«Мой сын».

Когда Андрей в первый раз произнёс это вслух, слова прозвучали как-то странно. Сколько раз их нужно повторить, чтобы к ним привыкнуть? Впервые он сказал про себя эту фразу, когда на ультразвуковом исследовании выяснилось, что у них с Мариам будет мальчик.

И вот наконец он появился на свет.

Мариам ещё не отошла полностью от наркоза – ей делали кесарево сечение. Она через силу улыбалась, пытаясь что-то сказать. В палату вошла медсестра, держа на руках завёрнутое в белую пелёнку крошечное существо.

Андрей ожидал, что о ребенке оповестит крик, громкий плач, дрожание стен, осыпающаяся штукатурка. Он был поражён обыденностью этой минуты, что вот так просто войдёт медсестра и протянет ему его сына.

– Держите, папаша!

Андрей принял от неё драгоценную ношу, и медсестра вышла. Затаив дыхание, он разглядывал крохотное личико с закрытыми глазками, пухлыми щёчками и надутыми губками.

«Очень похож на Реваза, значит, весь будет в мать».

Он осторожно поцеловал малыша в щёчку, потом, осмелев, поцеловал ещё раз, и ещё.

– Покажи мне его, – сказала Мариам, немного приподнявшись и протянув руки.

Андрей ответил, присаживаясь:

– Осторожно, он спит.

Она в изнеможении уронила голову на подушку.

– Так держишь его и показываешь, будто ты его родил!

Оказалось, она его ещё не видела. Снова приподнявшись на локте, она рассматривала ребёнка.

– На кого похож?

– На тебя, немного что-то от Реваза.

Улыбаясь, они смотрели на малыша, бросая друг на друга счастливые взгляды.

Андрею стал понятен смысл выражения «быть счастливым здесь и сейчас». Бывали счастливые моменты в жизни, но всегда чего-то не хватало, какой-то детали, без которой полная картина не складывалась. Сейчас вдруг всё стало по-другому. Это было больше, чем счастье. Счастье – недостаточно возвышенно. Радость – недостаточно сильно. Блаженство – недостаточно сладостно. Умиротворённость – недостаточно безмятежно.

Кто-то вошёл в палату, и, подойдя к кровати, тихо произнёс:

– Сынок.

Казалось, самим сердцем были услышаны эти слова. Обернувшись, Андрей увидел своего отца.

Все прожитые им 27 лет растворились вдруг без остатка в настоящем, и уже не кто-то другой, а он сам был тем малышом в белом свёртке, над которым склоняется его отец. Появился маленький человечек, и жизнь потекла совсем по иным законам.

Молча постояв, отец вышел.

– Нам надо придумать имя, – сказала Мариам, – ведь он уже родился, теперь это можно обсуждать вслух.

– Альберт, – уверенно сказал Андрей.

– Я тоже думала об этом. Мне ещё нравятся имена Артур и Аркадий. Давай выбирать из этих трёх.

Совсем уже привыкнув к ребёнку, Андрей принялся его тормошить, затем, приподняв головку с плечиками, а ножки опустив, так, что тельце приняло почти вертикальное положение, сказал:

– Смотри же, разве не видишь – вылитый Альберт!

Мариам слабо улыбнулась. Так младенец получил, в знак приветствия, улыбку из нежных и чистых уст, ту улыбку, без которой, по выражению поэта, человек недостоин ни трапезы богов, ни ложа богинь.