Настроение было хуже некуда. Имоджин так и не решилась на откровенный разговор с Ференцем, а водить его за нос стало уже невмоготу. Она тянула время. Сначала виновато опускала глаза, когда начинались месячные и становилось понятно, что в этот раз ничего не получилось. Потом динамила с обследованием (результат которого знала заранее – что проблема в ней, а не в нём). Теперь она приблизилась к терминальной черте – обследование пройдено, результаты у ней на руках, и надо как-то объясниться с Ференцем. А вдруг он её бросит?

Она ехала по пригороду от Габора, с которым обсуждала статью. Речь там шла о Николь Кастиони, депутате швейцарского парламента, которая из никому не известного функционера в одночасье стала звездой постеров, телевизионных ток-шоу и заголовков первых полос, написав книгу «Рассвет после ночи». Это история жизни, в которой нашлось место всему тому, чем можно заинтересовать тупого обывателя: сексуальные домогательства со стороны родственников по детству, грязные притоны и кокаиновые автобаны, венерические заболевания, лечение от наркотической зависимости, гепатита В и прочих хламидиозов, чудесное перерождение. Как водится, девчонка убежала из дому, переехала в другой город, там её соблазнил плохой парень, подсадил на иглу и заставил работать шлюхой. «Сгорая от стыда, шла на панель, мечтая о том, что любимый сутенер будет лучше относиться к ней», 20–25 клиентов в день на протяжении нескольких лет (дама наверное мечтает об этом, потому и пишет). Потом она вдруг опомнилась, вылечилась от многочисленных заболеваний, включая сифилис, гепатит B и наркотическую зависимость (после пяти лет употребления во всё возрастающих дозах!), и запросто так нашла приличного мужа, родила двух здоровых детей, и пролезла в депутаты (после того, как наркотиками уничтожила все мозги!). Тут её стало распирать от невысказанного, она открыла мужу своё прошлое, а затем решила открыться всему миру. Попутно взяла шефство над отечественным путантрестом – регулярно встречается с проститутками, вникает в их проблемы и в меру возможностей решает их (какая трогательная забота!)

Бред кошмарный, и Имоджин выворачивало наружу от подобных историй, но если швейцарцев пропёрло от этого, то чем венгры лучше? Но Габор лишь поморщился: «Говно товар». И объяснил, что чернуха-порнуха – это неформат, журнал должен быть полон нежных песен о чарующем мире, где в воздухе разлит аромат кожаных салонов «бентли», всюду слышится мелодичное пение телефонов Vertu, а грибы (исключительно лисички) растут сразу в горшках с гречневой кашей (как в ресторане Aranyszarvas). Если уж описывать криминал с пороками – без них действительно скучно! – то очерк должен быть напичкан геями и всевозможными дольче-габбанами, чтоб были туго посаженные голубые джинсы, рубашки цвета русского снега, юзанные презервативы и так далее по списку.

Как всё-таки действует чернуха-порнуха на всех без исключения людей! Габор плевался, но всё-таки дважды перечитал весь текст и сделал массу комментариев:

– … не могла эта Николь придумать что-то более правдоподобное – несколько лет плотно сидела на кокаине и героине (фактически мозг умер), плюс букет вензаболеваний, после чего она становится депутатом и рожает двух здоровых ребятишек. Да, писдеть – не мешки ворочать.

Но успех Николь Кастиони его впечатлил – уж очень ловко она пролезла в телеэфир и на страницы таблоидов.

Имоджин стало дурно, едва она подумала о том, что кто-то запросто рожает двух здоровых ребятишек, а ей такая возможность не представилась. Она резко затормозила, положила голову на руль и разревелась.

Сколько прошло времени, она не знала. В голове шумело, мысли прыгали, и нужной идеи среди них не было. Сегодня нужно объясниться с Ференцем… или отвлечь его внимание чем-то другим, чтобы он не спрашивал насчёт анализов. Но чем? Он думает о детях постоянно, в новой квартире уже предусмотрена детская с соотвествующим интерьером.

Тут она сфокусировала взгляд, и увидела на противоположной стороне парочку – представительный мужчина лет около сорока и юноша лет 16-ти. Одеты фриковато – во всём кислотно-ярком, стоят, обнимаются. Отец и сын? Любовники? Позади них – строгая кованая ограда, за ней – лужайка и далее – стеклянный фасад трёхэтажной виллы в стиле хай-тек. На фоне традиционной архитектуры этот дом выпирал своей индустриальностью. У ворот – новенький блестящий «Ягуар». (И старенькие опели с фольксвагенами у соседних домов). Яркое пятно на молчаливой скучной улице.

Имоджин вспомнила наставления Габора: геи, дольче-габбаны, и, высунувшись из окна, сделала несколько снимков этой сладкой парочки. «Фрики – старый и малый» – мысленно назвала она снимок. Положив камеру на переднее сиденье, она взялась обеими руками за руль, выпрямила спину, глубоко вдохнула и выдохнула. Надо настроиться на серьёзный разговор. Рассказать Ференцу всё как есть, и будь, что будет. Да, ещё надо предоставить конкретную информацию по усыновлению, чтобы он видел реальные перспективы совместной жизни с ней, Имоджин, а не мечтал о другой женщине, от которой сможет иметь детей.

В зеркале заднего вида мелькнуло ярко-фиолетовое пятно – кто-то из тех двоих обошёл машину сзади. И в ту же секунду правая передняя дверь распахнулась, «старый фрик» с перекошенным злобой лицом взял камеру, со всего размаху хватил ею об асфальт, и принялся ожесточенно топтать её ногами.

Выскочив наружу, Имоджин обежала машину и набросилась на него:

– Что ты делаешь, придурок!

Мужчина пнул раздавленные обломки камеры, и они разлетелись по тротуару, затем, с силой оттолкнув Имоджин, так, что она чуть не упала, пошёл обратно, к своему «ягуару».

– Скотина, ты поплатишься за это! – крикнула ему вдогонку Имоджин.

Но он, не оборачиваясь, лишь поднял правую руку с торчащим кверху средним пальцем. Ей ничего не оставалось делать, как, запомнив номер машины обидчика, извергая проклятия, сесть в свой «Пежо». Оттуда, вся в ярости, она позвонила Ференцу.

– … ты не представляешь, он чуть не убил меня! – кричала она в трубку. – Дикое, необузданное животное! Он разбил мою камеру!

Ференц, весь на взводе, постарался ответить как можно спокойнее.

– … дорогая, сейчас я подъеду, и разберусь с животным.

Понемногу она пришла в себя.

– Что мне делать, Ференц?

– Жди меня там, я скоро буду.