15. «ВЕНЕЦ ЗЕМЛИ»
Урок, преподнесенный шведам на Неве князем Александром Ярославичем в 1240 году, увы, не пошел впрок. Быстро забыт был. Уже при сыновьях Невского шведы возобновили свои попытки закрепиться на невских берегах и завладеть исконно новгородскими владениями — землей корельской.
Для этого они стали строить здесь крепости, которые, едва возникнув, тут же уничтожались новгородцами.
Ровно через шестьдесят лет после сокрушительного поражения у Ижоры, нанесенного им новгородцами под командой Невского, шведы вновь, в который уж раз, вошли в Неву с твердым намерением закрепиться на ее берегах. Привел их сам маршал Торкель Кнутсон, правивший тогда Швецией из-за малолетства короля.
На этот раз с благословения Папы Римского с ними прибыли итальянские мастера по строительству крепостей.
Маршал Кнутсон, шедший на передней шнеке, внимательно осматривал низкие берега Невы, выбирая место для будущей крепости.
— Как называется эта река? — спросил он кормчего, ведшего шнеку.
— Это Охта, господин маршал.
— Вот в устье ее мы и поставим крепость. Правь к берегу.
И за маршальской шнекой устремилась вся огромная флотилия судов, на которых плыли не только воины, но и сотни строителей.
Шнеки облепили берег, словно мухи медовый сот. Выйдя на берег, Кнутсон прошелся по мысу туда-сюда, даже кое-где притопнул ногой, словно испытывая крепость земли.
— Ну как, Аугусто,— обратился он к мастеру-итальянцу,— можно здесь поставить неприступную крепость?
— Как вам будет угодно, господин маршал.
— Мне угодно, чтоб она стояла здесь и была выстроена из камня.
— Разумеется, камень — лучший материал для крепости. Но его понадобится очень много, господин маршал.
— Будет столько, сколько надо, Аугусто. Об этом можете не беспокоиться. Вон у нас какой флот, сколько людей.
Маршал призвал к себе воеводу, приказал:
— Стен, всех солдат немедленно на заготовку камня, всех до единого.
И работа закипела. Камни волокли с поля, из леса, где только находили, но главное, везли на шнеках, для которых специально добывали его на северном побережье залива.
Кнутсон вместе с Аугусто и его подручными переносили план крепости с чертежа на местность, заранее определяя, где будут башни, ворота, жилье, колодец и даже храм.
После закладки первого камня крепость стала расти не по дням, а по часам. Кнутсон торопил строителей, понимая, что о строительстве крепости рано или поздно узнают в Новгороде и постараются помешать этому.
— Скорей, скорей. Мы должны встретить врагов, укрывшись за стенами.
Из Швеции по морю везли строителям и воинам не только продовольствие, но и запасы на будущее и даже пороки — орудия, скорее предназначенные для осады, чем для защиты.
— Ничего,— успокаивал Кнутсон воеводу,— они вам сгодятся для уничтожения пороков врага, если они с таковыми явятся.
И маршал был прав. Ни стрелы, ни копья не пригодны для уничтожения осадных орудий — пороков. Только такой же порок, способный швырять многопудовые камни, может при меткой стрельбе вывести из строя не только осадное орудие врага, но и его прислугу.
В каменоломнях придавило насмерть одного рабочего, и маршал запретил перевозить его куда бы то ни было, а послал туда капеллана отпеть погибшего на месте и там же предать земле как можно скорее, никого не отрывая от работы.
— Могилу может отрыть и один человек.
Поскольку летние ночи были короткие, строительство почти не прерывалось, и уже к августу крепость с внешней стороны выглядела готовой. На плане она представляла окружность, зубцы, идущие по верху стены, напоминали корону. Видимо, это обстоятельство послужило выбору имени выстроенному сооружению.
— Мы встали твердой ногой на этих берегах,— говорил маршал Кнутсон, выступая в день освящения крепости по окончании строительства,— В честь того, что отныне эти земли будут принадлежать нашему королевству, я от имени короля нарекаю эту крепость Ландскроной, что по-русски будет означать «Венец Земли». Теперь наши враги разобьют свои лбы об эти священные камни и отступят восвояси несолоно хлебавши. Отныне флаг королевства навечно встанет на этих берегах, приветствуя наших друзей и грозя нашим недругам.
После столь торжественной речи маршала епископ с капелланом приступили к освящению крепости. И уже на следующий день маршал Кнутсон отплыл вместе с итальянцами в Швецию, оставив в крепости гарнизон под командой опытного воеводы Стена.
— Я надеюсь на вас, Стен, что вы не посрамите нашего оружия.
— Постараюсь, господин маршал.
— Я бы с удовольствием остался здесь, но меня ждут государственные дела. Как только окончите отделку жилья, немедленно высылайте отряды в зажитье1, эта земля теперь должна содержать Ландскрону. С населением не церемоньтесь, дайте им сразу почувствовать железную руку королевства.
Прибытие великого князя Андрея Александровича с нижегородской дружиной в Новгород было встречено славянами с искренней радостью и торжеством. Густо гудели колокола на церквах, народ толпился на улицах, приветствуя своего защитника.
На боярском совете, собравшемся на владычном дворе и состоявшем исключительно из вятших людей с золотыми поясами, ни единым словом не поминалось о недавних грехах Андрея, когда он явился под Новгород с Дюденей. Зато почти каждый говоривший вспоминал о давнем, о славных победах отца Андрея, о великом князе Александре Ярославиче Невском.
— Тебе, Андрей Александрович, как и твоему приснопамятному отцу Александру Невскому,— разливался Степан Душилович,— вручаем мы животы и полки наши, чтобы ты вел нас к победе над коварными свеями, которые построили уже на нашей земле еще одну крепость, так называемый «Венец Земли». Так развенчай ее своим мечом, Андрей Александрович!
— Ничего себе «развенчай»,— пенял князь Андрей славянам.— Как же вы позволили сие сотворить? Отец-то напал на них сразу, как пришли. А мне преподносите уже крепость: бери, князь. А? Посадник, чего молчишь? Прозевали свея-то.
— Так тогда, Андрей Александрович, они сами вызвали князя Александра на бой. А ныне они все молчки творят,— стал оправдываться посадник Андрей Климович,— У нас тут замятия была, я только что избран.
— Как же я без пороков буду крепость брать?
— У нас есть пороки, Андрей Александрович. Есть. Мы уж дважды ими разбивали свейские крепости. А им все ней-мется.
— Но то вы разбивали деревянные крепости, а туг, говорят, они каменную построили.
'Зажитье — фуражировка.
— Да, эта каменная,— вздохнул посадник.— Тут, однако, потрудней будет.
— А раз потрудней, то тут уж пусть князь лоб разбивает,— усмехнулся Андрей.— Спасибо, господа славяне, удружили.
Вятшие вздыхали виновато, переглядывались, спорить с князем не решались: не то время. Пусть пожурит, отведет душу. А от рати никуда не денется, все равно поведет полки — великий князь ведь! Как говорится, назвался груздем...
И Андрей, попеняв, наконец перешел к делу:
—...Так. Наперво, все расходы Новгород берет на себя, в том числе и на содержание нижегородской дружины. Немедленно изладить не менее десяти пороков, приставить к ним искусных стрелков. Вооружить полностью полк и присовокупить к нему еще полк ладожан. На каждых трех воинов дать одни сани с продовольствием и бронями для них. Ну и отряд зажитников под командой сотского. И в походе и в бою беспрекословное мне подчинение.
— Это само собой,— молвил Степан Душилович.— Кто ж посмеет в походе князю перечить?
— Знаю я вас: чуть что — вече давай. А на вече известный вопль: то посадник не по нраву, то тысяцкий не в ноздрю.
— Да уж когда это было-то?
— Ну хошь бы и при отце моем, которого ныне вы не раз помянули.
Засуетился, зашевелился Новгород, готовясь к походу. Зазвенели более прежнего наковальни в кузницах, куя оружие, прямо на владычном подворье затюкали топоры — там стали чинить старые и ладить новые пороки.
К князю на Городище был доставлен ижорец — очевидец строительства свейской крепости.
— Ну-ка, молодец, рисуй ее,— предложил ему писало и пергамент Андрей Александрович.
Тот взял в заскорузлые руки писало, ткнул им в пергамент, едва не проткнул, аж вспотел от напряги.
— Прости, князь. Не умею я сам, никогда в руках не держал.
— Э-э, дремь,— отобрал князь писало.—Говори, какую форму имеет крепость снаружи? Квадратная? Круглая?
— Круглая.
Князь Андрей сам нарисовал большой круг.
— Такая?
— Такая.
— Где ворота?
— Вот тут-ка.
Андрей пририсовал ворота.
— Сколько ворот?
— Одне.
— Ров есть?
— Рва нету. Но вот с этой стороны Охта, а вот отсюда Нева.
— Ну, мы зимой подойдем, нам река не преграда. Как велика крепость?
— Дюже велика.
— Ты мне не «дюжа», а сколько шагов хотя бы?
— В нутре более пятидесяти, вот отсюда и сюда. А вот здесь у них колодец, здесь жилое...
— Ты откуда знаешь-то? — удивился князь.
— Дык я... энто,— смутился ижорец.— Я камни им возил на лошади.
— Эге, так ты, значит, пособлял им строить?
Ижорцу почудилась угроза в интонации князя. Молвил виновато:
— Так силком, силком меня... Я по дрова поехал, а они налетели. Хотели коня отобрать. А я что без него? Пропаду. Я говорю, берите тоды и меня с ним. Взяли.
— Ну и хорошо, что взяли,— улыбнулся князь, и у ижорца отлегло.— Как тебя звать-то?
— Петро.
— Вот что, Петро, кажи далее, что где у них.
— Здесь вот — церква, здесь — амбар с хлебом, вот тут — дрова запасенные, здесь — поварня, вот тут — жилье.
Ижорец тыкал пальцем в план, и Андрей сам наносил называемые им объекты на пергамент и тут же подписывал.
— Ворота какие? Ну из чего сделаны?
— По-моему, дубовые, железом обитые. Крепкие ворота. Их не взять.
— Там поглядим. Это уж наша забота.
Вечером князь призвал на Городище посадника, тысяцкого и трех сотских. Показав им план крепости, молвил:
— Ну, что думаете? Как будем раскусывать сей орех?
— Как обычно,— заговорил посадник,— покидаем им день-другой каменья с пороков, а там и приступим.
— Можно с пороков и огонек им закинуть,— предложил сотский Беек.— Камень завернуть в паклю, обсмолить, зажечь да и кинуть.
— Это они погасят,— возразил другой сотский.
— Один, два... ну десять погасят, а одиннадцатый не успеют. Если удастся дровье поджечь, они ж там поджарятся.
— Конечно,— согласился князь,— если у них внутри пожар запалить, это было б неплохо. Ты, Беек, и займешься этим. Озаботься запасом пакли, смолья, бересты, в общем, всем, что хорошо горит. И еще вот что, Андрей Климович, вели в кузнице отковать помощнее наконечник для тарана, на месте насадим на лесину и попробуем ворота разбить.
— Хорошо, Андрей Александрович. Завтра же велю отковать.
— И еще. Пусть из дранья наготовят верхние щиты для прикрытия тараноносцев.
— А если нам соорудить пару тарас,— опять подал совет Беек.
— Ну, тарасы срубим на месте. Не волочь же их из Новгорода. Отсюда разве что колеса для них захватить.
На военном совете обговорили все до мелочей. Назначили ответственных за все: за дозоры, за зажитье, за древодельцев, которых потребуется немало.
Заканчивая совет, великий князь сказал:
— Не знаю, сколько мы проползем туда, но крепость должны взять в два-три дни, не более недели.
— Это верно,— согласился тысяцкий,— чтоб не успела подмога прийти.
— Подмога вряд ли будет. Зима. Это летом на шнеках быстро бы приплыли. А зимой? Снег там наверняка коням по брюхо станет.
Возвращаясь с Городища в Новгород, посадник и тысяцкий, ехавшие рядом, делились мыслями:
— Слава Богу, заговорил вроде по-отцовски.
— Оно бы хорошо и на поле бы по-отцовски у него получилось.
— Получится. Вишь, все предусмотрел, даже таран велел отковать.
— Ну, таран, може, и не потребуется, те-то без таранов брали.
— Те чего равнять, деревянные, а тут — каменная. Большая, брат, разница. Это все равно что сорочку с кольчугой равнять, сорочку сучком продырявишь, кольчугу мечом не пробьешь.
Выступали в поход по легкому морозцу и не очень глубокому снегу, что вполне устраивало ратников, так как облегчало передвижение ехавшему сзади обозу. Новгородцы больше были пешими, нижегородский полк шел вершими. Из-за пеш-цев князь не позволял ехать быстрей.
Вперед был послан конный дозор, с которым отправлен проводником ижорец Петро, хорошо знавший путь.
Ладожане присоединились к новгородцам уже на подходе к Неве.
Не доходя до места около десяти поприщ, полки остановились, разбили шатры, разложили костры, на которых варилось в котлах горячее хлёбово.
Посадник, тысяцкий и все сотские собрались к шатру князя. Он вышел к ним в лисьей шапке, которая напомнила новгородцам о его дружбе с Дюденей. Посадник переглянулся с тысяцким, но укоризна лишь в глазах мелькнула. А так смолчали. Конечно, негоже являться князю перед славянами в татарской шапке. Но что делать? Обещали ни в чем не перечить ему. Стоит ли из-за такого пустяка разговор заводить?
— Ныне днюем, а завтра приступим,— заговорил князь.— Беек, готовь добрую лесину для тарана и веревочные петли крепи к ней. Все лишнее оставляем здесь. На сани побольше сушняку грузите. К порокам сыскать как можно больше каменьев, валунов, грузите тоже на сани.
— Где их ныне под снегом искать? — усомнился тысяцкий.
— Сколь возможно. А недостанет, напилить болванов из деревьев, которые потолще. И пусть древодельцы рубят тарасы повыше, и, пожалуй, их можно будет поставить на полозья. Если плохо пойдут, то на колеса приспосабливать.
И работа закипела. На одних санях по велению князя соорудили над оголовком высокий щит, сплетя его из лозы. Сани эти были загружены рубленым березовым сушняком, промеж была напихана береста как самый горючий материал.
Но на следующий день выступить не смогли, так как древодельцы не успели срубить нужное количество тарас. Полностью готовы они были лишь на следующий день, тут же разобраны и сложены на сани.
Перед самым выступлением к крепости великий князь вновь собрал своих начальников, определил каждому место, оговорил время вступления в сечу. От каждой тысячи были присланы в его распоряжение по два воина.
— Через них я буду передавать свои приказы, поэтому слушаться их беспрекословно. Кто ослушается, того после рати буду судить по всей строгости, вплоть до отнятия живота.
Андрей Александрович был строг и решителен в эти часы, даже чем-то напоминал своего отца, если бы только не его лисья шапка. На Невском-то шлем был перед боем, а этот в татарском малахае на рать собирается. Посаднику, намекнувшему князю на сию несуразицу, Андрей убежденно сказал:
— Ну и что? У татар бы нам не грех поучиться воевать. Глядишь, не мы б у них, а они у нас голдовниками были. А пока их верх над нами. А что шапка? В ней теплей. А срам не в шапке, Андрей Климович, а в проигрыше.
К крепости вышли уже в темноте и сразу же постарались обложить ее со всех сторон. Хотя на льду реки никого не поставили, князь приказал следить за этой стороной особенно зорко:
— Чтоб и мышь из крепости не выскочила.
За длинную зимнюю ночь были собраны несколько тарас и уставлены: какие на колеса, какие на полозья. Сани с дровами поставили напротив крепостных ворот и не только отпрягли коней, но и отрубили оглобли. Теперь двигать их предстояло воинам, укрываясь за высоким щитом на оголовке саней.
Ночью в лагере русских горели костры. Крепость молчала, видимо тоже готовясь к приступу.
Едва забрезжило, русские начали обстреливать крепость из пороков. И вскоре по сигналу трубы со стороны суши на крепость двинулись неуклюжие срубы тарас, внутри которых находились воины. Им предстояло при соприкосновении тарасы со стеной крепости сбросить крышу и забраться прямо на стену, завязать бой. Лишь после этого к крепости должны были устремиться другие воины, забрасывать на стену крючья-кошки, взбираться вверх по веревкам и веревочным лестницам и тоже вступать в драку. За этой второй волной шла третья — уже с лестницами,— тогда на стены взбиралась основная масса воинов, которая и должна была завершить захват крепости. Так, по крайней мере, при свете костра распределил все роли полкам великий князь.
— Всех оружных убивать, безоружных пленить,— приказал он,— Воеводу лучше взять живым.
Но утром, как только двинулись к крепости тарасы, начались неожиданности для русских.
Со стен ударили по тарасам пороки, с первых же выстрелов стали разбивать эти хитроумные постройки, представлявшие прекрасные цели. Из-под рассыпающихся бревен тарас выскакивали воины и, волоча своих раненых товарищей, бежали назад.
— А-а, черт! — ругался великий князь.— Кто мог подумать, что у них окажутся пороки? Найдите мне этого ижорца Петра.
Когда ижорца доставили к князю, он напустился на него:
— Что ж ты, болотная душа, не сказал мне, что у них есть пороки?
— Но, князь, ты ж не спрашивал. И потом, откуда мне было знать, что это такое. Я их впервые у тебя увидел. Да и не видел я их там, наверно, они их после привезли.
Зато сани с дровами вполне исполнили то, для чего были придуманы. Сразу же по сигналу трубы, когда двинулись тарасы, тронулись в сторону крепости и сани. Помимо воинов, укрывшихся за щитом и толкавших сани, за ними полукругом шли лучники. Они беспрерывно обстреливали надвратные бойницы, не позволяя осажденным вести прицельную стрельбу по саням. А меж тем сани дымились, дрова на них разгорались, и если огонь еще не достигал воинов, толкавших сооружение, то лишь потому, что зажжен был в середине, внутри сложенных дров.
Перед самыми воротами воины разогнали воз так, что при ударе саней о них поленница рассыпалась, сдвинув горящий сушняк вперед. Костер стал быстро разгораться, огонь начал лизать полотно ворот, раскаляя железо, зажигая дерево.
— Пускай зажигалыциков,— приказал князь нижегородскому тысяцкому.
И вот один за одним поскакали к крепости на резвых конях воины, держа в руках просмоленные горящие витени.
— По кругу-у, по кругу-у! — кричал им тысяцкий, хотя все они давно знали это условие.
Скачка вкруг крепости по кругу не давала осажденным возможности вести прицельную стрельбу по быстро мчащимся воинам. Разве что случайная стрела могла зацепить кого-то.
И каждый воин, улучив мгновение, когда оказывался близко к стене, швырял горящий витень на стену как можно сильнее. А бросив, тут же отворачивал в сторону коня, давая возможность очередному всаднику вступить в круг, и мчался за новым пеньковым витенем.
— Еще! Еще! — командовал Андрей Александрович,— Не давать им передышки!
И горящие факелы летели на стену, падали в крепость, грозя каждое мгновение пожаром. А круг всадников все кружился, не убывая, не давая передышки осажденным, которым, видимо, немало досадили эти горящие пеньковые витени, так как они вынуждены были все силы и внимание уделять тушению этих огней, летевших к ним. Именно поэтому костер, горевший у ворот снаружи, быстро набрал силу и уже вскидывал огонь выше стен крепости.
Князь подозвал к себе ладожанина, оставшегося при нем:
— Быстро беги к своим, пусть добавят еще огоньку к воротам.
Вскоре в костер у ворот влетели вторые сани с сушняком, огонь запылал с новой силой.
На этом закончился первый день осады. Многие считали, что неудачно. Однако князь, напротив, был другого мнения:
— Крепость не яичко: разбил, облупил и ешь. Ворота мы ослабили, и теперь от первого же удара тарана они рассыпятся.
— Так что? Завтра тараним?
— Нет. Завтра весь день надо их обстреливать пороками и стараться разбить свейские пороки. Пока они целые — нам с тарасами не подойти к стенам.
В темноте по бревнышку унесены были в тыл тарасы, а заодно и те камни, которые их развалили. Завтра они пригодятся для стрельбы по крепости.
С рассветом началось метание камней из пороков. К ним были приставлены самые искусные стрелки, князь пообещал по десять гривен за каждый разбитый свейский порок.
Беек умудрился найти для своего орудия скрытое место за молодой распустившейся сосенкой, пообещав своим подносчикам:
— Ну, братцы, двадцать гривен на земле не валяются.
— Почему двадцать, Беек? Десять ведь обещано.
— Это за одну, а я хочу две металки разбить. А даст Бог, и с тремя управимся.
— Типун тебе на язык — как бы свей нас не накрыли.
И началась обоюдная стрельба из пороков. Стреляли по крепости, и она отстреливалась. Камни, прилетавшие от свеев, туг же летели обратно, иногда делая по нескольку оборотов туда и сюда. Подносчики даже начали давать им прозвища:
— О-о, опять «рыжий поросенок» вернулся.
— А вот к нам «щучка» вновь приплыла.
И эти многопудовые «поросята», «щучки», «бабки» и «бараны», прилетая, крушили все, обо что ударялись, а если попадали в зазевавшегося, то тут же и приканчивали беднягу.
Осажденные первыми поразили один из пороков славян, зашибив разлетевшимися щепками нескольких человек, обслуживающих машину. Однако, оправившись от испуга, подносчики разыскали валун, обезоруживший их, признали в нем знакомца:
— Ба-а, это же наша «рюха»!
И, кряхтя, потащили к соседнему пороку.
— Братцы, вдарьте этой, она удачливая, наш порок в щепки разнесла.
«Рюха» и впрямь угодила во вражеский порок. И наблюдатель, сидевший вверху на сосне, крикнул радостно:
— Есть одна! Андрей Александрович, одна металка накрылась!
— Точно? — спросил снизу князь.— Не ошибся?
— Какой там. И двух стрелков уложила.
— Кто попал, не видел?
— Кажись, Беек.
— Молодец,— потер довольно ладони Андрей.— Сколько у них еще осталось?
— Три, кажись. Я три вижу на заболотах.
— Ну, наших втрое более. Даст Бог, одолеем.
И действительно, еще до наступления темноты все шведские пороки были разбиты, хотя и новгородцы потеряли столько же. Были убитые и раненые среди стрелков.
Великий князь сдержал слово. Установив, кто именно попадал в свейские машины, выдал им куны. Беек со своими товарищами отхватил двадцать гривен и по кружке хмельного меда из княжеского бочонка. И в темноте захмелевшие герои орали удалую песню: Мы по свеям бьем без промаха, Попадаем точно в глаз...
Далее шли срамные слова, которые, увы, не мог сохранить нам пергамент, откуда соскреб их какой-то высоконравственный монах.
В шатер к князю собрались командиры. Он, так и оставаясь в татарском малахае, коротко оценил день прошедший:
— Ныне славно поработали пороки. Завтра двинем тарасы, за ними крючников.
— А если свей за ночь опять отладят пороки? — спросил Андрей Климович.
— Вряд ли успеют. Но если даже соберут один, ему не управиться со всеми тарасами. В одно время с тарасами ла-дожане разбивают тараном ворота, они ныне хорошо прожарены и должны рассыпаться от одного удара. И наваливаемся со всех сторон.
Когда князь остался в шатре только с посадником, тот спросил:
— Андрей Александрович, пошто не бережешься?
— Как не берегусь? — не понял князь.
— Шлем почему не наденешь? А ну стрела ненароком прилетит.
— А-а,— засмеялся Андрей.— У меня от шлема голова мерзнет. А в шапке тепло и приятно.
Не хватило у посадника духу снова напоминать, что шапка-то теплая, но ведь она татарская, чай, глазу славянскому неприятная.
На следующий день, едва начало развидняться, на крепость не спеша двинулись тарасы, в верхней части которых густо стояли плечом к плечу в добрых бронях и только с мечами отборные воины. Строение представляло собой высокий тяжелый дом, до отказа набитый людьми. Внизу тарасы находились толкачи, двигавшие это громоздкое сооружение. Один из них через узкий продух, прорубленный в полдерева, высматривал путь и негромко командовал:
— Берем лево... Так... Идем прямо... Теперь чуть право... Тише, тише, не спешим...
От него, впередсмотрящего, зависело благополучие движения: стоило одним полозом или колесом наскочить тарасе на кочку, как долговязое строение могло бы попросту упасть, опрокинуться. За задней стеной тарасы снаружи тоже шли толкачи, как на подбор самые здоровые и сильные мужи. В задней же стенке тарасы был прорублен внизу лаз внутрь, именно через него и входили в нее воины.
Осажденные, видя зловеще надвигавшиеся на крепость чудища, ничего не могли им противопоставить. Все пороки были разбиты, и воевода Стен раскаивался, что не утаил от противника хотя бы одно метательное орудие, использовав сразу все и под ставя их под удар.
«Ах, эта спешка,— каял он себя.— Ведь говорил же маршалу: надо рыть обводные рвы, через них бы не прошли эти чудища. Так нет: «Не надо, с двух сторон реки защищают, а с этих отобьешься». И вот, пожалуйста. С минуту на минуту враг будет на стене. Кто ж думал, что они явятся зимой».
— Прекратите стрельбу! — крикнул Стен воинам, без пользы осыпавшим тарасы стрелами,— Готовьтесь к драке, сбрасывайте их со стен, если хотите жить. Никакой пощады русам!
— Господин воевода, они уже бьют ворота.
— Стреляйте по ним.
— Но у них щиты.
— Сбрасывайте камни на них, лейте кипяток.
Последняя команда была неисполнима: отсутствовал кипяток в поварне, там только начали растапливать печи под котлами, в которых вода закипит разве что к обеду. Но кто мог предположить, что русы так скоро — всего за ночь — восстановят эти дома на колесах.
Но вот первая тараса подошла к стене, крыша ее поднялась и опрокинулась на кромку стены, образовав как бы мостки, по которым на стену ринулись славяне, грозно сверкая мечами. И началась потасовка, и полетели со стены воины, но не русы, а более свейские.
И уже бежали к стенам багорщики, метали вверх крючья с веревками, и уж густо лезли на стену воины по веревочным лестницам и тут же вступали в драку, зачастую не имея возможности из-за тесноты действовать мечом, схватывались за руки и начинали бороться. Слышались крики, ругань на русском и свейском языках, кряхтенье и вопли.
А там уже подбегали воины с деревянными лестницами. В ворота, орудуя копьями, лезли ладожане.
После высадки первых славян на стену и до окончания сражения прошло немного времени — вода в поварне и горя-чей-то не стала,— а Ландскрона, «Венец Земли», оказалась в руках русских. Гарнизон был частично перебит, а частью пленен.
Войдя в раж, хотели добить и пленных, но от князя прискакал воин с приказом: «Пленных не трогать!»
— Зачем они нам? — сказал тысяцкий.— Кормить?
— Будем кормить,— отвечал Андрей Александрович.— Но за работу.
Обезоруженных пленных вывели из крепости, сбили в кучу. Среди них был и воевода Стен, раненный в голову.
Подъехал в сопровождении гридей великий князь в яркожелтом лисьем малахае.
— Так, господа свей, мало вас мой отец учил, так ныне и мне довелось. Там,— указал князь на Неву,— мои воины долбят прорубь, в которой намерены вас топить. Но я решил дать возможность остаться живыми тем, кто этого желает. Для этого всего-навсего надо разрушить то, что вы выстроили на нашей земле — вашу Ландскрону, или, по-нашему, «Венец Земли». Вы себя венчали, а теперь развенчивайтесь.
Князь умолк, поискал взглядом в толпе пленных кого-то, нашел, сразу определив воеводу. Подъехал к нему.
— Ты неплохо командовал защитой, теперь покомандуй срытьем крепости.
— Никогда,— отвечал гордо Стен.
— Ну что ж, пеняй на себя,— вздохнул князь Андрей и, обернувшись, скомандовал: — В прорубь его.
Подбежали дюжие гриди и, заломив воеводе руки, потащили его на лед. Князь, щурясь недобро, спросил толпу:
— Кто еще хочет следом за ним? Выходите.
Никто не вышел.
— Тогда приступайте. Можете для облегчения использовать наш таран. Кто будет замечен в отлынивании от работы, немедленно последует за воеводой. Еда у вас своя, повар свой. В три дни чтоб на месте Ландскроны было ровное поле.
Когда ехали в лагерь, посадник сказал:
— Не управятся они в три дни.
— Пусть славяне помогут.
Новгородцы не только охраняли пленных, но и действительно стали помогать им разрушать крепость, чтобы скорее можно было отправиться домой. Никому не хотелось торчать в этих пустынных и тоскливых местах.
Ландскрону развалили, часть камней побросали в реку, часть разбили, искрошили, разметали. После срытия крепости полки отправились назад, уводя и пленных, которых решено было использовать для обмена. Только одного, самого крепкого, великий князь отпустил домой, и то лишь для того, чтоб он передал его грамоту. В ней князь предупреждал маршала, что и в дальнейшем с его притязаниями будут поступать так же, как с крепостью и с воеводой Стеном. Грамота кончалась советом взглянуть маршалу на свои уши: «...Видишь их? Нет. Вот так никогда не видать тебе и земли Русской». Не посрамил князь Андрей имени своего отца. Не посрамил, хотя и красовался в татарском малахае.
