Непроизвольный и неконтролируемый разумом вопль от боли вырвался из моей груди, заставив вздрогнуть всех, даже коней. Но я вовремя спохватился и взял себя в руки.
Сейчас только ещё криков со стонами не хватало, чтобы вероятная погоня лучше ориентировалась в наших поисках. То, что она есть, я даже не сомневаюсь. Так что я, как говорится, крепче стиснул зубы и опустился на дорогу, прямо у колеса кареты.
Гришка бросился к своему скакуну и достал из седельной сумки набор полевого лекаря, а я похвалил его мысленно за предусмотрительность.
Я, к примеру, о такой важной части экипировки и не задумался перед отъездом, а он позаботился. Умница, тут и говорить нечего.
– Дай, осмотрю, – коротко бросил друг, присаживаясь по левую руку. – Не дёргайся, Феликс, плащ-накидку вначале снимем, – он сразу приступил к делу. – Затем пиджак твой новомодный, дырявый, теперича, с рубахой вместе…
Намокший от крови рукав пошёл вниз, открывая разорванную ткань моего длиннополого пиджака на левом плече.
– Ай! – я дёрнулся рефлекторно.
– Что? – среагировал внимательный оруженосец, приостановившись в действиях и глянув мне в лицо. – Сильно больно?
– Давай, продолжаем, – я скорчил на лице подобие улыбки. – Делать с кровопотерей, всё к одному, что-то нужно, – приготовился я к новым и острым болевым ощущениям.
– Начальника, – обеспокоенный голос Чукчи раздался с колеса кареты, аккурат над моей головой. – Моя старается обезболивать, но плохо получаица, однака… – добавил рыжий сокрушаясь. – Магия удара сильная, однака. Потерпеть придётся, хотя, моя постоянна делает анестезия начальнике.
– А то я не знаю? – я отмахнулся от усатого. – За дорогой лучше следи, пока мы лекарством с Гриней занимаемся, – отдал я распоряжение.
Таракан ловко перебрался на крышу кареты, где и исчез из нашего поля зрения.
– Если что, то – ори! – добавил Гришка и продолжил экзекуцию первой помощи без наркоза.
Затем мы некоторое время избавлялись от остальной одежды выше пояса. Хотя, мне это время показалось вечностью.
Так себе удовольствие получилось, зато, как же полна и обширна гамма новых ощущений! Прям такая, что я первый раз пожалел о пребывании в сознании, а не о нахождении в состоянии отключки под присмотром Рунных Магов Жизни из Академии.
Порой мне казалось, что даже мой боевой конь морщился и отворачивался в те моменты, когда я зубами скрипел. Например, как при избавлении от рубашки. Ткань к ране прилипла в некоторых местах, и её никак снять безболезненно не получалось.
Сочувствовал, наверное, что и сейчас делает, следя внимательно за нами своими огромными и умными глазищами. Скоро дойдёт до того, что он мне овса или травки предложит, в знак заботы и сострадания о новом напарнике. Блин… Юмор не к месту.
– М-да, – Гришка прищурился, напрягая глаза, и присмотрелся к ране. – Сейчас я, погоди секундочку.
Он встал на ступеньку кареты и снял фонарь, после чего приспособил его рядом на колесе. Открыв створку, молодой граф Распутин запалил фитиль от огнива, идущего в комплекте с этим прибором, и занялся оценкой нанесённого мне ущерба.
Разглядывал плечо Гриня долго, а я не мешал, осознавая всю важность этого обследования.
При таком вот, затянувшимся первичном осмотре, выражение лица он сделал приближающимся к похоронному.
– Гриш, это всего лишь плечо, – решил я его подбодрить. – Ранения в такие места бывают смертельными, но уж крайне редко, – я, как смог, пояснил очевидное. – Понимаю, что выглядит не очень, да и сильно рваная рана, наверное, однако, ты это, э-ээ, давай, проанализируй, и определяйся с лечением пациента. Эм-м, а точнее, с первой помощью, – завершил я мысль и отметил кивок сосредоточенного Григория.
Мой оруженосец воспрянул духом и ещё несколько минут изучал плечо. Его хмурое выражение стало для меня привычным за столь непродолжительный срок. Кстати, совсем несвойственное для весёлого и жизнерадостного друга выражение. Непривычное такое.
– Феликс, э-м… – как-то неуверенно начал говорить Гришка. – Я не ахти какой целитель и тем более врач, даже фельдшер из меня с серединки на половинку, – он оторвался от созерцания раненого плеча и сконцентрировал взгляд на моём лице.
– Гриня, – я правой рукой похлопал его, приободрив. – Я готов к вердикту, так что оглашай результаты осмотра смелее.
– Так вот, – он замялся и прибавил огня в фонаре, сделав освещение ярче. – Э-ээ… Буду прямолинеен!
Григорий подтянул свой набор первой помощи и кивком головы намекнул, что мне следует обратить внимание на действия друга.
Я, естественно, последовал немому совету и начал наблюдать, как мой оруженосец вживается в роль полевого медика, извлекая безликие и однотипные флакончики с препаратами, отличающимися лишь полосками пояснений, закреплёнными на горловинах.
Затем он вытащил подозрительно блестящую коробочку, и, после несложных манипуляций, в руках Распутина блеснула игла. Крохотным моточком нити он поставил крест на моих мечтах о несерьёзности ранения, как и на возможности отделаться одной только перевязкой.
– Будем зашивать, – завершил он приговором свои манипуляции с набором медика. – Иначе будет только хуже.
Я уже успел мысленно свыкнуться с этим и никак не выдал страха перед штопкой тела наживую.
– Тогда, Гриня, погоди секундочку и ты, – я остановил готовящегося к процедуре друга. – Подойди сюда, мой боевой товарищ, – обратился я к своему четвероногому напарнику. – Гриш, там в какой-то из седельных сумок припрятано крепчайшее из крепкого, что Грох пожаловал в дорогу.
Конь подошёл и встал нужным боком к нам, словно сам укладывал припасы.
Григорий без труда отыскал заказанное, а после того, как понюхал содержимое небольшой кожаной фляжки, вдруг глянул на меня с недоверием.
– Неси сюда и дай мне эту анестезию принять, – я поспешил с ответом на его немой вопрос. – Займёт это… Эм-м… – я поднял взгляд к тёмному небу, прикидывая время. – Минут десять, может, пятнадцать. Ты как раз успеешь ниточку вдеть и инструмент обеззаразить. Заодно поболтаем, выскажем мысли относительно произошедшего и подумаем о дальнейшем плане.
– Уверен? – новоиспечённый медик решился на уточнение, смотря на меня с иглой в одной руке и с фляжкой в другой.
– Да, абсолютно! – я подтвердил свой настрой набухаться перед экзекуцией. – Как язык начнёт заплетаться, значит, и приступать уже можно, – добавил я наставительным тоном, протягивая здоровую руку за крепчайшим. – Поверь, так будет лучше, – сказал ему, а сам понадеялся на крепость напитка, который при операции орать на весь лес не позволит.
Гришка неуверенно разжал пальцы и фляжка перекочевала ко мне в руку.
Первый глоток застрял в горле, но волевым усилием я протолкнул его вторым, находясь под пристальным взглядом верного оруженосца и коня, решившего далеко не отходить.
– Моя тоже помогать будет, однака! – раздался сверху кареты голос рыжего. – Ты тама эта… Держися! – подбодрил, как мог Чукча и его усы вновь исчезли за краем крыши.
Тепло начало расходиться по телу от желудка. Я взглянул на друга, готовящего инструмент и белые тряпки. Одни – как заменитель ваты, а другие – бинтами оказались. Но не такими, к каким я привык, а вполне себе матерчатыми, по типу ткани для девичьих ночных рубашек.
– Странные бандиты, кстати, – завязал диалог Гришка.
– На основании чего такой правильный вопрос? – я поддержал его.
– Уж больно организованные, для откровенного быдла, – отметил очевидное друг. – Хотя… Может, просто роли такие играли?
– Может и так, почему нет? – я кивнул, снова пригубив напитка. – Вот что я тебе скажу, Гришка, – продолжил я философски. – Вот, рана на левом плече красноречиво подтверждает моё предположение о засаде с аристократами в главных ролях. Всё сводится к спланированной засаде на обоз с грузом артефактов. Правда, банда не сразу поняла, что мы и есть часть этого обоза. Они крупные силы прикрытия ожидали, с вереницей карет и телегами.
– Почему Череп это не сразу понял? – логичный вопрос задал Гриня.
– Заметил, но, как мне сдаётся, уже поздно было, – подметил я.
– Эх-х, может и так! – вздохнул молодой граф Распутин. – А возможно, что не было нужды останавливаться у этой грёбаной харчевни? Прости за выражение, Феликс, – он взмахнул рукой в нервном порыве откровенного сожаления или досады.
– Ты же сам говорил про уставших коней, – напомнил я первоочередную причину. – Плюс, привычка сработала, ведь они всегда там останавливались.
Григорий уже приготовил всё необходимое для операции и ожидал достижения нужной кондиции от меня, уже не так реагирующего на боль, пульсирующую в такт биения сердца.
– Ко всему прочему, – продолжил я делиться воспоминаниями, – я абсолютно точно насчитал четверых Боевых Рунных Магов в их рядах. Это как минимум! – сделал я ударение на таком немаловажном факте. – Причём, достаточно высокого уровня, а возможно, что среди этих супостатов присутствует и, прекрасно шифрующийся, целый Магистр Рун.
Григорий потеребил подбородок, пытаясь вспомнить детали ужина и разномастную толпу всякого подозрительного народа в харчевне.
– Вся моя защита была прошита насквозь ударом стихии столь быстро, что я начала вязи не заметил, – продолжил я. – Это с моим-то даром Чтения Создателя! Как такое возможно, вообще? – находясь под эмоциями о прошедшем, я нечаянно проговорился Гришке.
Однако, мой друг не отнёсся к этому серьёзно, сочтя упоминание о даре хмельным бредом.
– Остаётся только надеяться на запоздалое начало погони бандитами, – Гриня посмотрел по сторонам, говоря это. – Ну, из-за нашего удачного угона всех их коней.
– Посему, давай, – я нечаянно поморщился, представив процесс первоочередного этапа помощи. – Приступай, если готов, конечно же.
Григорий подсел ближе и сунул мне в рот заранее приготовленную палку, что находилась в комплекте первоочередной помощи, сделал огонь фонаря ещё ярче и не удержался, пригубил напитка из фляжки, по-видимому для смелости.
– Э-эх… – задумчиво вздохнул друг, приближаясь к ране иглой. – Интересно, а как там Череп с Всеволодом и Феоктистом? Отбиваются, или уже отбились? – проговорил он вопрос, не рассчитывая на быстрый и однозначный ответ. – С каким результатом? И, вообще, живы ли они на данный час?
С этими словами плечо моё отозвалось болью от первого прокола кожи возле рваной раны. Я отреагировал, выплюнув палку и припав губами к горлышку фляжки…
Так себе ощущение, вааще – жесть! Но уж лучше я поболею с жуткого похмелья, чем сейчас стану «тряпкой» в глазах друзей и коня, кстати, так и продолжавшего следить за своим новым напарником, а возможно, что и за новым другом, и за новым хозяином.
– Коли невтерпёж, то ты это… Феликс, ну, ты матерись, не стесняйся! – отреагировал мой лекарь. – Тут нету никого, окромя меня с твоим фамильяром! – завершил советовать Гришка и сосредоточился на штопке раны по живому.
Более мы не разговаривали друг с другом, но я воспользовался предложением Григория не сдерживать себя. Посему, эдак так стежке на пятом, я почти полностью употребил содержимое фляжки, чем ознаменовал начало словесной характеристики своих ощущений и эмоций.
Получилось красочно и достаточно подробно, а главное, с тончайшей детализацией всей гаммы этих ощущений и её оттенков. Будь рядом художник в пустой комнате с серыми стенами, то он запросто всё нарисовал бы со слов.
Правда, картинки эти уничтожили бы молниеносно, да и автора приговорили бы к сожжению. На всякий случай.
Язык подачи «русским обидным» я не ограничивал, воспользовавшись всеми доступными, включая лексикон администратора-программиста, обидевшегося на бестолковых работниц в офисе.
Обороты слов, как и используемые сравнения, запросто рисовали в воображении любого, даже самого искушённого слушателя, выразительные картины. Они отчётливо доносили моё истинное отношение к лицу, не только нанёсшему, но и допустившему всего лишь мысль о нанесении мне ранений.
Своим трезвым разумом, оставшимся где-то в глубине сознания, я автоматически оценивал реакцию немногочисленных свидетелей своего словесного водопада.
Например, Гришка очень переживал за себя, опасаясь, что и новоиспечённые лекари мне не понравятся.
Мой боевой конь отошёл от места проведения операции на пару шагов, периодически всхрапывал и тряс гривой, когда я описывал сексуальные предпочтения абсолютно всего живого мира и утверждал, что весь этот мир очень любит злоумышленника, удосужившегося меня ранить.
Ну а Чукча благоразумно помалкивал и даже усов с кареты не показывал.
На последнем стежке содержимое фляжки закончилось. Меня кое-как удалось перевязать, затем одеть и водрузить на сиденье кучера, чтобы Гришка мог присматривать за мной. Да и Череп запретил приближаться к артефактам.
Так что, я на комфортное передвижение внутри кареты даже и не рассчитывал. Да и не открыть её, ведь заперты двери с использованием какой-то хитрой Рунной магии, которую я чувствую где-то в подсознании. Такое ощущение, что двери просто обозначены на карете, а в реальности их нет, и стенки её цельные.
– Хриша, – трезвая мысль пробилась с задворок сознания пьяной речью. – Эм… Ты не запамятуй, привязать к карети пару пуш… Пуши… Кх-м, – я собрал все силы для финального наставления. – Попуши… ять-жеш… Кароч! Хде листиков поболе и привяжи к карете… След заметять! А вы, – я скосил глаза на своего коня. – Вы вперёди скачите и не наследите там сзаду у меня. Эм… Ит-ть, – я икнул и постучал по груди, прогоняя икоту. – И-ть-сь! Я не в том смысле! Ну, кароче, вы поняли мня, да…
На этом крайнем и очень важном замечании, я провалился в хмельную бессознанку… Или попросту уснул…
Не знаю точно, сколько прошло времени, однако свет, пробивающийся через закрытые веки, намекнул на наступление утра, как минимум. А может, и дня.
Однако, прежде чем открыть глаза, я получил целый поток информации об окружении, но не смог его сразу классифицировать. Рана на моём плече, по ощущениям, увеличилась в размере и теперь не даёт пошевелить рукой. От слова – «вообще».
Далее пошли вопросы из разряда…
Мы точно стоим на месте, а почему? Потом, мне совершенно непонятно, сколько километров Гриня отмахал за ночь, и в какую сторону? Ну и банальщина, типа, как часто мой оруженосец менял направление, да и вообще, была ли у него такая возможность на манёвры?
А напоследок, меня посетил вопрос из сугубо риторических, мол, а есть ли за нами погоня, и где она сейчас?
В самую же последнюю очередь до меня дошло то, что Гришка разговаривает с кем-то…
– … я, к-хех, – кто-то кашлянул. – Так и не пойму, – вопросительно звучит голос рассудительного человека, явно почтенного возраста. – Вы как попали-то в наши забытые всеми земли, а, мил человек? К-хех…
– Уважаемый, я в который раз рассказываю, – Гришка хоть и нервничает, что я без труда могу определить в настроении своего друга, но вида не выказывает. – Сбились с дороги мы.
Наступила пауза, во время которой я услышал отчётливые звуки поступи человека, обходящего по кругу карету и вернувшегося на прежнее место.
– К-хм, а с господином какая беда такая стряслася, и почему он лежит на лавке, позади кучера? – продолжил задавать правильные вопросы внимательный человек.
– Мой господин, коего вы видите, лежащим за моей спиной, – Григорий перешёл к оглашению наспех придуманной им легенды. – Он неудачно упал, по темени ночной. Распорол плечо, и вот… Я, естественно, оказал посильную помощь, но он очень плох. Бредит сильно, сознание теряет часто. Верхами ему никак дороги не продолжить, а в карете… Ох-хо-хо… – Гриня вздохнул. – В карете я побоялся его одного оставлять, – сокрушённо пояснил мой друг. – Мало ли, что с ним случится в бреду, а я и не увижу…
Я подумал, что в целом-то так, логичное объяснение от Грини прозвучало. Как по мне, так даже правдивое, для выдуманной легенды.
И вновь наступила пауза в диалоге, а я аккуратно приподнял веко, чтобы образовалась крохотная щёлочка для наблюдения за окружением.
Нет никакого желания сразу выдавать свой приход в себя, что приведёт к необходимости отвечать на неудобные вопросы, на которые наверняка уже успел ответить Гришка, исходя из придуманной им наспех истории.
А иначе? Так иначе, велика вероятность прокола с моей стороны, поэтому лучше пока понаблюдать, да послушать. Ну и рассмотреть этого старца, уж больно хочется. Судя по голосу – человека умудрённого и с богатым жизненным опытом.
Именно с такими мыслями я и приступил к знакомству с ситуацией вокруг.
Н-да… Ну, что могу сказать? Мы остановились в лесу и это не удивительно, ведь средняя полоса России и в моём мире не страдала их отсутствием. А в этой, параллельной или перпендикулярной Руссии, растительности всяко поболе будет. Живя тут, я уже многие изменения успел увидеть, а отличия, кстати, и Земного ландшафта коснулись.
Тогда, чего философию разводить с вопросами о флоре и фауне, спрашивается? А? Правильно – не стоит и заморачиваться с этим.
Одно меня смущает, и это то, что возможно я не просто одну ночь проспал, а парочку. Возможно, что и все трое суток в ауте прозябал. Вот ведь, незадача какая, и не уточнить с ходу никак. Интересно, а сроки доставки артефактов уже провалены, али как? Бли-и-ин.
– Кх-м! Зачем кусты-то приторочили позади кареты? – резонный вопрос прозвучал от старца, как результат обхода и осмотра нашего транспорта. – Что за нужда-то такая, поясни, а, мил человек?
Пока Гриня морщил мозг, придумывая мало-мальски правдоподобное объяснение, я, наконец-то, увидел вопрошающего человека и сфокусировался на этом персонаже. Тут же отдал должное колориту личности, и оценил харизматичность Гришкиного собеседника.
Бородатый, длинноволосый дедушка высокого роста с вытянутым лицом. Причём, борода тщательно расчёсана, как и чистые, слегка волнистые волосы светло-русого цвета, украшенные сединой. Именно украшенные, потому что лёгкая проседь ему к лицу.
Ухоженность старца бросается в глаза, что сводит на нет моё заблуждение о деревенском захолустье. Типа, «Прощай немытая Россия…» Бла-бла-бла… и всё такое. Не помню, кто там, но вроде из писателей, «патриотических деятелей» в кавычках, так выразился в истории моего мира. Так вот, этот персонаж явно к другой России относится. К мытой.
Ну вот, я опять отвлёкся на философские размышления.
– Э-мм… – Григорий приступил к ответу. – Так ведь, оно и понятно! – деланно сыграл удивление друг, – Знамо зачем, от лихого люду в лесах промышляющего, – практически не соврал Распутин. – Их полно ныне развелося, до чужого добра охочих!
– Хм, – среагировал дедушка и кивнул, соглашаясь с веским доводом. – Ну, коли так в самом деле дела обстоят, то верю. Однако, – возразил он, сделав акцент, – однако, в здешних местах лиходеи не лютуют, разве что соседи бедокурят, и то, по мелочи, в основном. Сено своруют… – добавил собеседник, задумчиво глядя на нашу карету.
Диалог опять прервался, и я продолжил визуальное знакомство с аборигеном.
Одет старец в широкие штаны, заправленные в портянки, намотанные почти до колен и в длинную рубаху из грубого материала, и опоясанный расшитой лентой.
Обут в лапти, что меня обрадовало, ведь ранее я не видел этого шедевра в этом мире. Поверх всего накинут плащ или накидка, тоже грубая и смахивающая на мешок с капюшоном и рукавами. Что по цвету, что по материалу и форме покроя, если так об этом мешке выразиться можно, ибо покроем тут и не пахнет.
Впереди я увидел обычную телегу со стогом сверху и наших с Гриней боевых коней, небрежно пощипывающих зимнюю заготовку свежего сена. Тут всё понятно. Старец, видимо, луговую травку домой везёт, скошенную ранее и уже подсохшую.
Но вот самое интересное я увидел на лице мудрого дедушки.
Это татуировка в форме перевёрнутого треугольника, касающаяся одним из углов переносицы. В центре этого знака угадывается символ, или руна из мира кабалистики, ранее мной не виденная. Даже стихию навскидку определить нет возможности.
Не могу объяснить, но по какой-то причине я отнёс этот выцветший от времени знак к миру тёмной магии, ведь в целом, поведение старца вовсе не агрессивное. Да и общение происходит подчёркнуто вежливо. Никакого негатива я не наблюдаю, и не чувствую зла в ментальном поле окружения.
– Мил человек, ещё одно объяснение требуется, – возобновил диалог старец очередным вопросом. – Сможете уважить любознательного старика, а? – он изучающе оглядел меня, щурясь, как близорукий, и с больно уж хитрым выражением в глазах.
Он что, ко мне обращается? Ну да! Так оно получается. Вот ведь, раскрыл-таки.
Я хлопнул Гриню по спине, намекая на своё желание пообщаться с дедушкой.
Друг резко обернулся и улыбнулся от радости моего возвращения из бессознательного состояния.
Я тоже улыбнулся, а точнее, попытался, когда боль резанула тысячами жал рану в момент попытки подняться. Наверное, вместо улыбки получился оскал, так как Григорий опять стал грустным.
– Спрашивайте, уважаемый, – выдавил я фразу, кое-как принимая вертикальное положение. – Мой друг просто вам не доверяет, уж простите за прямоту. Вот и рассказ не весь складным получается, – добавил я важное пояснение. – Спрашивайте, а я отвечу, как смогу правдиво и без утайки, если вопросы не будут касаться не моей тайны, – попробовал я настроить собеседника на более откровенный разговор, – Да и помощь мне требуется, однако, кто её окажет лжецу? – закинул я удочку, правильно завершив предложение.
Старец подошёл чуть ближе, и опёрся на палку, служащую ему посохом.
– Хе-хе-х… Кхе-х. Вот к тому и я веду, – дед изменился в лице, став серьёзнейшим собеседником. – Вот, смотрю на благородного барина, Рунного Мага, лежащего за спиной оруженосца, и думаю, – он сделал паузу. – Думаю, как он ранение получил, и почему от кареты магическая аура исходит? Её я за версту учуял!
Завершив высказывать своё правильное наблюдение, дед вперил в нас с Гриней колкий, испытующий взгляд, к вранью никак не располагающий.
Ответ держать придётся мне, ибо Гриня смущённо опустил голову, решив больше не придумывать историй и предоставить вести диалог мне, как старшему, и как своему господину, по факту.
– Нет нужды ходить вокруг да около, подыскивая объяснения, – начал я, стараясь придать больше убедительности в ослабший голос. – Всё просто, и в тоже время, очень сложно, на самом-то деле. На нас действительно напали, и мы опасаемся погони, – я не сводил взгляда со старца и сразу оценил реакцию слушателя, как удовлетворительную. – Нанесли мне рану ударом Стихии, последствия чего вы сейчас и наблюдаете. Однако, может, нам стоит всё же представиться? – я вспомнил важную деталь, и приостановил повествование, ожидая реакции от дедушки.
К тому же, озвучивание своего имени при знакомстве, в этом мире считается половиной успешно проведённых переговоров, и первым знаком доброго отношения со стороны нового знакомого и собеседника.
Традицию или закон такой, я давненько приметил, ещё когда с Артуром знакомился и с Демидовыми, да и вообще, при знакомстве со всеми. Такой вот, своеобразный знак взаимного доверия, наверное.
Старец кивнул, реагируя на мой посыл, и мимикой изобразил, «а почему бы и нет?»
– Ермак, или Дед Ермак, – он слегка поклонился. – Можно звать просто, ведь мы не благородных кровей будем. А вас, баре, как величать прикажите?
Отношение его чуть потеплело к нам, и это ощутил и я, и Гришка. Прав я оказался относительно представления по именам, прав.
– Зовите меня Феликсом, – я чуть поклонился, вновь почувствовав острую боль в плече.
Тень удивления проскочила в выражении Ермака.
– Вот так, просто Феликсом? – решился он на уточнение. – Без титулов и приставок с господином? – он недоверчиво посмотрел на карету и Григория, вооружённого рунными револьверами и в плащ-накидке вольнонаёмного.
– Не люблю официоза, – я моментально пояснил причину. – Так что… Так что, так и зовите, просто Феликсом. А этого молодого человека, – продолжил я, кивнув в сторону молодого графа Распутина, – Григорием зовут. Мой верный оруженосец, граф, ежели так важно знать его титул. А с недавнего времени, он лекарем стал, – я тонко намекнул на своё плачевное состояние здоровья. – Он тоже непротив, зваться по имени. Так ведь, Григорий?
– Эм-м… – друг замешкался, витая мыслями где-то. – А-а… Да-да, конечно! – поспешил он с подтверждением. – Григорием и зовите, без всяких приставок, разумеется.
Ермак задумался, теребя бороду. Старец осматривал небо и лес, периодически бросая в нашу сторону изучающие взгляды, заинтригованный возникшими в мыслях вопросами.
Пауза затянулась, но я решил не нарушать её первым, и дать Деду Ермаку всё обдумать.
Наконец-то, спустя долгие минуты, он сосредоточился на нас, выйдя из состояния раздумий.
– Кх-м… Про груз в карете, я не получу пояснений, – он не спросил, а констатировал факт. – Но и не моё это дело, господин Феликс, – он улыбнулся с хитринкой в глазах. – Извини, но просто по имени звать тебя сразу не получится, хотя я и постараюсь. Великоват твой титул для этого, – добавил Дед.
Этим заявлением он озадачил нас с Гриней своей глубокой проницательностью.
Мы переглянулись, а затем вновь сосредоточились на дедушке Ермаке, изображая согласие, мол, а что поделать, раз такая ситуация складывается, непростая. Зовите, как хотите.
– Э-хх… Вы правы, – согласился я, вздыхая. – С грузом всё сложно, и это не моя тайна, так что, – я снова вздохнул, – на подробности о нём не стоит рассчитывать.
Он перешёл ещё ближе и потрогал спину первого попавшегося коня из четвёрки, запряжённой в карету.
– Э-хех… – покачал он головой. – Устали лошадки, видать, много отмахали за ночь, а то и за две, – он подвёл итог своим незамысловатым действиям.
Но меня беспокоят другие вопросы, гораздо более важные.
Как со здоровьем связанные, так и с продолжением конвоирования груза до финальной точки, что где-то севернее. Выполнения задания ещё никто не отменял, но вот рана и загноиться может, став причиной провала операции сопровождения.
Да и помереть банально можно, если уж говорить откровенно.
– И? Что же дальше мы будем делать? – у меня сам вырвался актуальный вопрос. – Дед Ермак, у вас есть какое-нибудь решение? Хотите, разойдёмся своими дорогами, ежели укажите наше местоположение? – спросил, а сам вдруг вспомнил карту на столе при инструктаже у Барклая, осознав отсутствие большой пользы в простом названии. – Или есть иное предложение? – завершил я вопросы о будущем, передав эстафету ведения диалога дедушке.
Пока ждал ответных речей, я понял бессмысленность предложения денег Ермаку за любую помощь, и даже намекать на такую возможность не следует. Есть реальный шанс испортить всё, таким вот простым и необдуманным действием.
– Вот что, – наконец Дед определился. – Скажите мне, честно, по возможности, – он подошёл вплотную к нам. – Вы, молодые господа, сами-то безобидные. Не тронете никого, и я это почувствовал ещё при вашем появлении. Так вот, – он замешкался с продолжением на мгновение. – К-хех… если я приведу вас в своё поселение, вас стоит опасаться остальному люду? Точнее, не вас, а тех, кто может появиться в поисках? А?
Этот вопрос заставил меня задуматься над ответом. Врать-то я не смогу, осознавая реальную угрозу обитателям селения или маленькой деревни. А что будет, если отвечу честно?
Вопрос, как говорится, а делать-то и нечего. Или это последняя проверка на вшивость со стороны Деда, кто мне ответит?