Первые потерпевшие с «Андреа Дориа» прибыли на «Стокгольм» между половиною первого и часом ночи. Вероятнее всего — без четверти час. Само собой разумеется, хронометража событий, развернувшихся вслед за столкновением, никто не вел. Из беспорядочной массы общих впечатлений в памяти остались лишь отдельные эпизоды, но хаос и волнение помешали точно запомнить не только час или минуту, когда они произошли, но даже и их последовательность.

Для одних минуты тянулись часами, для других вся ночь пролетела как пять минут. Потерпевшие, первыми прибывшие на «Стокгольм», находились в трех спасательных шлюпках, державшихся одна за другой. Заметив их, вахтенный матрос на мостике «Стокгольма» включил яркий прожектор.

Старший штурман Каллбак бросился к открытым бортовым дверям в кормовой части главной палубы, куда направились шлюпки. Первая из них подошла уже к борту, но он знаками показал ей продвинуться далее к носу, где в центральной части судна на второй палубе, неподалеку от служебной каюты помощника капитана по пассажирской части, имелась еще одна дверь, расположенная ближе к поверхности моря — до воды было всего один метр и восемьдесят сантиметров. Члены шведской команды, горевшие желанием помочь потерпевшим и собравшиеся для их встречи у двери, сильно разочаровались, когда увидели, что вместительные белые шлюпки, в каждой из которых могло разместиться по 146 человек, были заполнены менее чем наполовину. Шлюпки торопливо подходили к «Стокгольму», и в них возникала отчаянная свалка, потому что потерпевшие бросались в сторону шведского судна, стремясь поскорее взобраться на его борт. Шведская команда полагала, что экипажи шлюпок должны остаться на своих местах, чтобы снова идти к «Андреа Дориа».

При виде потерпевших, когда те очутились на борту, первоначальное разочарование шведских матросов сменилось досадой, граничившей с возмущением. Все прибывшие, за небольшим исключением, были мужчины, подавляющее большинство из них было в серых спасательных жилетах из капока, выдаваемых членам команды, и в белых накрахмаленных куртках — форменной одежде лиц, занятых обслуживанием пассажиров.

И все же они были спасены раньше пассажиров. Команда «Стокгольма» чувствовала себя уязвленной. Тот факт, что экипаж «Андреа Дориа» покинул свое судно раньше пассажиров, бросал тень не только на итальянский лайнер, но вообще на всех моряков, которые на протяжении целых поколений жили и погибали, соблюдая морскую традицию: первыми спасают женщин и детей. Лишь одно смягчающее обстоятельство могло быть принято в счет: большинство людей, покинувших под влиянием страха свое судно, не были моряками в буквальном смысле этого слова, они были всего лишь сухопутными официантами, мойщиками посуды и кухонными подручными, случайно оказавшимися на судне в поисках средств к существованию.

На «Стокгольме» к спуску спасательных шлюпок приступили через несколько минут после того, как пробило час ночи. Первую из них, моторную шлюпку 7, возглавил второй штурман Энестром. Спустив ее на воду, он отчалил, взяв на борт одного моториста и трех других членов команды. Через несколько минут, держа на огни «Андреа Дориа», ему встретились еще две итальянские спасательные шлюпки, направлявшиеся к «Стокгольму». За шлюпкой 7 на воду был спущен второй моторный бот — спасательная шлюпка 8 под командованием младшего штурмана Абениуса.

Когда оба штурмана получили приказания, Карстенс, не покидавший мостика с момента столкновения, робко подошел к капитану Норденсону, совершенно не зная, как отнесется к нему командир. Он доложил о радиолокационных пеленгах другого судна и где он его увидел перед столкновением. Капитан Норденсон, строгое проницательное лицо которого оставалось бесстрастным, слушал внимательно, но в ответ лишь заметил, чтобы Карстенс записал свои наблюдения, пока не забыл их.

Взволнованный, горящий желанием отправиться на спасательной шлюпке к гибнущему лайнеру, штурман бросился в штурманскую рубку, схватил карандаш и неразборчивыми каракулями набросал в маленьком блокнотике, вероятно, самый краткий отчет о крупнейшем в истории столкновении судов:

«В 23.00 обнаружил эхосигнал. С расстояния 1,8–1,9 мили заметил два топовых огня и слабый красный огонь. Тогда изменил курс вправо, чтобы показать красный огонь «Стокгольма» ясно. Впередсмотрящий доложил по телефону — огонь слева. Приказал: «вправо», «прямо руль» и «так держать». Изменил курс примерно на 20°. Вышел снова на крыло мостика и тогда заметил зеленый огонь «Дориа». Приказал затем «право на борт», дал «стоп» и «полный назад». В момент столкновения «Андрей Дориа» дал гудок. Разобрать сигнал из-за столкновения оказалось невозможным.

Столкновение произошло в 23.09.

Видимость справа в этот момент была хорошая, но быстро налег полосой туман, почему «Андрей Дориа» невозможно было увидеть, пока не оказался на расстоянии 1,8–1,9 мили».

Написав с ошибками и пропусками свой рапорт о столкновении, Карстенс снова обратился к командиру:

— Капитан, — сказал он, — я бы хотел пойти на шлюпке номер один.

Спасательная шлюпка 1 была последним из трех моторных ботов «Стокгольма». Капитан Норденсон какой-то момент поколебался, внимательно всматриваясь в юное лицо Карстенса, но потом сказал:

— Хорошо, отправляйтесь.

Мигом повернувшись, Карстенс стремглав бросился с мостика, решив во что бы то ни стало поспеть к моторному боту, пока его не спустили на воду.

Между тем, по мере того как «Кэйп-Анн», «Томас» и «Иль де Франс» приближались к «Андреа Дориа», радиосигналы итальянского лайнера становились все слабее и слабее. Радист Файл с «Кэйп-Анн», до этого принимавший радиограммы «Андреа Дориа» без всякого затруднения, начал опасаться, что судно уже идет ко дну. Но в действительности на итальянском лайнере заземлилась антенна. В четверть первого ночи, когда подача электрической энергии из генераторного отделения прекратилась, радист «Андреа Дориа» перешел на запасной передатчик с аварийным питанием от аккумуляторов. В результате сигнал оказался настолько слабым, что его можно было принять только на находившемся вблизи «Стокгольме». Антенна радиолокатора, вращавшаяся на мачте, склонившейся к воде, охватывала эллиптическую плоскость горизонта, в которой было больше неба, чем океанской поверхности. В этих условиях доверять показаниям радиолокатора капитан Каламаи не мог. Второй штурман Бадано, с волнением ожидая подхода спасательных судов, известивших радиограммами о том, что идут к «Андреа Дориа», начал сомневаться в точности определенных им координат лайнера. Казалось, прошло уже много времени, а суда не появлялись. На мостике «Андреа Дориа» после ухода спасательных шлюпок воцарилась гробовая тишина. За исключением нескольких матросов, которые вели наблюдение за морем, там было совершенно пусто. Все ушли, чтобы выполнять приказания капитана Каламаи, которые были отданы им после столкновения. Бадано нервничал, вспомнив судьбу небольшого итальянского грузового судна, затонувшего со всей командой в тридцати милях западнее меридиана Генуи только потому, что с него случайно сообщили неправильные координаты, и спасательные суда взяли курс к пункту, находившемуся в тридцати милях восточнее Генуи. Погрешность в один градус, допущенная в координатах места «Андреа Дориа», соответствовала расстоянию в шестьдесят миль. Этого было вполне достаточно, чтобы любое судно, поспешившее для оказания помощи, прошло мимо места происшествия. Видя, что не успокоится, пока не проверит координаты, за которые нес ответственность, Бадано опять прошел в штурманскую рубку, где на небольшом экране лорана все еще светились импульсы. Внимательно сделав вторичную прокладку места лайнера и записав координаты на клочке бумаги, он отправился затем в радиорубку, чтобы удостовериться, что там передали правильные данные о местонахождении судна. Успокоился он лишь тогда, когда, сравнив результаты своего последнего определения с данными, которые были сообщены в радиограммах, убедился, что они совпадают. Ошибки не было. Прибытие судов, которые окажут помощь, было только вопросом времени, терпения.

Первым подошёл «Кэйп-Анн». Его капитан Бойд осторожно направился по радиолокатору между «Андреа Дориа» и «Стокгольмом». Часы показывали 00 часов 45 минут. Он знал, что прибыл к месту аварии, но определить в тумане, где какое судно, не мог. Чтобы установить это, радист Файл попытался связаться с обоими судами. Ответил «Стокгольм», указав свое место. Руководствуясь этими данными, капитан Бойд понял, что окутанный туманом «Андреа Дориа» находился слева от его судна. Он указал своей первой спасательной шлюпке, спущенной на воду, в каком направлении она должна следовать.

Через десять минут на море была спущена вторая и последняя шлюпка «Кэйп-Анн», исчезнувшая в тумане под ударами четырехметровых весел, на которые налег ее экипаж.

В 1 час 23 минуты подошел американский военно-морской транспорт «Томас», поспешно спустивший на воду два моторных бота. На одном из них была установлена радиостанция, при помощи которой капитан судна Джон О'Ши надеялся установить связь с «Андреа Дориа» и передавать затем все радиограммы в Бостон, в штаб береговой охраны. Шесть остальных спасательных шлюпок капитан О'Ши, плотный мужчина с цветущим лицом и копной седых волос, на всякий случай оставил на борту.

Почти одновременно с прибытием «Томаса» к гибнущему судну подошла первая шлюпка «Стокгольма». Обогнув корму гигантского накренившегося лайнера, очертания которой напоминали ложку, второй штурман Энестром подошел к двум толстым пеньковым швартовым, свисавшим с наклонившейся вниз стороны судна. Фактически шлюпку удерживали, ухватившись за висевшие канаты, всего лишь двое из находившихся в ней четырех матросов.

— Опустите трап! — крикнул энергичный шведский штурман, подняв голову вверх. Над поручнями палубы наклонился человек.

— Трап! — закричал Энестром. — Опустите трап!

Пока он безуспешно требовал опустить трап, находившийся на палубе человек, моментально перемахнув через фальшборт, стал поспешно, умело перебирая руками, спускаться по канату в спасательную шлюпку. На нем была белая куртка стюарда или работника с камбуза. Торопливо пробравшись по шлюпке к банке, он сел, не говоря никому ни слова и закрыв руками лицо.

Шлюпка Энестрома быстро заполнилась членами команды, а также пассажирами, мужчинами и женщинами, спустившимися вниз по двум канатам, концы которых лежали на дне шлюпки. Определить, кто именно спускался, было нетрудно. Члены команды делали это ловко, проворно перебирая канат руками; пассажиры-мужчины были более медлительны, а женщины, будто в отчаянии, просто соскальзывали вниз, сжав ладонями грубый канат. Шлюпка была уже заполнена, когда Энестром, взглянув наверх, увидел человека, что-то кричавшего по-итальянски и намеревающегося бросить через борт ребенка.

— Нет, нет, подождите, — закричал Энестром, махая руками, как бы стараясь остановить его. — Он спятил с ума! — воскликнул шведский штурман и быстро распорядился, чтобы четыре человека натянули одеяло.

Ребенок, брошенный с высоты около шести метров, издал протяжный пронзительный крик, похожий на свист падающей бомбы, и благополучно очутился в одеяле. Еще четверо детей последовали тем же путем по воздуху. Крошечная девочка, примерно двух лет, пролетела мимо одеяла. К счастью она минула и шлюпку. Моряк выловил ее из воды, мокрую и плачущую, но невредимую.

Вторую прибывшую со «Стокгольма» спасательную шлюпку также заметили с кормовой палубы «Андреа Дориа». Толпа охваченных страхом пассажиров, около двух часов ожидавшая появления хотя каких-нибудь признаков спасения, сломя голову бросилась к поручням правого борта судна и стала прыгать через них в воду. Это внезапное падение человеческих тел с высоты огромного накренившегося судна показалось пяти членам шведского экипажа спасательной шлюпки 8 приснившимся кошмаром. Но когда очутившиеся в воде люди стали барахтаться и плыть по направлению к шлюпке, экипажу последней неожиданно не потребовалось большого труда, чтобы быстро подобрать всех потерпевших на борт. Ярко-оранжевые спасательные жилеты плывущих были хорошо видны на фоне темной ночи. Вскоре все шестьдесят четыре места спасательной шлюпки оказались занятыми, и она тронулась в обратный рейс к своему судну.

Второй рейс спасательной шлюпки 8 к «Андреа Дориа» был уже не так прост. Туман стал постепенно рассеиваться, но крен поврежденного лайнера принял более зловещий характер, для маленькой шлюпки морская зыбь увеличила опасность оказаться разбитой о борт испытывающего качку судна.

Экипаж спасательной шлюпки 8 был настолько занят приемом потерпевших, которые спускались по канатам, что не заметил, как один растерявшийся итальянец Тулио Ди Сандро, коренастый, почти абсолютно лысый миланец, бросил с палубы, находившейся на высоте более пяти метров, свою четырехлетнюю дочь. Опасаясь, что его единственный ребенок утонет, если упадет в воду, он наклонился над стоявшей внизу шлюпкой и выпустил дочь из объятий. Она упала головой вниз, ударившись о планшир шлюпки. Быстро обернувшись на глухой звук упавшего сзади тела, второй штурман Абениус увидел на дне шлюпки неподвижное тело маленькой худой черноволосой девочки в ночном халатике. Посмотрев наверх, двадцатисемилетний штурман запретил остальным пассажирам бросать своих детей с борта, пока не натянул в качестве спасательной сетки большое широкое одеяло. При тусклом освещении спасательной шлюпки матрос брызнул холодной забортной водой в лицо потерявшей сознание девочки. Рядом с ним опустилась на колени какая-то женщина. Привести маленькую девочку в сознание они оказались не в силах. Тогда ее укутали в одеяло и перенесли в закрытую часть спасательной шлюпки.

Абениус считал, что хлопотавшая около девочки женщина была ее матерью. Но он ошибался. По неизвестной причине никто из оставшихся наверху, на палубе, родителей девочки за ней в шлюпку не последовал. Спустя два дня в морском госпитале службы общественного здравоохранения США в Брайтоне, так и не приходя в сознание, девочка умерла от перелома черепа.

Весть о спасательной шлюпке с большим одеялом быстро распространилась по палубам кормовой части «Андреа Дориа». Около двадцати пяти других детей благополучно были пойманы им, хотя по своему прямому назначению это широкое одеяло служило аварийным парусом.

Был момент, когда полная женщина, не удержавшаяся из-за своего веса на канате, свалилась в спасательную шлюпку и чуть было не опрокинула ее. Женщины непрерывно срывались с канатов в течение первых ночных часов спасательной операции, многие из них сломали или вывихнули при этом конечности, растянули связки. Среди тех, кому посчастливилось не упасть, многие, соскальзывая вниз по спасательным канатам, сдирали и обжигали себе на руках и бедрах кожу. Спуск по канату с высоты двухэтажного дома был для пожилых пассажиров не только ужасен по своему психическому воздействию, но почти совершенно невозможен физически. Но для пассажиров, собравшихся на открытых палубах кормовой части «Андреа Дориа», это был единственный путь оставления судна. Пятидесятитрехлетняя жительница Пенсильвании Джулия Греко, падая в спасательную шлюпку, сломала себе позвоночник. Промучившись потом еще долгих шесть месяцев в больнице, она стала пятьдесят первой жертвой катастрофы.

Некоторые пассажиры, как мужчины, так и женщины, очутившись на канате, цепенели от ужаса и, будучи не в состоянии спуститься, ни подняться, висели там, пока силы не оставляли их, и они срывались вниз. Находившийся в спасательной шлюпке 8 заместитель главного стюарда «Стокгольма» Трасбю вскарабкался по канату, чтобы помочь спуститься вниз женщине средних лет. Благополучно спустившись на его плечах в шлюпку, перепуганная женщина, до этого не издававшая ни звука, разразилась громкими рыданиями. Обхватив своими полными руками низкорослого, щуплого стюарда за шею, она покрыла его поцелуями, обильно орошенными слезами. Пытаясь освободиться, тот стал отбиваться. Тогда она принялась благодарить его на итальянском языке, которого он не знал, навязывая в знак признательности свои молитвенные четки. Но Трасбю, будучи набожным лютеранином, отклонил их с настойчивостью, ничем не отличавшейся от той, с которой они ему предлагались.

Первый этап спасательной операции проходил неорганизованно. Ночную тьму пронизывали крики и вопли. Среди сотен пассажиров, скопившихся на открытой палубе в кормовой части судна, и членов команды принцип «первыми женщины и дети» был предан забвению. Спасательная операция проводилась под лозунгами: «Спасайся, кто может!» и «Дорогу сильным!» В борьбе за места в первых прибывших к судну спасательных шлюпках женщин теснили в сторону. Мужчин с детьми на руках отталкивали прочь. Многие члены команды все же пытались навести порядок, но их оказалось безнадежно мало, и усилия успокоить испуганных, охваченных паникой пассажиров, были совершенно безуспешны. Громкоговорители трубили: «Stati calmi, stati calmi!», но люди, видя внизу на воде спасательную шлюпку, были не в силах сохранять спокойствие.

Находясь на полмили в стороне, капитан Бойд слушал с мостика «Кэйп-Анн» доносившиеся туда с накренившегося судна вопли, которые то усиливались, то замирали, чтобы затем снова усилиться. Все это действовало удручающе. За все тридцать три года, проведенные на море, он не встречал ничего подобного. Он видел через бинокль, как кишели обезумевшими людьми палубы океанского лайнера, ярко светившегося огнями. Он был готов к тому, что в любую минуту, опрокинувшись вверх килем, «Андреа Дориа» скроется под водой. Капитан Бойд опасался за свои шлюпки, которые, совершив уже по одному рейсу, снова ушли к итальянскому судну. Был момент, когда «Кэйп-Анн» снесло более чем на милю в сторону от лайнера, и капитан Бойд подвел свое судно, к борту которого была пришвартована собственная шлюпка и шлюпка с «Андреа Дориа», поближе. Но из боязни потопить плавающих в воде людей, он не осмеливался приблизиться к «Андреа Дориа» ближе, чем на полмили.

Наблюдая с «Томаса» за эвакуацией судна, капитан О'Ши, как и другие сведущие в морских делах люди, бывшие очевидцами происходившего, пришел к выводу, что случись все это зимой или хотя бы четырьмя месяцами позднее — катастрофа была бы полной. В бурном море лишь немногим из тех, кто на его глазах прыгал с судна, удалось бы уцелеть. «При сильном волнении, — подумал он, — «Андреа Дориа» пошел бы ко дну задолго до подхода «Томаса» или какого-либо иного судна». К счастью, море было спокойно, его поверхность — почти гладкая, с редкой неравномерно мертвой зыбью. Фактически ни один из тех, кто наблюдал за «Андреа Дориа» с палуб своих судов, не знал случая, чтобы накренившееся до такой степени судно могло так долго держаться на воде. Крен «Андреа Дориа» к тому времени достигал уже примерно 30°, но со стороны он казался более крутым, а подорванная торпедой «Лузитания» уже пошла ко дну при крене в 25°. «Титаник», которому айсбергом разворотило пять водонепроницаемых отсеков, вообще лишь едва накренился перед тем, как погрузиться в свою вечную могилу.

Карстенс отошел, когда последняя из четырех шлюпок с ручным приводом покинула «Стокгольм». Его небольшой моторный бот подошел к борту «Андреа Дориа», значительно опередив ушедшие ранее шлюпки, на которых экипажам приходилось руками качать рычаги. Он пришвартовался к правому борту накренившегося судна у самой его кормы. Возможно, моторист и матросы бота знали, что при столкновении на вахтенном мостике был он, но не сказали ни слова. Как только спасательная шлюпка оказалась замеченной с верхних палуб, к ней со всех сторон бросились пассажиры — мужчины и женщины, а также итальянские стюарды в белых куртках. Маленькую шлюпку подбрасывало на волнах и сносило в сторону все приближавшегося черного корпуса «Андреа Дориа». Карстенс обратил внимание на подводную часть нависшего над ним корпуса, которая примерно на метр вышла из воды. Это означало, что судно имело дифферент на нос. Шлюпка оказалась в такой угрожающей близости от борта, что могла об него разбиться. Карстенс оттолкнул ее подальше от гигантского лайнера.

Душа штурмана, не испытавшего страха в момент столкновения, ушла в пятки, когда женщина, висевшая на раскачивавшемся канате, со всего размаха ударила его в спину, отбросив к борту шлюпки. Чтобы не свалиться в воду, он схватился за планшир и пригнулся. Женщина, пролетев над ним, упала за борт. Через мгновение ее втащили в шлюпку. Во время возникшей суматохи шлюпку отнесло волной под нависшую корму «Андреа Дориа». Внезапно раздался треск. Моментально обернувшись, Карстенс увидел, что оставленный без присмотра румпель ударился о борт судна, сломался и упал в море.

Третий штурман отошел от «Андреа Дориа», когда в его небольшую по размерам шлюпку набилось сорок потерпевших. На корме в пустое гнездо румпеля вставили запасное весло. Получился неуклюжий временный руль, которым на обратном пути к «Стокгольму» пришлось править двум членам экипажа. Высадив пассажиров около бортовой двери, Карстенс подвел шлюпку к мостику «Стокгольма» и доложил о постигшей неудаче. Ему приказали пришвартовать шлюпку и явиться на мостик. На этом его участие в ночной спасательной операции закончилось.

Разноголосый хор криков и воплей летел далеко во все стороны от «Андреа Дориа». Однако массовой истерии непосредственно на палубах итальянского лайнера не было. Наблюдались лишь отдельные ее проявления. Итальянских эмигрантов, которые выбравшись на открытые палубы, опустились на колени и молились за свое благополучное спасение, оказалось гораздо больше, чем тех, кто плакал от страха. Как правило, после одних молитв следовали другие, потом наступал черед обратиться к святым покровителям, чтобы те ниспослали личное благополучие и благополучие накренившемуся судну. Чем горячее была молитва, тем громче взывали итальянские католики к святым. Они буквально кричали, стараясь, чтобы те услышали их на небесах. Общий гомон усиливался криками тех, кто также звал во весь голос, но не святых, а своих потерянных родственников.

Команда раздавала спасательные нагрудники, хранившиеся в ящиках на палубе, и пыталась собрать пассажиров на левой стороне судна. Но удержать людей на одной стороне палубы, в то время как на противоположной шла такая кипучая деятельность, оказалось невозможным. Некоторые пассажиры, присоединившись к команде, стали помогать остальным перебираться через поручни на висящие канаты. Двадцатипятилетний немец Карл Дорнайх — агент по продаже автомобилей, направлявшийся в Мексику, объединился с четырьмя австрийскими студентами и приступил к спуску пожилых пассажиров с палубы судна на канате, завязывая его им вокруг пояса. Студенты нашли несколько обрывков тросов различной длины и связали их вместе. Получился канат, достигавший стоявшие внизу спасательные шлюпки. Слепой нью-йоркский сапожник из Бруклина Джозеф Маджио, которому было уже семьдесят два года, не мог допустить и мысли о спуске по веревке. Молодым людям пришлось насильно обмотать вопившего старика сеткой и таким образом спустить его в шлюпку. Лилиан Донер, выбравшаяся наверх с палубы «С» с двухлетней дочерью Марией за спиной, сама побеспокоилась о том, каким образом оставить судно. Обвязав крошечную девочку найденной веревкой, она стала спускать ее вниз. Но веревка оборвалась. Двадцатичетырехлетняя мать не колебалась ни секунды. Бросившись через борт вслед за дочерью, она нырнула в океан и выплыла вместе с ней. Спустя несколько минут мать и дочь втащили в спасательную шлюпку.

Двадцатисемилетний Джон Вали, в прошлом нью-йоркский официант, возвращавшийся из продолжительного отпуска, проведенного в Италии, прыгнул за борт, чтобы спасти красивую девятнадцатилетнюю девушку, с которой не спускал глаз на протяжении всего плавания. Это была Мелани Ансуини, эмигрировавшая вместе со всей семьей в Соединенные Штаты из восхитительного города Перуджии. Она не смогла удержаться на спущенном с кормы канате и, ударившись о воду, потеряла сознание. Вали спас ей жизнь. Спустя восемь месяцев он был вознагражден, получив руку и сердце девушки.

Джузеппе Помильо, новобрачный из Италии, эмигрировавший в Соединенные Штаты к своей семнадцатилетней супруге, снял рубашку и отдал ее встретившейся на палубе дрожавшей от холода женщине, одетой только в нижнюю часть пижамы. Джованни Д'Элия, за ним последовали жена и трое сыновей, нырнул прямо с палубы в воду, предпочитая такой путь рискованному спуску по канату.

Беспорядок первых двух часов вслед за столкновением был почти исключительно на палубах кормовой части судна, на которых собрались пассажиры туристского класса. В остальной части судна — она занимала две третьих его площади — было относительно тихо и спокойно. Пассажирам, находившимся в секторах первого и второго класса прогулочной и шлюпочной палуб, даже не было известно, что началась эвакуация. Добравшись до мест сбора и очутившись на левой стороне судна, люди оставались там, ожидая, когда им объявят, что делать дальше. Но ожидание было мучительным, потому что никто ничего не говорил. Догадки, слухи изобиловали: случился взрыв, …произошло столкновение, …наскочили на затонувшие остатки кораблекрушения, …судно идет ко дну, …судно не может затонуть, …спасательные суда уже на подходе, …«Андреа Дориа» вскоре пойдет своим курсом в Нью-Йорк…

Люди держались за поручни, леерные стойки, друг за друга. Они сидели на полу салонов, в шезлонгах, расставленных вдоль прогулочной палубы левого борта, на настиле шлюпочной палубы, опираясь о переборку надстройки. Одни горько сетовали по поводу неизвестности, другие стали успокаивать тех, кто плакал или дрожал от страха. Повсюду на полу салонов первого и второго классов лежали дети. Они спали, положив головки на колени родителям.

Больше всех волновались перемазанные черным мазутом итальянские эмигранты, поднявшиеся в помещения первого и второго класса с нижних палуб.

Их опасения носили вполне определенный характер. Сначала они боялись утонуть. Потом — оказаться спасенными судном, которое повезет их снова в Италию. Наконец, они боялись, что коль их и доставят в страну, избранную в качестве новой родины, то американские власти не дадут разрешения на въезд без паспортов, которых у них теперь не стало. Многочисленные священники, монахини и семинаристы, возвращавшиеся после посещения Рима в летнее время, стали успокаивать итальянцев. Судовой капеллан Себастьян Натта вытащил из алтаря часовни святые дары. Раскрошив облатки, он принялся обходить судно, утешая и причащая тех, кто склонял перед ним колени. Но он отказывался давать общее отпущение грехов. «Угрозы смерти не существует», — настойчиво повторял капеллан. Между тем в другой части судна молодой чикагский аббат Томас Келли давал пассажирам общее отпущение грехов, полагая, что имеется реальная опасность преждевременной смерти.

В танцевальном зале второго класса, коротая время, пассажиры под руководством двух музыкантов из оркестра распевали песни, а расположившаяся рядом небольшая группа американцев средних лет, стараясь поддержать мужество, распивали замечательные коллекционные вина урожая 1920 года. Многие пассажиры первого класса собирались небольшими группами и мирно беседовали. Один заботливый член команды снабдил сидевших на шлюпочной палубе бутылкой шотландского виски для подкрепления мужества. Другие члены команды предпочитали сами одним духом хватить чего-нибудь из имевшихся у них запасов спиртного.

Вот так, не зная что произошло с лайнером, не ведая что произойдет с ним в дальнейшем, они ждали час, два, почти три часа. Вдруг, около двух часов ночи сотни пассажиров на левой стороне прогулочной и шлюпочной палуб почти одновременно обратили внимание на чудесное зрелище приближавшегося огромного судна. Светившиеся белым светом крупные прописные буквы сквозь темноту ночи провозгласили его имя: «Иль де Франс». «Слава богу! Хвала всевышнему!» — в той или иной форме вырвалось у сотен мужчин и женщин. Лица всех, или почти всех, расцвели улыбками, послышались вздохи облегчения, песни, аплодисменты.