«Ну и что, что самолёт улетел? Никуда не уходи, я фрахтую чартер!»

Сидя над графином водки в аэропорту Домодедово, Андрей разглядывал спешащих в разные стороны хмурых граждан в ушанках. В руке были зажаты билеты на самолёт Москва – Улан-Удэ, улетевший 20 минут назад. В Москве выдался на редкость снежный четверг, и его спутники – Вальдемар Буковский и президент Российского союза каратэ кёкусинкай, сихан седьмого дана господин Толкалин, застряли в мертвой пробке на Каширском шоссе. Телефонная трубка периодически доносила вести об их отчаянных попытках прорваться в аэропорт – так, Вальдемар пытался дать ментам тысячу долларов с целью пересесть в «жигули» с мигалкой, но менты честно сказали, что не берутся успеть.

Когда запыхавшиеся адепты наконец ворвались в ВИП-зону, Вальдемар первым делом бросился фрахтовать чартер. Однако чартер фрахтовался так себе: во-первых, за него просили 70 тысяч долларов, что не пугало отважную компанию, во-вторых, маршрут надо было согласовать до утра. А вот это концессионеров не устраивало. В результате было принято решение лететь завтра регулярным рейсом. Вальдемар остался доволен. Его в Улан-Удэ ждал не только полумертвый монах, но тысячи живых и здоровых адептов сетевого маркетинга, собравшихся из холодных городов и весей, дабы услышать автора книги «Как стать успешным человеком», проводящего одноименный тренинг.

Андрей и господин Толкалин испытывали сомнения в необходимости демонстрировать мирозданию подобное ослиное упрямство. Вселенская кармическая комиссия в который раз за день намекала, что в буддийском дацане кого-то не ждут.

«Не бэ, ребята, – отмел пораженческое настроение Вальдемар. – Всё путём. Господин Оболенский 100 тысяч пожертвовал. Мумию посмотрим – и домой».

И оглянулся – он назвал редуцированную версию фамилии Босса, и опасался, что его случайно услышит кто-то из знакомых.

Андрей мысленно усмехнулся.

«Если Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский, или, как его называли на Экссоне, Через-Хуй-Кидала, отслюнявил 100 тысяч, значит вытащил как минимум миллион».

И уточнил:

– А сто тысяч чего – грина?

Опасения Вальдемара оказались не напрасными – к стойке регистрации приближался САМ, как обычно, с неразлучной помощницей Миркой. Он заметил концессионеров, но не соизволил подойти. Однако, когда к нему подошли всем гамузом, как-то вяло отреагировал – из-за непогоды на неопределенное время откладывали его рейс на Сочи.

– По метеоусловиям Сочи, – пояснила служащая аэропорта.

– Начинается… – застонал Босс. – Нам придется ждать в этих дешевых дермантиновых креслах и каждые полчаса выслушивать, что информацию объявят как только так сразу.

– Зато будет время, чтобы подумать о спасении души, – поддел единственный из собравшихся, кто имел на это право – Мирка. Обладательница, как говорят в Англии never end’s legs зачем-то надела обувь предназначенную для коротконожек – ботфорты на высоченой шпильке, наверное затем, чтобы возвыситься над своим хозяином и отпускать с этой высоты в его сторону колкости.

Он мило улыбнулся ей в ответ и оглядел присутствующих.

– Таня, – представил Андрей свою подругу.

Мирка протянула ей руку и представилась. Босс последовал её примеру и по-свойски назвал себя:

– Пшемыслав.

После чего, высказав рыцарское восхищение красотой Тани, шутливо упрекнул Андрея – зачем так долго скрывал такое сокровище от общества, а под конец, разошедшись, выдал комплимент: «Ты добрая девушка, из наших». И неожиданно умолк, о чем-то задумавшись.

Некоторое время просто стояли, перебрасываясь дежурными фразами, ругая небесную канцелярию, не зная что предпринять. В ВИП-зоне было условия для комфортного времяпровождения, но дать команду должен был старшой. А следующий рейс на Улан-Удэ был только через двенадцать часов, и по-хорошему Вальдемару, Андрею с Таней и господину Толкалину можно было бы поехать в город.

– Что за лупарик рядом с Минаевым? – поинтересовался Андрей, указывая на висящий на стене телевизор – там шла популярная передача, ток-шоу Сергея Минаева «Честный четверг».

– Ну как же – Троханов, – первой отозвалась Мирка, вслед за ней Вальдемар удивлённо спросил: как, разве Андрей не знает Исмаила Троханова, главного телемужчину современности, он вовсе не еврей, а… впрочем, с определением национальности вышла заминка.

– Я действительно не знаю, кто такой Троханов, и почему я должен, если он меня не знает? – пожал плечами Андрей. – Этому лупарю ни жарко ни холодно оттого, есть ли я на белом свете, и у нас это, кажется, взаимно.

Оказалось, даже Таня знала про писателя, общественного деятеля, адепта восстановления мировой справедливости и картофельного антиглобализма, правозащитника, оплота свободы и поборника истины, беспощедного к большим и малым слабостям человеческим… в общем гнусного интеллигента – Исмаила Троханова. Но никто из собравшихся не успел ничего о нём сказать – он это сделал сам, появившись как из-под земли:

– Напрасно, Андрей Александрович, вы так думаете – я всем своим организмом ощущаю ваше существование на этом свете.

Прямо перед Андреем материализовался стойкий жизнелюбивый дядюшка с дисфункциями организма – тот самый, чей больщой мясистый нос, толстые губы, срезанный лоб и бесцветные навыкате глаза всё еще мелькали на экране.

– А ты чо за хуй? – машинально выпалил Андрей.

Таня, Вальдемар и Мирка в состоянии, которое можно охарактеризовать как культурный шок, растерянно взирали на известную публичную фигуру, невесть как появившуюся в публичном месте. Толкалин с Боссом стояли в сторонке и им не посчастливилось стать участниками диалога с селебрити.

На самом деле всё оказалось банально просто – Троханова, как и многих других, подвёл футбольный матч в Петербурге, на который вот уже вторые сутки отправляются болельщики Москвы – рейс за рейсом, эшелон за эшелоном. Правозащитник не смог улететь из Москвы, и его тщательно распланированный маршрут полетел в тартарары. Но появилась долгожданная возможность изобличить подонка:

– Подонков узнаю по почерку – теперь я лично убедился, насколько права была журналистка Софья Интраллигатор. Вы оскорбили уважаемого человека, к тому же женщину, и к этому преступлению – а я уверен, что было много-много других – прибавилось еще одно. А ваша умственная и душевная нищета оскорбляет и огорчает всех интеллигентных людей. Давайте, радуйтесь, злословьте, недолго осталось.

Высказавшись, видный общественно-политический деятель достойно удалился. Настала очередь Мирки и Вальдемара задать вопросы:

– Кто такая Софья Интраллигатор?

– Волгоградская журналистка – жопа что прицеп, приперлась в мой офис, стала мести пургу, я назвал её жирной тупой пиздой. Сначала об этом знали трое – я, она, и весь Волгоград, но благодаря её статьям и судам в двух инстанциях об этом узнала вся страна, включая этого тележида, – с этими словами Андрей протянул руку к экрану, словно стараясь дотянуться до грозного правозащитника.

Ток-шоу продолжалось, монументальное кудахтанье, прекратившись в режиме живого исполнения, доносилось из динамиков. Минаев спросил мнение Троханова – найдут ли бандитов, стрелявших в него.

– Я знаю кто это сделал, и следственным органам тоже известны их имена. Я вижу своих врагов – они меня сталкивают с пути, но я иду к тому, чтобы их уничтожить.

Телепередача была единственным развлечением путешественников, которых задержала непогода. Исход вечера определили Блайвас и Радько, вбежавшие в зал и, никого не замечая, подлетевшие к стойке регистрации. Зловещие боевые приматы в дизайнерской коже потребовали «представителя авиакомпании», и служащая бросилась исполнять их поручение. Радько, заметив краем глаза знакомых, повернулся и широко осклабился:

– Ебать-колотить!

Они какое-то время обсуждали с представителем авиакомпании, как можно попасть на переполненный самолет на Петербург, тот, к сожалению, ничего не мог сделать даже за большие деньги. В обычный день можно что-то придумать, всегда минут за двадцать до вылета снимают чью-нибудь бронь, освобождаются места, и ответственные работники за дополнительные деньги продают эти места. Но сегодня все футбольные фанаты Москвы подорвались в Петербург на матч, поэтому мест никаких нет.

В другой день Блайвас довел бы человека до белого каления – он всегда делал вид, что не понимает с первого раза и задавал по кругу одни и те же вопросы, на которые уже дали отрицательный ответ. Но сейчас, увидев наблюдавшую за ним внушительную компанию, в числе которой был всесильный Босс, Блайвас изобразил подобие улыбки и отпустил представителя авиакомпании.

Вместе с Радько они подошли ко всем и вкратце обрисовали свою ситуацию:

– Епта, мы проебали все рейсы.

– Ебаные футболлеры, говорил надо пиздрячить на машине с Ренатом!

Босс одарил их милостивой улыбкой – ранее днем Блайвас лично передал ему оперативно раздобытые $50,000, и не было никаких причин на него кукситься.

– Ну чтож, раз уж мы все тут собрались, самое время устроить банкет в банкетном зале, петь песни про туман-непогоду. Мирка…

Он вполголоса дал ей задание, и она направилась к администратору, чтобы оставить свой номер телефона и поручить отзвониться, как только станет известно точное время вылета.

И компания направилась в гостиницу Домодедово Аэротель, находящуюся в прямой видимости аэропорта.

Заселились все, кроме Блайваса и Радько, несмотря на то, что Босс платил за всех, они рассчитывали либо уехать на вокзал, либо, в крайнем случае, завалиться к Вальдемару и переночевать у него.

После заселения собрались в ресторане, полутемный зал которого был совершенно пуст, и заняли стол (пришлось сдвинуть два) рядом со сценой. Радько приглушил телевизор, стоявший на тумбочке неподалеку, и, захватив пульт, вернувшись на место, изрыгая свою обычную моторную похабель, стал щелкать каналами.

Когда определились с напитками (все единогласно отказались от крепкого алкоголя), Босс поднял бокал:

– Существует обычай – разливать вино под песни пожелания. Давайте не будем его нарушать. Хочу пожелать всем нам, чтобы ожидания наши сбылись, и мы, вопреки непогоде, оказались там, куда стремимся!

Рояльный аккорд возвестил о начале представления. Последовавшая за ним томительная пауза заставила зрителей сконцентрировать внимание на трёх музыкантах, разложивших на сцене инструменты и приготовившихся к выступлению. Из негромкой дроби малого барабана и чуть слышных отголосков мелких ударных вырастал звук саксофона. Саксофонист играл короткими, прерывистыми фразами, умело используя свингующие паузы.

Радько одновременно следил за телеэкраном и сценой. Блайвас внимал рассказам Андрея, сидевшего справа от него и в десятый раз по кругу твердившего одну и ту же историю – товар прибыл в Волгоград двумя грузовиками, приходуется на складе Совинкома, кое-какие средства поступили в качестве предоплаты, и к понедельнику, 29 декабря необходимые 70 тысяч долларов соберутся на расчетном счете, Снежана их обналичит и принесёт в офис. Дальнейшие платежи – увы, только после Нового года. А оживившийся интерес к уцененным расходным материалам (в связи с имеющейся информацией о росте цен с первого января) даёт уверенность, что в течение января, максимум до середины февраля – весь товар будет продан и участники проекта получат свою долю. Товар выбран самый ходовой (Лена Николова постаралась): сердечные протезы и клапаны, шовный материал, рентгенпленка, шприцы, дезинфектанты, расходные материалы для реанимации, медикаменты для аптек, интраокулярные линзы (для МНТК), и так далее. Скинув хотя бы 10 %, всё это очень быстро можно продать.

Таня, сидевшая от Андрея по правую руку, устав слушать одно и то же (Блайвас иначе не усваивал информацию), переключила своё внимание на эстраду. Тем более что вступил рояль, инструмент, которым она прекрасно владела и могла по достоинству оценить игру, и возник полифонический эпизод равноправного творческого взаимодействия – три свободно и независимо высказывающихся голоса переосмысливали идею традиционного джазового трио.

«Почему бы мне не сколотить джаз-банд?» – размышляла она, всецело захваченная выступлением трио.

Вальдемар пил как обычно – как жеребец на водопое, официанты забегались подливать ему. Мирка, сидевшая напротив него и рядом с Боссом, успевала беседовать с обоими. Общая беседа не вязалась, но вскоре Босс, умевший объединять разнородные предметы в олно целое, заинтересованно осведомился, что это за девушка была два дня назад с Вальдемаром в ресторане.

– Которую мы так разозлили своим появлением, – вставила Мирка не без ехидства.

Вальдемар бросил насторженный взгляд в сторону Андрея, вслед за ним то же самое сделала и Таня, оторвавшись от эстрады.

– Нет, я просто хотел принести извинения за то, что ворвался в вашу беседу. Думаю, не послать ли ей цветов, – с сожалением произнес Босс.

Хмель слетел словно камень, отвалившийся со скалы – Вальдемар стал путано виниться – мол, познакомились недавно в Питере, ничего особенного, взял девицу в дорожку.

Босс удивленно вскинул брови:

– В смысле, ты её не знаешь?

Все, в том числе державшийся немного отстраненно Толкалин, с живейшим интересом следили за ходом беседы. Сихан седьмого дана был вынужден придвинуться поближе к Радько, а тот, в свою очередь, к Боссу, чтобы лучше слышать.

Вальдемар оправдывался, как мог:

– Да так, пересекались пару раз.

– «Пересекались», и ты притащил её в мой ресторан, не предупредил меня, что это левая девка, и я наговорил при ней бог знает что!

Очередная новость привлекла всеобщее внимание, и Радько сделал звук телевизора погромче. У Вальдемара появился небольшой перерывчик, чтобы продумать линию поведения. Между ним и Андреем находился Блайвас, никак не пообщаться и не договориться, к тому же что рядом с Андреем находится его подруга. И Вальдемар устремил свой взгляд туда же, куда и все – на экран телевизора. Тем более что передаваемая новость касалась всех собравшихся за этим столом. Ну, или почти всех.

– … сегодня в полдень в своем собственном офисе на Тверской улице был застрелен Лейзер Вексельберг, – вещал диктор. – и Алексей Панфилов. При жизни Вексельберг занимался незаконным обналичиванием денежных средств и махинациями с векселями и другими ценными бумагами. Он находился в разработке отдела по борьбе с экономическими преступлениями СВАО города Москвы. По официальной версии, убийцы действовали в рамках неписанного кодекса мафии…

На экране крупным планом давали залитую кровью обстановку офиса, в котором как минимум двое присутствующих имели возможность побывать. Кровавые потеки на стене, трупы на носилках (правда накрытые) впечатляли ужасом реального происшествия, сознанием достоверности происходящего.

Официальная версия понравилась всем собравшимся, на лицах мгновенно отобразилась ирония разной степени. Блайвас фыркнул. Радько, опустив голову, почесал затылок.

– Какая печальная ирония – Вексельберга погубили векселя, – изрёк Босс тоном настолько трагического Пьеро, что захотелось зажмуриться и убежать в самый тёмный угол дома горько плакать.

После чего продолжил с Вальдемаром:

– Что теперь прикажешь делать со случайной девкой, за которую ты, естественно, поручиться не можешь, и которая, мало того, что видела меня и слышала кое-что, что ей не нужно слышать, но и еще, как выясняется, засветилась с векселями?

Глубокая дума легла на чело Вальдемара. Он молчал, тогда Босс обратился к остальным:

– Кто-нибудь её знает, что это за девочка и с кем она живёт?

Саксофонист, сменивший основной инструмент на скрипку, поддерживал рояль интенсивными вибрирующими пассажами, тогда как барабанщик играл виолончельным смычком по краю тарелки.

На мгновение все замерли. Таня подозрительно осведомилась:

– Кто это такая?

Андрей шепнул ей на ухо:

– А что… это та самая, бывшая Рената… а может не совсем бывшая, которая вела проект с векселями. Ренат сам её подложил… то есть предложил, чтобы наказать за… ну, помнишь, я тебе рассказывал.

Таню такой ответ устроил. Андрея подмывало сказать, что Леночка Шаабан – креатура отсутствующего здесь двоюродного брата Рената, но сидевший напротив Радько каким-то сверхъестественным образом разгадал намерения, и, отодвинувшись так, чтобы его не видел Босс, мотнул головой и прижал к губам палец, – мол, молчи и не высовывайся.

Уже под хмельком и внешне безмятежен, Андрей не без внутреннего содрогания прислушивался к тому, что говорят – решалась судьба самой необычной девушки, которую ему когда-либо приходилось лишать невинности.

Романтическое настроение скрипичного соло перешло в бурную конфликтность, в которой вспыхивающие реминесценции заглушались исступлёнными форте почти всей рояльной клавиатуры.

Гримаса недовольства исказила благородное лицо Босса. Не дождавшись пояснений, он, взяв глубоко трагические ноты, продолжил:

– Что же это получается – мы затеяли крупный религиозно-благотворительный проект, под флагом добра, ты, Вальдемар, именем бога учишь людей жить, и одновременно с этим вершишь непригожие дела: махинируешь с векселями, с твоей подачи из-под стражи освобождают опасных преступников…

Темп убыстрился до предела. Возникшее крещендо вывело солирующий саксофон на передний план. Его неистовый, мятежный звук породил музыку высочайшего эмоционального накала. Ударные, бассет и рояль оказали интенсивную ритмическую поддержку этой неудержимой саксофоной атаке.

Осуждающе посмотрев на пригорюнившегося Вальдемара, рукавом отиравшего крупный пот со лба, Блайвас обратился к Боссу:

– Мы уладим это дело, выясним что это за сучка, по большому счету не проблема. В своем городе мы все вопросы…

Босс тонко улыбнулся – для него Петербург был тоже «свой» город, причем в гораздо большей степени «свой», чем для Блайваса. И ткнул его пальцем:

– Ты – ты лично гарантируешь мне это?

– Конечно, Пшемыслав Гржимекович, без вопросов, – хором ответили Радько с Блайвасом, оглушив Босса сразу с двух сторон.

Андрей вздрогнул и невольно прикрыл глаза: эти двое своё дело знают. Не имеющие ни души, ни разума, они не ведают никакого милосердия. Но надо отдать им должное, в отношении дам они не лишены галантности – когда бьют доской от серфинга по голове, непременно скажут что-то типа: пошла волна, подруга! Таня, внимательно следившая за ним, ткнула его в бок: «Что с тобой?» Ни одним движением не выдал Андрей своего волнения. Очнувшись, раскрыв глаза, взмахнул рукой:

– Музыка! Люблю джаз, давно не слышал подобное, да еще в живом исполнении.

– Череп твой в трёх местах пробит – это след от мужских обид, – сделав глоток вина, запел не чуждый романтике Радько.

Неожиданно оставленный без аккомпанемента саксофон замедлил музыкальное движение, фактура разрядилась, три запинающиеся фразы, и музыка перешла в следующую часть, где пианист, переняв музыкальное лидерство, начал своё драматическое соло.

– Я хочу тоже так играть, – шепнула Таня Андрею на ухо.

Вальдемар, по природе своей не могущий долго расстраиваться, вполголоса говорил Мирке, уже не касаясь сегодняшнего инцидента, полностью исчерпанного:

– В жизни много препятствий. Это одно из них. Я надеюсь, что эта глава скоро закончится.

Меняя саксофон и тромбон, саксофонист исполнил три динамичных двойных соло, оставивших впечатление фантастической инструментальной виртуозности. Далее, солируя без сопровождения, он постепенно снизил громкость исполнения и вскоре медленно удалился за пределы им самим созданной резонирующей звуковой галактики.

Собравшиеся доброжелательно внимали заключительным словам Босса.

– … я раньше не верил в чудеса, но чем еще, как не чудом, объяснить, что мы появились на свет такими, какие мы есть, встретили своих любимых, и пребываем в мире и согласии, тогда как другие, менее удачливые наши братья и сёстры, попадают к шайтану на шампур, и разве не в этом состоит величайшая натурфилософская загадка всех времён. Хочу учредить новый благотворительный фонд: «Совесть против насилия»…

Кажется, пили немного, но до своих комнат добирались не без помощи чудес, о которых толковал Босс.

В сопровождении Тани отход ко сну никак нельзя было назвать будничным. А в эту ночь отход ко сну для Андрея стал еще менее будничным. В одном месте сошлись огромные потоки смыслов, людей, событий, и он познал суровую отраду жертвы.