Окунув чайный пакетик в кружку с кипятком, Мариам тут же потянула за веревочку и протянула Андрею:

– Держи.

Он недовольно поморщился:

– Ты же знаешь, я терпеть не могу эти помои.

Мариам со злостью швырнула пакетик в мусорное ведро.

– Достал меня, зануда!

– Не могу хлебать это дерьмо.

И он, раскрыв пачку, взял пригоршню заварки, высыпал в чайник, и залил кипятком.

– Переводишь зря продукты, – сказала она.

– Не заглядывай мне в рот.

Они молча позавтракали, время от времени одаривая друг друга недовольными взглядами.

– Ты придумываешь себе разные дела, чтобы реже бывать дома, – сказала она, убирая со стола. – Тебе дом говном намазан.

Андрей терпеливо принялся доказывать обратное:

– … вовсе не тем, что ты сказала.

– Мы могли бы спокойно жить на те деньги, что ты зарабатываешь в «Эльсиноре», – перебила она его. – Зачем тебе Штейн, зачем Совинком?

– Как же «зачем Штейн»? Ты мне чай выдаёшь по одной чаинке в неделю, как же мне не искать халтурку?!

– Завёл себе эту шалаву, Олесю, вот и катись к ней! Пускай она тебе чай вёдрами заваривает! Со своими блудливыми глазенками и блядской улыбочкой.

Эти особенности она верно подметила. Находясь рядом с Олесей, чувствовалось, что попадаешь в эпицентр эстрогенной бури. Она отличалась легкомыслием, была снисходительна по части морали, и Андрею было хорошо известно, что её ротик способен не только мило улыбаться.

– Осспади, как с тобой тяжело. Олеся, улыбочки, чай ведрами – не понимаю, о чём, вообще, речь. Не надо сваливать всё в одно ведро. Я же объяснял на понятном языке, что взяли её из экономии – она всё делает… причем за сущие копейки. И вообще… это Штейн её нанял. А я ведь…

Тут он горестно вздохнул.

– … не могу ему перечить.

Она присела к нему на колени.

– Вот козлище, а ещё женатый! Так это он её нанял?

– Да! – уверенно ответил Андрей, развязывая пояс её халата. – Педофил проклятый. Средоточие пороков. Ты знаешь, сколько лет его жене?

– Сколько?

– Примерно одного возраста с его дочерью.

– Вот это да! – оживилась Мариам. – Ты мне ничего не рассказывал.

Андрей сделал вид, что обиделся:

– Говорил, ты просто не помнишь. Тебе наплевать на то, что я тебе рассказываю.

Она возмутилась:

– На минуточку, ты со мной вообще в последнее время не разговариваешь, брехун!

И добавила заинтересованно:

– Так что там с его женой? А где его бывшая?

– Как где? Преподаёт психиатрию, ты чего, забыла?

Мариам непроизвольно приподнялась, затем опустилась, халат при этом раскрылся, обнажив бёдра.

– Это… правда его бывшая жена? – спросила она удивлённо.

Андрей рассказал некоторые подробности личной жизни компаньона – развёлся, женился на молодой, на дочь выдаёт гроши, обставляя это так, будто делает большое дело. «Плати, не плати, всё равно не оценят», – говорит он. В новой семье ведёт себя, как маленький фюрер. Жена его боготворит, что называется, ноги моет, воду пьёт. Что с неё взять, деревенская лошица. Та, психическая, им помыкала.

– И правильно делала! – поддержала Мариам коллегу (она выбрала себе эту профессию). – Вот он, недоразвитый, наконец получил признание, нашёл дурнее себя!

И она объяснила этот феномен в психиатрических терминах, выдав психологический портрет личности, и выставив окончательный диагноз. Андрей с удовольствием поддержал тему – с какого-то момента его мысли повернулись в сторону, враждебную Штейну. Да, два компаньона двигаются пока в одном направлении, но неизбежно им разойтись – Андрей не умел прощать, а за выходки, подобные тем, что произошли в кардиоцентре, следовало бы хорошенько отомстить.

Взяв полотенце, Мариам потянулась через плечо Андрея, и вытерла пятнышко на стене.

– Почему ты не хочешь сделать тут ремонт? Везде сделали, а тут нет. Я, между прочим, на кухне полжизни своей убиваю. Хочу, чтобы к тому времени, как… ну, ты понял… в общем, чтоб ремонт был сделан!

И принялась высказывать свои пожелания – какая плитка, какой линолеум, обои, шторы, газовая плита…

– Обожди, не так быстро, давай по порядку, – сказал он. – Хорошо, что вы с мамой наконец определились. Но если на стене плитка, то и на полу должна быть минимум плитка, а не линолеум. А по мне, так мрамор, или камень какой-нибудь.

– Но почему плитка, я видела такой красивый линолеум!

– Потому что по законам гравитации всё тяжёлое внизу, а лёгкое – наверху. Если наоборот – это выглядит неестественно, негармонично. Режет глаз. Внизу должно быть тёмное и твёрдое, вверху – мягкое, светлое и лёгкое. Теперь насчет обоев. Им не место на кухне – даже на стене, противоположной плите. Кухонный смрад доносится и до спальни, пищеблок вообще нужно размещать в отдельном здании. Кухонные поверхности должны быть такими, чтоб их можно было обрабатывать моющими средствами. Ты разве не помнишь, что говорили на гигиене?

Она резко поднялась, запахнула халат:

– А я хочу, чтобы тут были обои, и плитка над мойкой и газовой плитой не до потолка, как ты хочешь, а до середины стены, а дальше чтобы шли обои! Другие обои, не те, что на противоположной стене! Ничего не хочу слышать про пестроту, мне нравится, чтобы всё было пестро!

И завязала пояс:

– И не надо мне указывать! Хватит того, что в свой кабинет ты наклеил эти уродливые обои, которые мне не нравятся!

– Но над плитой клеить обои – это вообще дикость.

– Ну и пусть, зато это моя дикость, – отчеканила она. – Не нравится – женись на лохушке, и командуй ею, как твой придурок Штейн!

Завязался яростный спор. Она доказывала, что закованная в камень кухня будет выглядеть бездушно, как каземат, или, действительно, как пищеблок в какой-нибудь столовке, а ей хочется уюта. Он рассматривал всё с практической точки зрения – как лучше вымыть загрязнённые поверхности.

– Открой мне страшную тайну: почему из всех вариантов ведения беседы ты выбираешь тот, который связан с наибольшим выбросом адреналина? Почему ты всегда говоришь всё напротив? В итоге же делается по-моему. Тогда зачем все эти споры? Голова идёт кругом.

– Потому что я не хочу, чтобы всегда по-твоему!

– Тогда другой вопрос начинается, – нервно произнес Андрей, – тебе нужно, чтоб было правильно, или чтоб было не по-моему?

– Ненавижу твой менторский тон. Ты говоришь всё как-то занудно, бесцветно. Не можешь ничего нормально объяснить. Сказал, отрезал, мол, так, и никак иначе. А я хочу, чтобы со мной возились, разжевывали всё, сюсюкались. Вот что я жду от тебя.

Последние слова были произнесены примирительным тоном, и это вывело Андрея из себя. Он с трудом сдержался, чтоб не взорваться. Мариам безошибочно чувствовала момент, когда доводит мужа до точки кипения, сразу успокаивалась, и шла на мировую. Или не сразу, а выждав, пока он достаточно понервничает.

В этот раз он достаточно завелся, и ему нужна была разрядка:

– Даже музыка, книги, фильмы! Не взглянув и не послушав, ты говоришь, что всё моё – скучища и безвкусица! На прошлой неделе ты хотела выбросить мои кассеты якобы из-за того, что они занимают много места! А я сам – не много ли я занимаю места? Может, прикажешь мне спать на потолке, как тебе такая идея? Ты лежишь себе на диване, а я вишу на присосках такой, попукиваю. Давай, чего уж там, устрой мне место на потолке, где-нибудь поближе к выходу! Всяк сиротку обидит. Между прочим, я заметил, когда меня нет, ты слушаешь мою музыку, и читаешь мои книги! Зачем ты это делаешь, это ведь безвкусица!

Улыбнувшись, она приблизилась, собираясь снова присесть к нему на колени:

– Изучаю, балда, чтобы лучше знать врага!

– Чтобы повысить свой IQ и хотя бы немного приблизиться к моему уровню!

Вспыхнув, она отвернулась и направилась в коридор.

– Мой сын никогда не будет так терроризировать свою жену! – крикнула она уже оттуда.

– Ты готова перейти любую грань, только чтоб меня уесть! – крикнул он в ответ и бросился за ней.

Это была запретная тема. Мариам никак не могла забеременеть. Анализы показали, что у него всё в порядке, а ей нужно пройти курс гормонотерапии. Они были уверены, что в итоге всё получится, и первым родится мальчик. Она даже стала выбирать имя, но Андрей сказал, что заранее нельзя ничего придумывать, и даже загадывать на мальчика или девочку – чтобы не сглазить. В таких делах работают все приметы и суеверия, поэтому лучше не рисковать.

Он уже собирался сказать что-то резкое, но, увидев её, передумал.

– Знаешь, сколько денег нужно на ремонт?

– Зачем мне это знать? Я же не посвящаю тебя в то, как готовлю суп!

Немного успокоившись, он нашёл силы на то, чтоб улыбнуться:

– Хорошо, что не так, как чай!

– Всё, заткнись, день ещё не начался, а ты меня уже достал!

С этими словами она обняла его и зажала его рот поцелуем. Когда разомкнула губы, чтоб отдышаться, Андрей сказал:

– Послушай, я к тому задал вопрос, чтоб уяснить – мне продолжать мой бизнес, или ждать, пока накопится пять зарплат, чтобы собрать на ремонт?

– Господи, делай, что хочешь, только оставь меня в покое!

– Ну, вот, теперь хоть ясность какая-то.

* * *

«Скорей бы провернуть это дело с железнодорожной больницей, тогда можно будет развязаться со Штейном, и начать свою игру. Или поговорить на равных: равноправное партнёрство, или…»

Так думал Андрей, въезжая во двор Центрального универмага. Нужно было забрать у Второва свои деньги плюс причитающиеся комиссионные.

Рыбников уже дал конкретные позиции, которые предстояло выбрать с ЖБИ, и Андрей досконально изучил маркетинг – рыночную стоимость продукции, потенциальных покупателей, цены, по которым можно это быстро продать. Дисконт устроил Рыбникова. Оговаривались конкретные наименования оборудования, которое нужно приобрести на вырученные деньги. Не было уже никаких сомнений, что сделка состоится.

Андрей остановил машину, заглушил мотор, вышел. И застыл на месте. Глаза расширились от удивления. У подъезда стояла служебная «Волга» Рыбникова. Андрей присмотрелся. Да, это оно, старое облезлое корыто, и номер тот.

Гнев и разочарование охватили его. Неужели эти прохвосты всё-таки снюхались? Ещё позавчера Рыбников полоскал Второва последними словами, а тот вчера, сообщая, что можно заехать за деньгами, обозвал главврача потной мышью. «От отката до ареста», – так Второв охарактеризовал свои взаимоотношения с Рыбниковым, и сообщил, что записал на диктофон угрозы прокурорского работника по поводу невыплаты комиссионных.

Дверь подъезда открылась, показалась довольная физиономия Рыбникова. Увидев Андрея, он заулыбался ещё шире:

– Привет, держи пять!

– Д-добрый день…

Когда пожимали друг другу руки, Андрей засомневался в крепости своих ног.

– Опять в Италию собрался?

– Да ну, Геннадий Петрович, какая Италия, работать надо.

– А что Вадим говорит, ты в едешь в Милан за шмутками? Столица моды, все дела.

– А что Вадим… это так, для поддержания разговора.

– Ну, давай, привет!

На прощание Рыбников пожал Андрею руку, и похлопал по плечу.

Войдя в подъезд, Андрей остановился, посмотрел на лестницу, ведущую в подвал, в офис Второва. Он дрожал от негодования, глаза горели, как у охотника, упустившего дичь после изнурительной погони. Поднявшись на два пролёта, выглянул во двор. Серой «Волги» уже не было. Тогда Андрей набрал телефон родителей. Трубку взял брат. Андрей еле шевелил языком.

– Мм-максим, ты дома?

– О-о, умнейший дяденька! Да, я дома!

– Послушай, зайди сейчас в офис к Второву, и забери у него мои деньги. Я буду ждать тебя возле универмага.