Штрум много думал над тем, куда приведёт выбранный им путь. С одной стороны он страшно бил по диаспорам, поскольку создавал атмосферу коллективного страха и ужаса. Компактно и серийно происходящие убийства по замыслу Штрума должны были держать в страхе целые гетто. С другой – арийские воины сделали все, чтобы преступность стала подражательной. Страшное имя «Фольксштурм» вдохнуло жизнь в «народное ополчение» – показав загниваюшим бригадам путь к победе. «Убивать чурок весело и модно! – дословно это декларировали видеоматериалы. Этот концепт по сути представлял собой синтез методов терроризма с довольно изощренной селекционной работой. Из этих цветов должны были получиться обильные плоды, которые должны были дать обильные всходы ненависти. Командир Фольксштурма осознал иное своё предназначение, нежели жизнь в формате наехал-убил-ограбил-деньги просадил. Надо проскочить этот отрезок пути и идти дальше, брать новые высоты. С некоторых пор он стал считать себя тем, кому вверено расовое единство России; первым обязанным перед Родиной.

Его злило то, что кто-то умудряется пристраиваться в жизни таким образом, что, прилагая минимум усилий, отгребает максимум денег. Эти люди становятся богаче с каждым днём, и чем богаче становятся, тем меньше прилагают усилий на каждый следующий заработанный доллар. А простым людям с каждым днём приходится всё труднее и труднее зарабатывать свои гроши. В результате желания самых богатых и корпораций постоянно имеют приоритет над желаниями простых граждан.

Реальность кусается, и на неё нужно реагировать при помощи ломовой, примитивной, действенной работы, а не высокоморального занудства. Фольксштурм с удовольствием жалит реальность в ответ, да так лихо, что наблюдать за противостоянием бригады миру наживы и капитала не менее увлекательно, чем за развитием сюжета детектива.

Как же сделать так, чтобы произошло что-то значительное? Как может небольшая группировка что-то изменить?

Вопросы решаются посредством влияния на людей, у которых есть для этого возможности. Штрум перебирал в памяти всех, от кого что-то зависело, и его немало занимал лейтенант Смирнов, сотрудник вазелинового учреждения – милиции. Тоскливый бормотун, и вместе с тем какой интересный характер! Действительно, когда влезаешь в ядро атома, на тебя начинают действовать не только силы отталкивания, но и силы притяжения. Штруму импонировало почти пацанское, пролетарское миропонимание Смирнова, отличное от такового у алчных ментов.

В один из дней они встретились, чтобы обсудить, как вытащить Паука. Во время беседы Штрум улыбался почти гагаринской улыбкой, но очень хорошо было видно, что спокойствие дается ему нелегко. Как-то само собой беседа зашла за Разгона. Штрум не любил пустопорожнюю болтовню и критиканство, но тут, не удержавшись, пустился в нытьё. – … Андрей Разгон… ухоженный богатый дегенерат… вы только поглядите, какой славный мальчик: он и бизнесмен, он и разработчик инновационного интернет-проекта, и из хорошей семьи и сам, оказывается, примерный семьянин. Так приторно, что кажется намеренной рекламой какого-то рождественского персонажа. Так и просится, чтобы его выдернули из совершенного пластикового мирка, где всё хорошо, и окунули в дерьмо.

Но нужно было выводить разговор в конкретное русло, и Штрум выложил всё, что знал насчет аферы с векселями. Дело имело национально-экстремистский оттенок, на котором можно было хорошо сыграть: фигурантами выступали чеченские головорезы Лечи Вайнах, Умар Радулов и Заза Вахаев, на которых заведено куча уголовных дел. Много было названо конкретных имен, адресов, точных сведений, но вернувшись к себе на район, Штрум с досадой подумал, что ничего конкретно для себя не поимел с того, что сдал несимпатичного коммерса.

«Заболтал меня Смирнов, черт языкатый!» – ругнулся Штрум.