Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский обедал в гордом одиночестве в своём заведении – ресторане польской кухни «Сделаем заказ». Этот московский ресторан был приобретен три года назад, тогда же было принято решение открыть в столице офис, однако, встретившись пару раз с клиентами в отдельном кабинете ресторана, от офиса решили отказаться – лишние расходы.

Яркая эпоха завоеваний, слияний и поглощений требовала достойного, великолепного и торжественного оформления, поэтому ресторан был отделан так, чтобы подчеркнуть величие хозяина – как и все остальные принадлежащие ему объекты недвижимости. Стены были отделаны преимущественно венецианской фактурной штукатуркой, интерьер (мебель, панно, разнообразные украшения, окна, двери, осветительные приборы и так далее) включал в себя элементы барокко с характерными хитросплетениями сцепок, связок, врезок.

В этот раз компанию должны были составить трое функционеров из международной организации Бнай Брит. Когда их провели в кабинет, Босс от неожиданности перестал жевать бутерброд с черной икрой – никогда до этого ему не доводилось лицезреть столь вычурных и махровых семитов, более пейсатых, лупоглазых и губастых.

– Шалом, – сами собой произнесли его губы. – Что будем заказывать: свининка по-польски, копченое сало, рулька ароматная, варшавская ветчина, краковские колбаски…

Официант роздал гостям меню. Они, передав свои визитки, принялись его изучать. Босс разложил визитные карточки в ряд, чтобы не перепутать хасидов, и прочитал их имена слева направо: напротив находились Зеев Бабл и Адольф Шаевич, на стуле справа расположился Берл Шварцман.

– Кошерное меню у вас имеется? – осведомился Бабл.

– Есть кошерный польский самогон, – Босс представил свой любимый напиток, приготовляемый по рецепту его деда. – Не побоюсь этого слова – кошернейший! Чисто слеза!

Российским представителям ордена Бнай Брит стало ясно: плакал их кошерный обед, и они отложили меню. Босс так и понял, но для приличия спросил:

– Итак… сделали заказ?

– Лечи Вайнах, – крякнул Шаевич.

– А еще Заза Вахаев и Умар Радулов, – добавил Бабл.

– Хотим отомстить за наших братьев, – пояснил Шварцман.

У Босса прямо глаза разбежались. Однако, уяснив из последующего объяснения цель визита, он вскипел от негодования:

– Да как вы… вы явились сюда, в ресторан высокой польской кухни с такими непристойнейшими вещами?

– Вы покрываете преступников, Пшемыслав Гржимекович, – невозмутимо предъявил Шварцман. – Бандформирование Лечи Вайнаха совершило несколько терактов, повлекших за собой смерть людей, ряд заказных убийств, в том числе Исраэля Соркина, следствие располагает всеми уликами, но застопорилось из-за того, что вы сделали бандитам польское гражданство и переправили их в Польщу. А демократическая Польша конечно же их не выдаёт.

– И не выдаст, это демократия, а не тоталитарный беспредел, – вырвалось у Босса.

На самом деле никуда Лечи сотоварищи не выезжал, деза об их пребывании в Польше вброшена в МУР через своих оперов, и очень хорошо, что она дошла до пейсатых.

– То есть я хотел сказать, что Польша руководствуется христианскими принципами и живёт под флагом добра. – поправил себя Босс. – А вдруг вы захотите расправиться с Вайнахом, устроить самосуд!?

– Все мы живём по справедливости, только понимаем её по-разному, – примирительно произнёс Шаевич. – Сто тысяч долларов – по-моему это справедливо.

– Вы считаете меня какой-то продажной девкой, – оскорбился Босс.

– Хорошо, сто пятьдесят, – тяжело вздохнул Шаевич.

– Мы бы могли задействовать Моссад, разведчики-снайперы выследили бы преступников и уничтожили безо всяких юридических проволочек, вдруг они никуда из Москвы не выезжали, – скороговоркой проговорил Шварцман.

Вот он какой, Боссу он сразу не понравился.

– Но мы хотим обставить всё законно – публичный суд и приговор, чтобы российская и мировая общественность увидела торжество справедливости, – выступил Бабл. – Самосуд в темном переулке – это совсем не то, что мы хотим.

Шаевич сделал нужный акцент:

– Что нам надо сейчас… Возможно, через некоторое время мы пересмотрим приоритеты. Сегодня нам нужно, чтобы польская сторона выдала России преступников, находящихся здесь в федеральном розыске.

– Добро, – решился Босс и произнёс с видом человека, принявшего трудное, но справедливое решение. – Мне как совестливому неравнодушному человеку близки ваши чаяния…

Он оглядел своих собеседников, словно ощупывая внутренние карманы их лапсердаков – у кого финансы, кто будет расплачиваться.

– … и принимаю ваш гешефт, – Босс докончил фразу и почтительно склонил голову.

Держателем финансов оказался Бабл. По знаку Шаевича он расстегнул находившуюся на коленях кожаную папку, и стал выкладывать оттуда на стол пачки стодолларовых купюр. Отсчитав пятнадцать, застегнул папку и воззрился на Босса. Его спутники смотрели туда же.

– Итак, мы договорились призвать преступника к ответу, значит, так победим, – резюмировал Босс. – Завтра буду в польском посольстве говорить с нашим дипломатом, мы сделаем необходимые звонки в Варшаву, и в кратчайшие сроки нелюдь выдадут российской стороне. Мои интересы, ваши интересы и важнейшие интересы всего человечества будут удовлетворены. Ведь никто кроме нас!

Шаевич уточнил время очередного созвона или встречи, высказал пожелание – минимум два раза в день контактировать, чтобы иметь свежую информацию о продвижении общего дела. На прощание Босс долго жал руки – всем троим, приговаривая: «Никто кроме нас! Так победим!»

Когда они ушли несолоно хлебавши, он сложил деньги в портфель и позвонил в колокольчик официанту, чтобы принёс обед – бараний бок с мятным соусом, с картофелем и сельдереем.

* * *

Босс принял Лечи Вайнаха за ужином – в том же самом кабинете. Усадив его напротив себя – на то место, где несколько часов назад сидел Зеев Бабл, Босс уселся в своё кресло, находящееся напротив входа. Ещё до еды, прямо, откровенно, не ослабляя огонь фактов, он изложил ситуацию: депутаты Госдумы бузят, Генпрокуратура требует устроить показательный суд, нужные политики теряют рейтинг. Поддельные паспорта, хоть и совсем настоящие, но там на фотографиях – лица, знакомые каждому оперативнику. Выход такой: сдаться, подготовить и провести суд со своими присяжными, которые оправдают по всем статьям. После чего жить открыто, не скрываясь, имея на руках официально выданную индульгенцию.

– Ты же говорил – с Генпрократурой порядок, следствие приостановлено, – удивился Лечи. – Мы заплатили сколько им было нужно.

– Ну так сегодня днём возобновили – им дали по рогам из Кремля. Насчет денег – ничего платить больше не нужно, сам всё организую, на свои, в смысле из зарплаты, что ты мне ежемесячно платишь. Месячишко на нарах – а потом на Канарах!

Услышав про нары, Лечи поперхнулся говяжьей зразой:

– Мне нельзя: врач прописал постельный домашний режим. Подчеркиваю: ДОМАШНИЙ!

Доверительно склонившись, Босс сказал:

– Я тут беседовал с… людьми из Генпрокуратуры, они требовали отдать вас троих… на время, следствие по-быстрому, суд. Я пообещал… вынужден был, иначе всем нам болт, но не сказал, что отдам всех. Сказал: милиция арестует требуемую вами преступность. Но я не говорил, что под суд пойдут Вайнах, Радулов, Вахаев. Думаю, одного получат, и хватит. В итоге мы ударили по рукам и расстались. По правилам… по нашим правилам они смогут обратиться с повторной просьбой не раньше чем… созреет ситуация… полгода минимум. А через полгода ты будешь в Польше.

Лечи сделал уточнение:

– В Англии.

– А как же Польша? Ты же так хотел посетить Варшаву, град мазовецких князей, побродить по ботаническому саду, насладиться видами Старувки.

– Доктор сказал: лондонский климат мне больше подходит.

Босс вынужденно согласился на дополнительные хлопоты – организовать Лечи выезд в Великобританию. Больше за едой о делах не разговаривали. Ближе к концу встречи, за чаем, Лечи назвал имя того, кто будет чалиться: Умар. Хотелось бы проучить провинившегося Зазу, но он совершенно не умеет вести себя в обществе, чего доброго пришьёт кого-нибудь из прокурорских. По заказу не может, а сымпровизировать – запросто. Поэтому – Умар.

Босс изложил своё видение данного проекта. Сейчас он займётся подготовкой, обговорит с прокуратурой все детали. Когда всё будет готово, он даст сигнал, и Умар явится с повинной. На допросах будет присутствовать адвокат, он будет контролировать, как бы следователи не присовокупили к протоколам чего-нибудь лишнее. Больше от подследственного ничего не требуется – отдыхать в люксовой камере, ходить на допросы, шалтай болтай. Суд присяжных большинством голосов оправдает Умара, а заодно и Лечи, которого будут судить заочно. Что касается Зазы – действительно, ему лучше пока не высовываться, потому что он уже заочно осуждён и решение заочного суда может конечно быть обжаловано, но это тема отдельной беседы.

– Сейчас сидите тихо и не высовывайтесь, – подытожил Босс. – Как только я дам сигнал – сразу же собрался в пять минут и приехал по нужному адресу к нужному человеку. Всё будет расписано по минутам, поэтому без опозданий.