В Меце, епископской резиденции уже около шести веков, в своем дворце близ монастырской церкви Сен-Пьер-о-Ноннен жила сорокасемилетняя герцогиня Верхней Лотарингии Беатриса, сестра Гуго, вдова. Ей пришелся по нраву город мужа, Фридриха Барского, и она – правда, уже после его смерти – объявила, что отныне здесь будет резиденция графов Лотарингских.

Дворец был построен в романском стиле около двух веков тому назад. Вид его, с полукруглыми арками над дверьми, узкими невысокими окнами и строгой орнаментовкой выказывал этакую массивность и угрюмость, хотя внешне всё выглядело фундаментально, без неуклюжести и соразмерно.

В левом крыле здания, если подняться по скрипучей, плохо оструганной, освещенной лишь факелами на стене деревянной лестнице, находились покои самой герцогини; рядом – комнаты для прислуги и гостей. В правом крыле располагался общий зал, молельня и комнаты, в одной из которых жили две юные принцессы, обе – дочери Конрада Первого, короля Бургундии. Это был второй правитель объединенного королевства. Слияние Верхней и Нижней Бургундии произошло в 933 году при его отце Рудольфе, которому активную помощь оказали сестра Гуго Великого Эмма и вторая жена Эдхильда, английская принцесса. Свято помня об этом, семьи герцога франков и бургундских правителей поддерживали дружеские отношения, и члены этих семей время от времени навещали друг друга. Такими гостями и оказались во дворце герцогини Беатрисы обе принцессы.

Одну из них – от первого брака Конрада с графиней Аделаидой – звали Гизелой. Ей двадцать семь лет. Она была замужем за Генрихом Строптивым (Сварливым), герцогом Баварии. Брак устроила ее тетка Адельгейда (Аделаида), супруга Оттона Великого и мать Эммы, жены покойного короля франков, которая величала ее, как мы помним, «матерью всех королевств». Муж Гизелы долгое время находился в Утрехте в качестве пленника. Всему виной заговор, который он устроил против Оттона Рыжего, сына Адельгейды. Ссылка грозила превратиться в пожизненную, империя не прощала нападок на нее. Детей Гизелы – их было трое, и среди них будущий император Генрих (вот ведь ирония судьбы!) – отобрали у матери и перевели в другое место, подальше. Но в начале 987 года герцог был прощен и восстановлен в своих правах. Имущество возвращено. До 995 года он вновь – герцог Баварский.

Другая принцесса – от второго брака Конрада с Матильдой – звалась Гербергой. Ее мать – ныне здравствующая сестра покойного Лотаря, короля франков. Муж Герберги, граф Верльский Герман, недавно умер при загадочных обстоятельствах, и молодая двадцатидвухлетняя вдова, несмотря на траур с вожделением поглядывающая на мужчин, с восторгом приняла предложение сестры погостить у герцогини Беатрисы. Это устраивало ее, тем более что она избавлялась от постоянной опеки со стороны отца и матери. Не говоря уже о том, что в лице Гизелы она тут же нашла единомышленницу во взглядах на порок.

Приняв решение о путешествии, обе искательницы приключений сели на мулов и отправились в Мец. Они гостили здесь уже около трех дней и едва освоились в кругу местной придворной молодежи. Жажда деятельности толкала сестер на частые прогулки, не приносившие, впрочем, желаемого результата. Приходилось завязывать новые знакомства или просто ждать какого-нибудь непредвиденного события, попросту – случая. А в ожидании такого обеим приходилось скучать, вспоминая прошлое, рассуждая о настоящем и заглядывая в будущее.

В такую минуту мы и застаем сестер: старшую за шитьем, младшую за чтением. Они казались похожими одна на другую, отличались только одеянием. Наряд одной состоял из короткой верхней одежды с широкими рукавами различной длины и отделанной широкой же обшивкой по низу, на шее и на плечах. Талию охватывал дорогой пояс, на запястьях красовались спиральные браслеты, на пальцах – кольца с дорогими камнями, в ушах золотые серьги, голову с зашпиленными волосами венчала круглая шапочка. Наряд младшей сестры по отношению к старшей зависти не вызывал, если не считать ожерелья и свободно распущенных золотистых волос. Кроме того, Гизела отличалась вытянутым лицом и ростом: была чуть выше сестры.

Обе сидели за столом; в середине его – ваза с цветами, рядом лежит маленькая корона с восемью небольшими рубинами.

– Ты не знаешь, зачем мы сюда приехали? – спросила Герберга, отрываясь от книги.

– Что за вопрос, ведь нас пригласила герцогиня, – отозвалась Гизела, не поднимая глаз от шитья.

– Да, но для чего мы ей? Не находишь, что она строит какие-то планы в отношении нас?

– Вовсе нет. Она стара, одинока, ей скучно, захотелось поболтать с кем-нибудь. Видимо, таким образом она пытается воскресить в памяти дни своей молодости.

– Я уже порядком устала от ее бесконечных воспоминаний и вопросов. Спрашивает, не скучаю ли я по мужчинам, а если так, то не собираюсь ли замуж? Может быть, она присмотрела мне жениха?

– О, это она умеет. Посмотришь, подыщет тебе подходящую партию как дочери короля Конрада и двоюродной сестре Людовика Каролинга.

– Коли так, могла бы сказать об этом.

– Может быть, хочет сделать сюрприз.

– А ты, Гизела? Зачем она позвала тебя, как думаешь? Ведь твой муж целых шесть лет был в плену! Потом вернулся и тут же с легким сердцем отпустил жену к старой герцогине якобы погостить! Не кажется ли тебе это странным?

– Ее желание для него нечто вроде приказа. Ведь это она упросила императрицу выпустить Генриха, а потом заставила его принести клятву верности империи. Быть бы мне и по сей день вдовой при живом муже. Так что мы оба ей благодарны. И я не стала ни о чем расспрашивать, когда она выразила желание видеть меня. Думаю, чтобы тебе не было скучно, ничем иным объяснить ее прихоть не могу.

– Какая странная особа: сидим здесь вот уже сколько дней, а она всё ходит вокруг да около, говорит намеками, но никак не скажет прямо, чего она от меня хочет. Если выдать замуж, то я раздумывать долго не буду.

– Еще бы! Твоя постель уж год как холодна.

– Да, дорогая! – воскликнула Герберга, швыряя книгу на стол. – Целый год, ты права. Но дело, если хочешь знать, вовсе не в этом.

– Хм, в чем же еще? – передернула плечами Гизела, откладывая шитье. – Или ты завела любовника?

– Это для тела. А для души? Для жизни? Мне пора иметь детей, вот чего я хочу! Теперь тебе ясно?

– Не торопись, милочка, с этим еще успеешь. Будут и дети.

– Тебе хорошо рассуждать, у тебя уже трое. У нашей сестры Берты тоже трое. А у меня? Ни одного! А ведь Берта всего на год старше меня.

– Кого ты винишь? Никто не виноват, что умер твой муж.

– Ах, мы не пожили с ним даже года. И ничего не успели… Я даже не насладилась в полной мере радостями любви.

– Этот недостаток обычно устраняют с любовником.

– Мне не везет на Венериных полях, и ты об этом хорошо знаешь, – вздохнула Герберга и, встав, принялась ходить по комнате, поминутно выглядывая в окно. – А между тем я так страдаю… Смеешься? Хороша сестра, нечего сказать! Тебе-то что беспокоиться, вильнула хвостом – и вот ты снова в объятиях любимого муженька.

– Перестань кричать, Герберга! Ты же знаешь, я тоже долго страдала, ожидая возвращения мужа из Утрехтской тюрьмы…

– Сам виноват! Вздумал претендовать на трон! И без того было ясно, что рыжего братца ему не обойти.

– Генрих горд, любит власть. Но, как кузену Оттона Рыжего, ему не стоило соваться туда, где прочно обосновалась со своим выводком византийская принцесса.

– Которая нарожала одних баб! Если бы не Оттон, последний из ее детей, твой муж, мог бы стать императором.

– Если бы ты знала, дорогая, сколько проклятий посылает он на головы Феофано и ее сынка, ставшего императором в трехлетнем возрасте. Но такое положение ее устраивает. Могла ли она, племянница Иоанна Цимисхия, мечтать о том, чтобы стать королевой, быть главой Священной Римской империи, перед которой пасует сам папа! Потому она и упрятала Генриха в тюрьму. Но теперь все в прошлом. Он смирился и принес клятву верности новому императору.

– Интересно узнать, есть ли у нее любовник?

– Говорят, их даже несколько. Да и что ты хочешь, ведь она молода, мы одногодки, а муж ее четыре года как умер.

– А у тебя? – Герберга подошла к сестре, уселась ей на колени. – Скажи, есть у тебя любимый?

Гизела заулыбалась, погладила волосы сестры:

– Нелегко целых шесть лет обходиться без мужчины. А ведь я еще не старуха.

– А сейчас, когда Генрих вернулся? Любовник получил отставку?

– Мы почти что расстались. Встречи крайне редки, да и холодком от них потянуло.

– А другого найти не пробовала? Или, кроме Генриха, тебе никто не нужен?

– Ах, Герберга, сестренка моя дорогая, – произнесла Гизела со вздохом и сладко потянувшись, – если бы ты знала, в чем отличие между любовником и мужем, то не задавала бы таких вопросов. Ведь с супругом не позволишь в постели такого, что позволяешь своему милому. О таких свиданиях, поверь, остаются самые сладкие воспоминания.

Раскрыв рот, Герберга благоговейно внимала увещаниям сестры.

– Должно быть, это здорово, – мечтательно произнесла она.

Гизела провела пальцем по кончику ее носа:

– Это наивысшее счастье для женщины, моя милая.

Герберга вскочила и вновь принялась метаться по комнате – с развевающимися золотистыми волосами, ломая пальцы на руках.

– Ах, ну почему это у всех есть любовники, а у меня нет? Даже Берта кого-то ублажает. А мне некого. Что за несчастная у меня доля, – причитала она, бессознательно шагая в сторону окна. – А тут еще старая герцогиня водит меня за нос. И я, вместо того, чтобы услышать от нее какое-нибудь радостное известие, сижу здесь, в этой клетке, и не вижу ничего, кроме пола, стен и этого окна, из которого видно только дорогу, на которой…

Она внезапно осеклась, разглядывая что-то внизу, у стен замка, и тут же закричала, махая рукой:

– Иди скорее сюда, Гизела! Гляди, ты такого еще не видела!

Сестра подошла и с любопытством уставилась в окно.

– Кажется, к Беатрисе пожаловали гости, – сказала она и совсем тихо прибавила: – Уж не их ли она ждет, а потому и держит нас здесь?

– Смотри, их всего двое! – продолжала между тем возбужденно верещать Герберга. – Да ведь и нас двое! А один, тот, что слева, просто великан! Боже мой, да это же настоящий Самсон! Даже лошадь под ним спотыкается. Его спутник, если сравнить обоих, просто жалкий гном.

Слушая ее, Гизела внимательно вглядывалась во всадников, уже подъезжавших к воротам замка. Потом проговорила:

– Этого огромного я не знаю.

– А второй мне совсем не интересен, – отозвалась Герберга, не сводя глаз с нормандца.

– Ну и напрасно, – ответила сестра. – Этот второй – весьма примечательная и знакомая тебе личность.

– В самом деле? Кто же он такой?

– Твой дядя герцог Карл Лотарингский.

– Мой дядя?.. – с оттенком разочарования воскликнула Герберга. – Боже милосердный, этого еще недоставало! И чего ему здесь надо?

– Думаю, он приехал от короля, – рассудительно молвила Гизела.

– Моего кузена Людовика? Что навело тебя на эту мысль?

– Он единственный, кто нуждается в услугах бывшего опального брата Лотаря. Вряд ли, не побывав у Людовика, его дядя рискнул бы сунуться сюда. Вопрос в том, с чем он приехал? Как бы там ни было, что-то затевается, коли понадобилась помощь герцогини Беатрисы. Но потерпи, думаю, ты скоро об этом узнаешь.

– Я? Почему только я?

– Потому что герцогиня скажет твоему дяде о том, кто гостит у нее в замке, и тот непременно захочет повидать племянницу. Тут ты и узнаешь причину его приезда.

– А тебя разве не будет со мной?

– Разумеется, нет. Он и твоя мать – родные брат и сестра, мы же всего лишь сводные сестры. В твоих жилах течет кровь Каролингов, а в моих – Вельфов. Хотя в роду нашего отца и была королева франков.

– Кто теперь об этом помнит, все живут нынешним днем. А это значит…

– Что именно? Договаривай же, коли начала.

– Это значит, Гизела, – воскликнула Герберга, всплеснув руками, – что мне весь вечер придется болтать с дядей Карлом, в то время как тебе достанется его спутник.

– Что ж, – пожав плечами, улыбнулась сестра, – не откажусь от такого воина, коли на то будет воля Господа.

– И снова я в проигрыше! – захныкала Герберга, надув губки. – Нет, положительно, счастье всегда отворачивается от меня.

– Не скули, быть может, этот Геркулес тоже Каролинг. Впрочем, вряд ли: откуда в вашем роду такие гиганты?

– Это правда, – вздохнув, согласилась Герберга.

– А сейчас нам надо запастись терпением и ждать. Вот увидишь, герцогиня очень скоро позовет тебя. Но пойду и я: хочу узнать, кто он, этот Самсон.