Герцогиня Беатриса приняла гостей в своем кабинете. Тот же романский стиль: массивные стены, узкие окна, тяжеловесная мебель с орнаментом из пугающих взор мифических животных – полуптиц, полузверей. И та же мрачная, удушающая атмосфера тяжести, неповоротливости, что и повсюду. На столе свечи, на стенах факелы; правда, не горят пока ни те ни другие: ждут темноты.

– Рада видеть вас у себя, – так начала разговор, вставая из-за стола, сестра герцога франков, нестареющая женщина в длинной просторной лиловой одежде западноримского стиля. Чувствовалось, ее не застали врасплох: всадников увидели издалека. – Нечасты у меня такие визитеры, – продолжала она. – Оно и понятно: Мец – не Реймс и не Верден, здесь не кипят страсти. Да и кому есть дело до старой герцогини? Поэтому я, вполне естественно, удивлена. С вами, герцог, мы не виделись уже бог знает сколько лет. Думала, вы совсем меня позабыли, а ведь мы соседи. Ну да видно, я ошибалась.

– А вы все та же, герцогиня, что и много лет назад, – ответил с улыбкой Карл. – Время не властно над вами. Надеюсь, вам не изменили с тех пор ни цепкая память, ни острый ум. При дворе часто говорят о герцогине Беатрисе. Герцогу, разумеется, это льстит, и он гордится сестрой.

– Как поживает Гуго? Я давно не была у него.

– Я не встречался с ним, потому что из Лана сразу отправился к вам. Знаю только, что он в добром здравии и живет в Париже в королевском дворце.

– Красивый город. Брат не мог сделать более удачного выбора для столицы своих владений.

– Это город графов Парижских со времен Роберта Сильного. Сам Хлодвиг любил Париж.

Герцогиня перевела любопытный взгляд на Можера.

– Вы представите мне вашего спутника, герцог, или он скажет о себе сам?

Можер сделал шаг вперед.

– Я сын Ричарда Нормандского, герцогиня. Второй по счету. Зовут меня граф Можер.

Беатриса внезапно рассмеялась:

– Когда вы входили, мне показалось, вы разобьете головой дверной косяк. Проем явно не для такого роста.

Чуть улыбнувшись, нормандец ответил:

– Если бы это было не у вас в доме, я бы вышиб этот косяк кулаком, чтобы можно было войти, не сгибаясь. Мне это не впервой.

– «Не впервой»? – весело спросила герцогиня. – Любопытно. Вы, значит, не любите сгибаться? Не расскажете ли нам об этом случае? Я страсть как люблю истории, не укладывающиеся в рамки обыденности.

– Собственно, и рассказывать почти нечего, – пожал плечами Можер. – Один каноник как-то пригласил меня в гости. Я попробовал войти в его крысиную нору, но верхний косяк дверной рамы оказался чуть ли не на уровне моих плеч. Я спросил у каноника, как мне войти? Он ответил, что надо нагнуть голову. Для меня это было равносильно поклону. И кому? Какой-то церковной крысе, члену капитула при епископе! Я никогда никому не кланялся, это не в моих привычках, а тут какой-то червяк предлагал мне склонить перед ним голову! Недолго думая, я ударом кулака вышиб косяк, и он улетел в комнату, чуть не угодив хозяину между глаз. Но высота все же оказалась мала, и мне пришлось разбить еще и кладку, чтобы прошла моя голова.

Герцогиня от души рассмеялась.

– Что же каноник? – спросила она. – Как ему понравилось такое вторжение?

– Он завопил так, будто бы я развалил половину его дома, и пообещал пожаловаться на меня епископу. Я ответил, мол, это его дело, но чтобы жалоба не показалась его преосвященству слишком пустячной, принялся довершать разгром логова каноника. Тогда он упал на колени, умоляя прекратить крушить его бедное жилище. Взамен пообещал не жаловаться. Больше он меня в гости не звал.

– Бедный каноник, – смеясь, качала головой герцогиня, – какой, должно быть, был у него обескураженный вид после вашего ухода. Но вы что же, граф, работали при этом одними руками?

– Конечно, вот этими самыми! – и Можер выставил вперед два огромных, увесистых кулака.

– Боже правый! – всплеснула руками Беатриса. – Да ведь таким кулаком можно убить человека!

– Истинная правда, герцогиня, так оно и случилось однажды. Один негодяй посмел при мне оскорбить женщину, да еще и ударить ее. Я отшвырнул наглеца в угол, и он захотел драться со мной на мечах. Но после нескольких хороших ударов мой меч сломался. Что было делать? Не сражаться же одной рукоятью! А враг тем временем продолжал наступать. Его нисколько не трогало, что противник оказался безоружным! Это было нечестно, а меня учили уважать порядочность. Я улучил момент, когда этот рубака промахнулся, взял его одной рукой за ворот, а другой убил ударом кулака в лоб. Он даже не пикнул, мгновенно рухнув замертво. Наверное, я вышиб ему мозги.

Герцогиня ласково глядела на нормандца и качала головой, перемежая возгласы беспокойства и восхищения.

– Ах, граф, верите ли, но я будто знала вас всю жизнь, так с вами просто и легко. И уж, чего греха таить, слушала бы целую вечность рассказы о ваших приключениях. Уверена, не ошибусь, – она игриво посмотрела на нормандца, – что женщины от вас без ума и сами вешаются на шею.

– Ответить утвердительно – означало бы выказать нескромность, граничащую с хвастовством, – с достоинством ответил Можер, – а я не привык хвастать любовными победами, этому учил меня отец.

– Браво, граф! – восхищенно воскликнула герцогиня Беатриса. – Воистину я слышу слова пусть немного бесшабашного и легкомысленного, но, несомненно, благородного человека. Достоин зависти отец, имеющий такого сына.

– Благодарю, герцогиня, за теплые слова, – приложил руку к груди нормандец. – Лучшей похвалы и награды мне не нужно, ибо единственный человек, которого я люблю и почитаю выше всех святых и даже Господа Бога, – мой отец!

– Приятно слышать такие слова, пусть они адресованы и не мне, – произнесла герцогиня. – Герцогу Ричарду впору гордиться вами, и я рада, что Карл Лотарингский выбрал себе такого спутника. Теперь я не удивляюсь, что вы прибыли без эскорта.

– Лишние хлопоты, – махнул рукой Карл, выразительно глядя на нормандца.

– Однако и я могу доставить хлопоты, – возразил Можер и перевел взгляд на Беатрису. – Но я не посмел бы причинять беспокойство хозяйке дома, если бы не печальная необходимость.

Герцогиня подошла к нормандцу и взяла его за руку.

– Говорите, граф. Догадываюсь, вы чего-то хотите. Я сделаю все, что в моих силах.

– Верите ли, герцогиня, – начал Можер, – но мой вес не выдерживает ни одна лошадь. Когда я сказал об этом королю, он повелел выбрать для меня ту, на которую смело можно было бы взвалить колокольню Сен-Дени. Такую отыскали, и поначалу я поверил в ее выносливость, однако к концу пути она выглядела не лучше деревенской клячи. Едва показались стены Меца, как она начала спотыкаться на каждом шагу. Я уж было подумал, не взвалить ли мне эту лошадь на плечи, но тогда нам с герцогом пришлось бы слишком долго добираться до вас. Боюсь, мы подошли бы к стенам города глубокой ночью, и нас не пустила бы стража.

– Почему же вы не бросили ее на дороге? – смеясь, спросила Беатриса. – Тогда вы добрались бы гораздо быстрее.

– Ах, герцогиня, мог ли я так поступить с подарком короля? – возразил Можер. – Вряд ли его величеству пришлось бы по вкусу такое отношение нормандского гостя к лошадям его конюшни.

– Кажется, я поняла, граф. Вас одолевают сомнения по поводу обратного пути? К тому же вы опасаетесь, что бедное животное падёт где-нибудь посреди дороги?

– У короля франков, конечно, лучшие скакуны в королевстве, но, думаю, у герцогини Беатрисы они могут оказаться ничуть не хуже. Мне хотелось бы убедить вас в этом. Полагаю, это вам немало польстит. Но окажусь в выигрыше также и я, коли найду доброго скакуна.

– Вам незачем утруждать себя, граф. Я тотчас отдам приказание, и найдут самого подходящего коня.

– В таких вещах, герцогиня, я не привык доверять никому. Ни один конюх не справится с той задачей, которую я легко решаю сам. Только мне ведомо, как проверить лошадь на выносливость.

– Что ж, коли так, не стану возражать, – ответила герцогиня и хлопнула в ладоши.

В дверях появился стражник.

– Отведи господина графа в конюшню, – приказала Беатриса. – Пусть он выберет себе ту лошадь, какую захочет. И скажи, что это мой приказ, всякие возражения неприемлемы. Понял меня? Ступай!

– Благодарю вас, герцогиня. Надеюсь, лотарингские кони не уступят франкским, – произнес Можер и вышел вместе со стражником.

– Итак, – сразу же приступила к делу Беатриса, едва они остались с Карлом одни, – вам удалось уговорить короля, коли вы приехали без него?

– Это было нелегко, герцогиня, – ответил Карл Лотарингский, – и я уже начал было подумывать о второй части вашего замысла…

– …как сработала первая?

– Людовик неуравновешен, к тому же одинок. Мой внезапный приезд обрадовал его. Он поверил в мою искренность и обещал сделать так, как я ему советую.

– Прекрасно, – улыбнулась Беатриса. – Так я и думала: одиночество и безысходность всегда делают человека покладистым.

– Я не сомневался в племяннике.

– Значит, мой план удался. Завтра же я отправляюсь к Феофано.

Теперь несколько слов о том, в чем заключался план старой герцогини и что несколько прольет свет на предыдущие события.

Первый герцог франков в письмах не раз намекал сестре, что не прочь помирить Каролингов с Людольфингами, уж больно ему не по нутру воевать на стороне короля, дружески пожимая при этом руку его врагу. Того же хотела и империя, уставшая от бесконечных войн франкских королей за Лотарингию, где Ахен – столица Карла Великого; там покоится его прах. Едва умер Лотарь, мысль о примирении все чаще стала посещать умы сильных мира сего. И как всегда, когда речь шла о дипломатии, обратились за помощью к герцогине Беатрисе. В случае удачи брат подарит ей одно из графств, а Феофано – имперский город меж Франконией и Саксонией.

Беатриса задумалась. Предложения были заманчивыми. Но не столько это, сколько собственные мечты о мире подстегнули ее к решительным действиям. Она стала перебирать в уме варианты. Брат для этой цели не годился: Людовик слушал его, обещал подумать, но время шло, а он ничего не предпринимал. Друзья короля тоже не могли помочь: их он вообще не слушал, по большей части отмахиваясь от их советов. Что касается епископов и аббатов, то Людовик им попросту не доверял, считая предателями и шпионами империи. Хорошо бы воздействовать через супругу короля, но они уже больше трех лет как в разводе с Азалаидой Аквитанской. Оставалась любовница – сильный козырь в любой игре. Однако ее не было. Многократные усилия в этом направлении ни к чему не привели, а матримониальные планы рассыпались прахом один за другим.

И тут герцогиня подумала о Карле Лотарингском. Как она могла упустить из виду такую фигуру! Ведь он родной дядя Людовика! Кому же, как не ему, повлиять на недоверчивого, неуравновешенного франкского короля!

И Беатриса отправилась в Брюссель. Карла должно устроить ее предложение, он и сам не прочь вернуться во Франкию. А Людовик слаб и одинок; как нужен ему сейчас верный помощник и наставник, да еще и в лице родного дяди! А последнему – завидное положение при дворе.

Она не ошиблась. Карл Лотарингский сразу же подхватил идею, но выразил сомнение в успехе предприятия. Тогда Беатриса предложила другой вариант: если Людовик заупрямится, пусть герцог привезет его к ней в Мец якобы для того, чтобы уладить давно уже осточертевшие всем вопросы о Вердене, Реймсе и архиепископе Адальбероне. В случае взрыва негодования можно сослаться на то, что герцогиня серьезно больна и не может приехать сама. А к тому времени Беатриса позовет к себе во дворец двух принцесс – дочерей короля Конрада. Особы не слишком строгих нравов, они сумеют уговорить Людовика, коли тот и на этот раз выкажет упрямство. Постель творила и не такие чудеса. Что же до путешествия самого Людовика, то герцогиня в этом не сомневалась, поскольку припомнила, как тот не раз выражал желание посетить Мец, столь любимый Хлодвигом, отслужить поминальные молебны в его соборах и церквах и преклонить колена у гробницы Арнульфа, родоначальника династии Каролингов.

Таков был план герцогини Беатрисы. Из тактических соображений она не стала до прибытия Людовика посвящать обеих принцесс во все тонкости задуманного ею предприятия. Теперь же, когда Карлу Лотарингскому удалось это и без ее помощи, она облегченно вздохнула: вовсе незачем всему свету в лице двух принцесс знать о том, каким образом удалось вырвать согласие на мир у франкского короля.

– Но вы уверены в успехе? Людовик не передумает? – все же с беспокойством спросила Беатриса.

– Он верит мне так же, как и я ему. Его согласие явилось следствием именно этого. Вас же, герцогиня, коли вы замышляете недоброе против моего племянника, я спешу заверить, что не намерен ни в коей мере обманывать его. В противном случае, едва узнав о вероломстве со стороны вашей или Феофано, король франкский пойдет войной на империю, и в первых рядах его защитников будет дядя Карл Лотарингский.

– Ни к чему нам запугивать друг друга, герцог, – ответила на это Беатриса. – Ваши корни и мои в одной земле. Мой брат – Робертин, и он предан королю не только как сеньору, но и как всякий франк – своей родине. Могу ли я, его сестра, думать иначе и замышлять измену против короля, а значит, против Гуго! Поступи я так – и нет мне оправдания. Даже смерть не смоет с меня вину. Что же до остального, то вы и сами знаете, сколько бедствий нашему народу принесли изнурительные войны между двумя державами – Франкией и Германией. И я согласна с Гуго и Феофано, что пора положить этому конец, клянусь кровью Христа! О мире между двумя державами радеет и папа. Клюнийская реформа затрагивает не только жизнь монастырей, «черные монахи» Иоанна ратуют за всеобщий мир. Провоцируя войну с империей, Людовик рискует подвергнуться отлучению. Заметьте себе, речь идет не о междоусобных войнах, истребить которые, увы, не представляется возможным.

– Я напомнил франкскому королю о клюнийских монахах. Это был мощный козырь.

– Значит, вы согласны со мной, иначе вам не удалось бы уговорить Людовика. Понимаете теперь, что я вполне искренна?

– Я рад, что не ошибаюсь в вас и между нами нет ни лукавства, ни вражды, – сказал Карл и поцеловал руку герцогине. Она улыбнулась.

– А ведь вы даже не знаете, герцог, кому я собиралась отвести роль обольстительниц юного короля, коли ваша миссия провалилась бы.

– Вы говорили о двух дочерях короля Бургундского Конрада.

– Одна из них – племянница императрицы Адельгейды.

– Недурная партия. Его величество был бы польщен.

– А во втором случае, думаю, поначалу обескуражен.

– Ваша избранница столь безобразна? Лицом – вылитая фурия?

– Ничуть. Она даже превосходит красотой первую.

– Что же тогда могло бы смутить Людовика?

– Только то, что она его двоюродная сестра и ваша племянница.

– Как! Младшая дочь Матильды? – обрадованно воскликнул Карл. – И она здесь, в этом замке? Так зовите ее скорее сюда, ведь мы не виделись столько лет!

Герцогиня тотчас велела привести к ней обеих сестер.