Честно сказать, когда мы воочию увидели фигуру командира ракеты, пробрало даже меня, а уж что до того, какие эмоции испытывал строгий и придирчивый Фродо, то я боялся себе это даже представить.

Командир стоял непосредственно у разверстого грузового шлюза своего корабля, терпеливо наблюдая за тем, как единственный робот-погрузчик, скрипя и треща своими гидравлическими сочленениями, медленно поднимает над собой и запихивает в чрево ракеты черные контейнеры, маркированные желтыми цифрами и буквами. Командир надежно подпирал стену шлюза плечом, изящно заложив одну ногу за другую, хотя изящество его позы то и дело нарушалось тем фактом, что ему непременно надо было подтягивать согнутую ногу на место, потому что она уползала, а опорная нога от этого подгибалась. Командир был до невозможности пьян. На голове его красовалась довольно засаленная парадная флотская фуражка, надвинутая на лоб настолько низко, что глаз командира при всем желании нельзя было рассмотреть – учитывая еще, что командир обладал длинной рыжей шевелюрой, которая многочисленными густыми прядями торчала из-под фуражки во все стороны, как листва кокосовой пальмы. Руки командира были глубоко засунуты в карманы рабочего подскафандрового комбинезона, поверх которого на командире красовался расстегнутый темно-синий китель парадной флотской формы – но слегка ободранный и без знаков различия. Китель был слишком длинен, и командир, вместо того, чтобы развести его полы в стороны, просто задрал их, так что они топорщились из-под засунутых в карманы рук. По мере нашего приближения командир все выше и выше задирал лохматую голову, чтобы иметь возможность разглядывать нас из-под низко надвинутого на самый нос козырька. Сказать что бы то ни было о возрасте или происхождении командира было весьма затруднительно – ну, за исключением того, что он принадлежал к европеоидной расе: подбородок и скулы его покрывала густая рыжая щетина, надежно скрывавшая возрастные признаки. Ну, правда, можно было еще сказать, что он обладает крупным, острым, угловатым, так называемым «волевым» подбородком и весьма крупным носом.

Чувствуя, что Фродо впал при виде этого выдающегося персонажа в ступор, я двинулся вперед.

– Здрасте. Нам нужно на Комп. Найдутся два места?

Командир задрал голову в предельное заднее положение, отчего опорная нога его вновь подогнулась, и он чрезмерно резким движением выпрямился. Его повело вперед, но он, не опуская головы, героическим усилием удержался, качаясь на каблуках неуставных остроносых кожаных сапог, и со звучным шлепком оперся на стену всей спиной – да еще, по случаю, затылком. Фуражка окончательно наехала ему на нос, но не упала.

– Два места на Комп?

Командир говорил низким и очень хриплым голосом с каким-то неуловимым акцентом. Распознать его возраст по-прежнему не представлялось возможным, равно как и происхождение (во всяком случае – мне, пока что плохо разбиравшемуся в акцентах, с которыми говорят на линке). Зато было понятно, что, хотя командир и пьян, говорит он достаточно отчетливо, видимо, вполне контролируя себя.

– Два места на Комп у меня есть, – возгласил командир, насмотревшись на меня и вновь опустив голову. Робот-погрузчик умостил в трюме последний контейнер, ухватился манипуляторами за что-то внутри ракеты, со скрипом подтянулся, вполз в трюм и проворно закрыл за собой люк. Командир, покачиваясь, стоял передо мной, все сильнее горбясь. Казалось, он засыпал.

– Командир, – напомнил я ему о своем существовании. – Сколько это будет стоить?

– Х-хык! – командир так сильно икнул, что мы с Фродо вздрогнули. Рыжая голова вскинулась, и под козырьком фуражки на мгновение блеснули глаза. – Два места на Комп у меня есть, говорю! А стоить… н-ну… а шут его знает… механику три кроны, мне шесть, ну и сколько там в Имперском Звездном берут на этом маршруте – еще по шесть с половиной крон с носа. Х-хык! Хреновое здесь пиво, вот что я вам скажу. Четыре года летаю на эту Клоаку, или как там ее, на эту Помойку, нет, с-собака, как ее, на этот Варвар… на этот Хрю-хрю… Тьфу-Тьфу… да ч-ч-черт, как его…

– Тартар, – мрачно сказал Фродо. Он любил точность.

– …на этот Тартар, да, спасибо, яркий, х-хык! – четыре, да, года я летаю на эти чертовы рудники, и все не могу понять, почему тут такое поганое, кислое, пьяное пиво, и почему он за него дерут, как за земной «Гиннесс»? Х-хык! Вот чего я не могу понять!

И командир мрачно, хрипло и раскатисто захохотал.

– Вы с Телема, верно? – спросил вдруг Фродо.

– Это верно, яркий. Я с Телема. С самой что ни на есть Телемской Тоскалузы. Знаю, акцент выдает. А на хрена, скажи мне, я буду акцент прятать? А?

– Вы вовсе не должны прятать акцент, – вежливо согласился Фродо. – Напротив. Я считаю, каждый человек должен быть тем, что он есть.

– Точно, – уважительно заключил командир, вновь опасно шатнувшись вперед и вновь героическим усилием обретая равновесие. – Тут ты, яркий, прав на сто шестнадцать процентов. С половиной.

И командир опять захохотал.

Я тем временем отсчитал деньги и протянул ему пачку имперских бумажек.

– Двести двадцать марок, командир, – напомнил я ему. Цену он назвал в кронах, но я уже знал, что старая имперская крона равнялась десяти нынешним маркам, поэтому словом «крона» обычно называли банкноту-десятку.

Командир предпринял героические усилия по вытаскиванию из карманов комбинезона хотя бы одной руки, в результате чего неожиданно вытащил обе и едва не упал. Впрочем, пачку десяток и двадцаток он взял у меня довольно точным движением, достаточно аккуратно согнул пополам и с первой попытки засунул в нагрудный карман кителя.

– Велькам або-р-р-рд! – возгласил он вдруг с такой энергией, что Фродо слегка отшатнулся. Я не сразу понял, что он по-английски произнес «welcome aboard»: его английский разительно отличался даже от того более чем странного языка, на котором со мной говорил Дик Лестер в первый день нашего знакомства.

– Thank you, captain, – вежливо ответил я.

Командир помотал головой, отчего снова закачался в нескольких направлениях сразу.

– Не, это я не по-английски, – прохрипел он. – Это я по-тоскалузски. На моем родном языке, понимаешь? По-тоскалузски надо так отвечать: танкъя, кэп! Ну-ка, повтори.

Спорить с командиром я не решился, и послушно повторил за ним:

– Танкъя, кэп.

– Во, – одобрил командир. – Только я не капитан. Я – шкипер. Шкипер Реостат Рыжий к вашим услугам, добрые сэры.

Он шутовски отдал честь, слегка промахнувшись: вместо того, чтобы приложить кончики пальцев к виску, как было принято в Имперском Звездном, он сильно хлопнул себя по фуражке, отчего та едва не слетела с головы, но шкипер Реостат Рыжий тут же ее выправил, воспользовавшись тем, что рука и так уже была рядом с головой.

– На борт! Все на борт! – хрипло заорал Реостат, повернувшись и неверным шагом устремляясь к подъемнику. – Подъемник на три персоны, второго рейса не будет, так что без опоздавших.

Не сразу попав в дверь подъемника, шкипер уткнулся лицом в небольшой приборный пульт, управлявший шлюзом. На экране в центре пульта мигали цифры, отмечавшие время до старта.

– О, пятьдесят минут до старта! – удивился он. – Чой-то так быстро? – он задом ввалился в подъемник. Мы осторожно вошли вслед за ним. – Х-хык! Ух, мерзкое же пиво… Не пейте пива на Тартаре, джентльмены, не пейте его там никогда… Не пейте пива летнюю порой, а пейте спирт… Впрочем, это я отвлекся… Все вошли? – он заглянул нам за спины так, как будто ожидал увидеть в пустом шлюзе толпу пассажиров. – Все. Лифт отправляется, следующая остановка – второй этаж. – Реостат хлопнул рукой по пусковой кнопке с такой силой, что подъемник содрогнулся. – Ну, а мне пора трезветь. Трезвей, старина Реостат! Трезвей, Рыжий! – заорал он так, что у меня заложило ближайшее к Реостатовой глотке правое ухо. – Чой-то не трезвеется. Вы не знаете, джентльмены, почему мне не трезвеется? – Подъемник, скрипя и треща, медленно полз вверх. – А! Знаю! Надо же мне было сначала таблеточку ливина принять! – Он покопался пальцами в нагрудном кармане. – Где тут у меня таблеточка ливина? Вот тут у меня таблеточка ливина… – Он жестом фокусника выхватил из кармана большую плоскую ярко-синюю таблетку и, вместо того, чтобы проглотить ее, зажмурился и резким шлепком прижал ее ко лбу.

Я вытаращил глаза. Таблетка зашипела. Из-под козырька шкиперской фуражки потянулся слабый синий дымок. Через несколько секунд таблетки уже не было видно, только на коже, быстро бледнея, синел ее отпечаток.

– М-м-м-м… – не открывая глаз, Реостат Рыжий передернулся с головы до ног, будто в мгновенной лихорадке. Подъемник встал. Распахнулся люк. Реостат резко развернулся и сделал несколько совершенно ровных и уверенных шагов в глубину открывшегося шлюза, затем лихим жестом сбил фуражку на затылок и обернулся к нам.

У шкипера были резкие, крупные черты совершенно трезвого лица, и он с хитрецой щурил ледяные, ярко-голубые глаза.

– Добро пожаловать на борт грузовой ракеты AL, бортовой номер R2, – сказал он хрипло, весело и без малейших признаков опьянения. – Джентльмены, прошу прощения, не знаю, как вас зовут – мне пора готовить машину к взлету. Пассажирский салон – уровнем выше, подняться можно вот здесь. Не позднее, чем за десять минут до старта, прошу занять кресла и надежно пристегнуться: у нас нет автономной гравикомпенсации, поэтому будут перегрузки при старте. Полет до Компа займет восемнадцать часов. Утром по абсолютному, часов в восемь, я приглашу вас разделить с экипажем завтрак.

Он отдал нам честь, на этот раз совершенно четко и даже щегольски, и повернулся.

В этот момент в шлюзе появился еще один член экипажа. Это был невысокий, толстенький человечек, совсем не старый, но заметно лысеющий. На нем был синий комбинезон механика-двигателиста, тоже безо всяких знаков различия. Он уставился на нас неприятным взглядом: у него были мутные, но неестественно быстро бегающие глаза.

– Что вытаращился? – негромко осведомился у него Реостат. – Пассажиры. Твой тридцатник я тебе сейчас отслюню. Давай, не торчи здесь. Иди машину раскочегаривай.

– Успеется, Рыжий, – кислым тенорком промямлил механик, продолжая переводить взгляд с меня на Фродо и обратно.

Реостат повернулся и ушел. Мы с Фродо, волоча свои вещи, стали подниматься по узенькой винтовой лестнице. Лысеющий механик все смотрел на нас из шлюза. Поднимаясь вторым, я видел, что он достал из кармана мультиком и стал набирать номер.

Я в тревоге сунул руку в карман куртки и взглянул на шар.

Шар был лилово-зеленым.

Я дернул Фродо за штанину и прошипел:

– Гляди скорее!

Шар медленно тускнел по мере того, как мы удалялись от механика. Я слышал, как он в шлюзе быстро и неразборчиво что-то говорит в мультиком сдавленным голосом.

– Это интересно, – задумчиво сказал Фродо. Сначала он, затем я вышли в узкий и тесный пассажирский салон. – Ах, как же мне это не нравится.

Неожиданно для меня он вытащил из-под своих просторных одежд пистолет.

– Посмотри, Майк. Я прихватил его на всякий случай еще из дома. Но я не умею им пользоваться.

– Дай-ка. – Я осмотрел пистолет. Это был именно пистолет в понятном мне смысле этого слова, а не многофункциональное устройство размером с кирпич, которым – под тем же названием – пользовался Ланселот. Оружие коротким стволом походило на дамское, хотя калибр его был вполне внушителен, а магазин, как показал внимательный осмотр, вмещал четырнадцать патронов. – Думаю, я-то им воспользоваться смогу. Вот только не рискованно ли его проносить через таможни и погранслужбу?

– Нет. А почему должно быть рискованно?

– В мое время пронести оружие на борт самолета было нельзя. Террористы использовали оружие для захвата самолетов.

– Ах, вот оно что… Нет, это невозможно – оружие оружием, но никто, кроме офицеров экипажа, попасть в рубку, ну или любое другое служебное помещение судна, не может, для этого надо иметь не пистолет, а кей.

– Что?

– Кей. Персональный кодирующий ключ-усилитель. Ну, это неважно. Главное, если оружие легальное, его можно возить с собой. А у меня на него есть разрешение.

– А… выстрел, разгерметизация?

Фродо удивленно посмотрел на меня.

– Как это? Разгерметизация корабля, ты имеешь в виду?

– Да.

Фродо покачал головой.

– Нет, что ты. Я не представляю, из какого оружия нужно выстрелить внутри корабля, чтобы вызвать его разгерметизацию. Корпуса кораблей кералитовые… это очень прочная субстанция, поверь мне.

– В мое время корпуса были металлические… а иллюминаторы из какого-то специального стекла, их было несложно разбить выстрелом…

Фродо пожал плечами.

– Ты забываешь, что прошло почти две тысячи лет. Да, конечно, развитие технологий шло нелинейно, были периоды упадка… Но столько времени… Нет, что ты, корабль нельзя повредить иначе, чем снаружи, боевым лучевиком, скажем. А изнутри… Разве что взрывчатка большой мощности… Но как раз это проносить нельзя, и на космодромах есть сканеры, реагирующие на взрывчатку…

– Ну, хорошо. Только давай я пока подержу пистолет у себя.

– Да, конечно.

Я засунул пистолет во внутренний карман куртки.

– Вот оборотная сторона ненасилия, – вдруг серьезно сказал Фродо. – Неспособность защитить себя.

Я защелкнул свой рюкзак в багажник над головой и сел.

– Ненасилие хорошо тогда, когда оно становится нормой поведения большинства. Иначе это просто покорность овцы на бойне.

– Да, возможно. – Фродо тоже отправил свой мешок в багажник. – Я все же предпочитаю думать иначе.

– Согласись, что у тебя была возможность всю жизнь думать иначе. У Святослава или Като, например, такой возможности никогда не было. Они живут в мире, где свою жизнь нужно постоянно защищать – во всяком случае, людям их общественного положения. Меч для них – орган тела, естественное продолжение руки. А разве они плохие люди?

– Они превосходные люди. Но они – исключение. Они оба – редкостные для своего времени люди. Я думаю, столь высокими моральными качествами в их время обладали немногие.

– Что, сейчас по-другому?

Фродо несколько секунд глядел на меня сквозь очки и вдруг признал:

– Да, пожалуй, что сейчас то же самое. Хороших людей, наверное, больше, чем в средние века, но ведь людей вообще стало намного больше.

– Внимание пассажирам, – раздался в интеркоме веселый хриплый голос Реостата, – прошу пристегнуться. Готовимся к взлету.

Мы принялись пристегиваться. Я вдруг заметил, что слева от моего кресла (и справа от кресла Фродо – мы сидели лицом к лицу) имеется широкий иллюминатор. Ну, не иллюминатор, а участок этой их нынешней прозрачной брони. Я помнил, что космодром находится под самой поверхностью планеты; теперь я видел, что верхние ярусы корабля были выше уровня поверхности – в паре метров ниже иллюминатора были видны слабо освещенные края стартового узла, а прямо перед нами расстилалось истыканное электрическими огнями широкое черное поле под испещренным яркими звездами бескрайним черным небом. Кругом были невысокие горы, едва заметные в слабом свете, а черное поле вокруг нашего стартового узла было в шахматном порядке усеяно другими стартовыми сооружениями – на наших глазах из одной освещенной трубы поднялось и кануло в звездное небо округлое тело какого-то грузовика, и свет в выпустившей его шахте погас.

Вблизи нашего стартового узла огней не было. И по черному полю, прямиком к нам, увеличиваясь в размерах, катилась какая-то освещенная изнутри машина, помигивавшая характерными полицейскими сине-красными огнями.

Фродо, смотревший туда же, куда и я, произнес:

– Похоже, это за нами.

И тут наша ракета дернулась, содрогнулась сверху донизу и глухо заревела. Из-под краев стартового колодца повалил, заволакивая все вокруг, освещенный снизу оранжевый пар. Я увидел, что полицейская машина, которая уже подъехала было к стартовому узлу настолько, что я мог разглядеть внутри неясные фигуры полицейских в боевых шлемах, резко развернулась и покатилась в обратном направлении. Мы почувствовали мощный толчок снизу, затем еще один, более сильный, и ракета, тяжко вибрируя, тронулась вверх. Нас медленно, но все тяжелее и тяжелее стало вдавливать в кресла. Открытая дверь отсека сорвалась с фиксаторов, прокатилась по роликам и тяжело ухнула, захлопываясь. Я увидел, что Фродо вцепился в подлокотники кресла и побледнел. Я с трудом перевел дыхание, с усилием удерживая голову в неудобном, чересчур широком подголовнике: ракета, глухо трясясь, мощно тянула вверх. Я скосил глаза к иллюминатору, из-за чего в глазах поплыли пятна. Поля и гор уже не было видно, внизу сверкали огни целого полушария, из-за массивной черной туши которого вставало зарево близкого солнца – видимо, свечение его фотосферы? Ракета кренилась, выходя на разгонную орбиту. Перегрузка быстро слабела и вдруг кончилась, на пару секунд возникло под ложечкой противное ощущение невесомости, и вдруг пришла нормальная сила тяжести: это ракета легла на траекторию разгона, и включился рабочий ход, создающий на борту гравитационную компенсацию.

– Ох елки же палки, – проскрипел я на родном языке, с трудом ворочая глазами. Фродо не отреагировал: похоже, перегрузка тоже далась ему нелегко.

Несколько минут я сидел в блаженной неподвижности, приходя в себя.

– Внимание пассажирам, – раздался в интеркоме голос Реостата – хриплый, но почему-то гораздо менее веселый, чем раньше. – Можно отстегнуться. Перепадов тяжести и резких маневров в ближайший час не ожидается.

Я открыл было рот, чтобы что-то сказать Фродо, но Таук предостерегающе поднял палец.

Интерком не был выключен; мы продолжали слышать попискивание и короткие гудки аппаратуры в рубке.

Затем голос механика – медленный мямлящий тенорок – произнес (видимо, продолжая начатый разговор):

– Ну и дурак. И как ты теперь в обратный рейс пойдешь? Тебе ж, дураку, приказали не взлетать.

– Поздно, говорю, приказали, – отозвался Реостат. Слышались щелчки и гудки – он, видимо, что-то делал на пульте управления. – У меня уже зажигание прошло. Приказывай тут, не приказывай…

– Мог заглушить двигатель.

– Ага, и потом еще полночи перегружаться. Говорю тебе, поздно. Надо было взлетать. И потом, что мне за хрен – полиция Тартара. Приписка у нас комповская, фрахт комповский. Разрешение на взлет диспетчерская дала – все, юрисдикция Тартара кончилась.

– Дурак, да не ты же им был нужен, – механик говорил все быстрее и быстрее, отчего голос его становился все выше и неприятнее. – Они же явно за этими двумя ехали.

Повисла пауза. Послышался такой звук, будто кто-то раздернул застежки-липучки. Затем механический голос произнес без выражения: «автопилот включен».

– А, ну и тем более, – раздался наконец голос Реостата. – Ну тем более! Я чо, своих пассажиров фараонам буду сдавать, да? Ну ты придума-ал! Они ж бабки заплатили. И тебе, между прочим – не пито, не едено, а тридцатка к зарплате. Понял? Я ваще рисковых мужиков люблю. Может, они это… тоже… по контрабанде. Я чо, своих сдам? Заложу своих, да, с-сука?

Судя по звуку, Реостат ухватил механика за комбинезон.

– Дурак ты. Сам не понимаешь, против чего попер, – проблеял механик. – Черт тебя… Уйду к едрене-маме от тебя! Увольняюсь к черту! Расчет дай! Я на Компе списываюсь с борта!

– Ну и вали. Топай, таракан позорный, вошь полицейская. Иди к фараонам своим поганым, пусть они тебя и кормят, и поят, и на ракете возят, и за пивом ты им бегать будешь, пока они свои черные дела делают. – Реостат явно нагнетал драматизм, все повышая тон, теперь уже почти до крика. – На тебе твои бабки! Одиннадцать крон, как в банке, наликом, безо всяких чеков! Вали отседова, коз-зел! Рожа твоя немытая! И чтоб я тебя тут больше не видел никогда!

Тут послышались недвусмысленные звуки борьбы, явственно завертелось от сильного толчка чье-то кресло, раздались одна за другой три мощные плюхи, механик проблеял отвратительно грязное ругательство, свистнула, откатываясь, дверь рубки, и мы услышали, как механик, топая, пронесся по винтовой лестнице мимо пассажирского салона вниз, в двигательный отсек. Внизу хлопнула дверь, и послышался характерный гул задраивающих отсек сервомоторов.

– С-с-сука, – прошипел в интеркоме Реостат. – Тоже мне, отыскался… юный активист имперского правопорядка. С-скотина.

Затем в динамиках щелкнуло, и больше мы ничего не слышали.

Мы переглянулись.

– Механик звонил куда-то, пока мы поднимались сюда, – выпалил я.

– Прислужник врага, – мрачно сказал Фродо. – Не повезло.

Отвязавшись от кресла, он сделал три шага к двери салона и тщательно запер ее на все три имеющихся замка.

– Ну что же, Майк. Пока у нас есть небольшой перерыв, пришла пора нам поговорить о деле.

Фродо сел напротив меня.

– Итак, прежде всего… чтобы тебе было понятно – время Галактики представляет собой не единый поток, а множество параллельных потоков. Например, ты – не из нашего прошлого: ты из потоков, параллельных нашему прошлому. Внутри одного потока можно перемещаться только в одном направлении – вперед, вместе со временем. Зато можно перемещаться назад вдоль параллельных потоков и затем возвращаться. Существуют технологии этого дела, велись исследования. Люди из потоков прошлого не раз перемещались в наше настоящее, затем их возвращали назад; и наоборот, наши исследователи уходили назад и возвращались вперед. Так что ты, Святослав и Като не одиноки: понятие «передвиженец» давно известно науке. Создается энергомасса… ну, подробностей я не смогу объяснить… короче, ты остался там, в прошлом, такой, какой ты есть – понимаешь? А вот этот, новый ты – это энергомасса. Она ничем не отличается от тебя-настоящего, кроме того, что она находится в далеком параллельном будущем потоке времени. Если понадобится вернуться в прошлое, физики-временники смогут, наверное, найти твой исходный поток и слить энергомассу с исходным организмом.

Так это не навсегда, подумал я. Я могу вернуться? Меня это известие так оглушило, что я с трудом понимал, что говорит Фродо.

– Есть еще вариант, когда создается биоклон исходного организма. От обычного клеточного клона он отличается тем, что полностью копирует взрослую личность, вместе с ее разумом и памятью. Биоклон гораздо дороже энергомассы, и его нельзя вернуть в прошлое. Насколько я знаю, биоклонов создавали тогда, когда пытались спасти от гибели в прошлом каких-нибудь несправедливо рано погибших гениев – это, правда, никогда толком не удавалось – или тогда, когда заброшенного в параллельное прошлое исследователя не удавалось по каким-то причинам вытащить самопереносом энергомассы.

Я не стал говорить Фродо, что ничего не понимаю. В конце концов, я уже с ходом дней разобрался со многими идеями и понятиями, которые я не мог понять в самом начале. Разберусь и в этом. Но… я могу вернуться?

– И еще есть третий вариант, – продолжал Фродо, поправив очки. – Из прошлого изымается сам исходный организм. Это страшно опасно и непредсказуемо, потому что почти наверняка ведет к необратимому изменению не только параллельного потока, но и нашего собственного потока времени. Я плохо знаю теорию хронотрансгрессии, поэтому боюсь, что не смогу объяснить более подробно. Во всяком случае, теоретически перенос исходного организма из параллельно-прошлого потока в наше настоящее возможен, но очень опасен, так как может привести к гибели или необратимому изменению личности этого перемещенца, и вот это-то приводит к катастрофе. Ну, должно приводить, по теории. Этого никто не делал, даже в Имперском Институте параллельных потоков времени, который два года назад разогнали после Хронодесанта… была такая авантюра в Империи – Хронодесант… впрочем, это я потом расскажу. Главное, ты пойми, что изъять из прошлого, пусть даже параллельного, какого-то человека – значит почти наверняка вызвать катастрофу в настоящем, необратимое изменение в ныне живущем человечестве, исчезновение целых генетических линий и тысяч живущих людей, если не миллионов.

– Это я могу себе представить, – пробормотал я. – Раздавили бабочку в мезозое…

– Да-да-да! – воскликнул Фродо. – Так в твое время уже был известен этот парадокс?

– Теоретически. В литературе. – Я не стал вдаваться в подробности.

– Замечательно: значит, тебе легче будет понять. Так вот, мы уже знаем, что несколько дней назад Хозяин переместил некий груз из Солнечной Системы через Космопорт в систему Толиман, пользуясь деятельной поддержкой своей человеческой агентуры. В Космопорте, у Лиана, который, как мне кажется, в иерархии Посвященных занимает не рядовое место, я совершенно точно узнал, что именно было перемещено. Точнее, кто. Хозяин сделал именно то, чего не решились сделать даже его подручные в Институте Времени – он похитил из прошлого людей!

– И теперь гибель или необратимое изменение личности этих людей вызовет в ныне существующем человечестве выпадение целых генетических линий и исчезновение множества ныне живущих, – пробормотал я, чтобы показать, что все понимаю. Впрочем, не могу сказать, чтобы меня сразу сильно поразила величественность злоумышления таинственного Хозяина, в которого, надо сказать, я до сих пор верил весьма условно – ну, за исключением того, что я был в Цитадели и совсем уж отрицать существование Врага не мог.

– Вот-вот. Я вижу, что тебе все-таки трудно понять, что конкретно произошло. Я думаю, если я объясню тебе, кто именно похищен, тебя это затронет сильнее.

– Я их знаю?

– Думаю, да. Их даже я знаю, а к тебе они гораздо ближе по времени, чем ко мне. Только я не стану называть их имена вслух. Нельзя. Это слишком большой риск.

– Напишешь?

– Нет, тоже опасно. Биотекст, вот что нам нужно. Я тебе сейчас дам свой блокнот и рид-сенсоры. Ты будешь читать «Последнего из бессмертных» отца Джирола, а в конце я сделаю приписку – четыре имени, имена тех, кого он похитил. Я думаю, когда ты закончишь чтение, ты все поймешь.

– Я смогу читать через рид-сенсоры? Этому надо как-то учиться?

– Да нет, не надо. Ну, наверное, я выставлю самую низкую скорость ввода – вряд ли ты сможешь читать таким быстрым потоком, как я, я все-таки пользуюсь этим способом с пяти лет, и мой отец им пользовался, и дед… Но я уверен, что ты сможешь воспринимать сигнал рид-сенсоров. Кстати, рекомендую, прежде чем начать читать – заснуть. Первый в жизни съем с рид-сенсоров, да еще во взрослом возрасте, лучше делать во сне. Откинь-ка кресло, пристегнись, а я приклею тебе рид-сенсоры. Ну и сам лягу спать. Утром все обсудим.

Мы спали плохо: ракета Реостата Рыжего явно была не самым комфортным транспортным средством в Галактике. Кресла были неудобные, старые и ободранные, из-под стенных панелей клочьями лез ядовито-желтый вонючий утеплитель, а малейшие изменения курса – которых при перелете между двумя соседними планетами, находившимися едва ли не в противоположных по отношению к звезде точках своих орбит, было довольно много – то и дело отзывались в салоне тошнотворными перепадами гравитации и надоедливым противным плюханьем воды в бачке маленького гальюна за пластиковой дверцей.

В восемь утра кто-то постучался в дверь нашего салона. Я с трудом разлепил запухшие глаза, осторожно отклеил от висков присоски рид-сенсоров, с кряхтением поднялся и подошел к двери, сжимая в кармане рукоять пистолета и одновременно косясь на зажатый в левой руке хрустальный шар. Шар нейтрально поблескивал, а на вопрос «кто там» с лестницы отозвался Реостат. Я открыл.

Шкипер был без фуражки; его длинные рыжие волосы были забраны в хвост, китель на нем отсутствовал, комбинезон выглядел почти новым, а на поясе обнаружилась кобура с каким-то весьма массивным толстоствольным оружием. Войдя в салон, он тщательно прикрыл за собой дверь.

– Слышали вчера? – осведомился Реостат. – Я специально оставил интерком. Каков тип, а? Два года у меня работал. Я подозревал, конечно, что он паскуда. Но чтобы настолько?

– Это ведь он позвонил в полицию, – отозвался Фродо, расстегивая ремни и вставая. – Вы догадались?

– Конечно, – фыркнул Реостат. – Он не только паскуда, он еще и дурак. Мультикомы у меня и у него от одной и той же телефонной компании на Компе. Как командир судна, его служебный пароль я знаю. Я залез в сеть этой компании, нашел его счет и ввел его служебный пароль. Ну конечно, этот идиот не удосужился закрыть свой телефонный счет каким-нибудь другим паролем – лень, видно… Так вот последний звонок он действительно сделал с борта моего корыта вчера вечером, за сорок пять минут до старта. И звонил он ни в какую не в полицию, звонил он в местное отделение Церкви Сатаны. Дружкам своим, значит. Он, механик-то мой, сатанист. Ну, а дружки, как видно, в полицию звякнули.

Реостат пристально взглянул мне в глаза. У него был очень, очень жесткий и сильный взгляд, совершенно не вязавшийся с его откровенно дворовыми повадками и внешним видом бродяги-хулигана. Только тут я понял, что он еще молод: вряд ли ему было больше тридцати.

Реостат смотрел мне в глаза долго, гораздо дольше, чем могли вынести те, с кем я встречался здесь до него – даже дольше и тверже, чем Фродо. Потом он все-таки отвел глаза, но не потому, что не смог больше выдерживать мое психократическое давление: он просто перевел взгляд на Фродо и уставился ему в глаза таким же твердым и испытующим взглядом.

Они смотрели друг на друга, наверное, с минуту.

– Так вот вы против кого идете, – сказал наконец Реостат неожиданно мягким и тихим голосом. – Против самого, значит…

Он глянул на меня.

– Да, друг, – сказал я ему. – В поганое ты впутался дело.

– Ну почему же поганое, – возразил Рыжий. – Я диаволу не поклоняюсь, и на имя его нечистое плюю.

С этими словами он перекрестился по-католически – кончиками пальцев, слева направо.

– Не боишься? – спросил я его.

– Честно? – Рыжий мягко усмехнулся. – Боюсь, вот ей-Богу. А что делать? Глаза боятся, а руки делают.

Фродо шагнул к шкиперу.

– Пойдешь с нами?

Реостат смотрел на Фродо только несколько секунд – твердо и без колебаний.

– Пойду, ежели за правое дело.

– Гляди, путь наш далек, а врага ты знаешь – враг наш страшен.

Реостат улыбнулся, голубые его глаза прищурились.

– Знаете что… Мне из-за вас теперь на Тартар дороги нет. Значит, с линии этой мне надо уходить. Ну так и что же? Можно подумать, я четыре года не ломал себе вот эту рыжую башку – как бы мне свалить с постылой дорожки, куда меня завело? Тому уж, наверное, неделя, как мне позвонил кто-то… – Тут мы с Фродо переглянулись. – Сбили меня с толку окончательно, я все ходил и думал, что ж мне делать-то с жизнью моей бестолковой? И вот надумал. Я пойду с вами, если вы идете против Сатаны.

Я поднял левую руку, сжав хрустальный шар между большим и указательным пальцами, и поднес сверкающую каплю ко лбу рыжего шкипера.

Шар залился оранжевым пламенем. Его свечение теплым огоньком отразилось в поднятых к нему льдистых глазах Реостата.

– Я так и думал, – сказал Фродо, и они с Реостатом крепко обнялись.

Я спрятал шар.

– Я сразу понял, что вы непростые ребята, – сказал мне шкипер, и мы с ним тоже обнялись. Плечи у него были худые, но твердые, как сталь. – Будем знакомы. Реостат Рыжий – это прозвище, конечно. Я – Роби Кригер. Правда, я этим именем редко пользуюсь. Под ним меня знают те, с кем мне мало хочется сталкиваться в этой жизни.

Мы назвали себя.

Реостат хлопнул по плечу сперва Фродо, потом меня.

– Я пойду в рубку, ребята. Мне лучше до посадки оттуда не выходить. А вам – отсюда. Вряд ли эта лысая паскуда к вам сюда полезет, но если полезет – бейте гада по башке, в крайнем случае. Я его на Компе сразу рассчитаю и выпру, чтоб он других каких делов не натворил. – Я заметил, что, пока Реостат говорил, так сказать, о высоком – речь его была совершенно чиста и правильна, а теперь в ней снова появился телемский сленг и заметный акцент. – После посадки поговорим, ага? А, да, забыл – там, в стене, контейнер – возьмите жратвы какой-нибудь… и вообще, все, что в контейнере – ваше, лопайте, сколько влезет, лететь еще до фига – почти одиннадцать часов… Ну, я побежал.

– Погоди, – остановил его Фродо уже в дверях, – я только хотел спросить… извини, вопрос странный, просто очень хочется знать: что ты оканчивал?

Реостат застыл, изумленно посмотрел на Фродо и вдруг улыбнулся открытой и ясной улыбкой, какую вообще-то трудно ожидать на таком хитром и жестком лице.

– Галактическое Императорское Высшее командное училище Звездного флота, – отчеканил он и сразу ушел.

Фродо удивленно смотрел ему вслед, пока ноги поднимающегося по лесенке шкипера не скрылись за верхним обрезом двери. Затем Таук захлопнул дверь и тщательно задраил ее.

– Ну и ну, – удивленно покрутил он головой. – Элита из элит – Императорское Высшее. Интересно, как получилось, что он водит эту калошу?

– Это мы успеем узнать, – отозвался я, открывая стенной шкаф, где Реостат держал пищевые рационы для пассажиров. – Главное, что он один из нас. Честно сказать, я удивлен этим. Я думал, нам все предстоит делать своими силами. – Я откинул крышку контейнера, внутри которого оказались одинаковые серебристые коробки с готовыми рационами. – А оказывается, что по всему нашему пути нас все время ждут новые и новые друзья.

– Ничего удивительного, – пожал плечами Фродо, пытавшийся оживить ободранную старую кофеварку. – Гораздо удивительнее, что собрались на Новой Голубой мы, первые шестеро. Ну, то есть, объяснить появление Дика и меня нетрудно. Да и Ланселота, на самом деле. А вот вы трое, передвиженцы… Видишь ли, очень не хочется рассуждать в категориях сверхъестественного…

– Ничего сверхъестественного, – возразил я, вскрывая две коробки, откуда пошёл довольно аппетитный пар: они при вскрытии сами разогревались. – Учитывая, кто похищен… молчу, молчу… но я прочитал… ты прав, нужен был Като, и Святослав был нужен… и даже, наверное, я. Давай поедим. Я зверски голоден. С этими переездами и перелетами я вообще только и делаю в этом прекрасном новом мире, что голодаю.

Перелет был очень утомителен. Постоянные перепады гравитации, сопровождавшие маневры Реостатовой калоши, вкупе с необходимостью безвылазно сидеть в неуютном пассажирском салоне и однообразной, хотя и сытной пищей, измотали нас вконец, тем более что спать в этих неудобных креслах, в окружении вонючих клочьев утеплителя и внезапно пробегающих по внутренней обшивке ледяных струек конденсата, брызги которого обязательно попадали на голову или за шиворот, было очень трудно, и от нескольких попыток заснуть, прерываемых внезапной невесомостью или холодными брызгами в лицо, лично я впал в мрачное оцепенение. Фродо в течение последних трех часов полета сидел в кресле почти неподвижно и читал на своем блокноте какую-то книгу. У меня же своего блокнота не было, а бумажных книг взять с собой мы не догадались (хотя в принципе они существовали: я видел в Залах Ожидания в Космопорте книжные лавки, где можно было купить или взят напрокат в дорогу книги – хоть на бумаге, хоть на компьютерных картах-флоппиках).

Наконец, в начале восьмого вечера Реостат состыковал свою ракету с одним из искусственных спутников, из которых состоял орбитальный транспортный узел Независимого Компа. Не успели мы отвязаться от кресел и выйти в шлюз, как в шлюзе раздалось шипение и глухой стук. Когда мы спустились, внешний люк шлюза был распахнут, шлюз пуст, и в маленьком холле снаружи, за шлюзом орбитальной станции, уже никого не было.

Сверху спустился Реостат. Глаза его потемнели и запали, щетина заметно разрослась.

– Что, уже сбежал? – спросил он вместо приветствия и тут же, стуча каблуками своих неуставных сапог, спустился в двигательный отсек.

Мы с Фродо переглянулись. Я показал Тауку шар. Шар был в целом нейтрален, но в направлении шлюза показывал отчетливую, хотя и постоянно слабеющую, зеленую тень. Впечатление было такое, будто кто-то, дающий характерную для слуг Врага зеленую реакцию, удалялся от шлюза вглубь станции. Удалиться, надо сказать, было куда: станция представляла собой огромный бублик почти километрового диаметра, насаженный на стометровую тумбу силовой установки.

С топотом поднялся снизу Реостат.

– Да, ушел, – констатировал он. – Все свое барахло уволок. И не только. С-собака! – он поднял перед нами пустую, вспоротую по всей длине пластиковую багажную сумку. – Я тут вез немного… ну, неважно… подрабатывал, в общем… Так он мало того что к себе перегрузил – еще и сумку мне загубил, шакал, а она тоже ведь две с полтиной стоила… уж не говоря о грузе, нда…

Реостат задумался.

– Так, ребята, – проговорил он после длинной паузы, в течение которой мы выжидательно смотрели на него. – У вас виза на Комп есть?

– Нет, – откликнулся Фродо.

– Ага. – Реостат подумал еще немного. – Ну, значит, так. Придется вам тогда еще пару часов у меня на борту поторчать. Я сейчас буду оформлять уход с линии. Потом нам с вами надо будет создать частную транспортную компанию: иначе как мы будем на грузовом корабле перемещаться? Ну, а потом мы двинем по вашим делам… у вас ведь есть план?

Мы переглянулись.

– Ну так, в общих чертах… – проговорил я, потому что Фродо молчал.

– Ну и лады, – легко сказал Реостат. – Если хотите, можете в рубке посидеть, там у меня есть виртотеатр, старенький, правда… Я пока корабль снаружи закрою. Я – в транспортное управление. Через полчасика вернусь.

И он ушел.

Кончилось тем, что на борту мы провели не два часа, а больше двенадцати – дело со снятием ракеты AL, бортовой номер R2, с грузовой линии Тартар-Комп затянулось. Ракету разгружали, приходила оценочная комиссия, Реостат долго ругался с этой комиссией на тему комиссионных, компенсаций, неустоек и амортизационных выплат, так что на борту мы и заночевали – правда, уже не в ободранном пассажирском салоне, а во вполне комфортабельной двухместной каюте, которая вообще-то предназначалась для суперкарго и штурмана. Суперкарго и штурмана в экипаже, тем временем, не имелось – должности эти, как и должности командира, навигатора, офицера по связи и судового врача, замещал лично шкипер Реостат Рыжий.

Утром Реостат вновь удалился на некоторое время, после чего принес на борт полный комплект судовых документов и выписку из решения комиссии, гласившую, что его отношения с транспортным управлением Независимого Компа полностью урегулированы и засим прекращены.

Сидя в его узкой, обшарпанной, но вполне функциональной и даже уютной ходовой рубке, мы основали частную транспортную компанию «Реостат Лимитед, Грузоперевозки». Реостат внес в качестве своей уставной доли корабль и (он долго советовался с компьютером, экзаменуя два своих весьма пострадавших после выплаты неустоек банковских счета) пятьдесят цехинов, или тысячу имперских марок – сумму довольно приличную. Мы с Фродо переглянулись и внесли, со своей стороны, десять тысяч имперских марок наличными, отсчитав их частью банкнотами, а частью – редкостными и оттого особо ценящимися монетами, чеканившимися восемь веков назад, непосредственно перед Смутными Войнами. Одна такая «двойная золотая гинея» по нынешнему курсу составляла восемьсот имперских марок, или две тысячи четыреста долларов Конфедерации, была изготовлена из массивного золота и платины (золотой обод вокруг платинового кружка) и весила граммов тридцать пять каждая. У нас их было десять (еще по пять взяли с собой те, кто ушел на другие планеты), и все их мы вложили в «Реостат Лимитед». При виде этих монет Реостат сказал «хо-хо» и, явно повеселев, заявил, что в ближайшие двадцать-тридцать перелетов у нас не будет проблем с космодромным обслуживанием, потому что, ежели платить за таковое обслуживание наличными, любой частный корабль обслужат в первую очередь – ну, после рейсовых судов, конечно.

Нашу свежесозданную компанию зарегистрировал имевшийся на транспортной станции «Снег V» частный нотариус. Молодой и явно скучающий на этом оживленном, но бедном событиями грузовом узле юрист был явно горд оказанным ему доверием, когда мы, заплатив ему сверх установленной платы два цехина, предложили взять на себя труд в свободное от основной работы время представлять интересы компании «Реостат Лимитед». Юноша – его звали Виргил Кассиан – немедленно заказал в соседней комнате, где помещался небольшой салон печати, полный комплект документов компании (включая личные идентифики и визитки для себя, Реостата и нас с Фродо), после чего мы вместе отправились в офицерскую столовую станции съесть ленч, по контрасту с унылыми рационами на борту ракеты показавшийся нам с Фродо просто замечательным. Я заметил, что среди посетителей столовой – здесь было несколько десятков флотских офицеров как с самой станции, так и с пристыкованных к ней судов – Реостат пользовался определенной известностью: при его появлении многие с разной степенью неформальности приветствовали его (в диапазоне от уставного отдания чести до возгласов «Рыжий, как оно?», разносившихся на всю столовую), а некоторые отворачивались – кто-то с неприязнью, а кто-то и явно в испуге.

Все время, пока мы ели и болтали, я не переставал следить за реакцией окружающих на Реостата – и на нас заодно. Бывший механик с Реостатовой ракеты не мог здесь появиться, не имея офицерского звания и не будучи приглашен никем из офицеров; но я подумал, что здесь у агентуры Хозяина могут быть и другие глаза и уши. Время от времени я поглядывал на хрустальный шар, который незаметно положил на стол так, чтобы он был прикрыт от окружающих либо моими руками, либо посудой. На шаре было много разных сигналов. Отражались оранжевыми тенями мы трое, розовой благожелательностью маячил Кассиан, мелькали желтые, красные, розовые, фиолетовые оттенки разных эмоций и ментальных потенциалов окружающих нас людей. Видел я и разные оттенки синего, означавшие неопределенную угрозу; видел и сполохи зелени, свидетельствовавшие о том, что на станции – если даже не в самой столовой – есть те, кто служит Хозяину, будь они живые существа или некробиотические сущности. Правда, все это было на уровне оттенков, легких отблесков, совершенно неопределенных и не говорящих о прямой опасности.

Когда мы уже ели десерт – мы решили позволить себе десерт – к нам приблизился азиатской наружности лейтенант в форме планетарного флота планеты Телем. Вежливо извинившись, он наклонился к Реостату и заговорил с ним по-тоскалузски. С трудом продираясь через грубый тоскалузский выговор и странные грамматические формы этого изрядно мутировавшего английского, я тем не менее вполне понял состоявшийся диалог.

– Говорят, Рыжий, ты ушел с тартарианской линии? – спросил лейтенант.

– Говорят, – сдержанно подтвердил Реостат, разделяя ложечкой разноцветные слои принесенной официантом воздушной кофейной массы.

– Кое-кто сильно обрадуется, Рыжий, – покачал головой лейтенант. – А кое-кто и огорчится.

– А ты знаешь, куда все они могут пойти? – поинтересовался Реостат.

– Я-то знаю, Рыжий, – вежливо улыбнулся лейтенант. – Но наверняка найдутся и те, кто захочет услышать это лично от тебя.

– Я готов им это лично повторить, – кивнул Реостат.

– Я знаю, ты смелый парень. – Лейтенант положил руку ему на плечо. – Все равно жаль, что ты уходишь. Некоторым не нравилось, как ты себя ведешь. Но мы, в союзе, всегда тебе помогали. Ты это знаешь.

– Конечно, знаю. – Реостат слегка сжал предплечье лейтенанта, а затем еще дружески похлопал его по руке. – А тем, кому я не нравился, все равно покоя от меня не будет. И они это тоже знают. Вон, видишь, сидит Рамарано из Летной Лиги? Сидит, отворачивается, будто не видит меня. А вон Грязный Луи. Тоже, видишь, смотреть на меня не желает. Вы уж приглядите за ними, ребята. Не давайте им спуску.

– Конечно, Рыжий. – Лейтенант хлопнул его по плечу и выпрямился. – Будь здоров. Джентльмены… – Он вежливо кивнул мне и Фродо. – Поверенный… – Он кивнул Кассиану, затем повернулся и ушел в дальний угол, где сидела большая компания офицеров самых разных флотов – Космофлота Конфедерации, планетарного флота Телема, Небесной Армады Кальера, Космического флота Независимого Компа и еще каких-то, которых я пока не знал. Оттуда Реостату дружно помахали руками. Реостат в ответ вскинул к плечу сжатый кулак, демонстрируя решительность и несгибаемость.

– Кореша мои, – пояснил он, повернувшись к нам. – Союз Уволенных.

– А-а… – понимающе протянул Кассиан. Мы с Фродо переглянулись: похоже, Тауку это название сказало не больше, чем мне. Реостат, заметив наше замешательство, пояснил:

– Телемиты мы. С Телема родом. Нас таких в Императорском Высшем тогда, в шестнадцатом, было двадцать девять человек. Мы выпускались. Я заканчивал с отличием, я был лучший пилот на курсе, практику проходил на «Алмазе Галактики».

Фродо удивленно глянул на Реостата поверх очков:

– Так ты ходил в пятнадцатом в Туманность Андромеды.

– Ну, не я один – экипаж там был под сто человек. Но да, в Андромеде побывал. Это же был первый дзета-крейсер, самая скоростная машина во Вселенной! Почти два года ходили – сорок семь бросков туда, пятьдесят девять обратно. В общем, выпускались мы в шестнадцатом… И вот нам объявляют, что все имперские и колониальные дворяне получают при выпуске старшего субалтерн-офицера, все имперские и колониальные подданные получают субалтерна, а нам, телемитам, с этого года присваивается при выпуске звание главного корабельного старшины, и все тут! Потому что, видите ли, министерство двора включило в инструкции Звездного Флота положения Табели о рангах…

Реостат сжал перед собой два тяжеленных кулака и некоторое время смотрел на них, хмуря брови. Виргил Кассиан осторожно похлопал его по плечу.

– Чего уж там, Рыжий, – проговорил он умиротворяющим тоном. – Дело прошлое. Не волнуйся так.

Реостат выпрямился, разжав кулаки, и некоторое время смотрел на Кассиана с легкой усмешкой.

– Не бойся, Виргил, я скандалить не буду, – проговорил он наконец. – Я уж свое отскандалил. Так вот, – повернулся он к Фродо, – ты понимаешь, что значит после Императорского Высшего выпуститься старшиной, пусть даже и главным корабельным старшиной, пусть даже и с отличием?

Фродо кивнул:

– Курам на смех.

– Вот именно: курам на смех. Хоть ты и не флотский, Фродо, но башка у тебя варит, еще как варит! – Реостат мрачно усмехнулся. – Что ж получалось: если ты имперский граф, да пусть даже и просто личный дворянин, или ты господарь с Ашдола и у тебя было господарство в три болота и два курятника – ты мог шесть лет – шесть лет, ребята, это ж Императорское Высшее, это вам не четыре года в заштатной командной школе! – шесть лет, говорю, мог париться в задних рядах, набирать в обрез по тридцать шесть кредитов за семестр, только чтобы не вылететь с курса, мог летный тест сдать на пятнашку, прочухать все мишени – ну, вылети-влети только, машину не угробь, – и ты при выпуске получаешь старшего субалтерна, а это значит – через год службы ты уже младший строевой офицер и можешь звеном командовать? Да стрём это собачий, вонючий пополам!

Этот выдающийся образчик линковского сленга Реостат выкрикнул так громко, что на нас обернулись из-за ближайших столиков, и Кассиану опять пришлось похлопать телемита по плечу. Усмехнувшись, покачав головой и, судя по внешним признакам, взяв себя в руки, рыжий шкипер продолжал вполголоса:

– А выпустись я, к примеру, лучший пилот курса summa cum laude, главным корабельным старшиной – это что получается? Год – это в лучшем случае! – в звании ГКС, потом экзамен на субалтерна, минимум два-три года с одной соплей на погоне, и все это время – самостоятельное пилотирование без принятия оперативных решений, потом еще экзамен на младшего строевого… – в общем, получается, что я из училища выхожу в восемнадцать, а право принятия оперативных решений и младшее офицерское звание получаю самое раннее в двадцать один, а скорее – в двадцать два или позже, когда эти дворянские бездари – уже лейтенанты с правом командования группой или эскадрильей?

Реостат перевел дыхание.

– В общем, подняли мы бучу. По чести сказать – не я начал. Я не хотел скандалов. Я был лучший пилот курса! Я на «Алмазе» отстоял девяносто вахт на пилотировании крейсера и сделал двадцать один самостоятельный разведвылет, приравненный к боевому, на скаут-катере, и три – на истребителе. У меня была личная благодарность за поход от капитана Хойзингера и от командующего Звездным Флотом! Я не хотел ничего портить. Но речь же шла не обо мне одном! Нас было двадцать девять таких – вон девять из них сидят. Среди них были отличные пилоты, были просто хорошие пилоты, были и посредственные пилоты, но никто из них ничем не заслужил выпуска без погон – ну, кроме того, что все мы родом с Телема, а Телем – даже не колония, а Автономный мир и имеет республиканское, понимаешь ты, правление, хотя его Наследственный и Пожизненный Президент – сам Пантократор.

Реостат оттянул тесный воротник офицерского кителя – не того, драного, в котором мы увидели его в первый раз, а вполне аккуратного и даже щегольского, со шкиперскими тремя «соплями» на правом плече.

– В общем, я выступил вместе со всеми. Было разбирательство. Всех двадцать девять уволили из Звездного Флота без права поступления на имперскую государственную службу в течение сорока лет – ну, то есть, бессрочно, потому что какой пилот в пятьдесят восемь, если он сорок лет не летал? Некоторые пошли в частные компании на чартеры. Другие поступили в конфедератские флоты, или в планетарные, или на пассажирские линии. Сами понимаете, хотя дипломы у нас и есть, после увольнения из Имперского Звездного без звания куда тебя возьмут? Вот куда взяли – туда они и пошли… И, видите, неплохо устроились. Алан Весто – его тут нету – сейчас уже лейтенант-коммандер на Мундо Нуэво. А я…

Реостат махнул рукой.

– Я-то сорвался, – признался он наконец. – Пьянки, гулянки, девчонки-хулиганки, то да се… Правда, диплом у меня по-прежнему summa cum laude, а толку с этого? Два года болтался в Телемском планетарном, получил шкипера, потом уволился, купил эту свою калошу и занялся частным извозом…

Он искоса посмотрел на своих друзей, которые что-то шумно обсуждали.

– Ребята меня вытащили, по хорошему-то, – тихо проговорил шкипер. – Помогли очень. Даже на этой зачуханной линии подкидывали кое-чего. От Летной Лиги прикрывали… да и от других… разных…

Реостат махнул рукой.

– Ладно, чего это я. Пива? Нет, ну его, пиво это. Или хотите?

Мы с Фродо переглянулись и не стали провоцировать Рыжего:

– Нет, Роби, не надо, – твердо сказал Фродо. – Да я, например, алкоголя и не употребляю.

– Это правильно, – решительно сказал Реостат. – Это ты верно придумал.

Он хлопнул руками по столу и встал.

– Ну что же, господа персонал «Реостат Лимитед». Если мы закончили и я не очень утомил вас историей своей жизни, я предлагаю господам соучредителям поблагодарить за хлопоты господина представителя, попрощаться с ним и отправиться вниз. У нас ведь дела внизу, я правильно понимаю?

Реостат понимал правильно. Через полчаса мы втроем уже сидели в накопителе у шлюза челнока, который каждый час ходил от станции «Снег V» к поверхности Компа. Реостат был в повседневном комбинезоне без знаков различия, высоких шнурованных ботинках и с большим флотским рюкзаком, впрочем – полупустым. Фродо и я выглядели как обычно – то есть довольно необычно по здешним меркам: на нас поглядывали. В шлюзе, кроме нас, было человек двадцать.

Мне сразу не понравилось, что двое – один совсем смуглый, другой очень бледный, но оба какие-то неприятные – глазели на нас совсем уж бесцеремонно. Я даже поглядел на шар. Шар был нейтрален.

Потом появился еще один – в каком-то толстом белом комбинезоне или, скорее, даже скафандре с откинутым на плечи гермошлемом, рослый, массивный, но с каким-то детским личиком и розовыми щеками. Он переглянулся с теми двумя, потом внимательно осмотрел нас и, ни слова не сказав, ушел. Я поглядел на шар. Легкие проблески синего и фиолетового. Контрабандисты?

Впрочем, построить сколько-нибудь подробную версию происходящего мне не удалось. Началась регистрация на челнок: за стойкой появились две дамы в коричневой комповской униформе, пассажиры поднялись и выстроились в небольшую очередь. Смуглого и бледного в этой очереди не оказалось: они незаметно ушли. В шлюзе осталось десять человек, считая нас.

Мы вошли в челнок, предъявив на регистрации свои новенькие идентифики. Как выяснилось, раз наша компания была зарегистрирована на орбитальном узле Компа, виза на сам Комп нам была уже не нужна.

Челнок, с моей точки зрения, больше всего напоминал уменьшенный вагон московского метро: пассажиры здесь сидели друг напротив друга, разделенные только одним поручнем. Семеро пассажиров устроилось по одну сторону салона, трое – а именно некие гг. Таук, Кригер и Джервис – по другую: на этой стороне было меньше сидений, так как часть салона занимал кожух вентиляционной установки, непрерывно с шипением качающей сквозь себя воздух. Я исподтишка осмотрел пассажиров напротив: почтенный джентльмен в костюме и при галстуке, флотский капрал, женщина средних лет в комбинезоне инженерной службы Большого Компьютера, два пожилых темнокожих в незнакомой форме, девушка студенческого вида, дама в дорогом кожаном костюме и с золотыми серьгами в ушах… Никто из них не вызывал у меня таких определенных подозрений, как те двое, что незаметно смылись из накопителя перед регистрацией, и все же я ощущал смутную угрозу и враждебность.

А шар показывал только какие-то неопределенные отблески цвета среди нейтрального фона.

Фродо крутил в руках мультиком: он ждал, что вот-вот должен позвонить кто-то из наших – Дик, или Ланселот, или Мари, – потому что подходило условленное заранее время созвона.

В это время люк челнока задраился, и его автоматический блок управления отстыковал машину от станции. Челнок стал медленно снижаться, сходя с орбиты под действием гравитации Компа, но, благодаря своей гравистатической противотяге, не набирая ускорение.

Я все поглядывал на шар.

Неясные отблески. Я не понимал, как их интерпретировать. Фродо говорил, что слуги Хозяина, особенно – его человеческие слуги, иногда умеют маскироваться от инструментального обнаружения, и делается это теми же способами, что помогают избегать прямого психократического воздействия…

Ох, только этого не хватало! Внезапно в челноке наступила невесомость. Машина была слишком мала для того, чтобы гравистат мог все время компенсировать гравитационные и ускорительные колебания. У молодого флотского капрала напротив меня вырвалась из рук и полетела по салону фуражка, и он еле успел ухватить ее за козырек.

Я чувствовал неясную, но все усиливающуюся угрозу. Я видел, как нервничает Фродо: он тоже что-то почуял.

И я решился на крайнюю меру. Я обвел взглядом семерых пассажиров, пристегнутых к сиденьям напротив, и мысленно приказал им спать и одновременно раскрыться.

Шестеро замерли, их веки безвольно наползли на глаза, руки начали медленно всплывать в невесомости. Фуражка капрала снова вырвалась из его пальцев и медленно полетела вдоль поручня.

Почтенный господин в костюме, сидевший чуть наискосок от меня, напротив Фродо, моментально закрыл глаза рукой.

Шар вспыхнул ярким зеленым светом.

Слуга Хозяина!

Господин шумно сбросил ремни, вскочил, со стуком отталкиваясь ногами, и взлетел к потолку.

В его руке был пистолет.

Я сунул руку под куртку, нащупывая рукоять оружия и с ужасом ощущая, что не успеваю.

Господин издал сдавленный вопль, всей массой гулко обрушившись на пластиковый потолок и с неожиданной ловкостью разворачиваясь, чтобы выстрелить в меня в упор. Но в этот момент Фродо метнул в него свой мультиком и попал прямо в лицо; и тут Реостат поднял незнакомое короткоствольное, но толстое оружие, со скрежетом сверкнула сизая молния, раздался мгновенный отвратительный треск – и господин в костюме превратился в тучу пепла. В долю секунды накалившийся докрасна, его пистолет оглушительно хлопнул, разорванный воспламенившимися патронами. Салон заволокло отвратительно пахнущим, душным пеплом и пороховыми газами.

Реостат спокойно спросил:

– Ребята, вы целы?

– Я, кажется, да, – ответил Фродо и мучительно закашлялся.

– Цел, – отозвался я. Я был совершенно оглушен и ошеломлен.

В тумане что-то мигало красным слева от меня – какой-то транспарант на кожухе вентиляционного блока. Шипение блока усилилось, теперь он гудел, как пылесос. Дым и пепел быстро всасывались в его отверстия. Разорванный пистолет, остывая, летал по салону, увлекаемый током воздуха. Шестеро пассажиров напротив, удерживаемые ремнями, продолжали безвольно висеть на своих сиденьях – всплывшие руки, вяло болтающиеся головы. Удивительно, но никто из них, на первый взгляд, тоже не пострадал. Видимо, массивный корпус пистолета только разорвался, но не разлетелся осколками.

Реостат спрятал свою пушку в кобуру, незаметно помещавшуюся у него под мышкой.

– Что это такое? – спросил я.

– Скрэчер, – ответил Реостат. – «Hellfire 700».

– Ну и название, – покачал головой бледный Фродо.

– Два мегаватта разряд, – объяснил Реостат.

Фродо передернуло.

– А ты молодец, – сказал ему Реостат. – Мультикомом его…

Фродо опять зябко повел плечами.

– Мультикомом… Да, само как-то вышло. Я понял, что он сейчас убьет нас… Но два мегаватта…

– Ты усыпил их? – повернулся ко мне шкипер.

– Да. – Я закашлялся. – Я разбужу их перед выходом. Они не будут помнить, что спали и что с ними в челноке был еще один пассажир. Вот только выйдет на одного меньше, чем зарегистрировалось…

Реостат покачал головой.

– Это не беда. Там никакого контроля или пересчета по головам не будет. Контроль – на орбите, на самой планете тут полная свобода.

– Кстати, а где мой мультиком? – подал голос Фродо, которому явно было нехорошо после случившегося.

– Может, он тоже накалился и сгорел? – предположил я, оглядывая салон.

– Не может быть, – отозвался Реостат, тоже вертя головой. – Он отскочил от этого типа прежде, чем я выстрелил. А, вот он голос подает!

Мультиком, издавая мелодичное курлыканье, тихо плыл вдоль стены возле входного люка. Реостат живо отвязался от кресла, ловко сплавал за крошечным аппаратиком и передал его Фродо. Фродо ответил на звонок: звонила Мари, которая сообщала, что отработала уже больше половины данных Фродо контактов и что результаты пока отрицательные. Фродо разговаривал с ней очень спокойно, но, когда он убирал мультиком под одежду, руки у него все еще дрожали. Ни Фродо, ни я не решались отстегнуть ремни: уж больно тошнотворные ощущения вызывала невесомость, да тут еще в ушах стоял этот ужасный треск… Пусть этот человек был шпионом Врага, но он все-таки был человеком. И жутко было думать, что могилой ему стал фильтрационный патрон системы вентиляции транспортного челнока станции «Снег V» на орбите планеты Комп.

Комп напоминал Космопорт, а не Тартар, хотя города здесь, как и в Кузнице Галактики, были построены под землей. Цветовая гамма, правда, не походила ни на желто-зеленый колор Космопорта, ни на унылую серость Тартара: все здесь было разноцветное, очень яркое (иногда, показалось мне, даже не к месту яркое), и везде были цифры – арабские и римские, шестидесятеричные черточки и стилизованные глаза древних майя, шестнадцатеричные сочетания латинских букв с арабскими цифрами, двоичные единицы и нули – цифры всех очертаний и размеров, служившие здесь основным элементом дизайна. Цифры были повсюду: на стенах тоннелей, в могучей толще прозрачных потолков, за которыми открывалось черное звездное небо, на дверях, на сиденьях, на указателях, даже на салфетках в кафе.

В кафе мы зашли перекусить и посовещаться: было уже шесть вечера по абсолютному, и надо было определяться с тем, как мы будем искать следы Хозяина в этом мире.

Имена тех, кто был похищен Врагом из прошлого, как ни странно, оказались Реостату знакомы: шкипер, как выяснилось, был заядлым читателем и хорошо разбирался в истории земного человечества, хотя этого и трудно было ожидать от пилота с Телема, своей собственной, не имеющей отношения к Земле истории насчитывавшего уже полторы с лишним тысячи лет. Более того, одно из этих имен, ирландского происхождения (произнесенное Фродо на ухо Реостату, пока мы спускались на эскалаторе от посадочного узла транспортного челнока к станции городской подземки), заставило шкипера нахмурить рыжие брови и озабоченно выпятить свой энергичный подбородок.

– Я ведь тоже теперь под ударом, ребята, – сказал он нам в кафе, когда блестящий, мигающий декоративными светодиодами робот-официант, выехав из-под пола возле нашего столика (углового, у стеклянной стены, выходящей на пестрый, оживленный пешеходный тоннель), выдал нам заказанные салаты в высоких пластиковых чашах и горячие рыбные котлеты, завернутые в лепешки из тончайшего теста: Реостат особенно рекомендовал нам это блюдо, которое на его родном Телеме именовалось fishbret и считалось в его родном городе, Сент-Андресе, самой что ни на есть пролетарской едой, но на Компе было в меню любого кафе, так как считалось модным заграничным блюдом. – Я ведь, как ни крути, его прямой потомок.

Мы с Фродо переглянулись.

– Он жил во времена Майка, – с сожалением проговорил вежливый Фродо. – Две тысячи лет назад. Как можно утверждать с такой определенностью?

– А вот представь себе. У моей бабушки есть документ, который это утверждает со всей определенностью. Вся ее линия – их родовая фамилия Мартин – столетиями передавала этот документ из поколения в поколение.

– Да ты родовит, – покачал головой Фродо. – Можешь проследить свою родословную дальше первого Пантократора! Не будь Телем республикой, ты был бы благороднее любого имперского герцога.

Реостат вытаращил свои льдистые голубые глаза, на мгновение потерявшие льдистость, и захохотал – по-доброму, от всей души. Фродо продолжал смотреть на него с обычной своей серьезностью. Я, не понимая реакции Рыжего, предпочел (чтоб не попасть с каким-нибудь неуместным замечанием впросак) заняться пахучим фишбретом – его надо было есть, держа в руках, как гамбургер.

– Дворянин Рыжий, это надо же, – проговорил Реостат, нахохотавшись, и снова прыснул. – Фродо, да ты на Телеме-то бывал?

Таук отрицательно покачал головой.

– Тогда понятно. – Реостат, переводя дух, припал к соломинке, погруженной в крышку высокого пластикового стакана с прохладительным напитком, который тут все постоянно пили (по-моему, не пил его только я, потому что никогда не любил фруктовую газировку, да и название этой жидкости – «пирклюз» – мне совсем не внушало доверия). – Да каждый второй на Телеме тебе расскажет всю свою родословную до первого транспорта с переселенцами, а каждый второй из этих добавит, откуда эти переселенцы были родом на Земле. Дружище, на Телеме ведь еще со времен независимости ведется база данных генетических линий – еще с тех пор, когда не умели бороться с местными вирусами и нужна была строгая генетическая непересекаемость для предупреждения болезни Шумахера. Фродо, братишка, я же буквально на улице вырос – без отца и почти что без матери. Ты даже не представляешь, из каких я трущоб. Если б не бабушка, которая меня сплавила в начальную летную школу, не видать бы мне космоса – ну, разве что в трюме на каторгу бы прокатился разок-другой… Герцог Реостат! – шкипер опять захихикал, на этот раз уже как-то мрачно, качая головой. – Герцог из Барадавиды…

– Так ты из Барадавиды? – Фродо приподнял брови: это название явно произвело на него впечатление.

– А то. Из самой что ни на есть. Из самого пекла, можно сказать. За моим кварталом уже начиналась зона без гарантий. В смысле, полиция туда сама не совалась и никому не советовала. Там даже знаки стояли: «За этим знаком городская полиция не дает никаких гарантий».

Фродо покачал головой; я молча ел фишбрет.

– Это не очень благополучный район, Барадавида, – объяснил Фродо, заметив мое замешательство. – Видишь, даже я на Новой Голубой слышал это название. Это западная часть Сент-Андреса, правильно, Роби?

Реостат мрачно кивнул, снимая хрустящую бумажную упаковку со своего фишбрета.

– Юго-западная. Наши кварталы – с первого по сороковой – еще ничего. Там некоторые дети ходят в школу – я, например. Ну, я не буду вам описывать, правда, что это за школа… Некоторые взрослые работают. Кое-кто даже работает в самом городе, там, на востоке, ближе к морю. А вот за сороковым… ну, даже за сорок вторым… Там ад.

Повисла пауза. Реостат впился крепкими желтоватыми зубами в свой фишбрет.

– Это зона, пораженная эпидемией кросс-зависимости, – вполголоса объяснил мне Фродо. – Там сотни тысяч людей. Миллионы. Много десятилетий. Власти ничего не делают, потому что кросс невозможно поставить вне закона – это не наркотик. Ну, так считается, во всяком случае.

– А как может считаться по-другому, – невнятно вставил Реостат, жуя, – если это подарок. Великий и прекрасный подарок.

– Кросс долгое время считался лекарством, – вполголоса объяснил мне Фродо, перемешивая пластиковой вилкой жидкую розовую заправку в зеленой растительной массе своего салата. – Считается, что широкое употребление кросса – недомыслие Имперской академии медицины, которая в прошлом сама его рекомендовала как антидепрессант и психокорректор. Представляешь, как в условиях больших городов со средним низким уровнем жизни нужен был эффективный психокорректор?

Я не представлял, но кивнул. Фишбрет почему-то казался мне все менее пахучим.

– На самом деле распространение кросса, конечно же, дело рук Хозяина, – прошептал Фродо, отправляя в рот первую порцию салата.

Я удивленно поднял брови.

Реостат, жуя, несколько раз утвердительно кивнул.

Я покачал головой и на всякий случай посмотрел на хрустальный шар, который теперь ни на минуту не убирал далеко – я уже подумывал о том, чтобы поместить его в какую-то оправу и носить на цепочке в кармане джинсов или куртки.

Шар был нейтрален, только едва заметно отмечал оранжевыми бликами Фродо, Реостата и меня.

– Так что и я теперь под ударом, ребята. – Реостат посмотрел на деликатно жующего Фродо и на меня, как-то совсем утратившего аппетит. – Ведь… э-э… ну, мой предок, то есть… Он у него. У Хозяина. И если с ним что случится… Все Мартины… Все Кригеры… Все Меганы… Все О'Леаннайны…

Он снова впился зубами в свой фишбрет – впился с такой ожесточенностью, будто от того, насколько крепко он укусит эту котлету, зависело, останутся ли Мартины, Меганы, О'Леаннайны и Кригеры жить на этом свете или нет.

– Я представляю, что испытывает Като, – заметил Фродо после долгой паузы. – Случись что с тем… вторым…

– Като будет некуда возвращаться, – закончил я. – Давай-ка позвоним им.

Я вытащил свой мультиком и выбрал из его записной книжки номер Ланселота.

– Привет, Майк, – услышал я через несколько секунд. Разведчик говорил, как обычно, низким голосом, очень тихо, но близко к микрофону мультикома – я слышал его очень хорошо. – Как дела? Вы на Тартаре?

– Мы уже на Компе, – ответил я. – Нас теперь трое. К нам присоединился новый друг.

– Везет вам, – откликнулся разведчик. – Вы быстро идете. Мы все еще на Стаголе. Уже влипли в одну историю… Кажется, они знают, зачем мы здесь. Впрочем, все кончилось благополучно. Точнее – ничем. Здесь следов нет. Завтра вылетаем на Сак Шаз.

– Получили наше письмо? Фродо посылал.

– Да. Мы… ознакомились. Като впечатлен.

– А ты?

– Я и так знал, что он неприятный сукин сын. Ну, теперь знаю, что очень неприятный. – Я услышал, как Ланселот еле слышно хмыкнул. Я знал, что так он хмыкает, обдумывая близкий бой: он так же хмыкал, когда решался вести нас через набитый кросс-джанками Парк Монблан. – Ну, у нас пока все. Будут указания?

– Мы позвоним еще, – пообещал я в ответ, и мы распрощались.

А Реостат тем временем извлек из наружного кармана своего рюкзака блокнот и, положив возле него на столе свой командирский мультиком (не такой, как у нас с Фродо, а толстенький, почти прозрачный, но какой-то ужасно солидный), вышел в сеть. Когда я отключил связь, он пояснил мне:

– У меня тут есть несколько знакомых. Я хочу поглядеть, кто нам может оказаться полезен.

Я кивнул и повернулся к Фродо:

– У них пока ничего. Они медленно идут. Только завтра вылетают со Стагола на Сак Шаз.

Фродо кивнул.

– И на Сак Шазе они тоже долго провозятся. Сложные миры, очень населенные. Сак Шаз – это вообще проходной двор: разделенная планета, на ней есть и конфедератские, и имперские владения, да еще у нее масса спутников. Когда мы доберемся до Телема – если не найдем следов раньше – у нас будут такие же проблемы. На Телеме населения не меньше, чем в Космопорте.

– Сколько всего людей в Галактике? – полюбопытствовал я. Реостат, глядя на невидимый для меня виртуальный экран, сосредоточенно перебирал по столу пальцами, касаясь невидимой для меня клавиатуры.

– Никто не знает, – серьезно сказал Фродо. – Достоверно известно о ста миллиардах. Но есть еще вторичные переселенцы, одичавшие миры, осколки древних волн Экспансии…

Я присвистнул.

– Оп-па, – сказал вдруг Реостат, глядя на экран. – Вот ты куда забрался! Растет парень… Вот кого обязательно надо спросить.

Он поднял мультиком к уху.

– Здравствуйте. Я хотел бы побеседовать со Стивеном Сатклиффом. Скажите, звонит Реостат Рыжий. Да-да.

Шкипер поглядел на меня и Фродо, ухмыляясь:

– Растет Стиви! Секретаршей обзавелся… Да, Стиви, привет. Ага, я. Сто лет уже… Представь, я на Компе. Да, я чувствую… Ох ну ни фига себе! Вот ты даешь. А я-то думал, ты все там же… В отставку? Ах вот что… В прошлом? Я так и думал. Ну, думаю, раз заварилась такая каша, мой кореш обязательно должен в нее влезть… А! Теперь понимаю. Так это ты был тот «честный офицер»? Ах, много? И сколько не вернулось? Да… Ну что же, я всегда знал, что ты у нас везунчик – помнишь, тогда, на хайвэе? Ха-ха… А я частными перевозками, да… Сейчас своя фирма… Ну да, если это можно назвать ростом… Слушай, брат. Тут такое дело. Со мной двое друзей. Они ищут кое-что очень важное. Я думаю, учитывая, откуда ты ушел в отставку, тебе будет интересно их послушать. И я буду рад тебя повидать. Во сколько ты заканчиваешь? Ага, а где это? Брэйн-сити… Погоди, так мы как раз успеем. И как тебя там найти? Ах вот даже так? Погоди, заместитель кого?.. Ох ничего же себе! А это ничего, что я с тобой на «ты»? Ха-ха! Да, я понял. Да, нас трое. Ну давай. До связи.

Реостат положил мультиком в карман и сложил блокнот.

– Поехали, ребята. – Синие глаза шкипера весело блестели. – Если мой Стиви нам не поможет, тогда я уж вообще не знаю, кто нам нужен. Он теперь, оказывается, заместитель главного графика Большого Компьютера. А ходил со мной на Телеме в одну школу! Правда, у него семья была очень хорошая… Кстати, Фродо, он участвовал в Хронодесанте. Был там, оказывается. На Земле. В прошлом.

– Тогда он действительно может быть нам полезен, – спокойно сказал Фродо и встал. – Поехали?

Заместитель главного графика Большого Компьютера оказался в иерархии Компа довольно важной шишкой: мы прошли через три рубежа охраны, прежде чем смогли попасть в уютный, суперсовременный, сверкающий яркими цветами, но не утомляющий ими, насыщенный какой-то совершенно волшебной техникой офисный комплекс Графического центра в Брэйн-Сити и найти в нем офис Стивена Сатклиффа. Рабочий день здесь только что кончился (Комп жил по абсолютному времени, было начало седьмого вечера), и этажи были уже почти пусты. В приемной Сатклиффа уже не было секретарши, и он сам открыл нам дверь своего кабинета.

С первой секунды, как я его увидел, я заподозрил, что там я знал его. Ну, по крайней мере его лицо, поскольку, если это – тот, то он умер за несколько лет до моего рождения, да и жил в другой стране. Да не может быть, сказал я себе. Имя другое, хотя фамилия та же самая. А как похож внешне! Но ведь тот умер молодым, умер на руках любимой женщины? Но если это тот… Если это тот, то он знал лично одного из четверых похищенных… Того самого, что числился в предках Реостата…

Просторный офис Стивена, который тут же запретил нам называть его иначе, чем Стив, был обставлен аскетически; единственное, чего в нем было в избытке – это ярких, праздничных по колориту и общему настрою картин, которые сначала показались мне написанными маслом: как оказалось, это были работы самого Сатклиффа. Потом Стив мимоходом обмолвился, что сам изобрел этот новый способ печати графического изображения. Все это были распечатки; Стив показал нам, как из похожего на очень большую вафельницу печатающего устройства с тихим шорохом вылетают пластиковые листки, покрытые выпуклыми, ослепительно яркими и притягательными изображениями, и как он буквально в несколько кажущихся весьма легкими и небрежными мазков создает эти изображения на своем мощном графическом терминале, глядя на объемный виртуальный экран, висящий над его рабочим столом, и взмахивая одной рукой в воздухе неким подобием кисти или пера, а другой на панели своего стола стремительно меняя ширину, цвет и интенсивность мазка.

Все время, пока мы беседовали, знакомясь, Стив и Реостат то и дело поглядывали друг на друга с усмешкой, перемигиваясь и обмениваясь какими-то полузашифрованными замечаниями. Постепенно я понял, что они не просто ходили в одну школу – они были одноклассниками и, как я мог догадываться по некоторым намекам, входили в одну детскую компанию, в которой Реостат был заводилой, а Стив – так сказать, голосом благоразумия. Они действительно были рады видеть друг друга. Оказывается, они не виделись с тех пор, как им было двенадцать, но время от времени переписывались – правда, только до тех пор, как Стив, будучи разведчиком Института параллельных потоков времени, не ушел в прошлое Земли, где провел три года, до самого провала Хронодесанта и ухода в отставку.

Мы были в офисе Сатклиффа уже минут пятнадцать, и он все чаще бросал испытующие взгляды на Фродо и на меня, пока еще не спрашивая напрямую, какого же лешего нам все-таки от него нужно, но в то же время явно то и дело задавая этот вопрос самому себе.

И в тот самый момент, когда он уже повернулся было к Реостату, чтобы наконец спросить, что привело нас сюда, Фродо сделал ход.

Он извлек из внутреннего кармана своего балахона блокнот с подсоединенными к нему рид-сенсорами и протянул Сатклиффу.

Наступило молчание: Стив удивленно смотрел на Фродо, не шевелясь. Виртуальная кисть застыла в его руке.

– Наденьте, Стив, – сказал Фродо просто. – Там есть «Последний из бессмертных». Знаете такую книгу?

Стив медленно положил кисть и одним движением левой руки погасил яркие краски графической программы на экране своего терминала.

– Знаю, как это ни странно, – медленно сказал он. – Я ожидал чего угодно, только не этого. А, простите… как вы меня нашли?

Я мысленно вытаращил глаза. По счастью, мне хватило ума не делать этого на самом деле.

Фродо медленно наклонил голову набок, внимательно изучая лицо Стива.

– Так вот оно что, – произнес Таук после длинной паузы. – Я не знал наверняка, Стив. Мы пришли к вам просто потому, что Роби назвал ваше имя и сказал, что вы можете оказаться полезны в наших поисках.

Стив медленно взял из рук Фродо блокнот.

– Я-то был уверен, что проследить меня с Компа невозможно, – пробормотал он вполголоса.

– Абсолютно невозможно, – кивнул Фродо. – Я и теперь могу только догадываться. Скажите… вы – Лучник?

Стив долго-долго смотрел Фродо прямо в глаза.

– Три Кляксы, – наконец сказал он уверенно.

– Да, – кивнул Фродо.

Стив молча пожал ему руку и некоторое время смотрел на него, удивленно качая головой.

– Ну, здравствуй, мудрый. Вот уж не думал, что мы одного возраста.

– Ты даже старше меня.

– Понятно. А это?..

Стив вопросительно взглянул на меня.

– Майк другой, – тихо сказал Фродо. – Он передвиженец. Ты был там, откуда он.

Густые прямые брови Стива вопросительно поднялись.

– Ты сейчас все поймешь. – Фродо почти шептал, при этом прикрывая рот рукой так, как если бы опасался, что кто-то сможет расшифровать его слова по губам. – Надень рид-сенсоры и пролистай до самого конца «Последнего». Там есть приписка. Четыре имени. Прочитай их, но не произноси вслух.

Стив прилепил к вискам сенсоры и на несколько секунд закрыл глаза.

– Так вы знаете друг друга, – проговорил Реостат.

– Заочно. Стив – завсегдатай того же сетевого парлора, что и я. И ходит в те же несколько форумов, посвященных… ты понимаешь, кому.

Реостат кивнул:

– Все сходится.

И тут Сатклифф как бы взорвался.

Он стремительно и шумно вскочил из-за стола, у которого мы все сидели, бросил на поверхность консоли блокнот Фродо и, закрыв лицо руками, сделал несколько шагов в сторону, почти уткнувшись лицом в одну из своих празднично-ярких картин, изображавшей летний пейзаж южной Англии.

– О, Господи, – глухо донеслось из-за его плеча. Мы видели только его спину и плечи: он низко наклонил голову, продолжая закрывать лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону. – Сейчас… Простите, ребята… Сейчас…

Прошло, наверное, не меньше полуминуты, прежде чем он овладел собой и повернулся к нам. Широкое, открытое его лицо, окаймленное небольшими бакенбардами, было бледно, как бумага, тонкие губы плотно сжаты – так, что превратились в тонкую линию, подчеркивая заостренные очертания его подбородка.

– Зачем он-то был нужен Хозяину, – произнес он еле слышно. – Почему он?

Реостат встал, подошел к Стиву и положил руку ему на плечо.

– Их там четверо, Стиви, – проговорил он.

– Да, конечно… Но знал-то я только одного из них. Конечно, я понимаю, трое остальных ничуть не менее важны…

Стив помолчал пару секунд, потом вернулся за консоль и выдвинул из-под ее крышки дополнительную клавиатуру.

– Ладно. Случилось так случилось. Будем действовать.

– Ты понимаешь, что мы должны сделать? – спросил его Фродо.

– Конечно. Найти Хозяина. Увидеть Хозяина. Ну, и уничтожить Хозяина. Найти его, прорваться к нему – и уничтожить. Тогда те, кого он захватил, тут же вернутся в точку похищения и даже ничего не заметят. А мир станет немного чище, потому что в нем перестанет смердеть это чудовище.

– Ты понимаешь, что это уже пытались сделать? Ты понимаешь, что за сотни лет никто даже на шаг не продвинулся в этом?

Сатклифф несколько секунд смотрел на Фродо.

– Конечно. Но он за все эти сотни лет ничего такого и не делал. Ну, подумаешь, выбил у Империи неприкосновенность Цитадели… Но чтобы такое?

Он помолчал, потом вновь повернулся к клавиатуре.

– Посмотрим, что мы можем сделать. У меня много неожиданных знакомых. Сейчас я буду задавать им вопросы.

Стив посмотрел на Реостата, который продолжал стоять.

– Я знаю, Роби, что тот, в списке – твой предок, – сказал он мягко. – Я, можно сказать, именно поэтому и выбрал то время и то место. Садись, Роби, поудобнее. И вы, ребята. Сейчас я позвоню в курьерскую, пусть нам попить чего-нибудь принесут…

Мы провели в кабинете Сатклиффа еще два часа. Сначала я обошел весь кабинет с хрустальным шаром в руках, пытаясь обнаружить следящие устройства, которых так опасался Фродо. Стив с интересом наблюдал за моими действиями, заметив, что кабинет, конечно, проверяют на предмет подслушивания, но аппаратуры такой мощности и разрешающей способности, как наш шар, нет даже на Компе. В заключение я поднес хрустальную каплю ко лбу самого Сатклиффа. Надо ли говорить, что мы с удовлетворением увидели в шаре знакомое солнечно-оранжевое сверкание.

Два часа Стив, пользуясь всеми мыслимыми и немыслимыми способами защиты, связывался с разными людьми по всей системе Толиман. Иногда на светящемся прямоугольнике его виртуального экрана оказывалось до десяти-двенадцати лиц одновременно: Стиви устроил одно за другим два совещания – одно со знакомыми сотрудниками полиции безопасности Компа, другое – с бывшими сослуживцами по Институту, среди которых я, как мне показалось, узнал несколько лиц. Не знаю уж, почему, но мысль о том, что некоторые яркие фигуры в истории моего времени оказались, выражаясь языком дешевой литературы, пришельцами из будущего, меня довольно мало взволновала – я был очень увлечен происходящим. К тому же Стив то и дело вовлекал в беседу и Фродо, и Реостата, и меня: он придерживался мнения, что первоисточники более убедительны, чем пересказ. По ходу дела он договорился, что Ланселоту и Като окажут всяческое содействие на Сак Шазе, куда они должны были прибыть послезавтра, и что полиция безопасности найдет на Компе лысого механика с Реостатовой ракеты и присмотрит за ним. Попутно, кстати, выяснилось, что полиция безопасности готова гарантировать, что на сам Комп слуги Хозяина в последние дни ничего не привозили, хотя именно в последние дни на планете была засечена некробиотическая активность, и местные специалисты сейчас пытаются локализовать ее.

Потом мы звонили Ланселоту и Като, чтобы дать им координаты тех, кто пообещал Стиву помочь им на Сак Шазе, и Мари – чтобы вкратце рассказать о наших делах и выяснить, как у нее дела. С Мари говорил Фродо, и я видел, что ему приятно слышать ее деловитые быстрые реплики: она уже практически закончила отработку данных ей Тауком контактов, ничего не забыла, не перепутала (что, как она считала, было для нее не так чтобы уж очень характерно; Фродо, впрочем, высказал уверенность в том, что Мари зря преуменьшает свои деловые способности), и обещала в ближайшие часы завершить порученное ей «исключение Ашдола». Все ее контакты показывали, что никакой сколько-нибудь заметной активности агентуры Хозяина в системе Толиман B за последние месяцы не наблюдалось, и что ее родная планета в этом плане совершенно чиста.

Наконец, в начале десятого по абсолютному мы связались с Диком и Святославом. Они, как выяснилось, только что прилетели с одного из Миров Кальера на другой (кажется, с Кальера I на Кальер III, не помню точно) и сейчас отдыхали в гостинице. Опасаясь подслушивания, Фродо и я заклинали их по возможности отвечать на наши вопросы только «да» или «нет», не называя имен и мест, потому что, как сказал нам Стив, по каким-то там техническим показателям (он произнес несколько терминов, из которых я запомнил только приставку «крипто-"), подслушать можно было только те реплики, что шли от них к нам. Первым делом мы снабдили их телефонами знакомых Сатклиффа, обещавших свое содействие. Впрочем, Дик оказался довольно искусен в эзоповом языке, так что из его иносказательных слов мы поняли довольно многое: что приходится им на Мирах Кальера несладко, и что, несмотря на строгость кальерского режима, у них уже было четыре вооруженных стычки, две из которых были вызваны тем, что они напали на ложный след, приведший их в гнездо торговцев наркотиками, а две другие носили явные признаки участия агентуры Хозяина, но чем именно были вызваны – было не совсем понятно. Кроме того, мы узнали, что Святослав побеседовал с очень странным жрецом какого-то местного тайного культа (он называл этого жреца "лысым волхвом"), и вот этот-то жрец сказал ему нечто очень странное, что, как счел Лестер, скорее всего, имело отношение к предметам наших поисков. Пересказывать всю беседу Дик не стал, а сообщил только то, что "лысый жрец", по всей видимости, имел отношение к "любителям", и тот вывод, который Дик из этой беседы сделал и который в его изложении прозвучал так:

– Объект минус десять.

Мы долго переглядывались, и вдруг Стив хлопнул себя по лбу и сказал:

– Похищенные находятся на десятой от края системы планете, то есть на Хелауатауа?

Дик на том конце линии связи (слышимость была поразительная – мы не видели лиц камерамена и юного князя, но слышали даже, как позвякивают проволочные колечки в кольчуге Святослава) помолчал, а потом спросил:

– Вопрос пришел от вас? Я не знаю этого голоса.

– Все в порядке, Дик, – успокоил его Фродо. – У нас два новых друга, которые… светятся так же, как и мы.

– Тебе-то что осторожничать, тебя-то не подслушивают, – резонно заметил Дик. – В общем, раз так, то он прав.

– Уточнения какие-нибудь есть? Хелауатауа – большая планета.

И в этот самый миг связь прервалась.

На все попытки набрать номера Ричарда или князя снова – и с защищенного терминала Стива, и с наших незащищенных мультикомов, и с блокнотов Фродо или Реостата, пользовавшихся услугами разных входных шлюзов галактической сети, и даже с суперсовременного и супердорогого личного мультикома Сатклиффа, при виде которого даже Реостат завистливо щелкнул языком – в течение следующего получаса мы получали стандартный ответ оператора той сети, в зоне действия которой находились наши друзья:

СВЯЗЬ С РАЙОНОМ НАХОЖДЕНИЯ АБОНЕНТА ПОТЕРЯНА ИЗ-ЗА ТЕХНИЧЕСКИХ НЕПОЛАДОК

Стиву пришлось снова звонить знакомым в полицию безопасности, те обратились к кальерским коллегам и выяснили, что на всем обитаемом полушарии Кальера III сейчас нет связи с внешними сетями из-за внезапной ионной бури, которая препятствует работе "нулевого" диапазона и может продлиться еще несколько часов.

– Глушат? – предположил Реостат.

– Вряд ли. Целая планета… – усомнился Стив.

– А может, и глушат, – пожал плечами Фродо. – Мы еще не знаем, как много уже узнал о нас Хозяин и что он о нас думает.

На это возразить было нечего. Фродо отправил со своего блокнота зашифрованное письмо Дику Лестеру с просьбой об уточнениях: Дик должен был получить письмо сразу же, как только восстановится связь с Кальером III. После этого мы распрощались со Стивом. Он оставался на Компе. Во-первых, кто-то должен был координировать поиски. А во-вторых, он был фигурой публичной и не мог так запросто бросить свои повседневные занятия, как это сделал безвестный сельский врач Таук или вольный грузоперевозчик Реостат. Но Стив и пользы больше всего мог принести именно там, где он был, пользуясь колоссальными ресурсами Большого Компьютера и непрерывно находясь на связи. Мы договорились, что, если поиски наших друзей на внешних планетах системы Толиман ни к чему не приведут, то они поступают в распоряжение Стива, который может направить их на помощь Реостату, Фродо и мне – либо на Хелауатауа, либо, если переданная Лестером версия окажется "пустышкой", на Телем. Не доверяя коммерческим телефонным компаниям и вечно отказывающим, по его словам, мультикомам, Сатклифф выдал Фродо и мне нечто вроде наручных часов – так называемые браслеты-регистры, самое мощное и безотказное из персональных средств связи. У Реостата, как у профессионального космонавта, такой браслет уже был.

Даже не дожидаясь подтверждений или уточнений от Лестера, мы решили незамедлительно лететь на соседнюю планету, ту самую Хелауатауа, что успел назвать нам Дик. Стив предлагал нам переночевать в гостинице на Компе, но Реостат возразил, что нам лучше ночевать на борту корабля, чтобы утром как можно раньше найти фрахт на Хелауатауа и сразу же вылетать. Стив дал нам единственный имевшийся у него контакт на Хелауатауа – там жил историк Рашид Хан, который когда-то преподавал Стиву этнографию в университете – и пообещал за то время, что мы будем лететь на соседнюю планету, предупредить Хана о нашем визите. На этом мы и распрощались с Сатклиффом.