До вечера не видел Юрка брата. Встретил он его возле продовольственного магазина. Валерий, придерживая дядю Федю за локоть, шел по пыльной улице и говорил:

— Ничего… Я уже не маленький… Сам за себя отвечаю. Не бойсь, дядя… Да к тому же и батя в море…

«О чем это они?» — подумал Юрка, шагавший сзади.

— Отчаянная ты душа, — заплетающимся языком проговорил дядя, — далеко шагнешь… Только с меня не учись… Не касайся горлышка… А то все вот так пойдет. — Дядя рукой прочертил в воздухе спираль.

— Все можно умеючи, — сказал Валерий. — В нашем поселке мягко, песочек, свалишься с ног — не разобьешься, даже приятно полежать… Не то что в Нерпино… Камень.

— Но-но! — Дядя протестующе замахал руками.

Но Юрка-то отлично знал: Валерий нарочно напускает на себя ухарство.

Юрка замедлил шаг. Неловко было обгонять брата с дядей — еще скажут, что шпионит. Идти медленно тоже не мог — поневоле подслушиваешь их разговор. Юрка хотел уже нырнуть в проулок, но здесь Валерий заметил его:

— А… братишка! Ну иди-иди сюда! Бери дядьку с другого борта…

— Напоил? — шепнул Юрка, подойдя. — Денежками разжился?

— Ну-ну, Папуас… Поосторожней, — сказал Валерий и, словно спохватившись, шутливым, изменившимся голосом добавил: — Одна чекушка… Соблюдение морских традиций… С приходом, так сказать. Да и я уже ребенок старшего школьного возраста…

Валерий был чуточку навеселе.

Дядя неплохо соблюдал равновесие, и Юрке не пришлось особенно поддерживать его.

— Васька скоро выпишут? — спросил Валерий.

— А я откуда знаю?

— Ай-яй-яй, как нехорошо получилось, — сказал Валерий, — такой маленький — и уже перелом ноги. Не уследил?

— Я что, бегать за ним обязан? — Юрка угрюмо глядел в загорелое, повзрослевшее лицо брата.

— Вот и оставь вас одних, вот и покинь вас на месяц!.. До чего беспомощный народ!

Юрка промолчал.

Из-за угла стремительно вышли два пограничника с пистолетами-автоматами на плечах.

— Привет труженикам Заполярья, — сказал Иван Тополь, придержав шаг.

— Здоро́во, — ответил Валерий. — Здорово, отважные защитники рубежей! Сколько шпиёнов выудили?

— Энное количество. Дядюшку буксируешь к пирсу?

— Так точно, товарищ сержант! — выпалил Валерий.

Юрка тихонько вздохнул: ай да брат, никогда не растеряется, не полезет в карман за словом, и все с него как с гуся вода… Даже с пограничниками на «ты».

— Ну пока. — Иван Тополь поудобней приладил на плече оружие.

— Пока, — бросил Валерий.

Ночью Юрка вдруг проснулся. И сразу увидел на подушке койки, стоявшей рядом, лицо спящего Валерия. Все то же, кажется, лицо — спокойное, уверенное, все то же лицо, и все-таки что-то хорошее, прежнее ушло с него. Стерлось, исчезло. Что-то чужое и непонятное появилось в этом лице.

Юрка отвернулся к стене.

До чего же все не просто, как все запутанно и сложно в жизни! И, пока докопаешься до всего и поймешь, что к чему, седина на висках появится.

Юрка уснул, и до утра не сходило с его губ выражение обиды и горечи.

Отца дома не было, и за Васьком поехала мать. Она привезла его с военно-морской базы на попутном рыбацком боте, и у Юрки что-то стиснулось внутри, когда он увидел, как рядом с матерью на костылях ковыляет Васек. Юрка выскочил из дому, бросился к брату, хотел обнять, затормошить. Но на улице были посторонние, и Юрка застыдился.

Васек побледнел, осунулся и показался еще меньше ростом. Руки его упирались в два маленьких костыля, опирался он на правую ногу и левую, все еще забинтованную ногу нес, выставив вперед.

— Здравствуй, Васек. — Юрка почувствовал, что рот его готов разорваться от улыбки.

— Здравствуй, — пискнул брат, получше ухватившись за ручку левого костыля.

— А я думал, тебя совсем починили.

— Уже давно гипс сняли, — уверил его Васек, — нога правильно срослась, и я даже ступать на нее пробовал… Чуточку больно. Приказали, чтоб походил еще с костылями…

— Ну и походи, — сказал Юрка. — Попрыгай себе, как кузнечик.

— Я вот как могу! — Васек так прыгнул вперед, оттолкнувшись от земли костылями, что у Юрки кровь отхлынула от лица.

Мать, стоявшая рядом, бросилась за ним, но Васек сделал второй прыжок, и третий, и четвертый, и мать так и не догнала его.

— Как кенгуру! — крикнул Юрка. — Ай да Васек! Отстань от него, мама… Готовь обед, а мы с ним поговорим на крылечке…

Мать погрозила пальцем Ваську; грузно колыхаясь, вошла в дом. Малыш, держа в правой руке костыли, на одной ноге подскакал к крылечку, уселся поудобней, вытянул больную ногу и принялся рассказывать о своем житье-бытье в госпитале, о врачах и соседях по палате, моряках с подводных лодок и торпедных катеров…

— Смотри, что мне подарил дядя Леша, — Васек хитро сверкнул большими глазами, извлек из кармана какой-то синий предмет из пластмассы, приложил к губам и, зажимая пальцами то один, то другой клапан, заиграл.

— Покажи-ка мне свою дудочку. — Юрка потянулся к брату.

— Это не дудочка, это кларнет.

— А кто это дядя Леша?

— Офицер он… С лодки… Торпедист… Рассказывал, как они стреляют на маневрах торпедами… По следу из пузырей определяют, попала в цель или нет…

Васек сидел на крылечке, покачивал вытянутой ногой и рассказывал ему такие вещи, о которых Юрка и не догадывался. А за время отсутствия Васек успел узнать невероятно много. Когда мать позвала их обедать, малыш развязал свой узелок, и здесь выяснилось, что не только кларнет подарили ему в больнице. Он привез настоящий военно-морской ремень с медной бляхой, на которой выбит якорь; правда, он был слишком велик и годился для трех Васьков, составленных вместе.

— Ничего, подрастешь, — утешал брата Юрка, — больше ешь, живот отращивай…

Васек улыбнулся, и неправильно растущий резец его смешно высунулся из-под верхней губы.

— Разумеется, — сказал он рассудительно и достал из узла книгу «Перископ в Акульей губе»; на переднем чистом листе было написано: «Василию Варзугину, будущему подводному волку, от экипажа энской подводной лодки — с моряцким приветом. Егор Куцыба».

Скрипнула дверь, и на пороге появился Валерий. Лицо его сразу оживилось, вспыхнуло.

— Васек! — закричал он. — Братишка! — подбежал к малышу, подхватил, поднял, стал тискать и целовать.

А Юрка смотрел на все это и вдруг понял, какой он все-таки, Юрка, чурбан и бесчувственный человек. Разве так он встретил Васька? Разве сказал ему хоть одно настоящее слово?

Весь этот день да и следующий Васек не отходил от Валерия, рассказывал ему о людях и базе, не спускал с него глаз.

Два дня спустя с падуна приехал дедушка Аристарх — помыться в бане и получить новый тайник. А тут пришел с моря отцовский сейнер. Вся семья была в сборе, и снова у матери был полон рот хлопот. У отца было хорошее настроение и потому, что с Васьком все окончилось благополучно, и потому, что сейнер пришел с тридцатью центнерами сверхплановой рыбы в трюме.

Утром следующего дня в губе раздалась музыка. Большой белопалубный рейсовый пароход отдал якорь, и к нему уже мчался пограничный катер, шла дорка за посылками и тюками газет и писем, небольшой буксирчик тащил железную баржу.

Ребята, зарыв в песок ноги, сидели на берегу и слушали музыку с парохода.

— Гляди! — вскрикнул Васек. — Гляди!

Две темные усатые мордочки вынырнули из воды.

— Нерпы, — сказал Валерий, сидевший чуть в сторонке на выброшенном волной бревне. — Ужасно музыкальные существа… Смотрите, как танцуют.

Нерпы и в самом деле повертывались в воде с боку на бок, подныривали друг под друга, высовывали наружу свои собачьи мордочки. День был ясный, солнечный. Вода слабо набегала на желтый волнистый песок. Стало жарко. Валерий стащил с широких плеч рубаху, майку и стал загорать.

Васек, приложив к губам свой кларнет, заиграл какую-то нехитрую песенку.

— Это они от меня пляшут, а не от парохода, — сказал он.

К берегу спустился начальник почты Александров, высокий, краснолицый человек в начищенных сапогах и полувоенной форме.

— Эх, пивка бы, — проговорил он, глядя на пароход, — да коньяку бы бутылочку, «Арарат», четыре звездочки…

— Неплохо бы. — Валерий зевнул и потянулся.

— Где мои годы, — вздохнул Александров, — взял бы карбасок, два взмаха веслами — и там.

— Делать мне больше нечего, — сказал Валерий, подставляя солнцу спину.

Хрустя песком, к воде сбежали двое мужчин — командировочные из Дома приезжих: один ревизовал рыбкооп, другой приехал по делам Дома культуры. В руках у них было по большому чемодану.

— Будь он проклят! — выругался один, кулаком показывая на пароход. — Все опаздывал, а тут вовремя пришел.

— И билеты купили? — спросил Александров.

— В первый класс! — Мужчина в серой кепке хлопнул себя по груди. — Жди теперь следующего.

Пароход стоял метрах в трехстах от берега, большой, белопалубный, и гремевшая на нем музыка гулко отдавалась в сопках.

— А рейдовый катер больше не придет за пассажирами? — спросил один командировочный.

— Нет, — сказал Александров, — всех увез. Где вы были? Чаи распивали?

— Сколько времени простоит пароход?

— Думаю, час-полтора. Пока грузы примет… На катер нельзя опаздывать.

— Здесь с самого утра ждали парохода люди, — сказал Васек, — один дяденька, веселый такой, рассказывал, как отбирают в мореходку…

— Какой дяденька? — прервал его Валерий, сел и обхватил руками колени.

— В мичманке, со шрамом на лбу, он все рассказывал…

— Кто он такой? — спросил Валерий.

— А-а-а… — протянул Александров. — Это Потапов, преподаватель штурманского дела из Мурманской мореходки…

Валерий вскочил. Лицо его напряглось. Он отбросил со лба длинные волосы.

— Ты помнишь его? — спросил он у Васька.

— Кого, дяденьку этого? Только что говорил — и не помнить… — усмехнулся Васек. — А тебе-то что?

— Ничего. — Валерий смотрел на пароход.

Большой лоб его нахмурился. Светлая линия бровей проломилась внутрь.

— Свез бы кто, а? — попросил один из опоздавших. — Пять рублей плачу.

— Идем, — твердо сказал Валерий. — Юра, поможешь мне грести?

— Помогу. Надо выручать… А как же с пограничниками?

— У трапа проверят. Бежим…

— А мне пива захватите, — сказал Александров, давая деньги, — пять бутылок.

Впереди бежал Валерий, на ходу натягивая майку с рубахой, за ним Юрка с Васьком, сзади мужчины с кладью и остальные ребята.

С причала полезли в карбас.

— А я? — спросил Васек, опираясь на костыли. — А меня забыли? — Глаза его наполнились слезами.

— Тебя потом. Видишь, места нет, — сказал Юрка.

— Опять нет места! — Васек надулся и отвернулся от карбаса.

— Полезай, — сказал Валерий, прилаживая весла, — пусть прокатится, море сегодня тихое.

— Нет, — сказал Юрка.

— А я говорю — да, — отрезал Валерий, — он должен показать мне того человека. Ох, какой ты осторожненький стал!.. Я тут капитан, а не ты… Лезь, Васек.

Он подал ему руку, Васек проворно соскользнул в карбас, положив вдоль борта костыли. Валерий оттолкнулся от причала, и карбас из устья Трещанки двинулся к губе. Лодка была перегружена, борта ушли глубоко в воду. На одном весле сидел Валерий, на другом — Юрка.

Васек играл на кларнете, вызывая из морских глубин нерп. Когда ему это надоело, он взял костыль и, помогая братьям, стал грести им.

Один командировочный пристроился на носу, другой — на корме. Они, волнуясь, то и дело поглядывали на пароход, который приближался с каждой минутой.

— Дай-ка папироску, Семен, — попросил тот, что сидел на корме.

Щелкнул портсигар.

— Лови!

— Не бросай. В море упадет. Сейчас я возьму.

Мужчина в кепке встал и бочком протиснулся вдоль борта, наступил на Юркину ногу, споткнулся, взмахнул руками, и не успели ребята вскрикнуть, как карбас опрокинулся. Все пятеро очутились в воде.

Вода обожгла холодом. Брызги, пена, ругань. Пальцы скребут о скользкие доски днища. Валерий первый вскарабкался на киль, бледный, мокрый, с дрожащими губами. Двое командировочных уцепились за корму. Юрка висел у носа.

— А где Васек? — закричал он. — Васек где?

У Валерия тряслись губы. Рот полураскрыт.

Васька нигде не было. Юрка нырнул под карбас, стал шарить руками. Кровь леденела от холода. Останавливалось дыхание. Тащило вниз.

Юрка вынырнул из-под карбаса, опять уцепился за корму.

— Васек! — крикнул он. — Где ты, Васек!

От парохода к ним летела пограничная моторка с красным флажком.

В воде плавали чемоданы и два маленьких костыля…

Утром дедушка Аристарх ковылял вдоль моря, ссутулившийся, с перепутанной рыжей бородой, без шапки. Ветер рвал взлохмаченные волосы и полы пиджака. Волны выбросили на отмель плети водорослей, пустую пивную бутыль и ржавый кухтыль. Вода в губе была темная, недобрая.

В одном месте водоросли лежали кучей, и дедушка сунул в них палку.

Зарывшись лицом в песок, опутанный морской травой, свернувшись калачиком, лежал перед ним Васек; в правой руке его была зажата синяя пластмассовая дудочка…

Жизнь в Якорном шла по-старому: приходили и уходили в море сейнеры, ветер рвал капроновые сети, развешанные у складов, легким шагом проходили по поселку пограничники и скрывались в ложбинках и скалах побережья…

Все было по-старому в рыбацком поселке, все, если не считать того, что Юрка ушел юнгой на отцовском сейнере на промысел, а Валерий поступил рабочим на факторию. Первые дни после всего того, что случилось в губе, он исчез из дому, и его никто не искал. Потом он вернулся, худой, замкнутый, притихший, и все время сидел дома. Он не читал книг, не писал. Сидел и смотрел в окно.

В доме его словно не замечали. Он молча и быстро ел за общим столом и снова уходил в опустевшую комнату, где некогда жили все братья, садился на стул и смотрел в одну точку — в угол или в окно.

Однажды отец сказал ему:

— Пойдешь на факторию, там рабочие нужны. А что дальше, видно будет…

— Пойду, — сказал Валерий.

И пошел.

Он помогал скатывать с прибывавших судов бочки с рыбой, выгружал из трюмов треску и морского окуня, и во всех его движениях было что-то суетливо-старательное и терпеливое, а в глазах и на осунувшемся бледном лице застыли тоска и боль.

Он по-прежнему встречал и провожал глазами отцовский сейнер, но, когда судно подходило к причалу, не прыгал, как бывало, на борт, а стоял в сторонке и смотрел, как отец сходит на причал. Он молча глядел на него и на Юрку в широкополой зюйдвестке и непромокаемых морских сапогах. Он ни о чем не мог просить отца. Ему оставалось одно — ждать.

И он ждал.

1962