Кончив, Андрей ослабил объятия и попытался поцеловать Таню, но она, шумно выдохнув, с силой оттолкнула его так, что он чуть не упал с кровати.

– Что с тобой? – изумился он.

– Это я должна спросить, что с тобой, – откликнулась она, разминая затекшие суставы. – Что это значит, что сейчас было?

– Что было… мы занимались любовью.

Он попытался к ней приблизиться, но она оттолкнула его и отодвинулась на другой край кровати:

– Никто сейчас тут не занимался любовью.

Сердце бешено стучало, она никак не могла прийти в себя после пережитого потрясения. В потемневших глазах отражались боль и отчаяние.

– Скажи, у тебя появилась рабыня, которую ты душишь, мучаешь в постели? Или что, почему ты такой грубый, где твоя нежность, где, скажи?

Не выдержав, она разрыдалась.

До Андрея медленно доходило, что же сейчас произошло. Он часто действовал, не посоветовавшись со своим разумом, – особенно за последние двое суток. Где-то трезвонил мобильный телефон, сообразив, что это его, Андрей, соскользнув с кровати, поднял с пола брюки, вынул из кармана трубку, и нажал на зеленую кнопку:

– У аппарата!

– Господин концессионер, ты готов к вылету?

– Вальдемар, ты что ли? К какому нахуй вылету?

Потребовалось время, чтобы Андрей сообразил, о чем речь. Предыдущий звонок Вальдемара не был пьяным базаром, он действительно собирался лететь в Улан-Удэ, чтобы посетить какое-то буддистское поселение, в котором полоумные монахи оберегают мумию своего вождя, очень навороченного ламы. Это как-то связано с «Лавкой жизни», и Андрей просто обязан составить Вальдемару компанию. Это явная блажь, но отказаться не представлялось возможным – учитывая, какую услугу он оказал.

– Когда ты хочешь, чтоб я вылетел, – уточнил Андрей.

– Вылет послезавтра в семь вечера из Домодедово!

Для Тани это стало новым ударом. Вскочив с постели, она стала собирать вещи, чтобы одеться:

– Ты обещал, что проведешь со мной неделю!

Андрею с трудом удалось уговорить её вернуться в постель. Укрыв её одеялом, он принялся нашептывать ей ласковые слова. Но она не могла успокоиться, и, источая из глаз солёные жемчужины, продолжала сыпать обвинениями, называть его обманщиком и предателем. Она ничего не хотела понимать – ни обстоятельств, ни трудностей.

Буря улеглась с трудом. После пререканий Таня снисходительно позволила себя поцеловать и сама поцеловала его. Андрей успокоился – всё в порядке, она не стала бы целовать его, если в ней оставалась хотя бы йота недовольства.

– Полетели со мной, – предложил Андрей. – Ты когда-нибудь видела мумию?

Таня изумленно раскрыла глаза, и переспросила, позабыв обо всём, что говорила только что:

– Мумию?! Какую еще мумию?

– Ну это… был такой крутой сибирский лама… – напрягая память, мобилизуя воображение, стал объяснять Андрей.

Каким бы диким ни выглядело приглашение Вальдемара, оно оказалось очень уместным. Конечно, куда приятнее слетать в Сочи, Абхазию, а тем более на Кипр, но экзотическая поездка по буддистским местам тоже подойдет. В здравом уме такое вряд придет в голову. Компаньоны отпустили Андрея на неделю в качестве компенсации – они все вместе улетали в Таиланд на две недели, а Андрей оставался один на хозяйстве. (поездка с женами в Таиланд – еще большая дикость, чем в сибирскую глушь, нетрудно себе представить, какое это будет разочарование находиться со своим самоваром в этом очаге разврата, цитадели мировой проституции). И на него была возложена очень ответственная задача – в последних числах декабря Электро-Балт должен перечислить около тринадцати миллионов рублей, и необходимо в кратчайшие сроки организовать доставку сырья – свинца, сплава, полипропилена и сурьмы. На сегодняшний день еще не было точно известно, у кого взять требуемую продукцию. Владимир с Артуром сменили гнев на милость и перестали попрекать за тот инцидент с Пауэр Интернэшнл. Владимир лично встретился с гендиректором Пауэра, провёл переговоры, и уговорил подписать все акты сверок, несмотря на отсутствие многих документов, и таким образом документально подтвердить, что Экссон ничего не должен Пауэру. Напоследок, Владимир, конечно же, не удержался от колкостей: «Андрей Александрович, я тут выполняю за тебя твою работу…» Но в целом отношения наладились.

До конца декабря Андрей был свободен, и он пообещал провести это время с Таней. В Петербург он не торопился, ибо сказано: не спеши туда, где тебя не ждут. Вслед за Мариам приехала её мать, а потом и незамужняя подруга с дочкой. Дом, как обычно, превратился в общежитие.

– Мы полетим вместе, Танюш. Это будет что-то с чем-то.

Она мягко провела длинными, прохладными пальцами по его волосам:

– Андрей… мой любимый Андрей…

Он расчувствовался: как не походила предельная почтительность Тани на своеволие Мариам. Его ожидания в отношении жены не осуществились – по поводу второго ребенка она сказала, что нечего об этом думать, пока не будет готова их собственная квартира на Морском Фасаде (то есть сдана и отремонтирована). Что касается нежных чувств – Мариам убила их нахрен несколькими ядовитыми фразами, заставив Андрея вспомнить давно забытые времена её вампиризма, когда она методично доводила его и не успокаивалась, пока он не сорвется. Обшаривая стол (водился за ней такой грешок), она обнаружила листок с записанной на ней так называемой вечерней молитвой, – текст был озаглавлен «My pray» и содержал установки самовнушения, читая на ночь, Андрей задавал себе боевой настрой, поднимал дух. И во время очередной стычки Мариам с издевкой стала цитировать фразы оттуда: «Ну как же, ты же такой умный, сильный, у тебя «мозг как компьютер», ты «на ходу решаешь все вопросы»… и так далее. Это было сказано в связи с некоторыми его просчетами, она ясно дала понять, какой он занимается ерундой. И это у неё блестяще получилось – Андрей почувствовал так, будто его раздели на публике. Высыпалось много ядовитых слов, от которых не было противоядия. Это было жестокое унижение, но он улыбнулся, не подал виду, отшутился, однако Мариам, почувствовав насколько сильно он уязвлен, просияла – он увидел знакомый блеск в её глазах. «Что за бред, – размышлял он, отойдя от шока. – Она кончает с этого что ли, вампирша чертова?!»

Они молча лежали, лаская друг друга, но раздавшийся звонок прервал блаженство. На этот раз был Давиденко. Андрей выбрался из постели, вытащил трубку из кармана брюк, вернулся к Тане, которая прильнула к нему, как только он опять оказался рядом.

– Алло, Иосиф Григорьевич!

– Андрей, ничего что беспокою?

– Нет, Иосиф Григорьевич. Я тут немного задержался в Волгограде.

– Прекрасно. Никуда не уезжай.

Сделав небольшую паузу, Давиденко задал вопрос:

– Андрей Александрович, понимаю: у тебя напряженный график, полно работы, но напряги память и вспомни, ты никого не убивал 13 сентября текущего года в Москве, на Тверской улице в итальянской пиццерии Сбарро?

– В смысле «убивал»? Я там нахлобучил одного козла за то, что он оскорбил мою девушку. Но я его не убивал.

– Так вот он умер на днях, и вскрытие показало, что от полученных травм. Тебя ищут.

Андрей с Таней переглянулись. Они внимательно выслушали то, что рассказал Иосиф Григорьевич, и Андрей спросил:

– Что же мне теперь делать?

– Я тут кое-что предпринял без твоего ведома – ты уж извини. Но думаю, так надо. У меня тут в уголовном розыске работает мой бывший сотрудник – это я его туда пристроил, но дело не в этом. Он позвонил в Москву и забожился на пидора, что всю неделю с 10 по 17 сентября гражданин Разгон находился в камере областного УВД. То есть сделал тебе железное алиби. Пока что на словах, но москвичи тоже звонили и просили оказать содействие тоже на словах. Как только они пришлют официальный запрос или ориентировку, мой человек тоже будет должен сделать официальные бумаги. А для этого нужны финансы.

Иосиф Григорьевич умолк, собираясь с мыслями.

– Сколько? – спросил Андрей.

– Да ты понимаешь, если решать всю проблему целиком… чувствую, что москвичи мухлюют, что-то здесь не так. Если они мухлюют, возможно, что тебе не придется платить. Тебе придётся побыть в Волгограде, пока я всё выясню.

– Но у меня аврал, срочные дела, Иосиф Григорьевич. Завтра мне нужно лететь на Москву, а послезавтра, 25-го я должен вечером вылететь из Москвы… на север.

– Так, аврал, на север… А ты где сейчас находишься?

Андрей оглядел гостиничный номер:

– Я это… в гостях.

– Знаешь, что… подъезжай сейчас в ресторан Маяк. Во сколько там будешь?

Андрей сказал, что подъедет через полчаса и отключился. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем Таня спросила:

– Он откинулся – тот мудак?

– Поверить не могу.

– Но ты бил его по голове – руками и ногами. Я ещё подумала: как ты можешь так бить кулаками по твердому черепу – тебе наверное больно рукам.

– Я отжимаюсь на кулаках и каждый день тренируюсь на твердой груше. Сейчас не об этом.

Он задумался. Через полчаса Давиденко предьявит счёт, который надо будет сейчас же оплатить. Андрей поморщился – опять расходы!

* * *

Двести тысяч рублей – такой получился приговорчик. Прибыль от сделки по горздравотделу накрылась пилоткой – как бы выразился руководитель этого учреждения. Иосиф Григорьевич немало подивился, когда Андрей запросто раскрыл портфель и выложил на стол две пачки 1000-рублевок по сто тысяч рублей. Андрей был уверен на 200 %, что теперь особист поднимет тариф, уразумев, что предприниматель тянет гораздо больше, чем 20,000 рублей в месяц, но выхода не было – послезавтра в семь вечера нужно вылететь с Вальдемаром в Улан-Удэ из Москвы, а для этого необходимо решить все проблемы. Да и вообще – как работать и жить, когда на тебя завели уголовное дело и ты в розыске?!

– Отлично! Прямо сейчас я урегулирую все вопросы, – Иосиф Григорьевич взял со стола деньги и положил во внутрений карман пиджака. Он немного покривил душой – Андрей мог совершенно бесплатно и без посторонней помощи решить проблему, его родителям, Ольге Альбертовне и Александру Андреевичу достаточно поднять трубку и позвонить Юрию Ивановичу Рубайлову, депутату Госдумы, который находится в Москве, и попросить о помощи, и все московские шавки заткнутся. Рубайлов вытащит их непутевого сына, как уже бывало. Но тогда у Андрея возникнет закономерный вопрос: а зачем ему Давиденко?

– У тебя проблемы, Андрей, и серьёзные. Заведено уголовное дело. Но теперь, – Иосиф Григорьевич похлопал по карманам, где лежали деньги, – оно будет приостановлено, причину они сами придумают. Размытое изображение на плёнке, сбивчивые показания свидетелей. Это их головная боль. Москвичи-мироеды получают сто пятьдесят тысяч, полтинник остается в Волгограде. Наш уголовный розыск состряпает протокол задержания задним числом – ты якобы провёл в камере… в которой ты уже бывал в 1996 году… трое суток – с 11 по 14 сентября. Бонус: за эти деньги, пятьдесят тысяч, тебе сделают аналогичную бумагу на любые даты, которые предъявят москвичи. Они скажут допустим: Разгон в таких-то числах конфликтовал с погибшим Хмаруком, а мы им: «Хуй вам! Гражданин Разгон в этих числах сидел в камере областного УВД!» Цени, таких услуг за такие деньги тебе никто больше не окажет ни в одном субьекте Российской Федерации.

– Спасибочки. Я могу улететь самолётом?

Иосиф Григорьевич покачал головой.

– Я бы не советовал – ближайшую неделю. Ни поездом, ни самолётом. Езжай на машине. Чувствую…

Тут он шумно втянул носом воздух.

– … чую, дело заказное. Вспоминай, кому дорогу перешёл.

– Вообще без понятия. Я живу по правде и никому не причинил вреда.

Иосиф Григорьевич повторил инструкции и пообещал как следует разобраться в этом деле – по его глубокому убеждению, что-то здесь не так. Он поднимет все свои связи, чтобы доподлинно разобраться в уголовном деле, которое, вероятно, слабали по чьему-то заказу. Но вместе с тем, для безопасности, он посоветовал не пользоваться общественным транспортом, так как уголовный розыск имеет доступ к системе воздушных и железнодорожных перевозок и может узнать, что такой-то гражданин купил билет на такой-то рейс.

Внимательно посмотрев на подопечного, Иосиф Григорьевич сказал:

– Поэтому ответ такой: завтрашний билет сдай, и без моих инструкций никуда из города не выезжай!