Штейн приехал в Волгоград во второй половине сентября.

«У него это уже вошло в систему», – мрачно подумал Андрей.

За день до этого позвонил Ион (своей фирмы у него не было, он возил с собой пропечатанные незаполненные документы Совинкома, сам отгружал товар клиентам по всему Югу России, потом забирал у Андрея перечисленные ими деньги за вычетом 15 %). Обсудив очередную сделку, он рассказал интересный случай. В Ростове в одной из больниц он столкнулся с Штейном, который, отмывшись от извёстки, стал ходить по клиентам. Общительный Ион не упускал возможности расширить свой бизнес, и вступил в беседу – может, что-нибудь наклюнется. Прозвучало слово «Совинком», Штейн заинтересовался, и Ион сообщил ему, что уже давно сотрудничает с этой фирмой.

Связь была плохая, к тому же говорил Ион скороговоркой, с каким-то молдавано-адыгейским акцентом, глотал окончания, и было не разобрать, выложил ли он Штейну всю историю продаж, или только намекнул, что знает об этой фирме.

Штейн приехал в офис и привёз с собой Алёну – интересную шатенку в стильных очках, белой рубашке с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами, серых брюках, лакированных туфлях на шпильках, таких называют «интеллектуалками» и водят в кофейни, чтобы поговорить о высоколобом авангарде. Больше ничего от них не добьёшься – такая, видимо, программа заложена. Штейн сказал, что эта симпатичная ростовчанка – бухгалтер-делопроизводитель, бизнес-секретарь, менеджер, заместитель, и бог весть кто ещё.

Андрей кивнул – понятно, боевая подруга с широкими полномочиями. Работа – это напряженное развлечение.

Её привезли в Волгоград, чтобы провести ревизию, и перенести товарно-материальные ценности с Совинкома на новое ООО, зарегистрированное в Ростове (которое тоже назвали Совинкомом). Стремительно, от эпизода к эпизоду, нарастала осмысленность Штейна – от подспудных подозрений и слухов до конкретных свидетельских показаний о том, что компаньон ведёт двойную игру. Скрывать которую Андрей уже и не пытался, да и невозможно было это сделать на хорошо просматриваемой территории, которую представлял собой рынок Южного региона – как нельзя скрыть степной ветер от идущего степью человека. Силовые линии вокруг этого вопроса сгустились до предела. Запахло грозой.

Они были вчетвером в офисе – Алёна и Надежда, два символических бухгалтера, и два компаньона, один из которых постепенно становился символическим. Реальных сотрудников Андрей выпроводил, поклявшись себе, что последний раз устраивает эти «Совинкомовские деревни». Если на начальном этапе приходилось изображать кипучую деятельность, то сейчас стало с точностью до наоборот.

Этим утром он застал Лену Николову с совком и веником – она подметала пол.

– Что это ещё за день совка? – спросил он, перешагнув через горку мусора.

– Уборщица слегла, – ответила Лена.

И теперь, глядя на «интеллектуалку», штудирующую предоставленную ей документацию, Андрей вспомнил утренний случай, и посетовал, что слегли нужные люди, а вот эти никак не слегнут. Алёна напряженно всматривалась, стучала по клавишам калькулятора, что-то записывала, Штейн, сурово глядя на Андрея, брал отложенные ею бумаги, мельком глядел на них, время от времени задавая вопросы:

– Крымская больница какая-то, что-то не припоминаю.

– Новый клиент, – лениво отмахнулся Андрей.

– Девяносто тысяч от железнодорожной больницы… ты не говорил мне об этом.

– Это было в отчёте, проверь.

– Ничего не слышал об этой сделке.

Штейну ежемесячно высылались примерно одинаковые отчеты, и как раз железнодорожная больница фигурировала почти постоянно. Но он, беря очередной документ, и даже не глядя на него, говорил, что ничего не знает об этих сделках, заводясь всё больше и больше. А «интеллектуалка» разжигала его страсть, находя неточности и нестыковки, и громко сообщая об этом – как школьный зубрила, которому нужно поскорее выдать информацию, пока не забыл. Она могла бы и не сидеть так долго – ей дали документы вразнобой, всего понемногу: немного банковских выписок, немного накладных, примерно одну двадцатую от всего документооборота, и совсем не дали бухгалтерскую базу. Любой сведущий бухгалтер на её месте с ходу отказался бы принимать в таком виде бумаги, но она решила показать свои знания и готовила развёрнутый отчёт.

Так они сидели вчетвером за длинным приставным столом, стоящим перпендикулярно директорскому – Андрей напротив Штейна, рядом с которым находилась Алёна в очках, рядом с ней – безмолвная Надежда. О чём бы ни говорилось, у неё всегда было такое выражение лица, будто ей всё понятно. Скажи ей, что она дура, она бы и это восприняла с пониманием. Светлые букли спускались вдоль её щёк, словно печальные ветви плакучей ивы, склоненные над водой. Она смотрела невидящим взором, унесясь куда-то мечтой. Кротость этой бухгалтерши диссонировала с резвостью её молодой ростовской коллеги.

Время от времени звонил телефон, и Андрей подходил к базе, установленной на другом конце кабинета, на секретарском столе, чтобы ответить.

– У тебя тут какие-то побочные дела, о которых я не знаю, – продолжил Штейн. – Ты мечешься, подбираешь мелкие заказы, скрываешь от меня – вместо того, чтобы двигаться в правильном направлении.

– Как бы это… не хватает выписок за целую неделю. – воодушевленно сообщила Алёна.

Надежда понимающе кивнула.

– Просмотри хотя бы документы, сверь с отчётами, – мягко возразил Андрей.

Отсутствие всех необходимых документов – это не слухи и не домыслы. Не иллюзии и измышления. Перед Штейном был только факт – реальный и убедительный в своей реальности. Но факт, доведённый в самом существе своём до того предела, где он возрастает до трагедии невиданной силы, где сама сила этой трагедии возводит его в степень всеобщую и абсолютную.

– Не плюй в колодец, пригодится воды напиться, – произнёс он с лёгким дрожанием подбородка.

Андрей в ответ на эту поражающую новизной мысль насильственно сделал приятное лицо, и, покопавшись в тумбочке, вынул оттуда несколько накладных, и передал Алёне. Хорошая пища для её аналитического ума.

Закончив, Алёна проверила исписанную ею бумагу – целых пять листов, внесла поправки, затем ещё раз проверила, и доложила своему работодателю о готовности к отчёту.

– Да, давай проясним, что тут творится, – важно произнёс Штейн, всё ещё смотря на Андрея своим пасторским взглядом. Величавой и бесконечной скорбью веяло от его лба, глаз, бровей, ото всей его седой головы.

– Это шокинг! – патетично воскликнула Алена.

В течение двадцати минут интеллектуалка рассказывала о том, что отчетность на фирме отсутствует, на суммы, фигурирующие в выписках, нет документов, а предъявленные счета-фактуры не находят отражение в выписках. То, что разрозненная первичная документация без базы и с балансом только за прошлый год – это профанация, а не учёт, об этом рассказывалось ещё минут пятнадцать. С таким же успехом можно было рассказывать о том, что день сменяет ночь. Интеллектуалка, несомненно, обладала отягощавшим её грузом знаний, которым не нашла ещё определенное применение.

Посмотрев на часы, Андрей обратился к Штейну, оборвав выступление его усердной работницы:

– Переезды – два за полгода, и «сурки», ты знаешь эту проблему. Возможно, документы потерялись. Бухгалтера занимались этим – передавали друг другу там, я не знаю. Проверяй, если не доверяешь, пусть твоя умница обшмонает тот офис.

Алёна картинно вскинула руки:

– Э-э… это incredible… что всё это значит?!

Сверля взглядом её средостение, крестик, покоящийся между двух бугорков, медленно поднимая взгляд, Андрей устало произнёс:

– А чё ты так нервничаешь.

Она порывисто поднялась и подошла к открытому окну, откуда открывался вид на палисадник, холмы Горной Поляны, вдалеке виднелась Волга. Андрей проследил за ней оценивающим взглядом. Там, видимо, картина для неё стала понемногу проясняться.

– Знаете что, на самом деле… разбирайтесь сами, – бросила она через плечо.

Андрей встал – затекли ноги, и этот давящий взгляд Штейна ужасно напрягал. Прошёлся по направлению к выходу, и, обернувшись, сказал:

– Ты устал, я тоже. Какой-то global misunderstanding… или как это по-русски сказать.

Штейн был вынужден развернуть стул, чтобы ответить.

– Я понимаю. Но ты меня тоже должен понять. Ты видишь мои сделки, я приносил в компанию все свои наработки. А тут я узнаю, что ты ведешь деятельность…

Напружинившись, повысив голос, он выдал несколько гневных фраз; при этом пафос действия и напор обличительной мощи принял почти брутальный оттенок.

Андрей устало свалился на диван, стоящий у входа:

– А что деятельность… Ты спроси меня: Андрей, как ты себя чувствуешь, знаешь ли ты о существовании суббот и воскресений! А я тебе отвечу: я охуенно устал, Вениамин, из месяца я десять дней бываю дома, при всем при том, что дома ждёт меня грудной ребёнок.

Оторвавшись от созерцания пейзажа за окном, Алёна спросила:

– Может, вы разберётесь без нас, на самом деле?!

Штейн вынул из пакета объёмную пачку документов:

– Давай пройдёмся по всем сделкам с начала года. У меня с собой все присланные отчеты, и я должен видеть все подтверждающие документы – выписки, счета фактуры, документы от поставщиков. Иначе… я не могу, мне нужно документальное подтверждение на каждую цифру.

Он вынул бумаги из прозрачного файла, лежащего поверх остальных:

– Двадцатого января мы отгрузили семь коробок мерсилена 6–0 и три упаковки хирургической стали FEP-15…

Алёна подошла к столу и села напротив Штейна на то место, где до этого сидел Андрей:

– Тут действительно проблемы именно с бухгалтерией и учётом.

Бросив быстрый взгляд на просмотренные ею бумаги, добавила:

– Тут не будет всех подтверждающих документов, особенно если они переезжали два раза. Разумнее… как бы… не возиться со всем этим, а принять на баланс новой фирмы складские остатки и перечислить деньги с расчетного счета. И начать, на самом деле, заключать договора с клиентами от новой фирмы.

Надежда продолжала понимающе кивать, блуждающий взгляд её скользил от одного участника беседы к другому.

Алёна посмотрела поверх очков на Андрея, а он посмотрел на её крестик. В этот момент он почувствовал в ней союзницу. Да, с какой стороны ни посмотри, ну никак эта гламурная сексапилка не гармонирует с образом Штейна, в котором очевидны и печаль, и мудрость, и боль решений.

– Были сделки, о которых я не знал, но должен был…

В то мгновенье, когда Штейн проговаривал причины, по которым он «должен был всё знать», дверь в кабинет открылась так порывисто, что он от удивления замолк. Вошла Таня, и, шумно хлопнув дверью, обронив на ходу «Здрасьте подкрасьте», прошла к секретарскому месту, и, плюхнувшись в кресло, бросила сумку на стол.

– Замонали эти диаграммы. Как кровь влияет на мочу, кто мне скажет.

Перед глазами Андрея всё ещё мелькали разрезы на её джинсах – на правом бедре и на левой коленке. Посмотрев на её сияющее лицо, он ощутил, как же душно от напряженного словесного поединка, и, ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, ответил:

– Если кровь спокойна, то моча не бьёт в голову.

– Эт па-анятно, – усмехнулась Таня, не обращая внимание на посетителей. – Как дела что ли, чего такой смурной?!

Алёна взяла папку «Банк», и, просмотрев несколько страниц, картинно вскинула руки:

– OMGadable! На эту сделку – с мерсиленом 6–0 и хирургической сталью – выписок нет на самом деле. Что там дальше?

Андрей почувствовал, что союзник переметнулся на сторону противника. Штейн поднял свой суровый взгляд:

– Мы должны сейчас всё выяснить. С 14-го февраля 1999 года по сегодняшний сентябрь 2000 года у меня не прояснилась ситуация по сделкам, а именно…

Он стал раскладывать бумаги, перечисляя даты, коды, названия больниц. Таня всё ещё ждала ответа на свой вопрос, и Андрей ей сказал:

– Вообще я вахуе сегодня. День такой длинный, тягостный, и от начала до конца полная х**ня творится.

– Такая же заморочка, – ответила она. – В лаборатории я чот там попутала, не туда пописала.

Надежда, всё так же покачивая головой, встала, и направилась к журнальному столику, чтобы включить чайник. Включив, уселась на диван рядом с Андреем.

– Тут полная неразбериха! – раздался возмущённый голос «интеллектуалки». – Это просто incredible! Без бухгалтерской базы проверка… как бы невозможна в принципе. Где ваш 1С?

Раскрыв чайную упаковку, пересчитав пакетики, Надежда подтвердила:

– Без один эс невозможно. На линолеумном заводе, где я работала, в один эс вгоняли весь линолеум – до каждого сантиметрика, вот это был учёт.

Тут зазвонил телефон. Таня подняла трубку:

– Алло, Совинком, здравствуйте… Да, сейчас вам подскажу…

Открыв на компьютере программу 1С, она нашла нужный документ, и ответила:

– Наталья Владимировна… записывайте: счёт фактура С-0005647 от 12.07.2000, по платежному поручению № 364 от 06.07.2000. Ой, спасибо, вам то же. До свидания.

И положила трубку.

Для интеллектуалки ситуация прояснилась окончательно. Развязная школьница в рваных джинсах имеет доступ к программе, а их здесь держат за придурков.

Андрей счёл момент подходящим, чтобы вмешаться. Поднявшись, направился к своему столу:

– Ты говоришь: «надо прояснить», «у меня нет сведений по сделкам», что ты там ещё сказал… Давай проясним. Я, допустим, забыл что-то добавить в отчёт, мог ведь. Но я также забыл внести некоторые расходы. Мебель, на которой ты сидишь, откуда она, по-твоему? Дед Мороз принёс? Благотворительная помощь в РКБ на открытие роддома кто перечислил? В приказном порядке попросили, иначе работать не будут. Я говорил тебе об этом, ты заиграл всё дело, пришлось самому раскошелиться. А встречные проверки кардиоцентра, расходы на «помойки», швейцарский хирургический костюм Быстрову, подарки другим клиентам, поздравления с праздниками, другие издержки, которых слишком до х** и которые тебе до п**ды. А сотрудники, «сурки» и прочие козлы, организовавшие свои фирмы, начали топтать наши грядки – ты в курсе проблемы – с ними решались вопросы – тоже не бесплатно. А… Ладно, чего уж там! Давай, ищи то, что я, по-твоему, укрыл, а я напомню тебе о расходах, незаслуженно тобою забытых. Затем подведём баланс.

Он сел в своё директорское кресло, Штейн с Алёной сидели перед ним, как рядовые сотрудники. Откинувшись, Андрей оценил реакцию интеллектуалки по дрожанию крестика на её груди – она порывисто дышала, не зная, как реагировать на нецензурщину, настолько это было incredible, но вместе с тем, на самом деле, очень брутально.

– Теперь такой вопрос начинается, – продолжил Андрей, оценив волнение Алёниной груди, – эта очкастая, я… как бы… не знаю, кто она такая, и что делает в нашем офисе. Я не принимал её на работу… на самом деле…, её нет в штатном расписании Совинкома – не веришь, взгляни хотя б одним глазком.

Они пристально смотрели друг на друга, и продолжали смотреть некоторое время после того, как Алёна, схватив сумочку, с криками «OMGadable!» выбежала из кабинета.

– Это всё недобросовестные сотрудники, – наконец, выдавил Штейн. – Ты очень доверчивый, и тебя все обманывают.

Он встал и обратился к последнему из оставшихся в кабинете бухгалтеров:

– Надежда… вы не оправдали наших надежд!

И стал медленно приближаться к ней, быстро заводясь, и пока дошёл, успел накричать, закатить истерику, обвинить, оскорбить, и уволить. Голос его гневным рокотом, как ручей – ущелье, наполнил помещение, на Надежду хлынул бурный поток негодования, который не удалось выплеснуть на Андрея. Он разоблачил бездействие и безответственность; и взмахом руки словно сорвал завесу будущего, и перед ошеломленными зрителями разверзлась дымящаяся бездна. Адский адъ! Все в ад!!! Возле дивана, этого последнего прибежища символического бухгалтера, Штейн закончил монолог следующей уничижительной фразой:

– Мы увольняем вас, прошу освободить помещение немедленно.

Андрей как бы в оправдание перед увольняемой развёл руками – мол, сам пострадал от тирана. Таня изумлённо смотрела на Штейна – в пароксизмах он был реально роскошен.

Поднявшись с дивана, Надежда подошла к секретарскому столу, стала выдвигать ящики, вынимать оттуда свои вещи, складывать их в пакет. Она путалась, роняла, поднимала с пола, складывала обратно.

Наконец, она собрала всё, что нужно, подошла к журнальному столику, прихватила свою чайную кружку, и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Женщина с жилистыми руками и простым сердцем, которая всю жизнь исполняла со смиренным величием свою повседневную работу, достойно удалилась, завершив свою миссию на Совинкоме.

Выйдя из за стола, Андрей направился к Тане.

– Что там делаешь, играешь в игрушки?

Несколько секунд Штейн стоял с видом человека, выполнившего тяжёлую, но необходимую работу.

– Теперь мы можем спокойно поговорить? – обратился он к Андрею.

И красноречиво посмотрел на Таню. Но у Андрея для этой игры были продуманы другие ходы – и Штейн не угадал насчёт того, какая фигура покинет поле.

– Давай потом, у неё сейчас процедуры, нам надо тут позаниматься.

Штейн был сама смиренность:

– Ну, ничего, я подожду. Ты же не против, это ведь наш офис.

– Ты не понял, процедуры будут именно здесь – сейчас принесут капельницы, другие все дела, медсестра только ждёт звонка. Девушке придётся обнажиться.

Таня усердно закивала: мол, так всё и будет.

Штейн печально вздохнул, вернулся к столу и принялся собирать бумаги, напоминая своим видом ушедшую Надежду.

– Позвони, как освободишься, – сказал он уже в дверях.

И вышел.

Приблизившись к Тане, Андрей сунул руку в прорезь на её штанине:

– Чего не заштопаешь? Ходишь, как оборванец.

Она оживилась:

– Собрался обнажать меня?

Он посмотрел время на компьютере:

– Сейчас пять… Побудем тут часик, мало ли, кто ещё позвонит из клиентов, потом поедем.

* * *

Андрей позвонил Штейну вечером – достаточно поздно, чтобы уже не встречаться. А телефонный разговор как-то не клеился – оба уже столько наговорили, что пора бы помолчать. Но, нужно было как-то развязываться, и Андрей спросил:

– Как там твоя тёлка?

Впервые он заговорил с ним в таком тоне, обычно женская тема затрагивалась издалека. Вроде как есть такие существа, а вроде и нет, а детей приносит почтальон и оставляет у подъезда.

– Уехала на поезде, – ответил Штейн. – Пропали деньги – администратор не вернул. И ничего у меня с ней нет, это просто сотрудница.

– Ты оплатил ей гостиницу?

– Да, «Октябрьскую».

Андрей присвистнул – патологически жадный Штейн оплатил только что нанятой сотруднице одну из лучших гостиниц в городе!

– Ну, а твоя… – в свою очередь поинтересовался Штейн.

– Не «моя» она. Таня – родственница – сестра там троюродная… седьмая вода на киселе.

– Серьёзно? А я думал… ты обнажать её собрался в офисе… ну, чтоб подешевле, не в гостинице. Девочка так очень даже ничего!

Вот это сюрприз! От Андрея не ускользнуло, как чопорный компаньон поглядывает на хорошеньких отроковиц, но не предполагал, что он способен вслух обсуждать это.

– Она ещё школьница, это совсем не то, что ты думаешь. У неё действительно сложности… по здоровью, она проходит обследование.

Штейн отпустил ещё пару замечаний, показав себя тонким ценителем девичьей красоты и знатоком некоторых анатомо-физиологических особенностей. И развил бы эту тему, но Андрей прервал его, спросив, что он собирается делать с Алёной.

– Может, оставим её, – произнёс Штейн просительным тоном. – Она грамотный бухгалтер, ответственный человек, по крайней мере, лучше, чем те, которых ты набирал, особенно последняя Надежда.

– Я и не говорю, что она плохая. Мне не понравилось, что ты её поставил контролёром.

– Андрей… давай забудем… это недоразумение. Как ты правильно выразился, global misunderstanding.

Заговорили о делах. Штейн сказал, что Алёна увезла документы новой фирмы, которые должны быть подписаны обоими компаньонами. Кроме того, им нужно заверить у нотариуса банковскую карточку. Ещё необходимо обсудить с Алёной, как компаньоны, находясь в разных городах, будут подписывать платёжные поручения. И ещё о многом надо с ней поговорить.

Очевидно, ему нравился сам процесс обсуждения с ней разных вопросов. Андрей не стал рассеивать его заблуждения и говорить о том, что все озвученные задачи решаются в две минуты, и для этого не нужно привлекать мозги «интеллектуалки». Не стал разубеждать, что заверять банковскую карточку можно в любом городе России, необязательно в том, где находится расчетный счёт. Надо было поскорее вывезти Штейна, и Андрей предложил ночью выехать в Ростов, чтобы там всё заверить, подписать и обсудить. Не самая приятная компания для поездки, но деваться было некуда.

По дороге Штейн, в котором продолжала кипеть злость, разоблачил своих бывших хозяев – руководство Джонсона, в их лице пролопотал приговор обреченному и коррумпированному универсуму, и опять же затронул тему «побочной деятельности» Совинкома, но растеряв вчера смелость открыто обвинять, говорил теперь уже намеками и вместе с тем широкими обобщенными чертами: не было указаний на недобросовестность компаньона, только маловразумительные толкования слухов и предположения о последствиях неразумной и недальновидной политики. Странно, что даже после всего произошедшего до него не дошло, что у компаньонов никогда уже не будут ладиться отношения.

Они прибыли в Ростов около десяти утра, примерно в это же время поездом приехала Алёна. Ей понадобилось время, чтобы привести себя в порядок после Бакинского поезда. Андрей предложил Сайдекс; она, к счастью, не знала, что это такое.

Дожидались её у Штейна на квартире. Он признался, что жуткий педант и перфекционист в отношении обустройства жилища. И это было заметно. Без особых изысков, обычные отделочные материалы, которые можно купить в любом специализированном магазине, и такая же мебель. Присутствовало всё, чему полагается быть в современном доме – прихожая, мягкая мебель, кухонный гарнитур, спальня, бытовая техника, делающая жизнь комфортной. И всё было как-то так устроено, что создавалось ощущение некоей пустоты. То ли продуманная планировка, чтобы ничего не выпирало и не мешало, то ли общая какая-то безжизненность, в которой интерьерные украшения казались купленными по поручению случайным человеком.

А огромный, 2 х 1,5 х 1, аквариум, казался инородным телом. С идеально чистой водой, множеством удивительных водорослей, диковинных рыбок и ракообразных. Это была гордость Вениамина Штейна, его подлинная страсть. Он тратил много времени на поддержание порядка в этом сложном биоценозе, в котором изменение соотношений видов рыб и водорослей может привести к сдвигу pH воды и гибели некоторых популяций. Поэтому нужно тщательно следить за всеми параметрами, правильно кормить, вовремя менять воду. Оказалось, Штейн субботу-воскресенье простаивает на птичьем рынке – торгует водорослями и рыбками. Особой прибыли нет, это хобби. Хотя, некоторые экземпляры стоят очень дорого.

Другой интерьерной принадлежностью была Ирина, его жена, миниатюрная бледная особа, казалось, будто смотришь на неё сквозь дымку, такие у неё были неопределенные черты. Создавалось ощущение, что вся она пропитана благочестием, как елеем. На вид ей было что-то между 18-ю и 40 годами.

Штейн признался, что ночуют они в разных комнатах – ну не может он спать, когда рядом кто-то находится. Андрей подумал, что где-то среди его деловых бумаг находится маршрутизатор движения по квартире – что-то вроде расписания автобусов, в котором указано точное время остановок, и время нахождения на этих остановках.

Пока он занимался аквариумом, Андрей пил чай на кухне и развлекал Ирину дорожными историями. Она вела себя довольно сковано, как-то полуофициально. В перерыве между двумя сюжетами она вдруг что-то спросила про Тадж-Махал.

– Тадж-Махал?! – озадаченно переспросил Андрей. – Индийский храм, есть такое дело.

– Ну а для чего он построен?

По её неожиданно сосредоточенному взгляду ему стало ясно, что это не просто вопрос, а что-то вроде теста. Уж ей-то наверняка известно всё про Индию, раз её муженёк там побывал.

– Послушай, Ира, мой одноклассник ездил в Индию, и кое-что поведал.

И Андрей вкратце рассказал то, что знал по этому вопросу.

Царь с труднопроизносимым именем построил усыпальницу для горячо любимой супруги, у которой было имя попроще – Мумтаз. Так появился Тадж-Махал – красивейший храм Индии, в котором похоронена царица. В дни скорби царь задумался о собственной кончине. И его воображению рисовалась другая усыпальница, соединенная с мавзолеем Мумтаз белым мраморным мостом – символом вечной любви, неподвластной смерти. Тот, второй Тадж-Махал, был задуман в черном цвете. Первый – ослепительно белый. Но царю не удалось осуществить задуманное. Его четвёртый сын убил трёх братьев, наследников престола, отстранил отца от власти, заточил его в тюрьму, и стал править сам. Поэтому второй Тадж-Махал не построили, а когда царь умер, его похоронили в первом, рядом с супругой. Её усыпальница занимает центральную часть зала, под куполом, в то время как могила мужа примостилась сбоку, выглядит гораздо скромнее, и нарушает симметричность и целостность всего ансамбля. Что касается дальнейшего использования, это ведь культовое сооружение, обычно их используют для возвеличения власти – царской, или церковной, смотря у кого на балансе находится здание.

Ирина бесцветно улыбнулась, и было непонятно, какое впечатление произвёл на неё рассказ. К тому же, на кухне появился её муж, и дал полный расклад: высоту мавзолея, общую площадь ансамбля, и расположение полумесяца на куполе по отношению к сторонам света.

Алёна только к часу дня привела себя в порядок, в два они встретились, примерно час обсуждали все вопросы, и около четырёх нашли нотариуса, который согласился их принять. Пришлось ещё уговаривать – была пятница, и Андрею совсем не хотелось оставаться тут до понедельника. Нотариус, жеманная дама бальзаковского возраста, увидев его паспорт, скривилась:

– Прописка Волгоград… фу… вечно к нам это волгоградское жульё лезет.

Это было сказано столь естественно, как говорят обычно жулики, когда хотят подставить невиновного.

К подготовке документов Алёна подошла очень тщательно. Приказы о приёме на работу, трудовые договора, штатное расписание, учётная политика, и так далее. С такой серьёзностью всё это выполнялось ею, что казалось, учреждается транснациональная компания с миллиардными оборотами. Когда подписали то, что нужно было подписать, поехали обсуждать вопросы – в кофейню, естественно. Андрей не ошибся – Алёна была та ещё интеллектуалка, и речь за чашкой кофе пошла об авангарде. Андрей поддержал тему – говорить о чём угодно, только не о делах, особенно не о переносе остатков денежных средств на новую фирму, и не о перезаключении договора с кардиоцентром.

– …авангард – это моя страсть. В Петербурге я побывал на одной выставке, и был совершенно очарован некрореалистической живописью Владимира Кустова, с прекрасными утопленниками, покрытыми пятнами плесени. Что в них хорошего? Да ничего, они дают уверенность в завтрашнем дне.

Штейн также с удовольствием принял участие в разговоре, а недостаток знания предмета компенсировал повышением голоса, бурной жестикуляцией, и ввёртыванием молодёжных жаргонных словечек, – которые были молодёжными лет двадцать назад. Он конечно был и умён, и остроумен, и в то же самое время невыносимо скучен.

Каким-то боком разговор коснулся работы, и он, подозрительно осмотревшись, наклонился к Алёне:

– Ты же понимаешь, что в современной России не все платят налоги аккуратно. Скажу больше: если платить все налоги, как это предписано налоговым кодексом, то можно вылететь в трубу.

И откинулся на спинку стула, наблюдая за реакцией Алёны.

– Как бы да, есть такая проблема на самом деле, и я знаю некоторые способы ухода от налогов…

Штейн прислонил к губам палец: «Тише!»

– На самом деле, у меня есть знакомый – вместе в школе учились – так вот он… как бы занимается этими делами: обналичивание…

И они, в обстановке строжайшей секретности, принялись обсуждать схемы ухода от налогов, напоминая людей, подгадывающих, как бы незаметно написать слово «попа» на исписанном матюгами заборе. Насчёт Алёны было непонятно – подыгрывает она своему директору, или впрямь такая дурочка.

– Так, мне пора, – прервал их обсуждение Андрей. – Уже семь, мне хотя бы к полуночи вернуться домой.

Некоторое время Штейн отговаривал – не обсудили ведь самое главное.

«Вот и хорошо», – подумал Андрей. Вслух же, – вежливо, но твёрдо, сказал, что поедет.

И они попрощались.