На другой день герцог Бургундский позвал Можера в зал для заседаний Королевского Совета. Там уже были архиепископы, епископы, герцоги, графы – знать королевства. Нормандец пожелал узнать, в чем дело; Генрих в ответ протянул руку, приглашая войти.

Оба подошли к столу, встали рядом с Гуго. Тот повернулся, спросил:

– Ты сказал ему, Генрих?

Брат отрицательно мотнул головой.

Король мрачно поглядел на нормандца:

– Дурные вести, Можер: Лан захвачен врагом.

– Как! Снова мусульмане?! Проклятая саранча! Но на сей раз я уже не десяток, сотню тюрбанов срежу своим мечом! А-а, так вот, значит, в чем дело: захват монастыря был всего лишь отвлекающим маневром?

– Успокойся, это не мусульмане.

– Кто же еще может быть нашим врагом? – опешил нормандец.

– Карл Лотарингский.

Если бы сказали сейчас, что остров Сите стремительно уходит под воду, Можер не так удивился бы, как этому известию.

– Вот дьявол, он все-таки не успокоился!

– Я не стал говорить этого вчера, дабы не омрачать твой праздник, друг мой.

– Но как же так, государь? Ведь мы с Карлом друзья, как он может!..

– Ваша дружба здесь ни при чем. Он намерен стать королем. Один из нас должен найти смерть в этой войне.

Они замолчали. Тишину разрезал гневный возглас Адальберона:

– Я созову Церковный Собор. Карл и Арнульф, как выступившие против миропомазанного избранника Божия, будут отлучены от церкви!

– Кто такой этот Арнульф? – тихо спросил Можер у Генриха.

– Племянник Карла, бастард. Это он сдал город дяде.

– Значит, имело место предательство?

– Лан неприступен, ты же знаешь; взять его – дело безнадежное.

– Как же король узнал?..

– Сообщил гонец. Еще позавчера. Архиепископ был уже здесь, он узнал раньше.

– Значит, война?

Генрих кивнул.

– Когда выступаем?

– С ума ты спятил! Даже и не думай. Первый же взмах мечом – и ты истечешь кровью.

– Вздор! Я готов хоть сейчас!

Герцог опустил руку на плечо нормандца:

– Обойдемся без тебя, Можер. Ты норманн, к чему тебе ввязываться в наши распри? Езжай домой, там залечишь свои раны. Я не шучу.

Дождавшись окончания совета, Можер решил поговорить с королем. Они втроем были в кабинете: оба монарха и герцог Генрих.

– Государь, – начал сын Ричарда прямо с порога, – нормандец уже не нужен? Его можно выбросить за борт, как ненужный хлам? Что я скажу отцу? Что франки отправились воевать, а я остался дома?

Гуго усадил его на скамью, сел рядом.

– Если бы даже мы пошли на сарацин, я и то не взял бы тебя с собой, мальчик мой. Ты слишком дорог мне, чтобы я послал тебя на верную смерть, а она не станет церемониться, тебе не снести даже пары голов… Я беседовал с Валеном. Услышав об этом, он вытаращил глаза и замахал руками. Как минимум с месяц тебе надо находиться в покое, всякие резкие движения противопоказаны, иначе поползут швы – и тогда конец.

– Государь, но я чувствую себя вполне здоровым, и я готов воевать…

– С кем? С франками? Выходит, ты, викинг, пришел сюда, чтобы их убивать? Зачем посылал тебя отец?

– Помочь Карлу…

– Тогда, может, поскачешь к нему и обнажишь меч против меня?

– Никогда, государь!

– А со мной пойдешь убивать Карла?

Наступило молчание. Можер почувствовал, что стал в тупик. Как из него выйти, он не знал.

– Герцог Лотарингский – мой враг, а с твоим отцом мы друзья. Так кто же тебе Карл?

– Выходит, враг…

– Но ведь вы расстались друзьями. Как же ты посмеешь обратить свое оружие против него? К тому же Ричард Нормандский обязан ему жизнью.

Можер растерялся. Что предпринять? Ответить, пожалуй, смог бы отец…

– Что же мне делать, государь? Как быть? С кем пойти? Словно прочитав его мысли, Гуго ответил:

– Твой отец сказал бы: «Бог рассудит франков, а правда всегда на стороне сильного».

– Но хватит ли у вас сил, государь? И сколь силен Карл?

– Сильна крепость, а войско его мало. Осада Лана – вот задача, которая стоит передо мной. Войдя в город, я одержу победу, войск у меня достаточно.

– Что же станет потом с Карлом?

– Он окончит свои дни в тюрьме. Иного выхода нет. Неизвестно, на что он надеется. Кругом него враги, и самый страшный – империя. Жаль, что он не уяснил одной простой вещи: старые корни уже не дадут побегов.

– А я, государь?.. Роберт! Брат! Что же делать? Я словно попал в лабиринт, из которого не могу выбраться! Война – мое ремесло, мне нельзя сидеть без дела!

– Нет, Можер, – подошел к нему Роберт. – Отец прав: эта война не для тебя. Останутся и те, с кем ты ходил на сарацин; что толку вести в поход израненных да искалеченных? Пусть поправляются, оставаясь дома; их немного; нам нужны еще будут воины. А пока мы рассчитываем собрать около пяти тысяч – целую армию! А ты мой брат и спас мне жизнь… позволь же мне вернуть долг.

– Значит, брат, ты не хочешь посылать меня на эту войну?

– Я дарю тебе жизнь в обмен на свою – это первое. Я запрещаю тебе именем короля – это второе. Пойти против воли монарха – значит стать государственным преступником, место которому на плахе под топором палача.

Нормандец поднялся:

– Спасибо, брат.

– Не сердись, Можер. Ты знаешь, как я люблю тебя. Мы все тебя любим, а потому не хотим твоей смерти. Набирайся сил, ты еще слишком слаб. А с Карлом мы уж сами…

Можер отвернулся и, опустив голову, вышел. Постоял, глядя вдаль и думая о родной Нормандии, отце, матери, молодой жене… о себе. Потом вдруг встрепенулся, резко взмахнул рукой, как бы рубя… и охнул, а перед глазами поплыл туман, какие-то круги… Мало того, по шее, стекая под рубаху, поползло что-то теплое, отвратительное. Он приложил ладонь, поглядел… и скрипнул зубами. Ладонь была в крови. Зажав платком разверзшуюся рану, Можер отправился к Валену.

Тот пришел в ужас, узнав причину кровотечения:

– Надо вовсе лишиться ума, чтобы вытворять такое! Кто тебя надоумил? Чего тебе вздумалось размахивать рукой? Вообразил себя Самсоном? Может быть, пойдешь и взвалишь на плечи ворота Газы? К черту все мое лечение, – ворчал Вален, налаживая иглу с нитью, – столько трудов впустую! Еще месяц – и ступай хоть на битву с лернейской гидрой!..

– Что ты собираешься делать, Эскулап? – в страхе воззрился Можер на толстую металлическую иглу с острым жалом и нитью.

– Что? А ты не догадываешься? Зашивать твою рану, пока ты не истек кровью и не упал в обморок, вот что!

– Вален, ты душегуб! Мне же будет больно…

– Зато останешься жив, сумасшедший, и впредь будешь думать, когда соберешься размахивать руками.

– Вален…

– Молчи, безумец! Ты в руках у врача, и твои возражения для меня ровно ничего не значат. Ты сделал свое дело, а теперь я буду делать свое.

Нормандец замолчал и стиснул зубы.

– Ничего, – приговаривал Вален, протыкая кожу и накладывая шов, – думаю, это не больнее, нежели удар меча. Угораздило же тебя пропустить его.

– Их было много, целая орда.

– Утешай себя хотя бы тем, что вы их всех положили.

– Долго ли еще, Вален?

– Последний шов. И – в постель! Полежишь с недельку – и домой, на отдых. Там снимут шов.

– Домой?!

– Куда же еще? Уж не на войну ли собрался? Обойдутся без тебя. Воюют сильные, здоровые, а ты на данном этапе похож скорее на живого мертвеца, чем на солдата. Прежним станешь через месяц, никак не раньше, как и те, с кем ты ходил на монастырь. Всё. Это мое последнее слово. Но если хочешь оставить вдовой молодую жену, доставить горе близким, а самому лечь в сырую землю – возьми в руки меч и отправляйся. Я сумасшедших не держу. Постой! – остановил он уже собравшегося уходить нормандца. – А это? – и он указал на бедра и правое предплечье. – Ляжешь в кровать, чтобы пропитать ее своей кровью, которую удалось восстановить с таким трудом? Вот корпии. Отдай жене, пусть глаз с тебя не сводит. И пусть пройдется кнутом по твоей заднице, чтобы вправить тебе мозги. Ступай! И сразу в постель, не ходи к Рено, не то истечешь кровью!

Можер внял благоразумному совету и отправился к себе. Открыв дверь, остановился у порога, глядя на жену. Изабелла, сидя у стола, копалась в куче белья.

– Что это? – спросил нормандец.

Мельком взглянув в его сторону, графиня де Бовэ весело ответила:

– Подарок Адельгейды. Целый ворох одежды, пробую разобраться, что к чему… – и вдруг, увидев бледное лицо супруга и повязку на шее, которую он прижимал рукой, она вскочила и бросилась к нему: – Можер! Что случилось?.. У тебя опять пошла кровь?

– Я лягу, – пробормотал нормандец. – Вот корпии…

– Корпии? Их дал Вален? Столько много? Зачем?

Можер взглядом показал на предплечье и ноги. Задрав ему рукав и рубаху, Изабелла вскричала:

– Матерь Божья! Все начинается сначала! Быстрее снимай с себя одежду и ложись!

Супруг послушно выполнил требование и присел на кровать. Изабелла забегала, захлопотала, накладывая корпии и обматывая повязки вокруг руки и бедра.

– Что произошло? Как тебя могло угораздить?..

Можер рассказал. Изабелла округлила глаза:

– Ты что, сумасшедший? Кто тебя просил? Или вообразил себя Гераклом, вышедшим на битву с критским быком? Ведь прошло всего десять дней, раны едва затянулись, чем ты думал, когда махал рукой?..

– Изабелла…

– Замолчи сейчас же, и слышать ничего не хочу! Ненормальный, ты же чуть снова себя не погубил! Боже мой, я вышла замуж за идиота; разве всякий другой смог бы так издеваться над собой и собственной женой? Ну, скажи, зачем ты потащился к королю? Кто тебя просил, что ты там забыл?

– Мне сказали, что Карл объявил войну королю…

– Я слышала об этом, но ты-то тут при чем? Франки собрались воевать между собой за трон, какого черта ты суешь нос в это дело? Полагаешь, без тебя не обойдется?

– Пойми, я рожден воином, я должен держать в руке меч и умереть вместе с ним! Такая смерть – высшее счастье для норманна!

– Ах, ты уже умереть собрался? Едва выйдя из церкви, хочешь оставить меня вдовой? И это называешь любовью? Скажи, зачем ты женился на мне?

– Изабелла, ты ведь знаешь, я люблю тебя…

– И во имя этого собрался на войну? Догадываюсь, тебя отговорили, не все же такие умалишенные в королевском дворце.

– Изабелла, подай меч, я хочу взяться за рукоять. Кровь викингов кипит во мне…

– Меч?! Ты его больше не увидишь! – она бросилась в дальний угол комнаты, нашла меч и выбросила за дверь. – А рукой лучше возьмись за голову и постарайся привести в порядок свои мозги.

– Изабелла, ты убиваешь меня… Ведь я сейчас встану и…

– Только попробуй! – она замахнулась на него тряпкой. – Я в ответе за тебя перед Господом и родителями и, пока я жива, не позволю тебе распоряжаться собственной жизнью! Она принадлежит мне и твоему народу! А если ты еще заведешь речь о войне, я уйду и больше не вернусь, так и знай! Зачем мне муж, голова которого вместо мозгов набита соломой и который думает только о себе?

Можер молчал, зная, что возражать бесполезно и только тяжело вздыхал. В таких случаях не следует подливать масло в огонь, лучше подождать, покуда он, не получая пищи, не затихнет сам. Так и вышло. Исчерпав все свое негодование и видя, что для новых взрывов не находится причин, Изабелла успокоилась. Теперь она, сидя рядом, лишь тихонько журила Можера, заботливо вытирая кровь и позволяя улыбающемуся супругу целовать свои руки.

– Не сердись на меня, милый, – негромко говорила она, – но ты так меня напугал! Ведь я чуть не лишилась рассудка, снова увидев кровь! Зато ты теперь уже никуда от меня не уедешь. Уверена, Вален тоже тебе запретил. Что он сказал? Наверное, обругал, как и я?

– Было… Я сказал ему, что собрался на войну.

– Нет, ты и в самом деле безумец. Он этого не говорил?

– Советовал уехать с молодой женой в Нормандию. Вернее, в твой замок. Сроку дал месяц.

– А потом?

– Не знаю, Изабо. Как скажет отец. Быть может, мы выступим в поход.

– На кого? На короля франков?

– Ну что ты!..

– Тогда на Карла? Того, который спас жизнь твоему отцу?

– Нет конечно же…

– Так с кем ты собрался воевать?

Можер молчал. Повторилось то же, что и у короля.

– Я отвечу тебе, – сказала Изабелла. – Никакой войны не будет. Во всяком случае, для тебя. Уверена, так скажет и герцог Ричард. Его ты, надеюсь, послушаешь?

– Да, Изабо, если он прикажет. Воля отца священна, так заведено у норманнов… Знаешь, я бы хотел послушать Рено. Он умнее меня и многих, я ему доверяю. Хочешь, расскажу тебе… впрочем, он просил не говорить. Так позови его, может быть, он у себя.

«У себя» – значит, рядом. Как только Рено совершил обряд, он переселился в комнату по соседству и жил теперь там вдвоем с Констанцией.

Выслушав о том, что произошло и качая головой, Рено повторил то же, что говорили короли, герцог Генрих, Вален, Изабелла – словом, все. И добавил:

– Воздух Парижа становится для тебя вредным, Можер. Поезжай к себе, это будет самым наилучшим. – Он поглядел на Изабеллу, сидящую рядом. – Ей-богу, имея такую жену, меня бы здесь только и видели.

– Черт возьми, – пробормотал нормандец, – я так хотел попасть в Лан, и такой случай подвернулся…

– Попадешь еще, – незаметно подмигнул ему Рено. Он был в курсе любовных приключений друга и сразу сообразил, что тот попросту хотел кое с кем попрощаться. – Война эта, боюсь, надолго. Карл не стал бы с ничтожными силами выступать в поход.

Можер наконец сдался.

– Благодарю тебя, Рено. Ты мой самый верный друг, и мне нужен был твой совет. Я последую ему. Мы уедем с Изабеллой в ее графство, будем жить там (Изабелла так и засияла от счастья). Кажется, я и в самом деле нынче никуда не гожусь. Но я еще побуду здесь дней десять, ведь путь предстоит неблизкий, к тому же, мы сначала поедем в Руан: познакомлю отца и мать с невесткой.

– Вот и хорошо, Можер. Поступай, как решил. Но мы пока не прощаемся. Приходи ко мне, я всегда к твоим услугам.

– И ты заходи, Рено. Мы давно не пили вина, черт возьми.

Монах кивнул, пожал приятелю руку и вышел.

А Изабелла, присев к супругу, принялась расспрашивать его, что это за земля такая – Нормандия?