Большой экран был установлен в холле первой регистратуры МНТК. Для удобства гостей мониторы разместили и в соседнем зале – регистратуре № 2, где были накрыты столы с напитками и закусками. Два монитора разместили в коридоре, куда выходили покурить.

Качество изображения и звук были отличными. Любой желающий мог задать вопрос операционной бригаде. Установили специальную очередь – кроме Волгограда, сигнал из Милана принимал Киев, Афины, Будапешт, Прага, Стамбул, и некоторые другие города Восточной Европы.

Ненашев с Красновым поздравили Андрея – мероприятие организовано на высшем уровне. Данила Лошаков пытался выведать подробности похода в «Ромео», но это ему не удалось – слишком длинный был у него язык, и слишком ревниво относился он ко всему, чего коснулся взгляд Альбертинелли. И он нашёл кратковременное утешение в обществе Олеси, которую вызвали на конференцию в качестве обслуги и секретаря. Она благосклонно принимала его ухаживания.

Всем представителям Эльсинор было приказано уделять максимум внимания собравшимся врачам. Исключительная возможность – небывалая концентрация лиц, принимающих решения по закупкам, дружественная, неформальная обстановка.

Андрей пригласил Мариам, чтобы она не скучала дома, и чтобы видела, что у него конференция, а не пьянка, и что он работает, а не развлекается с приятелями. И она, в свободном платье, скрывающем живот, сидела на диванчике, и наблюдала за происходящим.

Подруга Крутого – медсестра, с которой он жил, изрядно выпив, пыталась вытащить на танец необычайно серьёзного Лисина. Её лицо носило следы утомления вызванного не только трудами на медицинском поприще. Крутой любил рассказывать об этой стороне её деятельности. «Вы бы знали, как она сосёт», – говорил он всем, кому не лень было слушать, причём некоторые из тех, кому он рассказывал, знали это не понаслышке.

Андрей, уединившись в дальнем углу с Кошелевым, обсуждал очередную закупку шовного материала и линз. Расходники, которые предлагал Ион, оказались дешевле, чем те, что лежали в шкафу заведующего оперблоком.

– Неохото брать твоё, но придется, уговорил, – сдался Кошелев. – Шеф злой после вчерашнего. Что там у вас произошло в «Ромео»?

– Трудности перевода, – уклончиво ответил Андрей. – Он знает, кто хозяин Совинкома?

– Кто-кто, конь в пальто! – так же уклончиво ответил Кошелев. – Между прочим, Паоло интересовался, что это за блондинко – имеется в виду твоя Олеся.

Ненашев метался между двумя самарскими докторами, владельцами конкурирующих клиник. Они пытались выведать шпионские сведения друг о друге у представителя Эльсинор, тот с трудом отбивался. Анжела из Самары, которую эти двое достали в родном городе, сбежала от них и расслаблялась в обществе Альбертинелли и Вануччи.

Данила в сопровождении Олеси вышел из бокового коридора, ведущего в операционные. Он был красный, как петушиный гребень, глаза у него вылезли на лоб. Ну можно ли доводить себя до такого состояния? Олеся, казалось, боится его и изнемогает.

Отвязавшись, наконец, от назойливой саратовской девушки, Лисин решительным шагом приблизился к улыбающемуся Альбертинелли, и, взяв за локоть, отвёл в сторону, и принялся что-то оживленно говорить. Улыбка стала медленно сползать с лица area-manager.

Обсудив дела, Андрей в сопровождении Кошелева приблизился к жене. Тут же оказался и Краснов, начавший говорить ей что-то полагающееся случаю, ни к чему не обязывающее. Кошелев его поддержал. Мариам внимала с прелестной кротостью, всё время сохраняя тот наивный вид, который напускала на себя в обществе, где ей было неинтересно. Она усвоила особую манеру опускать глаза, чем возбуждала мужчин за сорок, и привела в смятение Крутого, который подходил к ней за вечер шесть раз. Оставшись наедине с Андреем, она сказала ему, что с трудом выдерживает мероприятие, ей всё надоело, и пора домой.

– Я тоже разделяю твои переживания, – ответил он, – но ничего не поделаешь – работа. Скоро мы поедем.

Проходя по вестибюлю, Андрей увидел возле лифта Данилу с Олесей, и подошёл к ним. В отношении их планов не было никаких сомнений – они направлялись к Даниле в номер (на пятом этаже клиники была гостиница).

– Я её хочу! – громко заявил он.

Олеся держалась как-то отстранённо, но её улыбка показывала, что она ничуть не шокирована этим заявлением. Андрей отвёл её в сторону.

– Ну, и что с ним?

– Мы целовались там… в тёмном коридоре… он упёрся в меня своим… нефритовым толкателем, немного толкнул в спину… меня это немного возбудило.

Андрей и не ожидал услышать от неё что-либо содержательное, но всё-таки спросил:

– Так, так, с этого места поподробнее.

– Я сказала, что порублю его х*й на пятаки! Может, можно… подняться к нему на этаж…

Он вполголоса произнёс две короткие фразы, смысл которых сводился к тому, что приобретение нового партнера грозит ей очень многими потерями. Олеся молча кивнула и послушно отправилась на остановку. Проследив за ней взглядом, как она удаляется в сторону раздевалки, Андрей подошёл к Даниле:

– Ничего не получается, она то ли стесняется, то ли не хочет.

Глаза Данилы налились кровью, от злости он заскрежетал зубами так, что, казалось, отслоилась вся эмаль:

– Но как же так, коллега, она же… сама…

Ему не удалось зафиксировать секс с самой сексуальной девушкой, которую он когда-либо встречал – находясь рядом с ней, буквально задыхаешься от феромонов. Андрею было очень жаль… но он остался непреклонен – придав лицу несколько скорбное выражение, объяснил, девушки, они известные актрисы и динамщицы, надо как-то мириться с этим обстоятельством. И, оставив Данилу возле пустого лифта, направился на стоянку, где ждала Мариам. По дороге вспомнил то, что говорил Вануччи, когда ехали в машине после ночного клуба.

«Мы посмотрели отличное шоу, а Паоло?! Ты взял телефончик? А ведь кто-то влюбляется в женщин, которые находятся выше по своему общественному положению, или даже в недоступную модель, то есть в фотографию, или женится на проститутке, или жизнь бросает от одной женщины к другой, авантюрный человек поднимает глаза на всякую женщину, подходит она ему, или не подходит. Это приводит к сложным и очень болезненным переживаниям, из этого происходят самые разнообразные контроверзы, возникает множество жизненных препятствий, множество крушений, множество страстей. Всё это переполняет сознание, внутреннюю жизнь, создаёт беспокойную эротику вместо спокойной семьи и спокойного разврата. Зачем!?»

* * *

По дороге домой заехали к Ревазу. Внутрь проходить не стали, просто постояли у ворот. Как обычно, он принялся осматривать микроавтобус, всё ли в нем в порядке. Машины были его страстью, он мог часами заниматься в гараже, разбирая и собирая механизмы, даже если они находились в исправном состоянии. Откинув водительское сиденье, Реваз осмотрел двигатель, прокачал стойки, пощупал рессоры, заглянул в салон. Затем сделал замечания – где что заменить, на что обратить особое внимание. Он всегда что-нибудь находил и ворчал, что зять плохо смотрит за машинами. Чаще всего он обнаруживал срочную необходимость заменить прокладку между рулём и водительским сиденьем. Андрей не был таким фанатом, и, садясь в машину, в лучшем случае проверял лишь, на месте ли колёса.

Мариам, молчавшая, пока ехали, пожаловалась отцу:

– Он завёл себе шалаву на фирме, и даже притащил на конференцию! Вот это муж!

Андрей, слегка опешив, пробормотал:

– Это девушка Данилы, бог с тобой.

– Это девушка всякого, у кого в штанах что-то шевелится. Ты б её видел, отец!

Реваз только усмехнулся:

– Хочешь мне её подогнать?

Мариам заплакала. От неожиданности Андрей растерялся – он никогда не видел её плачущей, вернее, плачущей всерьёз. Были «наигранные» слёзы, но на этот раз были совсем другие, самые что ни на есть настоящие. Во что бы то ни стало ей всегда нужно выглядеть сильнее, показать своё превосходство, что же заставило её измениться?! Обняв её, он обратился к Ревазу:

– Я на конференции заработал сорок тысяч, привлёк свой персонал, оргтехнику, машину…

Реваз, не слушая, обратился к дочери:

– Ладно, наиграется, поймёт, какая она дура, к тебе вернётся.

Она замахнулась на него в ответ:

– Пусть уволит её, завтра же!

– А это ты ему сама скажи, он её хозяин!

* * *

Утром Мариам сказала:

– Я серьёзно говорю, не думай, что повыла, успокоилась: если семья для тебя что-то значит, ты уволишь эту шмару. Если нет… решай сам, напоминать не буду.

Андрей встал перед ней на колени:

– У меня ничего с ней не было. Но… если ты говоришь… я сделаю. Послушай…

Она резко оборвала его:

– Не хочу ничего слушать, ничего не говори мне больше. Просто выгони её!