От пикника, устроенного в Невском лесопарке, Штрума оторвал звонок Блайваса, предложившего срочно встретиться. Зная, чтоʹ это за встречи, Штрум наотрез отказался куда-либо ехать – бросать Марианну, своих пацанов, шашлыки и напитки ради игры в гляделки с волооким Блайвасом. И тот был вынужден приехать сам.
Штрум вышел на дорогу и вопросительно уставился на серый Форд Фокус, притормозивший позади Хаммера. В кустах, метрах в десяти от своего командира, притаился Змей и ещё трое бойцов Фольксштурма. Из Хаммера с притворными улыбками выбрались Блайвас и Радько. Здороваясь за руку, Штрум отметил легкое дрожание ладони Блайваса. Насторожила и напряженная красная физиономия Радько. Штрум покосился в сторону Форда:
– Кого это ты за собой приволок?
Бросив пить и разжирев на Макдональдс-диетах, Блайвас выглядел так же аппетитно, как доска почёта в притоне для алкашей.
– Нужно обсудить одно дельце, – понуро засопел он, уравняв цвет своего лица с цветом травы.
– Как себя чувствуешь?
– Что? – Блайвас выглядел довольно неаппетино, куда только подевались его тошнотворные квазибандитские прихваты, сейчас он выглядел хуже последнего районного говнаря, спалившегося на мелкой краже.
Если до этого у Штрума оставались какие-то сомнения насчет Блайваса и Радько – за счет того, что когда-то брали под опеку и покровительствовали, то в эту минуту они окончательно превратились в его глазах в понторезов и фуфломётов.
– Странно себя ведёшь.
Глаза Блайваса заметались подобно мышам, почуявшим кота.
– Хозяин за тебя спрашивал.
Штрум медленно стал переносить центр тяжести вперёд, словно готовясь к удару:
– Это не объясняет твой страх.
С презрением и негодованием он отшатнулся, тогда как Змей, зорко следя за беседой, напрягся, как пружина, и был готов прыгнуть на врага в любую секунду. Затаенное беспокойство, обуявшее Блайваса, не укрылось от Штрума, сурово зазвучал его голос:
– Мой бывший человек, Шакал, тупо спалился на говне, и сдал ментам за всю масть. И его нашли в камере мертвым. Прикинь, вчера ночью. Блин, вот дела творятся, а, Винц?
Выдержав паузу, Штрум докончил:
– Надеюсь, у тебя есть в чём сознаться в обмен на сказанное мной.
Радько поспешил своему напарнику на помощь.
– Хозяин спрашивал за тебя на прошлой неделе, в Талион-клубе, и в позапрошлый приезд. Но нам было некогда, мы занимались конвейером, там на открытии во вторник будет телевидение, мы не укладывались в график. Если не подготовимся, весь наш проект с Хаммерами накроется огромной лохматой пилоткой.
– Когда он тебя спросит, ты скажешь, что тебя эти дни не было в городе, ладненько? – подхватил Блайвас.
Когда Радько говорит о делах, ничего хорошего из этого не выйдет. Он просто болтун. Он всю дорогу ходил в дизайнерских шмотках, выливал на себя слишком много спрея для волос и давал слишком многим у себя отсосать. Тому, что он говорит, нельзя верить.
– Он меня спросит? – недоверчиво покосился Штрум.
Радько ответил:
– Хозяин хочет с тобой поговорить, он будет тут во вторник.
Теперь Штрум удивился всерьез.
– Со мной? Поговорить?
Блайвас отвёл взгляд и хрюкнул:
– Ты сам спрашивал: политическое движение, штурмовые бригады, охранные агентства.
Радько продолжил объяснение:
– Но надо показать работу. На Исаакиевской площади будет мероприятие, посвященное футбольному матчу, на этом мероприятии соберутся фанаты…
Запнувшись, он мгновение смотрел в глаза Штруму, затем сказал: «Сейчас… мы не волокём по этой теме, позову специалиста, он специально из Москвы…»
Радько бросился к Форду, озадаченный Штрум вопросительно ждал. Наконец, Радько привёл невысокого белесого мужчину средних лет в сером спортивном костюме, представившегося Раймондом. Он говорил с вязким прибалтийским акцентом, и Штрум подумал, что прибалты – те же гуки, которых давно пора отправить к шайтану на шампур. Слушая его речь, командир Фольксштурма ещё раз мысленно проверил список людей, которым можно верить – Радько и Блайваса там не оказалось.
– …на матч Зенит-Терек приедут больше двух тысяч московских фанатов, из которых больше тысячи – не чтобы смотреть матч, а чтобы его сорвать, – говорил Раймонд. – Они плохо относятся к кавказской команде Терек и намерены сделать всё возможное, чтобы выбросить её из чемпионата России. В моём распоряжении около сотни заводил, как мы их называем «хаоты». Это опытные ребята, которые помогут завести толпу и погнать её на Невский проспект, а оттуда – на Петровский стадион.
Штруму показалось, что он соприкоснулся с каким-то параллельным миром – хотя он прекрасно знал, что такое футбол и околофутбол, и участвовал в совместных с фанатами акциях.
– Но при чём тут я?
– А-а-а… – Раймонд повернулся к Блайвасу. – Господин Коршунов, с которым я как бы…
– Раймонд работает на Хозяина, – заговорил Блайвас с гораздо большим убеждением, чем несколько минут назад. – Взыскание долгов, в основном по регионам, наказать непослушных, устроить заварушку…
– Как мы раньше, только мы отошли от этого, находимся на хозяйстве, – прибавил Радько.
Раймонд докончил:
– Не наша задача понимать, зачем это нужно господину Коршунову, наша задача устроить потасовку на Исаакиевской площади во время проведения концерта. А ваша задача – понравиться господину Коршунову, чтобы он взял вас на работу, или решил для вас какие-то вопросы.
До Штрума, наконец, дошло. Коршунову нужны в Питере серьёзные бойцы, посерьёзнее, чем сдувшиеся бычары Блайвас и Радько, и он поручил им найти таких бойцов. Но Блайвас и Радько, занятые своим мелкотравчатым бизнесом, продинамили Хозяина – отсюда их виноватый вид. Возможно, они, как обычно, растратили выделенные на это средства. И сейчас они боятся, что их крысятничество вскроется.
Раймонду он поверил – как веришь хирургу, дающему урок трепанации черепа. Воодушевлённый внезапно открывшимися перспективами, Штрум приступил к обсуждению предстоящей акции:
– Но если ты хочешь сорвать матч, почему Исаакиевская площадь? Надо устраивать кипиш на стадионе, или рядом. Толпа физически не дойдёт от Исаакия и до Петровского стадиона – их десять раз остановят менты.
Раймонд вступил в полемику:
– Да, но на Исаакиевской площади запланирован концерт – департамент культуры пригласил несколько рок-групп, гарантированно соберутся фанаты и активная до беспорядков молодёжь, там будет трибуна для выступления. Это произойдет в первой половине дня, и мы в крайнем случае успеваем перебросить основных участников моба к стадиону на микроавтобусах…
Они углубились в обсуждение акции. Отойдя в сторону, Радько и Блайвас молча наблюдали. Боевые соратники Штрума, из-за деревьев – тоже. По окончанию встречи Блайвас сказал, что Хозяин не определился, где примет, скорее всего в Талион-клубе, либо в доме на углу Кирпичного переулка и Большой Морской улицы, в котором живёт его любовница. Штрум кивнул: ему известны оба адреса, когда-то и ему приходилось слоняться вокруг в оцеплении, охраняя покой и безопасность Хозяина.
Когда всё было вырешено, Раймонд сказал, что господину Коршунову очень важно, чтобы демонстранты вышли на Невский проспект и устроили там беспорядки. И от того, как Штрум проявит себя в этой акции, сколько народу привлечет, будет зависеть расположение господина Коршунова.
Попрощавшись, Штрум вернулся к своим товарищам.
– Левая хуйня, ботва какая-то, – сказал Змей, едва дослушав подробности предстоящей акции.
Штрум потребовал обосновать. Змей спросил, сколько заплатят за участие. Услышав, что всё это делается, чтобы выслужиться перед Коршуновым, чтобы в дальнейшем брать подряды на серьёзную работу, Змей повторил, что считает всё это левой ботвой. Потому что...
– … это Центр, мы там ни разу не работали и не отработали отступление – раз; работа за уважуху чтобы выслужиться перед богатеями – левая хуйня, уже проходили – это два; сотрудничество с мутными москвичами – это три. Достаточно?
Штрум не унимался, он был уверен, что двух минут общения с САМИМ Хозяином будет достаточно, чтобы магнат понял, каких козлов держит, и какие толковые ребята прозябают в безвестности. Потому-то Радько и Блайвас оттягивали эту встречу – тряслись за свои рабочие места. Штруму во что бы то ни стало нужно было убедить Змея, потому что его слово являлось последним при выборе момента к отступлению или даже отмене акции. Он физически чувствовал опасность и если у него оставались хоть малейшие сомнения, Штрум командовал отбой. И оттого, что их бригада ещё нигде не спалилась (в коллективной работе), вокруг Змея образовался какой-то мистический ореол джедая неуязвимости. А последний эпизод с прыжком из окна общаги и вовсе сделал из неприметного юноши ходячую легенду.
– Ладно, – сдался Штрум, когда вернулись к костру, вокруг которого собралась вся компания. – Если ты приедешь на площадь и опять скажешь, что всё это левая ботва, мы свистаем обратно всех наших людей и едем сюда в парк бухать. А фанаты пускай сами устраивают на стадионе кипиш. Окей?!
Змей нехотя согласился: «Оке».