«Наверное, это пока в проекте, – решил Андрей. – Когда дело дойдёт до дела, Рыбников оживится». Но тем не менее всё выглядело очень странно. Для главного врача железнодорожной больницы не было сумм маленьких и сумм больших – он одинаково волновался за тысячу и за сто тысяч. Мог позвонить и в шесть утра, и за полночь, чтобы напомнить, уточнить, переспросить. А к сделке на миллионы долларов было проявлено недопустимое равнодушие.

Даже если принять во внимание, что ЖБИ завысит цену на продукцию, отдаваемую за долги, и её придётся реализовывать с дисконтом, всё равно сумма огромна. Пусть чистыми выйдет пять миллионов, на такую сумму фирмы дадут скидку не менее пятидесяти процентов, и даже не делая наценку поверх «заводских» каталожных цен, можно заработать около миллиона долларов – с учетом того, что половину прибыли заберет Рыбников.

Снова и снова Андрей звонил ему, приезжал в гости, подтверждая свою готовность заняться взаимозачетом, и максимум, чего добился – спецификация в самом общем виде. Тоже очень странно. Рыбников был настолько дотошен и въедлив, что мог часами обсуждать кривизну иголки и время рассасывания викрила, а тут – больше сотни сложных аппаратов, а он как рыба об лёд.

Андрей располагал некоторыми свободными средствами. Реваз наконец вернул долг – правда, без поправки на инфляцию. Андрей стал давить на понятия – мол, увольняют с фирмы, высчитывают с зарплаты, но тот и ухом не повёл. Убыток составил около $20 000. Упорствовать Андрей не стал – всё-таки казахи компенсировали недостачу, и хотя операция прошла без участия Реваза, всё-таки это он привел за ручку клиентов, а не кто-то другой. И опять же, именно он организовал продажу зубной пасты.

Итак, товар реализовали, Андрей получил за него наличные деньги. Ничего не зная про казахов, не догадываясь, что кто-то без него будет с ними заниматься, Реваз обошел вниманием этот участок.

Решив таким образом вопрос с возвратом денег, Андрей оставил всё себе, и задумался, куда бы эти средства инвестировать. И обратился за советом к Вадиму Второву.

Когда «Технокомплекс» вынудили возместить недостачу на «ВХК», строго говоря, повесили чужие долги, учредители не выступили единым фронтом, а стали втайне друг от друга договариваться с руководством УВД. Ни у кого ничего не вышло, и они ушли с завода с огромными убытками. Фирма распалась.

Офис Второва располагался в подвале дома номер пятнадцать по проспекту Ленина. Несмотря на то, что площади было с избытком, собственный кабинет он оборудовать не стал. Вместо этого была большая комната, по центру которой находился массивный кожаный диван с четырьмя креслами и длинным журнальным столиком. Ещё была стенка-горка, заполненная сувенирами и разными безделушками, на стенах висели рисунки сына. В этом помещении Второв принимал посетителей, занимался с сотрудниками, а если ему требовался компьютер, он шёл к секретарю или бухгалтеру.

– Как там дружбан твой Рыбников? – спросил он первым делом, когда Андрей к нему пришёл.

– Как обычно.

Андрею пришлось выслушать от Рыбникова немало брани в адрес Второва, но последнему было передано только то, что главный врач железнодорожной больницы «испытывает лёгкое недоумение» из-за того, что не получил обещанные комиссионные.

– Лёгкое недоумение?! Мазафака, он это называет «легким недоумением»! Мне звонил какой-то прокурорский работник, и офигительно угрожал. Лаял в трубку, сказал, что мне п**дец, если не принесу деньги. Я ему: олигофрения, ты в своем уме! Ты пытаешься угрожать мне по телефону за то, что я не донёс должностному лицу взятку?!

Так возмущался Второв, заявив в конечном счёте, что теперь из принципа не отдаст Рыбникову деньги.

– …конечно, я неправ тут трошки… Сначала закружился, позабыл… потом мы поехали на море… Алинка забеременела, хлопоты разные, туда, сюда… Понимаешь тему, да?! Если бы друг твой напомнил нормально, без наездов, без этой прокурорской перхоти, всё было бы в порядке. Но теперь… Не представляю, что тут можно сделать.

Закончив с обсуждением Рыбникова, слишком сильно любящего деньги, разоблачив его в политической и социальной аморальности, Второв поинтересовался, что за инвестиционный проект Андрей предлагает.

– У меня есть десять тысяч долларов, я бы хотел их выгодно разместить.

– Вот это у тебя заявки, дружище! Кто ж тебе предложит такое дело – взять деньги в работу, и выдавать комиссионные?!

– Ну, ты сам предлагал мне как-то – вступить в дело, туда-сюда.

– Вот именно – вступить в дело, заниматься, работать день и ночь – сутки прочь. А то что ты хочешь – сдал деньги, потом пришёл за процентами?! Офигительно придумано, но так не бывает.

– Ну-ка, с этого места поподробнее, – проговорил Андрей, вспомнив, сколько раз школьный и институтский товарищ «приглашал в дело».

– Постоянных кормушек нет, есть кратковременные схемы. Сработали, раскидали деньги, схема закрылась, надо новую искать. Понимаешь тему, да? А что твой Джонсон, вложи деньги в эту свою медицину.

– По предоплате работаю, и даже склада не держу.

Второву только и осталось – позавидовать, что дружище так хорошо пристроился.

Подумав, он сказал, что есть идея закупать семечки и делать подсолнечное масло, есть идея с шинным заводом, много разных идей, но всем этим нужно заниматься. Если хорошо потрудиться, любое дело можно превратить в прибыльный бизнес.

– А «Городской аптечный склад»? – спросил Андрей. – Почему бы не повторить ту схему с шовным материалом, или загнать туда какой-нибудь другой товар?

– В этом году уже не получится, – отмахнулся Второв. – Да и вообще, там всё тухло, с этими бюджетными деньгами. Я пытался выяснить, как идёт финансирование, откуда появляются деньги, и как расходуются, но каждый раз, когда задавал вопросы, мне…

Тут он поднял ногу и пнул воображаемую задницу.

– … давали пинка – гуляй, мальчик, не твоё дело. А когда чего-то недопонимаешь, лучше это бросить. Наверное, я покину «Городской аптечный склад». Першин сдулся, мышей не ловит. Затаился, боится чего-то.

После непродолжительной паузы Второв принялся листать свой блокнот. Просмотрев записи, сказал, что есть заявка на отечественные медикаменты, и, если закупить сырьё на химзаводе, и сдать его на Пензенский фармзавод, а полученную оттуда продукцию продать «Городскому аптечному складу», то на этой операции можно заработать около 50 % на вложенные средства. И это можно провернуть силами сотрудников Второва, схема отработана, личное участие необязательно. Нужны только деньги.

– Вот, уже ясность какая-то, – протянул Андрей. – А то «работа день и ночь», как все-таки с тобой тяжело.

– Это исключение из правил, дружище. Скоро лавочка прикроется.

И неожиданно переменил тему:

– Ну а что твой друг Данила Лошаков?

Андрей удивленно посмотрел на него – при чём тут Данила?

– Скользкий тип, завистливый, – сказал Второв и уткнулся в блокнот.

Андрей пожал плечами – ну есть немного. Вспомнились взгляды, которыми Данила одаривал Второва, когда тот расплачивался за девок, за выпивку. Были у него эти барские замашки. Данила всегда подмечал, фиксировал мельчайшие детали поведения, всему придавал какой-то скрытый смысл. Его поразило, как элегантно и непринужденно друг Андрея расстаётся с деньгами. Значит, у этих волгоградских парней денег куры не клюют, значит, они на пару что-то мутят, значит… и множество других «значит».

Ещё раз перелистав блокнот, Второв, улыбаясь, повторил, что выйдет из состава учредителей «Городского аптечного склада», так как не может быть уверенным за свои деньги в такой непрозрачной структуре. Если чего-то не понимаешь, нужно вовремя избавиться от этого. Что называется, дырки надо зашивать вовремя. Продолжаются неприятности, связанные с «ВХК». Закрывая долг, Второв пустился в немыслимые блудняки, потянувшие за собой разные ненужные сложности. И ему не улыбается добавить к ним новые.

Хорошо зная Второва, Андрей понял, что за обтекаемой фразой «ненужные сложности» кроются очень серьёзные проблемы, связанные с людьми, о существовании которых лучше не знать, и выразил надежду, что, беря деньги в работу, его друг осознает всю ответственность, просчитает всё до мелочей, одним словом – не подведет. Второв дал слово.

Из бухгалтерии вышла Алина в джинсовом комбинезоне, подчеркивающем её живот, и уселась в кресло напротив Андрея. Он быстренько сделал приветливое лицо:

– О, привет! А ты чего там так долго пряталась? Как здоровье, как дела, малыш уже рвётся наружу?!

Отвечая на приветствие, она поинтересовалась, когда Андрей обзаведется потомством, и не скучно ли им вдвоём с женой.

– Займусь этим вопросом сегодня же, с первыми лучами темноты, – ответил он.

– Вижу, как сжимается твое мужское самолюбие – мы, считай, ведем со счетом 2–0. А что ты тут говорил про Рыбникова?

Второвы сверлили его своими взглядами, и Андрей почувствовал себя, как на допросе – примерно так же, как на кухне у Рыбниковых. Алину интересовало, как выглядит Рыбникова, что за ремонт в квартире главврача железнодорожной больницы, на какой он ездит машине. Андрей отвечал, что Алевтина Яковлевна старается – не так давно у них появился запоздалый первенец, а беременность проходила очень сложно; ремонт у них в квартире средний – всё хорошо, не более того, не хватает изысканности, а ездит главврач на старом ржавом «Ситроене».

Пожимая руку на прощание, Второв спросил, предлагал ли Рыбников бартерную сделку с продукцией ЖБИ. С трудом скрывая удивление, Андрей ответил равнодушно, что «было дело», но это слишком привлекательно, чтоб оказаться правдой, и поинтересовался, что думает Второв по этому поводу.

– Ты прав, херня всё это. Твой Рыбников половине города пытается слить свой бартерный понос, – озвучил Второв свои мысли.

Андрея долго не покидало тягостное ощущение. Что-то здесь не так.

«…Твой Рыбников половине города пытается слить свой бартерный понос…»

«Как бы они не снюхались, – забеспокоился он. – Но это слишком очевидно, чтоб оказаться правдой. Затасканный сюжетец – парни сначала рубятся в капусту, затем братаются, увлажняя рукава слезами, и целуясь в дёсны до изнеможения».