И если история с Жуней закончилась в целом вполне мирно – Жунин хозяин Антон перезвонил наутро в клинику, и Михаэль объяснил ему совершенно спокойно некоторые особенности зоопсихологии, то бывали случаи действительно из ряда вон выходящие.
Мы тысячу раз договаривались, что я не буду вступать в дискуссии с теми, кто позволяет себе звонить по домашнему телефону в отсутствие мужа и требовать консультации. И я тысячу раз обещала вежливо отправлять их в клинику.
И все равно не в коня корм.
– Здравствуйте! Можно доктора?
– Добрый день. Дело в том, что вы звоните на мой рабочий телефон. Доктора здесь нет. И потом, он не принимает частным образом. Позвоните в клинику, назначьте встречу. Кстати, откуда у вас этот телефон?
– Девушка, не морочьте мне голову! Мне сказали, здесь можно побеседовать о моем психическом состоянии. Вы кто? – Голос такой странный немного, обгоняющий сам себя. Его хозяин не поспевает за собственной мыслью, спотыкается на гласных, но всякий раз поднимается и упорно идет дальше.
– Я – его жена. А вы, видимо, его пациент. Будущий, как я понимаю. Еще раз повторяю вам, мой муж не ведет практики на дому. Позвоните в одну из клиник, назначьте…
Это вообще неслыханное хамство. Я сидела в своем офисе, у меня через пятнадцать минут начиналось совещание, коллеги бегали вокруг с папками, конец квартала и дел по горло. А тут очередной страждущий. Да еще такой настырный.
– Нет!
Такой натуральный крик, полный отчаяния и ненависти одновременно. Я аж отпрыгнула от трубки.
– У меня есть предложение к вам и к вашему мужу. Скорее даже к вам. Предложение, которое вам просто необходимо – в сложившейся ситуации. У вас просто нет выбора. Нет выбора у вас совсем. Помочь вам, учитывая обстоятельства, могу только я. Только я могу вам помочь. А вы поможете мне.
Он повторял каждое предложение по нескольку раз, меняя лишь порядок слов. У вас нет выбора. Выбора нет у вас. Могу только я. Только я…
Сомнительное акустическое удовольствие, прямо скажем. Сомнительное и жутковатое.
– Я не собираюсь принимать от вас никаких предложений. А для облегчения вашего психического состояния нужно обратиться к любому психиатру.
В дверь тихонько поскреблась секретарша Лиза:
– Мишель, все собрались. Ждем только вас. Вы кофе будете? Я печенье только что купила. Из муки грубого помола. Некалорийное совсем. 5 % жира всего. Честно-честно.
Лиза заботится о нас всех как ответственная воспитательница детского сада. Она знает, что у Андреаса гастрит и ему ни в коем случае нельзя полуфабрикаты. Поэтому тщательно следит за тем, чтобы в обеденный перерыв Андреас брал в кафе на первом этаже что-нибудь горячее. Она в курсе, что у Сюзанны болит горло и у нее с собой специально для этого припасены мятные леденцы.
Она знает, что я вечно сижу на диете. И что если предстоит какой-то тяжелый разговор, то я определенно начну грызть все, что лежит на столе. Поэтому печенье для меня – некалорийное. Девочке двадцать три года. Даже не верится. Не Лиза, а ангел. Лиза – ангел. Ангел – Лиза. Тьфу ты, привязалось…
– Спасибо, Лиза, я бегу уже. Через минуту буду.
Надо сворачивать этот безумный разговор.
– Вы меня даже не выслушали. Меня вообще никогда не слушают. Понимаете, я изобретатель. Но это не главное. То есть это тоже главное, но не совсем. Я знаю, что вы ищете праксис. Что вы хотите приобрести праксис, я хотел сказать. И что просто так вот открыть праксис невозможно.
Темп его речи ускоряется, вот уже и целые слоги проглатываются, словно человек стремится во что бы то ни стало донести до меня важную информацию, пока я не повесила трубку.
– Нужно покупать. Алло, вы меня слышите? Нужно покупать! А вариантов у вас нет. Нет вариантов у вас. То есть не у кого купить. Вот, я все знаю. И еще знаю, что разговаривать об этом… ну, о торге… нужно с вами. Вот, я все знаю. Все знаю я. И даже знаю, какая вы. Вот.
Меня прошиб холодный пот. Этот человек явно следил за нашей жизнью. Мы действительно подумывали о том, чтобы рано или поздно открыть мужу частную практику. Но объявлений нигде не давали и никому об этом не говорили. Ни одной живой душе.
И о том, с какими сложностями это сопряжено, люди, далекие от медицины, ничего не знают. Этот «больной» знал.
– Прежде чем вы положите трубку, а я не впервые сталкиваюсь с таким некрасивым поведением, я вам коротко изложу суть. Во-первых, я изобретатель. Знаете, вот есть ловец снов. Знаете, да? А я изобрел ловца мыслей. Это такая штучка, тоже с перышками, но там еще электромагнитные волны. Пока, к сожалению, он ловит только женские мысли, но прибор еще нужно усовершенствовать. Вы поможете мне, а я вам. Я добуду вам праксис, а вы… Вы меня слушаете?
При попытке вызвать в воображении электромагнитные волны, нежно опутанные перышками, которые должны ловить женские мысли, меня начало трясти в конвульсиях. Умом понимая, что нельзя смеяться и нужно как можно быстрее положить трубку, я зачем-то набрала в легкие побольше воздуха. Как трубач.
Но трубач из меня хреновый. И воздух вывалился наружу гнусным фальцетным ржанием. Так, наверное, смеются черти в преисподней, когда вместо обещанных по КЗОТУ двух выходных их заставляют во внеурочное время помешивать варево в котлах.
– Я вас слушаю. А почему такой половой шовинизм? Почему именно женские мысли? – постаралась я структурировать научную мысль будущего нобелевского лауреата.
– Прибор еще в стадии тестирования. Я пытался обращаться в организации для регистрации патента, но ответа пока не получил. Наверное, еще сырой проект. Но! И это важно. Он работает на расстоянии. Вот смотрите, мимо вас сейчас проходит женщина. Хотите я вам скажу, о чем она думает?
– Не нужно, – я уже вошла во вкус. Мне даже понравилось. – У меня свой ловец мыслей. Пиратская версия. Он, конечно, не столь мощный, как ваш, но все же… Тут одна-единственная женщина, которую я из окна вижу. И мысли ее читаются моим прибором совершенно однозначно. Она думает, что 280 евро – это хамство. Даже за замшу и удобную колодку, но хамство и обдираловка. В Милан надо слетать на пасхальные каникулы, там такие же туфли можно купить в полтора раза дешевле. Как ваш ловец? Мы совпадаем?
– Конечно, – жизнерадостно ответил человек, – я же вам говорю, что все получается. Нужно просто тестировать больше. Поэтому мы будем практиковать вместе. Вот вы уже и согласились, я вижу. Теперь, собственно, вторая часть, главная!
В дверь снова постучалась Лиза. Да я уже и сама поняла, что пора заканчивать. Он совершенно безобиден, но это не повод вступать в длительную дискуссию. Нужно вежливо поблагодарить его за заботу о нашем несуществующем праксисе и порекомендовать ему обратиться к психиатру.
Но не тут-то было.
– Я знаю, где добыть праксис. Где помещение добыть, знаю я. Подо мной находится небольшая парикмахерская. Вот туда-то мы и въедем. Разумеется, вы должны мне половину дохода от праксиса. А о ловце мыслей мы подумаем. Но, сами понимаете, бизнес есть бизнес. Патент я, разумеется, оформлю на себя. Вы согласны?
– Абсолютно! А при чем здесь парикмахерская?
Даю себе слово, что это мой последний вопрос. Просто ход мыслей интересен. Вот про парикмахерскую мне расскажет – и все. Замшевыми туфлями клянусь. Потом он пойдет дальше ловить мысли, а я – ловить сбежавших клиентов. Кому нужен адвокат, не являющийся на совещания и не соблюдающий сроки?
– Все просто. Э-ле-мен-тар-но, – чеканит он слова. – Я их залил. Случайно. Залил сильно. Ну, воду открыл и забыл закрыть. И ушел тестировать прибор.
Пришел через пару часов. Нет, вру, к вечеру уже. Ну ничего, страховка все оплатила. Но!
Я слышал, как хозяйка через пару месяцев говорила какой-то женщине: «Meine Gute! Es ist unmoglich. Ich brauche endlich einen Psychiater». У меня еще тогда родилась мысль… Не могу, когда люди страдают. Такая милая женщина… Понимаете? Но тогда мысль еще не оформилась. Не оформилась тогда еще она. А потом я узнал о вас и вот. Придумал!
– Что же?
– Я их снова залью! Но уже специально. Второго ремонта она не выдержит. И они съедут. А мы въедем туда. И все! Так просто. Понимаете?
Мика, у тебя железная выдержка. Мика – хорошая девочка. Мика – умница. Мика выдержала рынок, бандитские разборки 90-х, эмиграцию, швабру и горшки и даже учебу на юридическом. И это Мика выдержит. Мика постарается. Она даже не икает больше и не втягивает трубно воздух, как слон, которого забыли напоить.
Я старалась вести себя дипломатично. Вспомнила о «возлюби ближнего своего», о толерантности, о сострадании и смирении.
– Ничего не получится. Мне не хочется вас огорчать, но лучше уж я сразу скажу вам правду. Ей, хозяйке парикмахерской, нужен психиатр там. На работе. А если она съедет, кто ж ее лечить будет? Надо вам еще подумать над проектом.
– Да? Вообще-то вы правы. Ну ничего. Она будет к нам приходить лечиться. Это все ерунда. Но я в доле! Это условие!
– Само собой, – успокоила я его. – Вы в доле. Но вы же умный человек. Сами же объясняли, как все непросто с этим проклятым праксисом. Дело же не в помещении. Нам нужно разрешение, бумаги всякие, да? Это не так легко и потребует времени. И если мы устроим рейдерский захват одной отдельно взятой парикмахерской, это вряд ли приблизит нас к заветной цели по легализации праксиса, а вас – к возможности тестировать ловца мыслей. Вы согласны?
– Конечно. Буду думать дальше. Но я в доле?
– Безусловно. Звоните вечерком, мой муж с вами поговорит. Обсудит детали.
– Как приятно иметь дело с умной женщиной! С умной женщиной приятно как! Всего доброго! До вечера!
Вечером, когда я рассказала Мишке о разговоре, он сказал мне, что знает этого изобретателя. Там, в принципе, ничего сложного, но вмешиваться в лечение он не может, ибо это неэтично. Лечащий врач, который ведет ученого последнее время, должен лишь несколько изменить схему приема медикаментов, и все будет хорошо. Он будет тих и покладист, будет и дальше мирно изобретать прочие ловушки.
И еще муж похвалил меня за терпение и профессионализм.