Лечи Вайнах разговаривал с Винцасом Блайвасом с глазу на глаз в отдельном кабинете своего ресторана, а когда тот удалился, оставив на столе три пачки стодолларовых банкнот – две целых и одну ополовиненную – в комнату зашли Умар и Заза.

– Вот как выходит, – задумчиво произнёс Лечи, когда его товарищи уселись напротив него, – Троханов проиграл, его аллах оказался слабее, чем у Андрея Разгона.

Умар покосился на деньги. Он сравнил эту сиротливую кучку с той, что принёс Троханов и пришёл к выводу, что трохановкая выглядела посолиднее.

– Это что, двадцать пять тонн? Всего?!

Лечи и сам не понял, как это Блайвас умудрился развести на двадцать пять тысяч, что вдвое меньше стандартного тарифа. Что-то долго плёл, про какие-то совместные проекты с Газпромом и Лукойлом, а что именно – уже и не вспомнить. Хороший попался Разгону поручитель – если по его вине с векселями что-то пойдёт не так, он вместо того, чтобы ответить и заплатить неустойку, ещё и сам предъявит так, что не отвертишься.

– Говорю же: у Разгона аллах сильнее, значит жизнь его дороже, чем Троханова – в два раза!

Тут оба его подручных, Умар и Заза, принялись наперебой высказывать свои контр-аргументы: пускай бы Разгон, раз такой дорогой, заплатит хотя бы ещё два раза по столько – двадцать пять и ещё раз двадцать пять.

Но Лечи уже принял решение:

– Вот Троханов за него и заплатил – двадцать пять и ещё раз двадцать пять. Он сам сказал, когда сидел тут: чужую боль принимаю как свою. Так что Заза, отправляйся на задание не позднее, чем сейчас, ибо ты сам говорил: взяли деньги, поэтому обязаны выполнить заказ.

Закрыв глаза, сделав глубокий вдох, Лечи открыл их, посмотрел на Зазу, потом на Умара, и скомандовал:

– Ладно, за дело! Что делать – вы знаете. Сначала помогите мне подняться до квартиры, а то у меня сердце прихватило, дышать не могу.

* * *

Они увидели в окно подъехавшую светло-зеленую Хундай, из которой вышел Исмаил Троханов, и заняли позиции: Умар, которого Троханов не видел и не знал, остался у окна на площадке между двумя лестничными пролётами; в майке, трико и шлепанцах на босу ногу, куря и болтая по телефону, он изображал парня, прибывшего в гости к подруге и вышедшего в подъезд покурить; Заза поднялся выше на два пролёта, он должен был дождаться, пока Троханов подойдёт к своей квартире и начнёт открывать дверь.

И всё пошло по плану. Троханов прошествовал по лестнице (лифта в доме не было) мимо Умара, который, дымя сигаретой, докладывал в трубку несуществующему собеседнику, что сейчас присунет тёлке палочку и приедет играть в покер, Заза в это время выглядывал из-за лестницы, поджидая жертву – по плану он должен стрелять первым. Правая рука, одетая в резиновую перчатку, сжимала пистолет ТТ. Троханов подошёл к двери своей квартиры, полез за ключами, и в этот момент Заза, переперыгнув через несколько ступенек, спустился на лестничную площадку, вытянул руку и нажал на курок. Раздался щелчок, – патрон заклинило. Троханов резко обернулся. Он узнал Зазу. Мельком взглянув на Умара, стоящего наготове с пистолетом, сразу всё понял. Заза снова нажал на спуск – с тем же результатом. Троханов, с налившимися кровью глазами, отвисшей челюстью, стал похож на того самого телевизионного Троханова – яростно клеймящего режим, выступающего в защиту демократических свобод:

– Ублюдки! Мрази! Продажное зверьё!

Тут, в свою очередь, у Зазы глаза налились кровью, и вместо того, чтобы по-спортивному передать эстафету страхующему товарищу, бросился с кулаками на жертву, чем лишил Умара возможности сразу первым применить оружие. Заза отчаянно колошматил руками и ногами Троханова, изрыгая страшные ругательства в ответ на нанесенное оскорбление. Тут Умар, державший на мушке сцепившуюся группу и не решавшийся выстрелить, услышал, как в подъезд зашли люди и прикрикнул на разбушевавшегося напарника:

– Отойди от него, тупая чурка!

И, как только опомнившийся Заза отпрянул, Умар, не поднимаясь по лестнице, от окна три раза подряд выстрелил в лежащего на полу Троханова. Одновременно, они побросали оружие и побежали вниз по лестнице, стягивая с себя резиновые перчатки. Вихрем промчавшись мимо перепуганных жильцов, мужчину и женщину, вошедших в подъезд и в ужасе вжавшихся в стену, Заза и Умар выскочили на улицу, сели в поджидавшую их «девятку» и скрылись.

* * *

Лечи даже не нашёл в себе силы подняться с постели, чтобы отчитать провинившихся.

– Вот объясни, Заза, знаю что ты баран, но объясни, зачем взял ТТ. Ладно, допустим: ты, верблюжий помёт, пошёл на заказ, вооружившись тяжелой железной игрушкой; объясни, зачем стал пробовать стрелять, вместо того чтобы запустить её в голову. Если бы ты его кинул – толку было бы больше.

Заза стоял, понуро опустив голову, Умар тоже. Обоим было от чего расстраиваться – Зазе из-за того, что не подготовил боеспособное оружие, Умару – из-за того, что произвёл три выстрела, ни один из которых не стал смертельным: две пули попали в живот, третья – в плечо. Троханов остался жив и находится в реанимации. Только что по телевизору радостно сообщили, что жизнь правозащитника вне опасности.

– Убью его, клянусь аллахом! – прорычал сквозь зубы Заза. – Такое оскорбление только кровью смывается!

– Ты его убьёшь, да? – почти весело произнёс Лечи. – А как ты его будешь убивать, ну-ка, расскажи мне. Я как раз хотел поспать, расскажи мне сказочку.

– Мы исправимся, – твёрдо сказал Умар, вложив в эти слова максимум уверенности.

Отчитав их, дав подробные инструкции, как дальше действовать, Лечи отпустил их, и, дождавшись, когда за ними щелкнет дверь, потянулся за телефонной трубкой. Он решил, что настало время воспользоваться приглашением Пшемыслава погостить в Польше.