С Ириной встретились у входа в кардиоцентр. Она вышла навстречу, узнав что Андрей едет в офис. Быстро доложила, как продвигаются её проекты, показала свои бумаги, он всё одобрил, подписал где нужно. Ей позвонили на трубку, одновременно с этим к воротам подъехало такси, и она заторопилась.

– Подожди, – Андрей стал её останавливать, – твоя зарплата! У меня было с собой из Питера, но этот разводила, святой Иосиф, меня только что ограбил!..

Окончание фразы содержало столько непристойностей и так громко было сказано, что даже вышедший покурить охранник удивленно уставился.

– Что случилось? – помахав таксисту, Ирина повернулась к Андрею.

Он рассказал, что Иосиф Григорьевич как-то странно себя ведёт – зачем-то позвал Паперно с Расторгуевым на встречу, которая должна происходить строго тет-а-тет, потом стряс сто тысяч на какого-то мифического полковника Громыко.

– Ничего тут странного нет, он хочет забрать твой бизнес, – убежденно сказала Ирина и напомнила:

– Я же тебе говорила.

Андрей в свою очередь тоже кое-что припомнил:

– Вообще-то то же самое он говорил про тебя. Только немного другими словами.

Они немного попрепирались, потом она, посмотрев в сторону ожидавшего такси, устало сказала, что никому не отдаст свои наработки, будет работать автономно, даже не привлекая персонал для печатания документов, и отчитываться будет только перед Андреем,

– … потому что слишком до хера шпионов развелось!

Последнее было сказано нарочито громко – на улицу вышли Писарева с двумя недавно нанятыми сотрудниками, протеже Расторгуева. Они не стали подходить, а, издалека поздоровавшись, встали у ограды и закурили. Их поведение явно подчеркивало уже произошедший раскол – разногласия между сотрудниками существовали всегда, но то, что люди не подошли к прибывшему с другого города гендиректору, которого видят далеко не каждый день – это был прецедент. Всегда ведь радостно подходят, невзирая на то, сколько врагов стоит рядом.

– Ты только посмотри на эти рожи, – продолжила Ирина. – Нанял ты на свою голову Расторгуева, говорю тебе: не надо было брать людей от святого Иосифа!

– Да что значит «не надо было брать людей от святого Иосифа»!? А ты не помнишь, кто за это больше всех агитировал?! Не ты ли, дорогая моя, уговаривала меня взять «серьезных дядек», а не шелупонь с кадрового агентства?

И Андрей в который раз предложил Ирине избавиться от лишних людей – точнее ото всех, кого она сочтет лишним, и сделать так, как она хочет. Но у неё не было готового альтернативного сценария. Сколько раз это обсуждали по телефону и по электронной почте, она твердила, что знает средство, но как только дело доходит до живого обсуждения, она не имеет, что сказать. Вот и сейчас, обругав диктатора Расторгуева, она помахала ручкой, не желая ни сотрудничать с ею же взятыми людьми, ни обсуждать другие пути.

– Подожди, а деньги, я сейчас выдам из кассы! – крикнул вслед Андрей, но она отмахнулась, мол, потом.

Как только она от него отошла, к нему подлетела Писарева и забросала тысячами вопросов: когда заплатим Медлинку, у кого лучше взять перификсы, как разговаривать с Петролабом и есть ли ему замена, и так далее. Когда Андрей зашел в офис и уселся на директорской половине за своим столом, события потекли немного не по тому руслу, как было заведено годами. Обычно он просматривал сделки с кардиоцентром за период своего отсутствия в Волгограде, писал финансовый отчет для Халанского, затем шёл к нему, вручал комиссионные вместе с составленным отчетом и вёл деловые беседы. Сейчас у него с собой и денег-то не было – старый алчный полковник всё выгреб. А позвонить послать за деньгами в банк Андрей забыл.

Едва он устроился за столом, налетел народ каждый со своей рутиной, и минут сорок ему пришлось решать всякие мелкие вопросы. Затем, вспомнив про деньги, он отправил в банк бухгалтера. И еще полчаса обсуждал всякие офисные передряги, прежде чем приступить к серьёзным делам. Паперно, Расторгуев и Ермолина, словно сговорившись, грузили всякой ерундой наподобие того, в какой цвет выкрасить стены в бункере, где новый исполнительный директор вздумал оборудовать себе директорский кабинет, и какой там поставить холодильник. Закончив с мелкими бытовыми вопросами, Расторгуев затребовал себе служебную машину. Нет, он не шутил, и это Андрею не послышалось – новый исполнительный директор уже провёл маркетинг и узнал, где дешевле можно приобрести новую «Волгу».

– Но у вас же есть машина, – удивился Андрей.

– Машина-то есть, как говорится, но нам предстоят большие дела, разъезды, – невозмутимо парировал Расторгуев, – таких возможностей, как у нас, нет ни у кого в городе.

– Вот о них-то мы сейчас поговорим. Что у нас с продажами?

Скрыв неудовольствие по поводу отказа в приобретении служебной «Волги», Расторгуев приступил к отчету. Помимо того, что было уже сказано у Иосифа Григорьевича, исполнительный директор пробубнил торговый отчет по аптекам и скупо доложил о продажах менеджеров. Всё это Андрей уже знал из отчетов, полученных по электронной почте. Самую важную информацию по сделкам с ключевыми клиентами (казанская больница № 6, ростовские и ставропольские клиенты, Областная больница) Андрей узнал у Ирины во время их беседы на входе кардиоцентра. Тендеры горздравотдела и областного комитета экономики обсуждались с Иосифом Григорьевичем, Расторгуев даже не вникал в этот вопрос, получается, что самое важное, чем он владеет – это покраска стен в бункере. В конце устного отчета он затронул проблему с Ириной, которая «как кошка, гуляет сама по себе».

– Андрей Александрович, давайте, как говорится, уладим это дело. Ставьте её надо мной, пусть командует мной и всем коллективом, либо пусть подчиняется мне, приходит на совещания, отчитывается по своим сделкам.

– Она выведена за штат и будет подчиняться лично мне, – отрезал Андрей. – Временно, пока мы с ней не утрясём некоторые моменты.

Паперно с Расторгуевым многозначительно переглянулись. Но промолчали. Главный бухгалтер Ермолина с бесстрастным лицом статиста хранила молчание в течение всего разговора.

Пробежав по отмеченным в ежедевнике пунктам, Андрей обнаружил, что результатов никаких, все дела в процессе – возврат экспортного НДС, оформление в собственность отдельно стоящего здания на территории кардиоцентра, лицензия на обслуживание медтехники, медицинский центр с привлечением сотрудников кардиоцентра, оформление участка земли под аптеку улице Кузнецкой (Елисеева). Выяснилось, что решение каждого вопроса замыкается на Иосифе Григорьевиче. Даже Ермолина, отчитываясь по своему участку работы, бухгалтерии, обмолвилась, что Иосиф Григорьевич пока что не представил её начальнице Советской налоговой, в которой Совинком стоит на учете. По возврату НДС Ермолина ничего не знает, так как Экссон находится в ведении аудиторов. «А что с аудиторами?» – поинтересовался Андрей. На это никто не смог ответить – Расторгуев лишь пожал плечами, мол, в процессе.

– Ну вы их контролируйте, это наши люди, они у нас на зарплате, должны вам подчиняться как директору, – внушал Андрей, – а то они мне пишут по электронной почте странные вещи и заставляют меня подписывать тонны всяких бумаг. Пусть зарубят на носу – я никогда ничего не подписывал и не буду! Пусть ставят факсимиле либо подделывают подпись, чтобы я в случае чего мог от всего откреститься. Кроме того – договора с левыми фирмами об оказании консалтинговых услуг для списания доходов, обналиченных денег и всякого такого. Это же каменный век! Уже лет десять это никто не практикует. Налоговики как только видят консалтинговые услуги на миллионы рублей, им сразу всё ясно. Это всё равно, что расплачиваться в магазине ксерокопированными купюрами.

На лице одной лишь Ермолиной отразилось понимание того, о чём идет речь. Паперно с Расторгуевым либо не владели вопросом, либо задумались о чем-то своём. Вошёл Тишин и вручил Андрею пакет со снятыми со счета деньгами.

– Что со взаиморасчетами? – спросил Андрей, уже и не надеясь, что этот сложный клубок распутан. И приступил к написанию отчета для Халанского – перенесение на бумагу цифр из банковских выписок, сколько кардиоцентр перечислил денег с момента последнего приезда Андрея в Волгоград и подсчет процента для главврача.

Но как раз в этом вопросе обнаружилась ясность. Пока он писал, Ермолина сходила в бухгалтерию и принесла все бумаги. Андрей стал их просматривать. Его волновало, сколько он может потратить на ремонт квартиры, и сможет ли выкупить ту съемную трехкомнатную квартиру на Фонтанке (хозяин намекал на это, причем сумма оказалась вполне приемлемой). Её можно сдавать – как место для встреч она потеряла актуальность… Ну… почти потеряла.

Он ткнул пальцем в восьмизначную цифру внизу распечатки из программы 1С:

– Что это?

– Общий долг поставщикам, Андрей Александрович, – бесстрастно ответила Ермолина.

– Двенадцать миллионов?!

– Да, мы вывели по всем нашим фирмам по всем контрагентам.

– И что – такая космическая сумма, двенадцать миллионов?

– Ну да.

– А нам что должны? Что на складе?

Пожалуйста, вся информация есть – из других отчетов было видно, что Совинкому должны клиенты и поставщики на общую сумму два миллиона сто тысяч. Товара на складе на пять миллионов, но из отчета не видно, чей он – находится на условиях отсрочки платежа, оплачен ли фирмой, либо это оплаченный клиентами, но не отгруженный им товар. Как ни бился Андрей с бухгалтерией, точную распечатку никто никогда не давал (кроме уволившейся в конце прошлого года Гусевой). Хотя Карина в Петербурге прекрасно всё делает по вверенному ей Экссону.

Лица Расторгуева, Паперно и Ермолиной, наёмных руководителей Совинкома, выражали состояние душевного комфорта и спокойствия. То, что для Андрея стало катастрофой, для них было строчкой внизу распечатки из программы 1С. Они знали, что Совинком связан с Экссоном, кроме того, есть зарегистрированный в Петербурге «Северный Альянс» и куча других фирм, поэтому сама по себе цифра 12,000,000 – это как выдернутая из контекста фраза, она ничего не значит без анализа всей ситуации. По данному отчету Совинком должен двенадцать миллионов? Ерунда! А по другому отчету Экссон должен Совинкому двадцать – ведь переводит же ежемесячно не менее пятнадцати миллионов. Так думали Расторгуев, Паперно и Ермолина.

А ведь в поданной отчетности они не учли кредит Волгопромбанка и конечно же, не знают про долги Ансимовым и Быстровым. Ну и естественно они как статисты, никак не могут прокомментировать эти страшные цифры, откуда что взялось, хотя на момент принятия на работу Паперно всё было в порядке, свет в конце тоннеля хорошо просматривался. И Паперно, как тогдашний исполнительный директор, согласно оговоренным должностным инструкциям, обязан был контролировать и учитывать каждую копейку. А у него под носом произошли такие катастрофические события, от которых впечатлительного человека свалил бы инфаркт, а этому хоть бы хны. Сидит себе, улыбается.

Ничем не выдав охватившего волнения, Андрей поблагодарил сотрудников за работу, сказал чтобы его не ждали, а уезжали домой в шесть часов, назавтра попросил привести Дядича (директора строительной фирмы, подрядившейся оформить земельный участок и построить на нем аптеку), а сам отправился в приемную главврача кардиоцентра. Проводя по инерции встречу с главврачом, Андрей лихорадочно размышлял, как могла возникнуть такая большая задолженность, что это – последствие воровства и распиѮΔяйства сотрудников, чрезмерные проценты по кредитам и займам, внесение своих денег в кассу Экссона (возврат НДС), инвестиции в аптеки, которые ещё не введены в строй и не начали приносить доход?! Также, он недоумевал, почему у Ирины оказались заниженные цифры отрицательного сальдо (в пределах полутора миллионов), она ведь никогда раньше не ошибалась. Одно из двух: либо она потеряла контроль из-за того, что не справляется с возросшим объемом работ и физически не может усваивать столько параметров, либо просто махнула рукой на фирму из-за каких-то личных мотивов и амбиций.

В любом случае, Андрею стало ясно, что он как-то очень незаметно, при попустительстве самого себя и своих ближайших помощников, которым он доверял, пересек некую точку невозврата, point of no return, после которой начинаются проблемы, и прежние по сравнению с ними покажутся детским лепетом.

* * *

Переговорив с Халанским, Андрей прошёл по коридору административного корпуса, вышел в холл и возле аптеки встретился с Дмитрием Ярошенко. Кредит доверия к которому давно и окончательно закрыт, и непонятно что этот человек-таракан тут шныряет.

«Пускай свершится то, что должно свершиться», – подумал Андрей и для разговора начистоту предложил руководителю аптечного направления выйти на улицу. Чтобы обвиняемый прочувствовал свою вину, Андрей припомнил все проступки, не было забыто и про казанский инцидент. Выпучив глаза, Ярошенко несколько мгновений молчал, но, как дикий козёл, почуяв опасность, вдруг ощетинился: как смеет жаловаться эта Нона Владимировна, надменная сучка, заставившая себя столько ждать!

Что еще мог сказать человек с таким ублюдочным и преступным лицом? Андрей жестко ему ответил:

– Да ты совсем что ли оæ¥ел! Не тебе её судить! Она еще вежливо с тобой обошлась, учитывая в каком виде ты к ней явился. Как ты мог, ишачий хвост, прийти к ней пьяный вдрызг, а?! Хули ты нажрался как свинья!?

– Ну нажрался, что тут поделаешь, – с достоинством отвечал Ярошенко, так, будто речь шла за некий общественно полезный труд.

Андрей предъявил за растраты по аптекам, но Ярошенко, перебивая руководителя, яростно жестикулируя, отрицал все, что про него «наговорили», нагромождая одну ложь поверх другой, и призывая в свидетели…

– Кстати, свидетели! – сказал Андрей и набрал Паперно, но тот, услыхав, что нужно вывести на чистую воду Ярошенко, отключился.

Андрей расценил это как трусость, и, учитывая невозможность взыскать растраченные деньги (Ренат и Паперно донельзя запутали ситуацию), произнес любимую фразу: «мы расстаемся, навсегда, мы больше не можем быть вместе», и предложил Ярошенко написать заявление по собственному желанию. Долго бы еще увольняемый оправдывался, громким голосом проклиная всех и вся; но Андрей озлился, вспомнив про недостачу, в создание которой этот увольняемый внес посильную лепту:

– Слушай сюда, ворюга! Не хочешь ли ты отчитаться за деньги, которые прогулял в Казани?! А может, мне стоит съездить к нашим подрядчикам и спросить, где в смете зашит сороковник для тебя? Или там полтинник сидит? А? Да я тебе блядь башку снесу! Пи$Δуй, пока ветер без камней! «До свидания» пишется раздельно!

Андрей замахнулся, но на пандусе было слишком много свидетелей. И он зашагал прочь в сторону «бункера».

– Да, но… – вздохнул Ярошенко, и взгляд его округлившихся глаз с беспокойством устремился в неизвестное будущее.