пару-тройку мелких, необременительных пороков.

И насколько же выигрывает в этом отношении игрок в гольф! Он достиг желанного баланса — недостатки налицо, однако же никто не назовет его порочным. Он с такой частотой (и с такой радостью) сбегает из дома, что впору заподозрить его в интрижках на стороне. Однако пролистайте хронику бракоразводных процессов за последние десять лет. Много ли вы там найдете упоминаний о мужьях-гольфистах? Ни одного! А все потому, что гольфисты самые высоконравственные из всех мужчин.

Они настолько увлечены гольфом, что на прочие страсти их попросту не хватает. К тому же в характере его присутствует трогательная неуверенность в себе, которой часто грешат запойные пьяницы. Неожиданная щедрость, с которой он время от времени осыпает супругу дарами, наводит на мысль о муках нечистой совести (мужчины наверняка поймут, о чем я говорю). А между тем все объясняется гораздо проще — ему повезло выиграть очередную партию в гольф.

Если добавить к этому полное равнодушие к рутине (выработанное долгими годами игры в гольф), то перед вами портрет идеального мужа. Он не только никогда не станет возражать против брака как такового, но и имеет все шансы сделать эту авантюру удачной.

А теперь давайте перенесемся на площадку для игры в гольф ранним солнечным утром.

Трудно придумать более выигрышные декорации для английской девушки (а ведь согласитесь, что место действия играет немаловажную роль в любой истории). На ней маленькая фетровая шляпка, джемпер и узенькие брючки из твида. Данное чудо заслуживает отдельного упоминания. Я имею в виду ту потрясающую красоту, которую англичанки — и только они одни из всей женской половины человечества! — научились создавать из клочка фетра и двух ярдов твидовой материи.

Костюм мужчины призван подчеркивать его мужественность — на нем те самые брюки-гольф, которые ни одна женщина не согласится надеть даже под страхом смертной казни. В конце концов не для того она выходит на площадку для гольфа! Ей полагается выглядеть исключительно женственно. Я бы сказал, что именно здесь ее пол особенно бросается в глаза. Любая девушка выглядит обезоруживающе привлекательной, когда наклоняется, чтобы нанести удар по мячу. Изгибы ее тела столь восхитительны, что трудно ими не залюбоваться. Да и после — когда она уже нанесла удар, но еще не успела обернуться в поисках одобрения или утешения — от нее невозможно оторваться. Вот она стоит, изогнувшись, отведя назад руку с клюшкой. На лице полыхает румянец, глаза прищурены, нетерпеливый взгляд уже устремлен вдаль, к следующей лунке. Она сосредоточена и полностью погружена в себя. Если ее что-то и волнует в этот миг, то лишь собственные успехи в гольфе. Она так довольна собой… и так прекрасна!

А между тем играет она из рук вон плохо. И в этом кроется секрет ее очарования. Вы никогда не замечали, что все хорошенькие девушки, как правило, толком не умеют играть в гольф? И это очень разумно с их стороны. В противном случае они сразу бы утратили половину своей прелести… возможно, даже стали бы попросту невыносимыми. Фокус в том, что мужчине жизненно необходимо ощущать свое превосходство. Он может бить дальше (не обязательно ровнее) — и данный факт льстит маленькому мальчику, который живет в душе каждого из нас. Казалось бы, невелика заслуга, однако же подобные мелочи помогают мужчине самоутверждаться в жизни.

И они же делают его чрезвычайно уязвимым в отношениях с противоположным полом. Вы только представьте себе состояние мужчины, который прежде проигрывал всем подряд, и вдруг… О чудо! Он наконец-то встретил игрока слабее себя, перед которым можно порисоваться, которого можно снисходительно опекать. Излишне напоминать женщинам о необходимости постоянно принимать в расчет мужское самолюбие. Умные женщины и без того прекрасно осведомлены об этой нашей слабости и успешно используют ее в своей игре. В конце концов всем известно, что раненый зверь становится опасным. В отличие от него, зверь прирученный покладист и готов танцевать под любую дудку.

Итак, наш игрок в гольф хорошенько размахивается и посылает мяч на сто пятьдесят ярдов вперед.

В ее глазах светится восхищение, которое, несомненно, приятно греет душу мужчины. С легким досадливым пожатием плеч она произносит:

— О боже! Вот бы мне когда-нибудь научиться так бить.

— Ну-ну, не стоит скромничать… Ваш стиль улучшается с каждым ударом, — великодушно говорит он.

— Вовсе нет! Мне кажется, я безнадежна. Попробую, конечно, скопировать ваш удар… но не знаю, что получится.

Она размахивается (и вполовину не так сильно, как он) и бьет. Сто сорок ярдов!

— Ну, совсем неплохо! — бросает он. — А теперь смотрите: если вы покрепче возьметесь левой рукой…

Она старательно — совсем по-детски — пытается ему подражать. Ее огромные глаза взирают на него с таким доверием, что он невольно проникается ощущением собственного всемогущества.

— Покажите, пожалуйста, как надо, — нежным голоском просит она.

Он кладет свои сильные мужские руки поверх ее слабых пальчиков и помогает принять нужную позу.

— Вот видите, так гораздо удобнее!

— О, благодарю вас!

— Ну а теперь замахивайтесь… Замечательно! — хвалит он.

— Правда?

— Просто отлично!

— Я тоже ставлю вам «отлично» за ваше терпение! — смеется девушка.

В его душе, где прежде безраздельно царствовал Эйб Митчелл вкупе с Сент-Эндрюсским клубом, драйверами и паттерами, просыпается новое чувство — восхищение, граничащее с влюбленностью. В порыве радостного воодушевления он наносит новый удар. Какой конфуз!

Его клюшка вздымает в воздух примерно с полфунта добротного английского чернозема, который, подобно новогоднему конфетти, сыплется им на голову.

— Ради Бога, простите! Мне так неловко!

— Не извиняйтесь! — смеется она, прикладывая платок к левому глазу. — Мне, напротив, приятно знать, что даже такой мастер, как вы, время от времени ошибается.

— Сам не понимаю, как подобное могло случится.

Позвольте вам помочь…

Он решительно отбирает у нее крошечный носовой платочек. Приблизившись вплотную к девушке, он кладет одну руку ей на плечо, а другой начинает довольно неуклюже ковыряться в ее глазу. Она стоит неподвижно и мужественно старается перетерпеть боль от его неловких прикосновений.

— Спасибо, мне уже гораздо лучше, — заверяет она сквозь слезы. — Просто песчинка попала в глаз… Теперь уже все в порядке.

В это время на горизонте появляются остальные игроки. Они останавливаются поодаль: позы небрежные, расслабленные, но на лицах написано недовольство. Периодически с их стороны доносятся протяжные крики — будто гигантская корова мычит:

— Эй, впереди!

Какая поразительная черствость! И этих людей он прежде считал своими друзьями. Ну, ничего, подождут…

Уж теперь-то он знает: где двое, там третий — лишний.

Они оказываются вдвоем в глубоком «бункере» и наслаждаются интимностью момента. Хриплые голоса, долетающие из соседних «бункеров», не способны нарушить их уединения. Ласково пригревает летнее солнышко. В небе над головой заливается песней жаворонок…

— Ваш удар!

— В самом деле?

Она промахивается.

— Не повезло!

Он ломает свою клюшку!

— Великолепно… Скотти!

— Вы знаете, — застенчиво шепчет она, — хоть игрок из меня никакой… Тем не менее я ценю эти минуты за возможность быть рядом с вами.

— Не наговаривайте на себя. Вы очень даже какой игрок, — горячо возражает он. Затем природная честность берет свое, и он добавляет — И вы очень быстро прогрессируете…

По окончании игры они вместе сидят в помещении клуба, пьют чай — этот хмельной напиток гольфистов.

Позже он предлагает подвезти ее домой.

— Мне не дает покоя одна мысль, — говорит она по дороге с задумчивым видом. — Скажите, неужели Эйбу Митчеллу удавалось послать мяч дальше, чем это сделали сегодня вы с третьего ти?

Его рука сама отрывается от руля и находит ее руку.

Сердце захлестывает нечаянная радость, в мозгу словно взрываются праздничные шутихи. Впервые в жизни ему хочется употребить слово «дорогая».

После свадьбы счастливая жена может распорядиться своими клюшками по собственному усмотрению — продать или же подарить незамужней сестре. Теперь ей уже не нужно — более того, категорически не рекомендуется! — изображать интерес к этой несносной игре.

 

Любительский театр

Мы все в каком-то смысле актеры-любители.

Наполеон был величайшим актером своей эпохи… точно так же, как и Борджа, и Цезарь. Чаще всего, однако, мы не претендуем на столь значительные роли, довольствуясь скромным участием в любительских спектаклях.

Практически в каждом пригороде, в каждом провинциальном городке сыщется горстка мужчин и женщин, одержимых страстью к театру. Во всех прочих отношениях они ничем не отличаются от своих сограждан — точно так же ходят на работу и занимаются домашним хозяйством. Но несколько раз в неделю они собираются по вечерам в арендованном зале какого-нибудь муниципального здания для того, чтобы «ставить пьесу». Как правило, все они не слишком довольны распределением ролей, однако с неизменным оптимизмом утверждают, что «вечером все будет в порядке». Когда… каким таким вечером? Очевидно, они имеют в виду время, когда поставят «Кошкин дом»…

Даже журналист мистер Хэннен Сваффер — при всем своем опыте и проницательности — не сумел выяснить природу данного феномена. Действительно, с какой стати взрослые люди, которые вовсе не обязаны это делать, тратят личное время на постановку любительских спектаклей? Совершенно очевидно, что делается это не из любви к человечеству или, скажем, сочувствия к бессловесным тварям. Корыстные мотивы также исключаются, ибо практика показывает, что это далеко не прибыльное предприятие.

После того, как будет оплачена аренда зала, освещение, декорации и костюмы (не говоря уж о зарплате рабочих сцены), финансы «Кошкиного дома» останутся в своем первоначальном плачевном состоянии.

Профессиональный психолог наверняка сошлется на такую черту человеческой натуры, как тщеславие. Но лично я скорее соглашусь с идеалистом, который делает ставку на романтику. В самом деле, что мешает человеку довольствоваться обычной службой в газовой конторе или в компании «Кока-кола», если не врожденная склонность к некому героизму. Скука повседневной жизни вгоняет такого человека в тоску, которую неспособны излечить никакие традиционные хобби. Теннис тут не годится, он дарит лишь физическое наслаждение и подходит для недалеких людей. С другой стороны, любительский театр дает возможность хотя бы ненадолго сбежать от прозы жизни в вожделенный мир фантазии. Самодеятельный актер получает бесценный опыт перевоплощения совсем в иного человека. Поэтому не удивляйтесь, если увидите, как кассир в магазине или ничем не примечательный продавец бормочет себе под нос:

Слова эти ни в коей мере к вам не относятся — просто в данный момент он ощущает себя Макбетом.

Как правило, браки, зародившиеся в стенах любительского театра, имеют неплохие шансы на успех. Верный своей привычке играть, мужчина-актер с воодушевлением берется за партию примерного мужа, жене же отводится роль благодарной аудитории (что поделать, для актеров и один человек — зрительный зал). От ее поведения зависит, насколько счастливой будет концовка у этого спектакля, но у женщины есть все предпосылки сделать подобный союз прочным и долговременным. (Кстати, если верить статистике по бракоразводным делам, то с профессиональными актерами гораздо труднее иметь дело.) Что касается актера — любителя, он обладает массой полезных качеств. Начать с того, что он хорошо знаком с классическим репертуаром театров — следовательно, не чужд романтике. По роду своей деятельности ему постоянно приходится перевоплощаться в различные образы, так сказать, влезать в чужую шкуру — в чужие мундиры, дублеты и пулены. Это уже само по себе требует определенной пластичности характера и умения приспосабливаться к текущим условиям. А проникновение в психологию сценического образа делает его внимательным и сочувственным. И это еще далеко не все достоинства нашего мужа-актера. Он достаточно раскован и редко попадает в неловкие ситуации. А некоторое пристрастие к внешним эффектам (тем самым, которые в пьесах Шекспира обозначаются ремаркой «шум за сценой и звуки фанфар») вносит приятное разнообразие в рутину тихой семейной жизни.

Далее… Самодеятельный актер настолько привык ко всевозможным накладкам — партнер, к примеру, забыл слова или вовсе не явился на спектакль, — что выработал в себе весьма полезную бдительность. К тому же он умеет хорошо излагать мысли: его словарь значительно расширился, а язык развился благодаря знакомству с великими драматургами. Правда, порой его красноречие несколько утомительно, но для умной женщины не составит труда скорректировать эти маленькие недостатки супруга. И, что важнее всего, он является достаточно уравновешенным человеком (неуравновешенные типы идут в профессиональные актеры).

По сути наш герой представляет собой тот редкостный и привлекательный (с женской точки зрения) тип мужчин, который время от времени позволяет себе полет фантазии. Однако флюктуации эти достаточно редкие и кратковременные, чтобы представлять собой угрозу семейному очагу. Он похож на яркий воздушный шарик, реющий на надежной веревочке: и глаз радует, и можно не опасаться, что улетит. И не важно, что ваш муж по вечерам умерщвляет юных принцев в Тауэре — это не помешает ему вовремя попасть на утреннюю электричку…

А теперь несколько слов об актрисах любительского театра.

Практика показывает, что это крайне опасный персонаж. Всякий раз, как прелестная девушка исполняет роль Розалинды, Джульетты, Порции, Джессики, Виолы, Оливии, Миранды или Титании, она неизбежно насмерть ранит сердце своего партнера — Орландо, Ромео, Бассанио, Лоренцо, Герцога, Фердинанда или Оберона. Нередко, сама того не желая, она поражает и когорту второстепенных актеров, так называемых «стражников, слуг и гонцов». В исключительных случаях ее разрушительные чары распространяются даже на тех, кто в сценарии поминается всего лишь лаконичной ремаркой «Уходят».

Таким образом, любительская постановка Шекспира подчас выполняет функции брачного агентства. И делает это наилучшим образом. В конце концов это так романтично — найти свою судьбу благодаря самым лучшим в мире стихам…

А теперь заглянем на одну из репетиций самодеятельного театра. Все актеры (вернее, те из них, кто удосужился прийти на репетицию) печально сидят в арендованной классной комнате, где по стенам развешаны ученические натюрморты и географические карты. Один из мужчин вполголоса бормочет, обращаясь к нарисованной цветными мелками морковке:

Тем временем молодой режиссер — энергичный и не слишком популярный в труппе — уж битый час бьется над сценой из пятого действия «Венецианского купца».

Его подопечные — Лоренцо и Джессика — никак не могут ухватить настроение. Молодой человек впервые сталкивается с Шекспиром, и судя по всему, встреча эта не из приятных. Шекспир ему активно не нравится. Трудно вообще понять, зачем Лоренцо пришел в театр, ведь на уме у него одни мотоциклы. Реплики он подает без всякого энтузиазма, словно зачитывает начальнику отдела малоутешительные биржевые котировки.

— Стоп! — кричит режиссер. — Так не пойдет, старик! Требуется вкладывать побольше страсти!

— Что вы имеете в виду? — интересуется Лоренцо.

— Черт, неужели непонятно? — кипятится режиссер. — Ведь по сценарию вы влюблены в нее! Ну-ка, попробуем еще раз со слов «Кто так спешит сюда в молчанье ночи?»

А между тем актриса, исполняющая роль Джессики, само очарование. Уже после двух репетиций как-то забывается, что зовут ее мисс Джонс и работает она в «Балморале». Во всяком случае режиссер успел уже начисто забыть об этом. Он тихо ненавидит Лоренцо и мечтает лишить его роли (а лучше вообще убрать из труппы).

К сожалению, это не так-то просто сделать. Лишь крайняя степень слабоумия может послужить основанием для изгнания из любительского театра. (Между прочим, единственное, что примиряет Лоренцо с Шекспиром, — это прелестная мисс Джонс из «Балморала».)

— Смотрите внимательно! — кричит режиссер. — Показываю, как надо играть.

Он решительно направляется к Джессике и, приобняв ее за плечи, делает несколько шагов по «залитой лунным светом аллее». При этом режиссер произносит свои слова низким взволнованным голосом, в котором слышны отзвуки соловьиного пения. Под конец он проникновенно целует девушку.

Она немедленно заливается краской. Молодой человек изо всех сил старается изобразить на лице профессиональную заинтересованность, а сам думает: «Ну, не знаю… По-моему, здесь он хватил через край. С другой стороны, это ведь всего-навсего пьеса». Джессика по-прежнему рдеет, точно маков цвет. И неожиданно режиссер тоже отчаянно краснеет. (Сидящая в сторонке Порция заговорщически толкает в бок свою служанку Нериссу.)

Ого!

Вот уж я бы никогда…

На следующей репетиции Лоренцо полностью пересмотрел свои позиции. Он непривычно активен и смел, но режиссер все равно недоволен. Он пытается оттереть его от партнерши.

— Полегче, дружище! Вовсе не обязательно пожирать бедную Джессику! — строго выговаривает он парню, но предательский румянец выдает его истинные чувства.

— Но вы же сами просили меня быть романтичным!

— Романтичным — да! Но не голодным же. Запомните: это спокойная, поэтичная сцена…

Прелестная в своем смущении Джессика посылает ему благодарную улыбку. Этот Лоренцо действительно такой тупица! Ах, если бы сам режиссер…

И снова вечер. Рабочий день позади. Газовая контора и здание компании «Кока-кола» опустели, банковские проблемы начисто забыты. Неожиданно приносят телеграмму от Лоренцо: «Упал с мотоцикла. Растянул связки. Играть не смогу».

Какое счастье, думает режиссер, что мы с ним примерно одного роста.

Читаем рецензию в местной газете: «Режиссеру труппы мистеру Герберту Джонсу пришлось подменить заболевшего актера, исполнителя роли Лоренцо. В общем и целом мистер Джонс блистательно справился со своей задачей, если не считать любовной сцены в пятом действии. Увы, здесь он поддался природной скромности и говорил едва слышно (во всяком случае голос суфлера звучал гораздо громче)».

А еще через полгода в той же газете в разделе светских новостей можно прочитать: «В качестве свадебного подарка члены Вестфильдского драматического общества преподнесли молодым изящное собрание сочинений Шекспира».

Вот так это обычно и происходит. Люди, намеревающиеся принять участие в любительском спектакле, должны помнить: им придется действовать на собственный страх и риск (особо это относится к тонко чувствующим и увлекающимся натурам).