Свидания продолжились. Таня приходила на обследование в конце рабочего дня, чтобы после прийти к Андрею в офис, и чтобы он потом, после работы, отвёз её домой. В это время, как правило, он был один – обычно сотрудники уезжали в пять часов на служебном автобусе кардиоцентра. Юля и Лена поначалу относились к ней настороженно и даже с какой-то ревностью, но отношение переменилось, когда она стала помогать им – отвечать на звонки, выполнять поручения, и даже набирать документы.
Назначенные ей исследования закончились, но Таня продолжала ездить в офис, и никого это не удивляло – она уже стала членом коллектива.
Андрей всеми силами старался позиционировать отношения как дружеские, и не допустить их трансформацию во флирт или что-то более серьёзное. Это у него плохо получалось. Рука сама делала отнюдь не-дружеские жесты – похлопать по попе, когда рядом, якобы чтобы отряхнуть; «попробовать пресс», или «измерить объём грудной клетки», объясняя это тем, что «доктору можно всё». А Таня и сама не противилась этим нескромным движениям.
Он не бросился штудировать подростковые журналы, смотреть разные глупые фильмы, и закупаться дисками молодёжных групп – чтобы общаться с ней на одном языке. Много говорил о работе, и рассуждал вслух о своих взаимоотношениях с компаньоном и клиентами. Её изящные ушки не отягощались этими казалось бы скучными разговорами, напротив, ей это было интереснее, чем если бы он, вместо того, чтобы переносить её в свой мир, старался бы проникнуть в её. Тане хотелось, чтобы ей открыли вселенную, а не сосредоточили её внимание на ней самой и преподнесли ей её же собственные выходки. Поэтому она старалась не выносить на обсуждение свои дела. К тому же сам Андрей, его личность – всё в нём вызывало у Тани доверчивое любопытство: его взгляды, вкусы, рассуждения. Он развлекал её, не прилагая к этому никакого старания.
Впервые они отклонились от маршрута офис-дом спустя две недели после того, как она пришла к нему в откровенном наряде. Приехав на набережную, оставили машину, и спустились по лестнице к воде.
Бирюзовое небо растянулось над городом. Яркое солнце позолотило набережную, и Волга улыбалась в сиянии бесчисленных морщин. Казалось, город в золоте; желтоватая пыль колыхалась над строем его контуров.
Таня в тот день оделась строго, но не категорично, на ней было платье, похожее на нераспустившийся бутон кобальтово-синего цвета и туфли в тон; Андрей был облачен в темно-синий деловой костюм. Бизнес-мен и бизнес-вумен обсуждают деловые вопросы.
Андрей повёл речь о том, что его больше всего сейчас волновало.
– Быстров наклоняет меня со своим Петербургом – вытрахал весь мозг. Говорит «по секрету», а в кардиоцентре уже последняя медсестра знает, что брат ему положил зарплату пять тысяч долларов – даже если он просто приедет туда, и ничего не будет делать.
– У него такой крутой брат?
– Около семисот тысяч долларов в обороте.
– А ты что, собрался переехать в Питер?
– Нет, Танюша, ближайшие несколько лет не поеду. Да и сам Быстров… обычно, когда много говорят, то ничего не делают. А если что-то делают, то молча. Хотя… про Быстрова ничего нельзя сказать наверняка. Все успешные люди непредсказуемые. Просчитываемый человек всегда на побегушках, в заднице. На этом принципе, предсказуемости, основаны все управленческие механизмы – религии, воинские уставы, своды законов, корпоративные правила, разные там этические нормы и общечеловеческие принципы. Рабочую единицу заставляют выучить эти правила, чтобы потом она двигалась в проложенной для неё колее условностей и предубеждений.
Так говорил Андрей, а Таня его слушала. Когда он умолк, она сказала:
– Ты такой красивый, такой мужественный.
– Буду для тебя всем, чем только пожелаешь, – ответил он, придав лицу выражение предельной серьёзности.
Она тут же нашлась и проговорила с очаровательным задором:
– Разводись с женой, и женись на мне!
Андрей смутился, и, глядя в её по-детски наивные глаза, стал плести словесные кружева, мол всё обсуждаемо, он всегда открыт для диалога. Но не успел он сформулировать какую-то внятную мысль, как Таня сама пришла ему на помощь:
– Прости меня, Андрей, я сморозила глупость. Прости, не обращай внимание, я просто дура.
Он был поражен виртуозностью этого проброса, предполагалось, что ему следует оценить её бескорыстное чувство. Её губы были приоткрыты для улыбки и поцелуя, и он, не удержавшись, поцеловал. Она не вернула ему поцелуй, всё получилось слишком целомудренно, она отстранилась, а когда он попытался повторить, стала защищаться новостями: химичка дура, Ленин парень продал машину, Кирилл размолотил гору тарелок.
Но Андрея не так-то просто было остудить. Он держал её в своих объятиях, трепыхающуюся, как пойманная птица, пытаясь поцеловать это ни с чем не сравнимое сокровище. Наконец, она нашла самую безопасную для себя позицию – прижавшись к нему, положила голову ему на плечо. И, заливаясь смехом, принялась его дразнить. За какие-то несколько мгновений Андрей пережил бурю восторга, страстей, и огорчений, он жаждал более сильных ощущений, но слова, произнесенные с очаровательной ласковостью, охладили его пыл.
– Андрей… отпусти… пожалуйста.
Потом, когда сели в машину, до него дошло, как неосмотрительно он себя повёл, поддавшись очаровнию её неповторимой красоты. Соблазнение юной особы, далеко не простой, да ещё на центральной набережной, где полгорода тусуется. Но с другой стороны, в жизни прекрасны лишь страсти, а страсти нелепы.
Когда подъехали к подъезду, она сказала:
– Ты похож на святого Иосифа.
Андрей сделал вид, что не понимает, о ком речь.
– Ну, наш знакомый, в УВД работает, Давиденко фамилия.
И, быстро попрощавшись, выскользнула из машины. Выехав со двора, Андрей остановился у киоска, чтобы купить холодной воды. Но даже доехав до стоянки, некоторое время сидел в машине, ему нужно было прийти в себя. Сердце бешено колотилось, мысли вихрем проносились в голове. Там, на набережной, он настолько был взбудоражен, что был на грани того, чтобы взять Таню силой. Да, она способна внушить такую жгучую страсть, что позабудешь обо всём на свете. Вот тебе наивная девчушка, ученица.
Посмотревшись в зеркало, он привёл себя в порядок, вышел из машины. Надо выждать, ибо сказано: не торопись сорвать плод, созрев, он сам к тебе упадёт. К такому выводу пришёл Андрей, дойдя до дома.