– Знаете, о чём я вас попрошу, дамочки! – сказал Ренат, стоя у окна на директорской половине офиса Совинкома и не обращаясь ни к кому конкретно.
– Знаю-знаю, – отозвалась Аня-секретарь, с которой он больше всех любезничал. – Кофе послаще со сливками побольше а под него сладкий пончик.
Он осклабился.
– Другой бы затребовал прибавку к зарплате за такую работу. Другой, но не я. Это моя слабость, а не сила.
И он принялся рассуждать, прохаживаясь по офису Совинкома, не обращая внимания на зарывшихся в бумагах сотрудников.
– … вот три дня назад перед вылетом сюда в Волгоград великий и могучий наш шеф Андрей Александрович много говорил со мной за нашу фирму. Он говорит: аптеки, розница… Но у меня другой взгляд, другая точка. Я считаю основной упор надо сделать на то, в чем получается, тендеры, родной мой метрополитен…
Он хотел добавить какое-нибудь эффектное сравнение, как вдруг взгляд его встретился с напряженно-выразительным взглядом Ирины.
– Ну знаешь, – сказала она, оторвавшись от составления коммерческого предложения для Ставропольской краевой больницы. – Открой свою фирму и там командуй!
Ренат ужасно смутился.
– Да-да, Ириша, ты права, зарапортовался, – пробормотал он иевольно попятился обратно на директорскую половину, отгороженную от остальной части офиса высокими, под потолок, шкафами и там плюхнулся в кресло за хозяйским столом.
«Вот надо ей при всех подчеркивать значимость Андрея», – зло подумал он.
Снова он остался один. Он просматривал записи в блокноте: позвонить Ярошенко, проконтролировать строительную фирму; и одновременно думал о сегодняшнем дне. Почему ему стало приятно, когда Ирина ушла вместе с менеджерами? У него в их присутствии возникало ощущение собственной несостоятельности – здесь, в офисе, принадлежащем брату Андрею, в его кресле. И ощущение собственной фальшивости. В его просьбах к сотрудникам, которые он пытается произносить как приказания, в его желании работать была фальшь. Видимо, все это чувствуют. И он, рассуждая о неразумности инвестиций в аптечный бизнес, ощущал, как фальшиво, деревянно звучит его голос. Боясь, что его заподозрят в любовании собой, он старался вести будничные разговоры, но в этой подчеркнутой будничности, как и в проповеди с амвона, тоже была своя фальшь.
Но ведь он дело говорит. Кому, как не ему, проработавшему с Коршуновым столько времени, доподлинно известно, что бизнеса как такового не существует. А уж Коршунов поумнее Андрея Разгона. Элита. Даже сверхэлита.
На самом деле, бизнеса как такового нет, есть временные схемы. Вот аптека в кардиоцентре – это схема. И она приносит реальную прибыль. А тот бизнес с инвестициями в убитые помещения, который затеял Андрей – это похороны Совинкома.
Беспокойное, неясное чувство тревожило Рената, он не мог понять: чего-то не хватает ему. Несколько раз он вставал, подходил к окну, прислушивался к голосам куривших на улице сотрудников.
Ему не хотелось заниматься аптеками, он с самого начала старался отмежеваться от этого проекта, чтобы родственники потом не обвиняли его, что вовремя не остановил брата, не отговорил от авантюры. Он предупреждал, да что толку. Андрей всегда был упрям, а шальные деньги сделали его упрямым вдвойне.
Вернувшись в Петербург, Ренат напишет отчёт, в котором укажет несостоятельность аптечного проекта. Последнее предупреждение. Вот, собственно, и всё. Он умывает руки. Он всегда готов быть полезным в той мере, в какой может, и отказывается участвовать в делах, которые могут погубить фирму.
– Кофе готово! – позвала Аня, и Ренат прошёл на людскую половину и уселся на диван, находившийся слева от двери.
Они непринуждённо болтали о том о сём, но чувство беспокойства не проходило, он нетерпеливо поглядывал на дверь. Может быть, ему хочется есть? Рановато, только одиннадцать часов.
Тут распахнулась дверь, сквозняком смело бумаги со столов, Ренат стремительно поднялся и почувствовал свинцовую тяжесть в ногах – на него смотрели встревоженные Танины глаза.
– Ты здесь!
И закрыла дверь.
«А где же мне ещё быть!» – подумал он.
Аня вперёд закрыла окно, чтобы не сквозило, потом стала собирать бумаги.
Помогая Тане снять куртку, ощущая руками тепло её шеи и затылка, которое передалось воротнику куртки, Ренат внезапно догадался – вот её он ждал, в предчувствии её прихода он прислушивался, поглядывал на дверь.
Он понял это по чувству лёгкости, радостной естественности, которую сразу ощутил, увидев её. Это, оказывается, её хотел он встретить всякий раз, когда приезжал в Волгоград, он тревожно всматривался в прохожих, оглядывал женские лица за окнами машин. И когда, приходя в петербургский офис, он спрашивал у сотрудников: «Никто не звонил?» – он хотел знать, не звонила ли Таня. Всё это давно уже существовало… Они разговаривали по телефону, или общались лично, шутили, потом расставались, и он, казалось, забывал о ней. Она появлялась в его памяти, когда он разговаривал с Андреем, когда секретарша передавала ему факс из Волгограда. Казалось, Таня не существовала помимо тех минут, когда он видел её или заказывал для неё билет, когда она приезжала к Андрею в Петербург.
Ренат ходил с ней по улице, в Волгограде, и в Петербурге, встречал на Московском вокзале чтобы отвезти её к Андрею, по его поручению возил её по городу, и ему было приятно смотреть на неё, ему нравилось, что она легко, сразу, никогда не ошибаясь, понимает его, его трогало детское выражение понимания, с которым она слушала его. Потом они прощались, и он переставал думать о ней. Потом он вспоминал о ней, и снова забывал. И эти моменты появления Тани в его поле зрения совпадали с приступами необъяснимой тревоги и волнения.
И вот сейчас он ощутил, что она являлась причиной его волнений и тревог. Ему только казалось, что он не думает о ней, на самом деле он был встревожен её отсутствием… но её присутствием он был взволнован в не меньшей степени. Теперь он по-особому глубоко понимал себя и, всматриваясь в лицо Тани, он понял своё чувство к ней. Он радовался, видя её, тому, что постоянное томящее ощущение её отсутствия вдруг прерывается… но вместе с тем беспокоился, потому что не знал, как себя с ней вести. С подругой Леной проще – она старше него на шесть лет, и с ней как-то комфортнее. Рядом с Таней он ощущал себя солдатом на передовой, которому страшно и хочется обратно в тыл.
Каждый раз, когда Ренат влюблялся – это заканчивалось для него душевной катастрофой. И надо же такому случиться, что они стали чаще видеться с Таней благодаря гибельному для Совинкома аптечному проекту, ради которого Андрей сюда присылает Рената!
Ренат хотел и одновременно боялся встречи с Таней, и в день, когда он особенно сильно ощущал её отсутствие, его чувство вырвалось из глубины на поверхность и стало достоянием его мысли. Тут же, возле шкафа для одежды, хмурясь и глядя на неё, он тихо сказал:
– Я всё время думал, что голоден, как волк, и всё смотрел на дверь, кто придёт, чтобы вместе сходить в буфет… а оказалось ждал… тебя.
Она ничего не сказала, казалось, не расслышала и прошла к секретарскому столу.
– Кто-нибудь звонил?
Аня поняла, что никого здесь не интересуют ни звонки, ни бумаги, и пошла заново включить чайник.
Ренат сидел на диване рядом с Таней и переводил глаза с её рук на лицо, потом на ноги. Как она красива! В этот день Танино лицо казалось особенно хорошо. Суровость, портившая его, отступила. Её большие серо-зелёные глаза смотрели мягко, с грустью.
Таня поправила волосы и, чувствуя на себе взгляд Рената, сказала:
– Что не так? Я вроде вымыла сегодня голову.
Оглянувшись на Аню, громко разговаривашую по телефону, Ренат тихо произнёс:
– Тань… я не представлял себе, что девушка может быть так красива. Твоё лицо, руки, пальцы… шея, волосы.
Он хотел сказать: изгиб бёдер, грудь (у него были её пляжные фото, которые он тайно скопировал с ноутбука Андрея), но сдержался.
– Да что я тебе, кобыла!? – простодушно ответила Таня. – Нужноʹ мне это всё.
Она была польщена. Хоть она и была достаточно сообразительна для того, чтобы понять, как выглядит со стороны их милый флирт (а доброжелательные сотрудники передадут хозяину значительно приукрасив происществие), но она была женщина, а женщины не могут оставаться спокойными к поклонению, будь то гендиректор или рядовой исполнитель. Посмотрев Ренату в глаза, она улыбнулась довольной улыбкой, и тут они оба рассмеялись, едва не расплескав чай из кружек, которые держали в руках. Закончив с чаем, они прошли на директорскую половину и устроились за приставным столом, друг против друга. Ренат не переставал любоваться ею.
– Ты можешь стать моделью – для этого нужно просто вымыть голову и получать зарплату президента.
Таня сидела прямо, гордо подняв голову.
– Заманчиво, но у моделей проблемы с созданием нормальной семьи.
Она стала пересказывать светские новости: Брэд Питт скорее всего бросит Дженнифер Энистон, потому что она никак не родит ему ребёнка – что же она, дура, ведь дети – это так важно; и каждое её слово казалось Ренату, было полно ума, некоей значительности, каждое движение выражало грацию, мягкость. Она не заговаривала о делах фирмы, которыми она, так же как и он, пришла сюда заниматься. Пересказала последний просмотренный фильм, поведала, что хочет в Париж, и рассказала, что было вчера в гостях у маминых знакомых.
– Жанна живёт с парнем, у которого сын от предыдущего брака, мы его зовём бамбино, он проводит у него два-три раза в неделю. Вчера он заявил, что ему пора собирать игрушки. Мы удивились, зачем? Неужели хочешь все к маме перевезти? Во что же ты играть будешь? Нет, говорит, у Жанны, это скоро малыш появится, он у меня будет все отбирать, так что пора все прятать. Я сказала, что если будет сестренка, то ей машинки не интересны, а если братик, то будете вместе играть, зачем все прятать? Согласился. Даже, говорит, я братику все отдам, а себе только компьютер оставлю.
Ренату понравился выбранный Таней ход разговора. По его мнению, она как бы специально подчеркивала, что нет силы, способной помешать людям строить новые отношения, что даже всемогущий Андрей, хозяин фирмы, её любовник, бессилен вторгнуться в их круг, и их маленькая победа в том и выражается, что даёт им право говорить не о том, что навязано извне – об аптеках, тендерах, о прибыли – а о том, что существует внутри. А когда пришли сотрудники – бухгалтер, руководитель отдела закупок, менеджеры, то Ренат сидел молча и немного пришибленно, не участвуя в общем разговоре, чувствуя, как свет, что зажегся в нём, яростно взметнулся ослепительными вспышками, горит ярко, угрожая сжечь всё дотла.
– Ренат, а, Ренат, – насмешливо окликнула его Ирина, бросая на стол сумку и усаживаясь в хозяйском кресле во главе стола.
Он опешил от неожиданного обращения, а особенно проницательного, а вместе с тем высокомерного взгляда.
– Нам нужно проверить целесообразность заявленной Ярошенко сметы на аптеки, и что там с возвратом НДС по Экссону, – продолжила она, всё так же смотря на него.
Сказанное ею дублировало приказ Андрея и напоминало Ренату, чем он тут должен заниматься вместо того, чтобы кадрить хозяйских девочек. С видом человека, святая святых которого нагло попрали, он встал из-за стола и направился к бухгалтеру, чтобы взять копии необходимых документов. Получив все бумаги, он пошёл в бункер (цокольное помещение, в котором находился склад), чтобы сотрудники не видели его эмоций, которых он не мог скрыть.