И в Твери московские подсылы обретались. Именно они сообщили Юрию Даниловичу, что князь Михаил в Орду за ярлыком собирается. Более того, разнюхал подсыл Иванец, что тверичане надумали перехватить князя Юрия в пути.
— Ах хитрец! — воскликнул князь,— Кого обмануть вздумал. А где они ловить меня собираются?
— На Волге, князь.
— На Волге, говоришь. Угу. Ну я им предоставлю такую возможность.
И через несколько дней по Москве весть прошла: князь Юрий в Орду побежал за ярлыком, на Кострому отправился, чтоб по Волге плыть.
— А почему не на Городец или Нижний?
— Это дальше. И потом, там, сказывают, его тверичане поймать сбираются.
Через два дня об этом уже знали в Твери. Александр Маркович, оставшийся за наместника, призвал к себе Акинфа. Тот явился прямо со стройки, даже опилки с сапог не отряхнув.
— Звал, Александр Маркович?
— Да. Надо на Кострому с гридями сбегать, подсылы сказали, Юрий туда идет.
— Хорошо. Я пошлю зятя Давыда с отрядом. Он мужик боевой, исполнит в лучшем виде.
— Только чтоб не обижать князя.
— Как же не обижать, если мы его завернем?
— Михаил Ярославич не велел чинить ему насилия.
— Ладно. Попробуем.
Следуя с дружиной к Костроме, Давыд в пути, расспрашивая жителей весок, окончательно убедился, что едет по верному следу.
— Все, Ваня,— говорил он своему шуряку,— лишь бы успеть, мы не дадим ему отплыть.
— А ежели уж отплыл?
— Не должен. Мы не более как на переход отстаем от него. Слышал, что смерд сказал: вчера проехали. Да если и отплывет, догоним и на воде. У него всего человек пятнадцать гридей, если не врет смерд. Неужто наши сорок не управятся с дюжиной?
— Оно бы лучше не убивать людей-то. Михаил Ярославич осерчает.
— Как получится, Ваня. Думаешь, я кровожадный? Хорошо бы сонных накрыть.
Они прибыли к Костроме где-то в обеденное время. За рекой на одной из колоколен гудел колокол. Тут же явились несколько перевозчиков со своими лодьями.
— Пожалуйте ко мне,— предлагали наперебой.
Давыд подозвал одного здорового мужа.
— Как тебя звать?
— Зерн.
— Послушай, Зерн, московский князь Юрий давно приехал?
— Юрия не было.
— Как? Я точно знаю, что он сюда ехал.
— Сюда приехал его брат младший, княжич Борис.
— Что ты городишь, Зерн?
— Не горожу я, спроси вон Александра. Мы с ним перевозили его вместе с воинами.
— Где он остановился?
— У Давыда Давыдовича на подворье.
— Погоди-ка, Зерн.
Давыд отозвал шурина в сторону, заговорил негромко:
— Слушай, Иван, нас, кажется, крепко надули. Мы шли по следу не Юрия, а княжича Бориса. Что делать?
— Может, завернуть?
— Нет-нет. Ни в коем случае. Может, этот перевозчик врет, собака.
— А если это действительно Борис?
— Если это действительно Борис, возьмем и его в полон. Держа его в Твери, Михаил Ярославич сможет с Юрием грозно говорить. Еще и поторгуется.
— Но хорошо бы без свалки.
— Конечно, конечно. Какая может быть свалка, ему еще есть ли десять лет-то?
— Где-то около.
— Ну вот. Его на хитрость надо. Выманим сюда вместе с гридями, а дорогой воинов повяжем. А ему все объясним, мол, Тверь тебя в гости ждет.
— Но он меня может вспомнить.
— Так ты виделся с ним?
— Ну да. Отец меня и Федора брал с собой во дворец к Юрию Даниловичу, там мы виделись. И брат его Александр там был.
— В таком случае, Иван, туда тебе нечего соваться, все дело можешь испортить. Да и когда переправимся сюда, прикрой лицо чем-нибудь и не лезь на глаза ему.
На всякий случай Давыд тоже взял с собой на другую сторону реки пятнадцать воинов, чтоб, если дойдет до драки, иметь равные силы. Но строго-настрого наказал всем держать язык за зубами, а если уж явится причина говорить, то помнить, что они москвичи, а не тверичане.
Плыли на двух лодьях перевозчиков Зерна и Александра. Когда причалили, Давыд приказал:
— Всем оставаться здесь. Ждать нас. А ты, Зерн, веди меня на подворье Давыда Давыдовича. Пошли.
Дорогой, когда еще шли, Давыд сунул Зерну целую гривну:
— Это тебе за труды.
— А как я скажу Давыду Давыдовичу, кто вы?
— Мы-то? — Давыд задумался лишь на мгновение.— Мы от княжича Александра Даниловича, им и посланы за братом.
Зерн пожал плечами, подозревая, что спутник немного врет, но гривна грела карман. Смолчал.
Постучали в калитку высоких тесовых ворот. Выглянул приворотный сторож:
— Чего надо?
— Давыда Давыдовича,— сказал Зерн.
— Его дома нет.
— Тогда позови Бориса Даниловича,— попросил Давыд.
— Князь у Жеребца.
— У какого жеребца? — выпучил глаза Давыд.
— Это купец наш,— пояснил Зерн.
— Фу-ты,— вздохнул Давыд облегченно.— Я думал, дед тронулся. А почему он там?
— Жеребец пригласил на обед.
— Идем к Жеребцу.
Купец, услыхав, что Давыд прибыл из Москвы, позвал его немедленно за стол.
— Я не хочу,— пытался отговориться Давыд.— Мне только Борис Данилович нужен.
— Идем, идем,— тянул его за рукав хозяин.— Он мой гость почетный, и ты будешь гостем. Нехорошо от приглашения отказываться, неуважительно.
— Ты подожди меня здесь,— сказал Давыд Зерну.— Или лучше знаешь что, ступай к берегу.
— А если вдруг я...
— Ступай, ступай. Ждите там. Мы скоро.
Давыд поднялся за Жеребцом на высокое крыльцо, прошел в трапезную. Там за столом, уставленным блюдами с икрой и рыбой в разных видах (жареной, вяленой, копченой), а также корчагами с сытой и медами, сидел юный княжич.
— Кто там? — спросил он.
— Да вот, из Москвы, говорит.
Давыд поклонился княжичу.
— Здравствуй, свет наш Борис Данилович.
— Здравствуй,— отвечал княжич,— Ты кто?
— Я боярина Родиона Несторовича сотский. Послан за тобой Александром Даниловичем.
— Что он там? Уже соскучился?
— Да. Наверное.
— Хых. Вот же поросенок. Когда дома, норовит подраться. Как уехал, заскучал, вишь. Садись с нами, сотский.
— Спасибо, Борис Данилович.
«Сказать? Не сказать? — ломал голову Давыд.— Если скажу, что Александр с нами, на той стороне, а он вдруг скажет, езжай, вези его сюда. Как ослушаться? Нет, так рисково. Лучше по-другому».
Давыд присел к столу, налил себе сыты, выпил, потянулся ложкой за икрой. Сидел как на иголках, придумывая, как бы выманить княжича отсюда к берегу. И как можно скорей.
— Посмотри, какой мне подарок подарили,— похвастался княжич, и в руках его появился кинжал в позолоченных ножнах, изузоренных мудреной вязью рисунка.
— Прекрасный подарок,— похвалил Давыд и взглянул на расцветшего от гордости Жеребца, всем видом говорившего: «Это я! Это мой подарок».
— Его надо сегодня же опробовать,— сказал Давыд.
— А на чем?
— На лозе. Он с одного взмаха должен перерубить лозину вот в такой палец толщиной.
— Тогда идем попробуем,— стал вылезать из-за стола княжич.
— Пойдем.
— Ну как же? — пытался удержать их Жеребец.— Вы же ничего и не попробовали.
— В другой раз,— отмахнулся княжич.
Жеребец проводил их до ворот, все еще надеясь вернуть назад. Но, увы, княжич рвался скорей испробовать кинжал в рубке.
Когда вышли на улицу, Давыд, взяв за локоть княжича, заговорил негромко:
— Борис Данилович, я не хотел говорить при чужом человеке. Твои гриди уже на том берегу.
— Как? Почему? — удивился княжич.
— Потом объясню. Сейчас идем на берег, там ждут нас мои гриди, надо до вечера отъехать подальше. Идем, идем.
— Но как они посмели бросить меня? — возмущался княжич, следуя за Давыдом.
— Нет-нет, они тебя не бросили,— бормотал Давыд, все более запутываясь в своих объяснениях и не зная, как из них выкарабкаться более правдоподобно.— Переправимся, спросишь с них.
Но, видно, отрока, не умудренного жизненным опытом, вполне удовлетворил лепет Давыда.
— Хорошо. А где мы порубим лозу?
— На той стороне лозняка тьма, Борис Данилович. Там нарубишься досыта.
Он вывел княжича к берегу, усадил в свою лодью, скомандовал Зерну:
— Пошел. Да побыстрей.
И две лодьи, переполненные людьми, устремились к правому берегу. Давыд понимал, что сейчас сразу откроется его обман, и еще неведомо, как отнесется к этому княжич. Чего доброго, вместо лозы рубанет его этим кинжалом. Однако, едва выскочив на берег, Борис устремился к кустам лозняка, размахивая кинжалом.
Давыд, улучив несколько мгновений, быстро объяснил Ивану ситуацию и приказал:
— Если он спросит, где его гриди, скажи, что, как только высадились, поскакали в Москву.
— Но он же не поверит.
— Поверит. Научи еще нескольких парней тому же: были — ускакали. Все. Я бегу. Вон он уже высматривает меня, кажется.
— Ну где ты? — сердито спросил Борис подбегавшего Давыда.— У меня не получается. Вон смотри.
— Борис Данилович, ты рубишь прямо, а надо наискосок. Дай-ка.
Давыд взял кинжал, намахнулся.
— Смотри. Вот! Вот! Вот!
И он срубил три лозины.
— Ну-ка,— взял кинжал княжич.— Вот! Вот! Вот!
Отрок был в восторге, чисто срубив три ветки. И хотел рубить еще, но Давыд сказал:
— Борис Данилович, надо скорей ехать. Твои-то что учудили — высадились и сразу ускакали.
— Как ускакали? — возмутился княжич.— Они что? С ума посходили?
— Так мне сказали мои гриди. Спроси их сам.
Эх, дети, как легко вас обмануть! Вы верите сказкам и обманам.
И Борис верил, что едет в Москву, даже когда въезжал в Тверь, поскольку, как объяснил ему в пути Давыд, через Тверь к Москве путь короче.
И только за обедом, когда Александр Маркович стал допытываться: куда делся Юрий Данилович, Борис наконец смекнул, в чем дело, и рассмеялся.
— Чего ты, Борис? — удивился боярин.
— Так мы ж из Москвы вместе с ним выехали. Ха-ха-ха.
— Ну и?..
— А потом он с обозом свернул в Городец, а мне велел скакать в Кострому.
— Зачем?
— Чтоб вас надуть. Ха-ха-ха. Он знал, что вы его перехватить собираетесь.
Александр Маркович обескураженно взглянул на Давыда: вот тебе и мальчик. Неизвестно еще, кто кого за нос водил.