Белые облака бороздили синь, сдавленную мрачными утесами, и приставали к вершинам, словно сказочные корабли. С крутых отрогов сползал блестящий золотистый туман, точно волна волос. В истоме дремали деревья. Казалось, что это не горный лес, а изумрудный бархат, обволакивая горы, спускается в долину. Шумно бежала река, оставляя на отшлифованных камнях пену, мгновенно исчезавшую.

Андрей вёл сияющую весенним солнцем Таню вдоль горной речки. Они прошли от бурливого порога вдоль реки по течению, выбирая место для купания. На противоположном берегу он увидел затон, окруженный большими камнями. Без плавного перехода светло-зеленая речная вода меняла свой цвет на аквамариновый.

На всю округу это было единственное место, где можно на машине спуститься к воде. И Василий привёз компанию на своей рабочей машине, Газели, именно сюда – куда когда-то приезжали Андрей с Катей.

Помимо гостей – Андрея и Тани, Василий взял на природу жену с сыном и своего родственника Гиви с женой и двумя детьми. Мужчины, разложив раскладной стол и стулья, занялись костром, женщины стали выкладывать закуски и накрывать на стол. Таня, словно примеряя роль матери, с преувеличенной заботливостью возилась с сыном Василия, двухлетним Гурамом – переменила одежду и покормила фруктовым пюре.

К тому моменту, когда, пополдничав, все переоделись для купания и собрались идти вброд на тот берег, к затону, на речке произошло ЧП. Откуда-то из низовья приехал военный грузовик (местами он ехал прямо по воде – мелководье, к тому же русло не песчаное, а каменистое), и, разворачиваясь на противоположном берегу, стал сдавать задом. Очевидно, водитель думал, что в затоне так же неглубоко, как и в реке. Но просчитался – на расстоянии метра от берега глубина была больше двух метров. Секунда – и грузовик весь ушёл под воду, над которой осталась одна лишь кабина и капот. Водителя и пассажира, кажется, это только обрадовало – с проворством обезьян они вылезли через окна, каждый со своей стороны, забрались на кабину и с дикими воплями сиганули в воду. Вынырнув, снова забрались на кабину и занырнули снова. Их купание сопровождалось громкими криками и площадной бранью, так что Василий был вынужден сначала прикрикнуть на них, и, поскольку реакции не последовало, то пойти к ним и сделать строгое внушение вести себя тише. Парни, оба пьяные, всё же послушались – а кто бы не послушался отслужившего в Афгане майора?! Напрыгавшись, они стали совещаться, что же делать с машиной. Надо идти пешком звать подмогу. Один из них пришёл к Василию, повинился и попросил подбросить до военной части, но тот отказал. И тогда парни, забрав из кабины затонувшего грузовика одежду, уныло побрели вниз по течению туда, откуда так весело приехали.

Отдыхающие печально разглядывали затон – каких-то полчаса назад это было такое милое озерцо с прозрачной водой! А что теперь? Этот грязный грузовик, из которого вытекает мазут, бензин, и еще черт знает что!

Василий остался следить за костром, остальные отправились вверх по течению искать место для купания. Там, где остановились, купаться было невозможно: отмель, а за ней стремительно несущиеся потоки ледяной воды.

Пройдя с полкилометра, нашли относительно спокойное место. Здесь начинались пороги, и на участке перед водопадом оказался небольшой затончик, в котором можно было поплавать. Но это место было проточным, вода в нём не прогревалась, поэтому долго находиться в ней могли только самые закаленные. Детям пришлось сидеть на берегу. Им разрешили только помочить ножки на отмели.

Взрослые устроились в тени деревьев, подпиравших, как столбы, синий купол неба, между которыми проносились ласточки, отражаясь в чистой, словно хрусталь, ключевой воде.

Когда вернулись к костру, шашлык был уже почти готов. Плыл клубами дым. Дурманил запах перца, вина, сала. Таня устроилась за столом, Андрей подошёл к Василию, хлопотавшему возле импровизированного мангала из камней. Он уже изрядно выпил, ему захотелось высказать сердце, и, переворачивая шампуры, разрезая мясо, проверяя его на готовность, он заговорил с единственным своим собеседником, Андреем:

– … Никому нельзя верить – вообще никому. Человек – самое гнусное животное. Больше того – человек хуже животного. Ни одно животное не станет вредить другому ради удовольствия. Только в силу необходимости, в целях выживания. Гадить ближнему и таким образом возбуждать центры удовольствия головного мозга свойственно лишь человеку с его высшей нервной деятельностью, которую следует назвать низшей нервной деятельностью. Не то, чтобы я не любил людей – просто немного их знаю. Успех никому не прощают. В трудный момент от тебя все отвернутся – даже самые близкие, включая жену и ближайших родственников. Останутся родители. Те, кто явно не отвернется, помогут тебе свалиться в пропасть – так чтобы ты никогда не смог оттуда выбраться. Когда ты окажешься на самом дне, тебя начнут жалеть. Только от этой ядовитой жалости тебе захочется полезть в петлю. Если найдёшь в себе силы подняться, начнешь выкарабкиваться – тебя перестанут жалеть, набросятся всей кодлой и приложат все усилия, чтобы столкнуть обратно в дерьмо. Для некоторых ты станешь смертельным врагом – окажется, что они всю жизнь тебя ненавидели, и это будут такие враги, которые будут вредить тебе даже в ущерб себе. А когда ты, стряхнув с себя всех, наконец поднимешься, все, включая смертельных врагов, примутся лизать твою задницу и будут терпеть любые унижения, чтобы ты обратил на них свой благосклонный взор и стал решать их вопросы. При этом будут плести за твоей спиной интриги и распространять грязные сплетни.

Налив в рюмки чачу, Василий поднял свою, мол, давай выпьем, и продолжил:

– Я никогда не был с людьми особенно ласков. С подчиненными жестоко обращался. Но оказалось – мало свирепствовал, ибо… ты помнишь мою историю. Надо было гнуть и давить всех – так чтобы трещали хребты. Только тогда начнут уважать, по-хорошему никто не понимает, сразу начинают думать что ты лох.

Василий тяжело прошёлся вокруг костра, словно делал смотр ушедшим годам.

– …Вот когда со мной случил беда – помнишь ведь как было дело, а? И кто мне помог, а? Помогли те, от кого я меньше всего ожидал увидеть помощь – бывшая моя жена, которая столько натерпелась от меня, врагу не пожелаешь. И ты – совершенно посторонний человек, с которым меня связывала одна поездка на юг да плюс кое-какие деловые отношения. А ты ведь мог запросто швырнуть меня, и я бы ничего не смог тебе сделать. Или мог заплатить дебиторку на Медкомплекс, а меня послать куда подальше и был бы прав, потому что ты торчал фирме, а не мне, бывшему исполнительному директору. Но ты меня выручил – отдал мне деньги и взял на себя неприятности – получил гемморрой с учредителями Медкомплекса. Да ещё ссудил меня пятью тысячами долларов – ну это ты вообще не обязан был делать. На такие поступки способны немногие – далеко не многие люди. Я считаю, только таких и можно называть людьми – кто молча делает добро и не просит ничего взамен.

Шашлык был готов. Василий снимал с шампуров мясо и выкладывал их в кастрюлю с нарезанным луком.

– А знаешь, – тут он бросил быстрый взгляд на Таню, – в мои годы, увы, начинаешь сознавать, как мало непорочного бывает в жизни: хорошо понимаешь, сколько теряется от долгого пребывания в этом мире, и чувствуешь доверие лишь к юности.

Андрей бессмысленно посмотрел на играющий в росинке луч приветливого солнца и махнул рукой, мол, полностью согласен. Продолжая говорить, Василий накрыл крышкой наполненную кусками мяса кастрюлю и принялся её трясти, чтобы перемешать шашлык с луком. Андрей наполнил стопки чачей. Выпив, Андрей с Василием еще немного обсудили затронутые темы, затем, исчерпав поток речей, вернулись к столу.

– Ну вы что там застряли – свой пир затеяли, без нас?! – сказала жена Василия.

В котле парился рис с кусками баранины. На камчатой скатерти белел овечий сыр, курчавилась свежая зелень, на подносе блестела пятнистой чешуёй рыба, бутыли с вином высились над грудами лаваша. Собравшиеся приступили к трапезе.