Они пришли с севера, спустились откуда-то в окруженный горами лог, поросший кедрачом. В логу было безветренно, и кедр рос высокий — стройный. Меж него пряталось в логу уютное подворье корчмы.

Здесь дорога сбегала с одного перевала, чтобы потом вскарабкаться вверх на следующий.

Они пришли вместе с метелью. Хлесткой, злой, завалившей снегом перевал. Метелью, запершей их в этой корчме без названия. Хозяину оно было не к чему — других гостиных дворов здесь не было, а постояльцы называли ее "У Волчатника" или корчма в Черных горах. Из года в год здесь останавливались одни и те же люди, и хозяин их привечал как старых друзей, хотя плату брал со всех одну.

Волчатник действительно когда-то промышлял охотой на волков, работая на государевой службе по западную сторону от Черных гор, теперь же поджарый высокий охотник, чуть раздобрел, стал чаще улыбаться и охотился только на горных козлов, которые прославили его корчму славным жарким.

Сейчас у Волчатника гостила дюжина человек — обоз, везший в Луар пушнину. Семеро из были наемниками, двое купцами, остальные при них.

Ошека, Ревуна, Глода и Репку Волчатник знал давно, другие наемники были новичками в этом отряде.

У Ошека были жесткие усы и борода с ранней сединой, протоптавшей серебристую дорожку посередь подбородка, тело оплели жилы, а в холодных голубых глазах было мало доброго. Такой же взгляд был у Глода, — эти двое, похожие словно братья, ходили вместе вот уже десяток лет. И все эти годы прикрывали друг другу спины.

Отличался Репка, он все мечтал, что, как и Волчатник, накопит денег на трактир или корчму и осядет где-нибудь в маленьком городишке, где его никто пока не знает. Репка любил поболтать и пошутить, был добр и часто молился. Но спроси Глода и Ошека, и они бы сказали, что Репка весьма крут на расправу и безжалостен в бою.

— Метель началась, — сказал Ревун, возвращаясь с задков, — застрянем.

— Колдуна бы… — Малой — один из купцов, ведущих обоз, — выглянул в волоковое окошко.

— Отколь взять его? — спросил его старший брат, звали его Бажай. — Все у них там война, весь восток втянули. Проверим, ежели сможем пробраться, пойдем.

Тринадцать мужчин сидели вкруг длинного очага, жена Волчатника суетилась у котла, кроша в варево морковку и лук.

Скрипнула дверь. Тяжелая кедровая дверь — сквозняком не сорвет, да и пригнана плотно. В корчму ворвалась метель.

Они пришли на лыжах, вдвоем, и когда стянули шапки, Глод присвистнул от удивления.

— На постой пустите?

В ответ Волчатник поднял седую голову и кивнул.

— Лыжи куда?

— Поставьте в сени, сударыни.

Младшая представилась Вессой, старшая Емелой. Они жадно ели горячую похлебку и жались к огню. На столбиках у очага дымились мокрые сапоги, меховые вкладыши сушились тут же, на краю длинного тагана.

Ошек отвел взгляд от узких смуглых ступней Емелы.

В таких местах не расспрашивают, если только сами рассказывать не начинают.

— Гудит как, уж долго гудит. — Бурчал под нос Малой.

— И всю ночь гудеть будет. — Репка разрезал луковку и протянул половинку Ревуну. — Помнишь, мы как-то также застряли? Тоже посреди зимы дело было.

— Агась, только были мы тогда северней, и храмины не стояло, чтобы от холода спрятаться.

— Зато были волки. Метель тогда бушевала четверо суток, и днем и ночью. Все бы ничего, но волкам тоже было голодно да зябко.

— А потом перевал замело, вот как сегодня.

— И что будет, если его заметет? — спросила Весса, она открыла рот впервые, голос был охрипший.

— Не пройти. — Коротко ответил Малой.

Весса кивнула и опять уткнулась в тарелку, на щеку упала смоляная прядь. Девушка торопливо убрала ее за ухо. От близкого огня щеки сидящих распылались маковым цветом. У Емелы на голове был повязан темный вдовий платок, под платком угадывался тугой узел волос. Хороша была Емела, а меч, висевший над ее топчаном еще лучше.

— Но рано или поздно идти придется. — Сказала Емела.

— Придется. — Согласился Малой.

— И идете вы в Луар? — вопрос был будто бы Малою, но смотрела она на Бажая

— Истинно так.

— Дорога будет трудной. Возьмете нас с собой? Зря не объедим, — она взглядом указала на меч. — Я умею им пользоваться.

— Возьму. — Ответил Бажай. — И без этого бы взял, что вам двум бабам в горах одним делать.

Весса перестала есть и застыла с недонесенной до рта ложкой. Вдова легонько хлопнула ее ладонью по плечу.

— Мы можем за себя постоять. — Выдавила девушка.

— Ага, особенно хорошо бороться с холодом и волками. — Усмехнулся Ошек. — Пойдем, тогда и посмотрим.

На том и порешили. Наемники коротали время за игрой в кости, купцы сходили проверить товар и лошадей. А Весса и Емела улеглись спать, разморенные очажным теплом.

Ночью Ревуну аукнулось выпитое накануне пиво. Пришлось стряхивать с себя сон и брести впотьмах к двери. Снаружи все мело, бился ветер, скрипели кедры.

Она стояла, прислонившись к двери, и наемник чуть не пришиб ее, выходя.

— Что ты здесь делаешь?

Босая, в нижней рубахе и полотняных портах, немудрено застудиться. Так бывает, когда человек совсем не понимает что делает, или наоборот хорошо понимает — мучая себя намерено.

Неужто, есть, за что наказывать?

Ревун пошел на задки.

Вернулся — уже зашла в дом, положила в угли поленья. Огонь разгорелся тут же, будто и не гас. Всполохи осветили растрепанные черные волосы, остриженные чуть повыше плеч, бледное лицо с серым тоскливым взглядом. Глаза были больные, такие бывают у только переживших злое, нещадное горе.

— Не спится?

— Нет. — Голос как эхо. Кого ты похоронила? Брата, отца, возлюбленного? Но спрашивать Ревун не стал, просто сел напротив, пододвинул к огню котел с водой.

— Я уже седьмой год хожу по этому тракту. И шестой останавливаюсь в этом трактире, бывает, перевал не пускает и седмицу, хорошо, когда на помощь приходят колдуны. Тут раньше жил один неподалеку. Старик Фотий, суровый был старикан, никому спуску не давал, видывал я, что он сделал с одним купцом, вздумавшим оставить его без платы. А теперь, говорят, помер. Может и не врут, сказывали ему уж второй век шел, а то и третий.

Весса смотрела на него через огонь пристально, настороженно.

— А другого колдуна не прислали?

— Не знаю. Кажется, нет. Видно некогда нынче Владычице. Будешь? — он зачерпнул кружкой в котле, Весса протянула ему свою.

— Ревун, а ты воевал?

— Было дело. — Здесь не принято задавать подобных вопросов, но он все же ответил. — На стороне Луара. Мы тогда отбивали границу, пытались пробраться к хребту.

— С Велманией?

— С ней родимой. Я сам Велманин, да только по молодости в Луар занесло, так и остался. Сейчас и не знаю, какой язык мне роднее и чьи обычаи привычней.

— Расскажи про него… про Луар.

— Завтра. — Пообещал мужчина. Он поставил кружку к товаркам. Весса все сидела у горящего огня, облокотившись на резной столб.

Торопиться было некуда, к утру ветер успокоился и снег повалил мягкими пушистыми звездочками. Дверь удалось открыть с трудом, завалило и высокие ступеньки и пять венцов сруба. Взрослый мужик проваливался выше колена. Волчатник кое-как выбил дверь и взялся за лопату — чистить. Стоило снять добрый кусок снега, на него опускалось рыхлое одеяло нового. Когда корчмарь пробился к конюшне, у крыльца завалило по щиколотку.

Весса вышла на улицу босиком, зачерпнула голыми руками снега и умылась. На секунду с ее лица сползла вся горестность, и девушка улыбнулась. Она чувствовала, как кожу щиплет тающий снег, как щекотно ползут под ворот ледяные ручейки.

— Волчатник! Есть вторая лопата? — весело крикнула она.

— В сенях возьми.

Весса нырнула в дом, появившись на пороге уже в сапожках и верхней рубахе.

Когда проснулись остальные постояльцы, они разгребли весь двор.

— Ха! — Бажай потянулся, поймал ртом снежинку, еще десяток осел на усах, быстро тая от дыхания. — Волчатник дай мне с собой лопату! Вижу, эта девка горазда торить дорогу.

Раскрасневшаяся Весса оглянулась на купца. Радостное выражение сползло с лица.

— Мне не нравится, когда меня зовут девкой. — Сказала она.

Дни прошли лениво, зимнее солнышко недолго каталось по небу, быстро утонув в горных сугробах. Весса помогала жене Волчатника по хозяйству. Звали ее Белика, Белика была моложе мужа на десять зим, и старше Вессы на восемь.

— Твоя сестра? — спросила Белика про Емелу.

— Невестка. Брата убили маги. — Тихо ответила Весса.

— Соболезную.

— Не надо. Я не хочу об этом говорить.

И все же Весса женщине понравилась, к вечеру девушка выпросила баню, вызвавшись топить сама. Топить её не пустили.

Мужики в шутку зазывали мыться Емелу и Вессу с собой, Емела смеялась, Весса молчала.

Этим вечером Весса первая пошла спать, и не слышала тихого разговора у очага. Не слышала, что Емела рассказала, как погиб ее муж, как решила она отвезти к своей тетке в Луар мужнину сестру, оставшуюся сиротой.

Ошек поведал о своем брате, который пошел служить в ратные на Боровой переправе, да там и сгинул.

Сначала говорили о жизни и рассказывали истории, потом истории превратились в байки, а там и басни поспели.

На басни мастером оказался молодой безусый наемник, называвший себя Радмиром. Радмир поведал про горных духов, похищающих путников. Рассказал про затерянный стан, где некогда повесился хозяин. Почему повесился уразуметь никто не мог, может от того винил в этом суровых горных духов, с которыми тот давеча поссорился. Да так к ним и перешел в мир теней. И повелось, что на стане на этом ночевать не к добру, а в избе повешенного тем более. Но по осени, когда отстреливали козлов, один смелый, да одуревший от постоянной сырой мороси, решился. Затеплил в избе очаг, расстелил на лавке потники, укрылся одеялом… И проспал до утра.

Духи разозлились. Повешенный пришел на третью ночь, оставил в предупреждение мертвую белку, на шестую развязал стреноженного коня.

На седьмую пришел сам, бродил около костра, остерегаясь подходить к живому пламени.

Так охотник чуть седым не сделался.

— И что дальше? — Малой вытянул лицо.

— Сердце остановилось, забрали его к себе духи. — Закончил рассказ Радмир. — Не стоит духов забывать, они мстительны.

— Сказки. — Бажай стиснул на шее знак священного треугольника.

— Ваши Три Бога — вот это сказки. А заступы вы у колдунов просите. — Радмир достал из-за пазухи волчий клык. — Здесь в Черных горах, мы помним о наших духах. И у каждого свой покровитель, я родился под знаком Рыси.

Колдуна ждали еще день, но никто так и не появился. Снег улегся, тучи раздуло ветром, и Радмир с Ошеком и Глодом собрались идти за подмогой.

— Не сидеть же здесь до весны. — Пошутил Радмир, привязывая к ногам лыжи. — А так прокатимся, глядишь, завтра к вечеру вернемся с колдуном — пройдем.

— А коли без колдуна? — мрачно спросил Бажай.

— Попробуем сами пробиться.

— Угу сами. — Встрял Волчатник. — Там и сгинете. Здесь сроду без колдунов проходу не было. Как есть сгинете.

— Ну, коли сгинем, так помянешь. — Нисколько не помрачнев отшутился Радмир, поправил заплечный мешок и первым заскользил по сверкающему снежному покрову к кедровой горке.

— Радмир родился в этих горах. — Напомнил смурному Бажаю Малой. — Он знает дороги.

— Кабы дороги его знали… — махнул рукой старшой купец.

Не он один ходил с потемневшим лицом, Весса, и так не слишком разговорчивая, напрочь замолчала, лишь изредка перекидываясь словом с невесткой. Когда женщины остались одни, она яростным шепотом накинулась на Емелу.

— Уйдем!

— Нет. — Ответил ей невестка.

— Уйдем, а если они действительно колдуна приведут!

— Тогда мы посмотрим, что это за колдун.

— И что? Прикажешь его убить, если это окажется не тот колдун? Зачем тогда все это? Чтобы попасться по глупости?

— Замолчи. — Девушка прикрыла рот, но смотрела на Емелу зло и напугано. — Уйти сейчас тоже странно, меч при мне они считают мужненым. Пусть считают и дальше. Мы здесь две беззащитные бабы, нам нужен этот обоз.

Весса набросила доху и выскользнула из корчмы. Она зло пнула попавшийся ей на дороге ком снега и побрела по двору.

— Эй! Куда путь держишь, сударыня? — Ревун стоял в воротах конюшни.

— Куда надо туда и держу, — сквозь зубы процедила она, да так тихо, что мужчина не услышал.

Весса смотрела на него, будто сквозь пелену. Ревун широко улыбнулся веселым ртом, вокруг которого росла светлая щетина, поправил шапку на соломенных волосах и вернулся чистить коня. Девушка зашла за конюшню, присела на корточки, и задумчиво стала выводить пальцем незамысловатые узоры на снегу, вокруг узоров мелкой продресью появлялись точки. Это топили снег горячие слезы.

Весса черпанула горсть снега, прижала к лицу, судорожно глотнула воздуха. Но дышать будто было нечем. Далеко был дом, далеко привычная жизнь, разрушенная до последнего камешка. Последний мост горел за спиной, и поздно было бежать по нему назад — оступишься, канешь в пропасть или опалишься до смерти.

Емела подошла неслышно, подошла и села рядом, Весса уткнулась ей в плечо и заревела еще пуще.

Морозец встал трескучий, зато пустил на землю колючее зимнее солнце, оно совсем не грело, но все же радовало. Волчатник взял лыжи и ушел на охоту, Весса с Емелой сидели у огня, Весса ловко штопала мужские рубахи, не особо разбирая, где чья, зато занимая руки работой. Емела тоже что-то проделывала с ниткой и иглой, но Ревун заметил, что она совсем не умеет шить. Готовила вдова тоже неохотно и неумело, с трудом управляясь с ножом.

— Соскучились? — Радмир со стуком распахнул дверь, — а я колдуна привел!

Весса с трудом подавила желание закрыться рубашкой, но любопытство победило. У колдуна были косые желтые глаза, и чуть выступающие вперед клыки.

Он посмотрел на Вессу, перевел взгляд на Емелу…

— Лавт Борец, — представился колдун.

— Весса.

— Емела.

— Ревун.

— Это прозвище?

— Да. А Борец прозвище?

— Прозвище. Ох… огонечек. Поесть бы чего, мороз нынче, даже душа замерзла.

— И где наши тебя нашли? — недоверчиво спросил Ревун.

— В Ордене, я с поручением туда ездил, да в деревне задержался, у них там старейшина заболел, вот и вам свезло, что я припозднился.

— И верно повезло. — Ошек скинул одежку и блаженно вытянул руки к огню, — долго мы конечно ходили.

— Я уж думал вас там волки схарчили. — Бажай видно не знал радоваться или гневаться. Потрепал бороду да видно решил выбрать первое. — Ну да ладно, завтра до рассвета выходим.

Спать легли рано. Борец вышел на улицу, подставил лунному свету бледное лицо.

— Ждешь? — спросил он у Вессы, сотворившейся из темноты.

— Мало чести. Ходила… задок проведывала. Так откуда ты здесь?

— Я же сказал.

— А я слышала… Неужели правда?

— Представь себе. Не думал, что еще свидимся…

— Я тоже.

— Лавт…

— Что?

— Как он?

Борец повернул голову и посмотрел на девушку. Он ведь даже не сразу ее узнал, да и имя было теперь другое. Но столько отчаянья было в ее голосе, сколько и надежды, пожалуй. Хотя бы весточку, новость…

Вот только радостных новостей он не принес.

— Жив. — Коротко ответил Борец. — И уже наверно далеко. Как и ты.

— Борец. — Она вцепилась колдуну в рукав, умоляя.

— Не сейчас. — Проговорил он одними губами и повел ухом. — Пойдем внутрь, завтра рано подниматься.

Весса оглянулась на стареющую луну… Мост позади перестал гореть… может и не обрушится, может получиться еще пробраться назад, преодолеть пропасть. Вернуться домой.

Судьба горазда на злые шутки. Ей нравится поставить человека посередке и заставить выбирать. Да так, что шаг в одну сторону рушит дорогу в другую. И кто знает, какой шаг будет верным.

Но человек не может долго балансировать на лезвии меча, он судорожно глотает воздух и принимает решение, сходя в выбранную сторону. И тогда судьба смеется еще раз, дразня показывает, что вернуться еще можно. Или напоминая от чего отказался.

Весса смотрела на Лавта Борца, ехавшего перед ней. Утром Борец попросил ее об одной услуге, девушка выполнила просьбу. Для этого Борцу пришлось пообещать, что он все расскажет. Останется с ними после перевала на одну ночевку.

Емеле не нравились переглядки колдуна и спутницы, но вдова молчала. Она снова спрятала скорбный платок под замшевой, отороченной мехом, шапочкой.

Колдун не стал разгонять легкий снег, но зачаровал лошадей и санные полозья. Каждый их шаг, каждое движение тянули из него силу, был миг, когда Борец чуть не потерял сознание и не свалился с лошади. Не свалился — Весса придержала. Он стряхнул наваждение и отказался от предложения передохнуть.

— Хорошо с колдуном ходить. Может, дальше с нами пойдешь? — Бажай, казалось, шутил.

— Не пойду.

— Жаль.

— Не жалей. — Отозвался Борец, он клевал носом, но упорно ждал, когда Весса закончит готовить густое варево. Девушка пластала сало крупными кусками.

— Скажи, Борец, что будет с вашей войной? Кто победит? — Радмир попытался залезть ложкой в котел наперед всех, Весса перехватила ее ножом.

— Рано.

— Не знаю я. — Отозвался Борец. — Мало ли к кому удача повернется.

— Значит, слаба Инесса?

— Почему слаба? Только вдруг Цитадель сильнее? — колдун потер косые глаза.

— Не хочешь говорить?

— Не хочу. — Согласился Лавт Борец. — Чего зря слова молоть, муки не выйдет.

— Не муки, не муки. — Под нос пробормотала девушка, пробормотала и сама испугалась того что сказала. Но никто не обратил внимания на ее слова. Весса облегченно вздохнула и ссыпала сало в котел.

Борец опять прикрыл глаза, Вессе нравилось смотреть на него, за ним будто вставали другие: те, которых ей может больше не суждено увидеть.

— Готово. — Первую чашку она протянула колдуну. Он быстро съел, дуя на густую кашу, и тут же завалился спать.

А утром они пошли к перевалу, как назло, часто поминаемые Радмиром, духи натащили в небо туч и растрясли те как следует. Снежинки падали крупные, красивые. Под крутую горку кони шли тяжело.

Те, что с верховыми старались преодолеть подъем тяжелой мощной рысью, санные же натужно переставляли ноги, шагом взбивая снежную целину. Если бы не колдун, увязли бы по животы.

Когда взобрались, Борец долго сидел на корточках, борясь с дурнотой. Весса поднесла ему вина в меховой баклаге. Утром вино было горячим, сейчас чуть остыло — Весса несла баклагу за пазухой.

— Нарочно грела?

— Знала, что выдохнешься. Пей. — Она пошла обратно к лошади. Лошадей для них привели Радмир с Ошеком и Глодом. Привели из Ордена Белого Меча. И Вессе эти лошади казались родными, будто могли что-то рассказать, как и Борец.

— Эй… Весса, спасибо.

— На здоровье.

Ветер наверху проходил через одежду, будто вода сквозь сито. Если тело спасали меховые дохи, то лица он обжег нисколько не милосерднее костра. Лопались обветренные губы, а щеки горели горячечным румянцем.

Но сколь не хотелось спуститься, шли медленно. Верховых вели на поводу, сани тянули сзади, чтобы те не пришибли запряженных в них лошадей. Несмотря на жесткие оглобли, обозы виляли из стороны в сторону, выплясывая на снегу.

— Дальше можно верхом. — Скомандовал Радмир, когда поезд подтянулся.

— Вот и ладненько. — Ошек забрал у Емелы поводья своего мерина и вскарабкался в седло. И тут же подскочил ругаясь. Пока вели лошадей в поводу, в седла намело по сугробу.

Весса улыбнулась, Радмир захохотал. Ревун достал из чересседельной сумки тряпицу, стряхнул снег и вытер толстую кожу.

Емела смотрела с осуждением, когда Борец и Весса ушли в лес. Девушка видела этот взгляд и вернула похожий, тоже холодный и негодующий.

— Худо, что я тебя встретил. — Сказал колдун, убедившись, что их никто не слышит. — Лучше бы мне ничего не знать.

— Лавт. Прошу тебя! Не надо!

— Что не надо! Вы бежали ночью, окольными тропами, вас даже никто не провожал, раз уж так вышло. А теперь…

— Ты ведь меня не выдашь. — Уверено перебила Весса.

— Не выдам.

И он принялся говорить, у обоих давно закоченели ноги и потекли носы, но они стояли, мяли снег. Лавт говорил, Весса слушала. Слушала внимательно, комкая рукавицы в озябших пальцах. Она сняла их ненамеренно, просто сил не было стоять смирно.

Наутро колдун ушел. Оставил обозникам лошадь, нацепил лыжи, доселе прикорнувшие в санях, и полез обратно на перевал. Весса долго провожала его взглядом, пока Емела не толкнула ее кулаком в плечо. Да даже когда толкнула, украдкой поглядывала назад. Серое небо иногда лениво бросало на путников снежинки, но стало теплей и шлось легче.

Ревун заметил на кедре приплавленные летом шишки, сорвал и ловко бросил женщинам. Весса лузгала прямо на ходу, Емела спрятала в карман. Встали уже в сумерках, выкопали яму под костер, расчистили стоянку, натянули полог. Веселый огонь тут же согрел воду, усталые кони блаженно валялись в снегу, болтая копытами. Весса сняла котел с огня и отошла от стоянки. Она уже расстегивала пояс, но что-то ее остановило, заставило вздрогнуть.

Скрипел снег. Не у костра, сверкающего по правую руку, а позади.

Страха не было. Звякнула тетива.

Стрела летела настолько медленно, что ей показалось можно спокойно пройти перед ней и улыбнутся тому, кто ее пустил. Она не пошла.

Не стала отбивать, ловить… Просто подождала, пока та подлетит.

Еще ближе. Стрела уткнулась в женскую ладонь, развернутую ей навстречу. Уткнулась, чуть прорвала кончиком кожу… и, как отброшенная ураганным ветром, полетела в сторону.

По руке текла тонкая струйка крови.

Стрелок напрягся. Девушка не может его отсюда увидеть.

Тогда почему она на него смотрит?

Наемника предупредили: хватит и царапины. Остальное не его дело. Он может идти получать вторую часть гонорара. Достаточно большого для одной стрелы.

Она смотрела прямо на него. И улыбалась.

Стрелку почудилось, что за спиной горит костер, полыхает так, что его жар начинает обжигать.

— Зря взял этот заказ. Орден карателей бы не взял. — Произнес холодный женский голос.

На него смотрели жуткие белые глаза. Зрачок был овальный.

Жар стал невыносимым. Костер оказался слишком близко. Рядом с ним.

Нет. В нем.

Запахло паленой плотью. Он не мог кричать. И больно не было. Просто… горячо.

Девушка развернулась. Скинула доху.

Верхнюю рубашку рассекали ремни ножен. Меч был короткий, с тонкой рукояткой, как раз по женской ладони.

Меч выскользнул из ножен. Правая оцарапанная стрелой ладонь взялась за рукоять.

Черная кожа обмотки впитала кровь.

Лезвие оплели светящиеся руны.

Оплели и погасли.

Меч принял владелицу. Поздоровался.

— Там один. — Белые глаза сверкали из-под шапочки с меховой опушкой.

— Ну и нюх у тебя.

— Сможешь с ним управиться? — Вдова кивнула на клинок.

— Смогу.

Когда-то нож расплавился прямо в ее руке. В этот раз подобное заклинание булькнуло на лезвии, будто разбившийся водяной шар.

Было странно рубить не по противнику, а по заклятиям. Странно, но получалось.

Емеле было все равно. Пламя жгло воздух, и тот горел.

— Да выйди ты уже! — крикнула Весса. — Чего прячешься? Боишься?

— Тебя? — усмехнулся мужчина, появляясь с противоположной стороны, куда смотрели спутницы. — Белобрысую боюсь. Тебя нет.

— Бересклет?

— Я. Думала цитадельцы? Фарт?

Чародею разговор, казалось, не мешал. Он подогнул мизинец, оттопырил большой палец.

Знакомо… вот только что-то не так.

Весса нахмурилась. Она во все глаза смотрела на чародея. Что-то в этом заклинании ее напрягало, мешало вспомнить…

Между ладонью и большим пальцем начало формироваться, темное пятно… Нет… беспросветное.

Будто поглощающее свет.

— Я думала я на вашей стороне. — Сказала Весса.

— У истока нет стороны, когда он вышел из твоего дома. — Повторил знакомые слова Бересклет. Слова, которые она не раз слышала он других колдунов.

— Мадера меня отпустил.

— На него надавил твой любовник.

Рука! Рука левая!

Этот жест…

Черная сфера сорвалась с руки чародея.

— Бересклет, а ты знаешь, что это запрещено? — спросила девушка.

Клев Бересклет, заместитель Орника Мадеры — Верховного архимага Велмании, лучший друг Горана Вирицкого удивленно приподнял бровь.

Она не могла видеть эти чары!

Весса сдвинула правую ногу назад, меч скользнул вперед, наливаясь светом.

Разве исток может колдовать?

— Разве исток может колдовать? — вслух произнесла девушка. Рукоять намокла от крови. — Выходит, может…

Но только знать это не должен никто. Никто кроме истоков.

Сфера поглощения лопнула с тем же звуком, что и предыдущие заклятия.

Исток была слишком близко, она смотрела в глаза Бересклету. Капюшон слетел, черные волосы, черные брови.

Неудивительно, что ее не сразу нашли. Шпики искали светловолосую девушку с длинной косой. А не наемницу с волшебным мечом.

Он поставил щит. Меч вспорол его, будто ткань.

Не может этого быть.

Она исток. Но она была сейчас сильнее любой колдуньи.

— Ты мне нравился Бересклет.

— Ты мне тоже нравилась, Айрин. Но…

— Ты борешься за Велманию. Ничего личного?

— Ничего личного. — Согласился чародей, он пятился.

— Тогда прости меня. Тоже ничего личного, но я борюсь за свою жизнь.

— Бой еще не окончен девчонка. Ты же не думаешь, что я пришел один?

— Не думаю. — Она должна была обернуться, оглядеть поляну. Заметить, что ее подругу окружили ратники во главе с колдуном.

Весса подошла к нему еще ближе. Колдун поднял руку, он успеет. Отрицание отбросит ее назад.

Рука упала на землю, Бересклет закричал.

— Я могу оставить тебя в живых… — Она смотрела на этого мужчину. Он не плохой человек. Они даже как-то провели час на стене дворца, до коликов смеясь и травя инесские байки. Они оба любили Инессу, в которой выросли. И оба по ней тосковали.

Он ничего не мог сделать. Силы вокруг было слишком много. И вся эта сила была против него.

Без воды нельзя жить… но мы все же дышим воздухом, не водой.

И без силы жить нельзя. А вот утонуть в ней можно.

Меч взлетел вверх. Голова Клева Бересклета упала на снег.

И только тогда Весса обернулась.

Рядом с Емелой стоял крупный серый зверь похожий на волка.

— Ты же могла оставить его в живых?

— Никто не знает, на что на самом деле способны истоки. — Весса достала тряпицу и обтерла меч. — Пусть так будет и впредь.

Волк вопросительно задрал лобастую башку.

— Ты и без этого знаешь. — Сказала она оборотню. — Я права?

Волк глухо зарычал.

— Почему ты вернулся, Лавт?

Слова давались с трудом, едва прорываясь сквозь рык.

— Увидел, что за вами идут.

— Спасибо, Борец.

Весса пошла подобрать полушубок. Скрыла потаенные ножны.

— Хороший меч? — спросила ее вдова.

— Хороший подарок. Он спас нам жизнь.

— Я пойду… — Волк оглянулся на поляну. — Они спят, ваши обозники. Я поспел раньше этих.

Он потрусил в чащу, но потом остановился.

— Эй, Айрин?

— Да?

— Я не думаю, так как он. Ты наша, не забывай это.

— Не забуду, Борец.

"Ты сильнее своего истока, он только часть тебя. Неужели, ты не сможешь его подчинить?", — слова пульсировали в голове. Айрин прижала к вискам ладони.

"Ты сильнее своего истока…". Видение не уходило. Мертвые изломанные тела, кровь, тонкими струйками разливающаяся по полу. Мелкий снег, летящий из выбитых окон.

"… сильнее…". Разве?

Девушка плотнее вжалась в стену. Голову разрывало, горячие волны подкатывали к горлу.

Айрин всхлипнула. Тоненько, жалобно.

Слезы, бегущие по щекам, обжигали.

Сила рвалась наружу. Айрин приложила руку к стене. Если чуть-чуть… Выпустить хотя бы немного, это же никому не навредит…

… Только ей.

… Сильнее?

… Один раз пойдешь у него на поводу, второй, третий… Но если чуть-чуть…

Камень под пальцами начал нагреваться. Задрожал керамический кувшин на столе, со звяканьем заскакала по полу ложка.

… чуть-чуть… совсем немного, только чтобы перестала так болеть голова…

Кувшин лопнул. Вода брызнула во все стороны.

Исток был сильнее. Жадное ни с чем несравнимое желание заполнить силой всю округу… Сила воды, ломающей плотины… Река свободная от оков!

Исток не терпит преград и не знает покоя.

Стекла звенели… Айрин упала на колени, закрыла глаза.

Я попытаюсь… тебя остановить…

Окно разлетелось мелкой блестящей пылью.

Я сильнее своего истока! Сильнее!! Я и есть исток!

Она крепко зажмурилась, плотно сжала зубы, сомкнула руки замком, будто стараясь запереть невидимые пути.

За спиной что-то упало. Хруст ломающегося дерева.

Желудок подкатил к горлу, во рту появился мерзкий вкус блевотины.

Под закрытыми веками всполохами плясали солнечные зайчики… Все было иначе… Когда-то давно в прошлой жизни…

Она шла по дороге, вившейся по полю, раскатанной тележными колесами. Босые ступни щекотала молодая короткая травка, майское солнце ласково грело обнаженные руки и непокрытую голову. Перекинутые через плечо связанные за тесемки боты болтались из стороны в сторону.

Айрин блаженно улыбалась, откидывая назад длинные распущенные волосы.

— Эй, девка! — крикнул парень гнавший хворостиной запряженную в плуг лошадь. — Молочка не поднесешь?

— Нет, молочка! Хочешь крапивы? — хихикнула Айрин.

— Ведьма! — донеслось с поля. Девушка засмеялась — эти слова ей показались лестными.

Сегодня она и была лесной ведьмой. Сказочным существом, идущим через поле, срезая дорогу из Инессы в Илнесс.

— Эй! Айрин! — крикнул парень. — Айрин!

— Айрин!!! — тяжелая злая рука хлестала ее по лицу.

Она открыла веки, тупая боль навалилась с новой силой, будто сжимая череп в тисках.

Кровать вбило в стену, раздробив спинку. Столик без одной ноги лежал перевернутый и жалкий, в очаге полыхал огонь, дров не было — горел воздух.

У колдуна по лбу и носу бежала кровь, будто он упал лицом в мелкую щебенку.

— Я не смогла… — прошептала она. — Напрасно ты меня учил…

— Бестолочь, — мужчина привалился к стене. — Я всегда говорил, что ты бестолочь.

Айрин встала на четвереньки, ее вырвало.

— Пошли отсюда. — Колдун тяжело вздохнул, поднялся и рывком поставил девушку на ноги. — Пойдем.

Айрин сделал шаг, второй… Колени подгибались, ноги, будто лишенные костей, гнулись во все стороны. Майорин встряхнул ее и, подбив ладонью колени, взял на руки.

— Так будет проще. — Пояснил он.