У Ивена раскалывалась голова.

Казалось, вчера его головой выбивали двери. Он не помнил кто, но мнилось, это был Майорин. Видно он решил перестать попусту растрачивать силу и нашел другой метод в уничтожении преград…

— Надо опохмелиться. — Простонали слева. — Ох, матушка моя, как пить хочется… Неужели ни капли?

Осторожно, боясь расплескать разжиженный мозг, маг повернул голову. Менестрель стоял посреди комнаты и неуверенно шарил по столу руками. Валья приподнял кружку, поднес ко рту, брезгливо поморщился, но отхлебнул.

— Вода? — прошелестел Ивен, непослушным голосом.

— Нет. — Сдавленно ответил менестрель. — Самогон. Фу….

— Лучше?

— Нет. — И опять отхлебнул. Ивен отвернулся. Видеть, как кто-то что-то употребляет внутрь, было невыносимо, у мага наоборот все рвалось наружу. — Помнишь, что вчера было?

— Не очень… Но наливал, кажется, Майорин.

— Серьезно? — менестрель начал оживать, даже удивленно приподнял пепельную бровь. — Вообще ничего?

— А ты?

— Я… — Валья задумчиво оглядел комнату, отставил кружку. — Урывками.

Маг растерянно слушал, как менестрель торопливо упаковывает лютню в чехол. Валья же, ругая, на чем свет стоит, неловкие с похмелья пальцы, путался в петлях и пуговицах чехла и чертыхался. За дверью менестрель столкнулся с Майорином.

Колдун был обидно трезв и впечатления похмельного человека не производил. Растрепанный, он немного зевал, чуть щурился — но больше походило на то, что только проснулся и не успел умыться. Майорин на ходу перевязывал спутанные волосы шнурком. С неудовольствием Валья отметил, что колдун если не улыбался, то немного отошел после вчерашнего.

— Доброе утро.

— Доброе? — поразился менестрель, Ивену он соврал, вчерашнее плотно запечатлелось в его памяти. — Ты уверен?

— Ну… маг же ничего не помнит…

— Вот именно! А ты куда пропал? Куда тебя бесы унесли? Я уж подумал, ты решил взять Цитадель в одиночку!

— Я конечно хотел… — Хмыкнул Майорин, продолжая бороться со шнурком. — Но решил, что без Ивена заблужусь и напортачу. Как считаешь?

Валья закатил глаза:

— В своем ли ты уме? Все! Все вчера видели, как ты тащил его за шкирку по коридору. А теперь он единственный, кто об этом забыл. И как?

— Тише, менестрель, не вопи, не на помосте. Я ему помог… совсем чуть. Ты прав, я вчера был не в себе. С истоками иногда случается.

— И что теперь делать?

— У тебя хватило ума не рассказывать Ивену о вчерашнем? Думаешь, у других недостанет?

— Уйди с глаз моих, сумасшедший! — возопиял Валья, справил священный треугольник, нацелив тот на Майорина, и пошел по коридору, чересчур прихрамывая.

— Эй, Валья.

— Чего еще? — огрызнулся менестрель.

— Спасибо, что остановил. — Майорин решительно распахнул дверь и вошел.

Нужно было собраться поскорее. Бледный маг сидел на кровати, баюкая в руках голову.

Щелчок пальцами и ловко пододвинутое ногой ведро.

— Доброе утро, маг!

— Пошел ты! — маг согнулся над ведром, остальные эпитеты потонули в рвоте протрезвляющего заклятия. Колдун в это время достал из-под кровати сумку и принялся раскладывать вещи.

Валья постоял немного, а потом широко улыбнулся, поудобней перехватил лютню, и та взволнованно ответила ровным гудением. Однажды он напишет про них балладу. Про менестреля, вечно ищущего приключений и новых слов. Про колдуна, который был рожден правителем, но стал колдуном намного больше, чем кто-либо другой. Про мага, перепутавшего ум с мудростью. Про исток, что никак не хотела быть истоком. Про отважного оборотня и ехидных близнецов. Про чародеев и магов. Вот только вряд ли все уместятся в одной балладе.

Видно придется писать цикл…

А именно эту он назовет: "Песнь уходящих". Где будет воспета жажда справедливости и отвага, сила и доблесть, добродетель и…

Валья так задумался, что перестал прихрамывать. А может, это крылья музы сделали тело легче и подарили некрасивому лицу блаженную улыбку безумца, свойственную всем творцам.

На всю Сопку были одни единственные ворота, которые, как раз сегодня, тщательно заложили камнями. А тоннели гномы пообещали обрушить в самый неподходящий момент, коли тот наступит. Неподходящим момент, разумеется, был для атакующих город магиков.

Братья Оверкаллены, так и не сдюжившие починить портальный переход, умудрились повернуть кристаллы так, что теперь в радиусе трех верст во всех направлениях телепортация стала невозможной. Разгневанный Люта не пожалел слов на обоих, но возвернуть "как было" у близнецов не вышло, а кроме них в телепортах никто не смыслил. Люта, который после снятия проклятия стал подозрительно разговорчив, разразился тирадой о шаловливых ручках и куда их нужно засовывать, если занять нечем. Оверкаллены пристыжено молчали. Удовлетворившись раскаяньем, Молчун поставил братьев в известность, что отправил в Инессу ворона, и Орд Бобр будет рассчитывать переносы с учетом этой особенности.

— К тому же, теперь мы можем не беспокоиться за безопасность наших союзников.

— А чего тогда недоволен? — взвился Орм.

— Тем, что вы, рукоблуды клятые суете свои носы, куда вас не просят! — после этого оба Фотиевича надолго потеряли дар речи, присущий им, как и неуемность.

Косидар продолжал врачевать колдунов. Днем он отчитал Майорина за разошедшиеся на боку швы.

— Чем ты занимался? — злился лекарь. Колдун зевнул и не стал объяснять. Косидар еще немного позудел и унялся, восстанавливая свою работу. — Не скачи особо.

— Конь поскачет.

— Сам не скачи. Не размахивай руками, не бегай, поменьше телодвижений, поменьше…

— Тогда я останусь без башки, а она мне дорога.

— Другой бы с этой дыркой лежал пластом. А ты еще и кочевряжишься.

— Косидар, я с удовольствием лежал бы пластом и в других позах, сколько ты скажешь. Но не в той мы ситуации. Некогда нам помирать и нежничать.

— Знаю. Но ты поспокойней…

— Ага. — Невнятно буркнул Майорин, сжимая зубы, лекарь обрезал нить.

— Швы распадутся сами, когда кожа достаточно стянется. Иди к Раде, она забинтует.

— Спасибо.

— Удачи, колдун! — попрощался лекарь.

— И тебе того же, колдун! — ответил Майорин оправляя рубаху.

Рада бессловесно его забинтовала и горестно шмыгнула носом.

— Чего?

— Ничего.

Колдун не был чрезмерно любопытен, особенно если дело касалось душевных переживаний. Тем более женских. Но, завязывая у него на животе симпатичный бантик, знахарка решилась — объяснила:

— Велемир решил идти с Лютой. Он говорит, что рука у него почти не болит, а на счету каждый человек. Я не могу его отговорить, Майорин. Я пыталась убедить… умоляла… Бесполезно.

— Бесполезно. Рада, проводи его как должно и пообещай, что будешь ждать. Большего не нужно.

— И он вернется? — с надеждой посмотрела она на мужчину. Майорин взгляд отвел:

— Молись. Если веришь, конечно.

— А ты веришь?

— Верю. Но не в богов.

— А во что? Во что ты веришь, Майорин?

— В ошибки, которые допускают люди. В оплошности, совершенные по недогляду, в излишнюю самоуверенность, в невозможность стен без дыр и планов без осечек.

— Помогает?

— Нет. Но я все равно верю. Прощай, Рада.

— До свидания, Майорин. Да пребудет с тобой сила.

Люта сантиментов не устраивал. Он дал четкие указания, они согласовали условные знаки и попрощались. Близнецы, которых Люта только что отчитал, навязались Майорина проводить до тоннеля. И хотя колдун объяснял, что дорогу без них прекрасно найдет, братья пропустили все мимо ушей.

С магом они встретились в конюшне, тот в потемках седлал лошадей.

Оверкаллены открыли ворота, колдун отвязал повод и потянул коня к выходу.

— Больно! — взвыл Льерк.

— Прости. — Извинилась Айрин. — Задумалась.

— Ты обрабатывала мне ногу, о чем еще можно думать?

— О многом, если умеешь. — Буркнула девушка.

Сейчас Майорин и Ивен уже подходили к тоннелю, а колдун не зашел с ней попрощаться. Хотя он попрощался днем. Но ей хотелось еще.

Нет, не так. Ей не хотелось его отпускать. А лучше пойти с ними. Но сказанное один раз "нет", было сказано слишком категорично, чтобы его оспаривать.

— Бинтуй, давай! — сварливо торопил ее чародей. — Чего опять заколдобилась! Мух считаешь?

Зря он. Натянутые тетивой нервы лопнули. Со звоном.

Айрин отложила бинт, спокойно и медленно. Она бы влепила Льерку пощечину, но у того и без нее было перебинтовано пол лица. Лишившись глаза, парень стал еще заносчивей, и как теперь было сбить с него спесь?

— Я не служанка, не приживалка и уж точно не лошадь. Так что оставь понукания себе. Ясно?

— Ха! — Льерк почесал щеку под повязкой. — Что ты за нами увязалась? Ты даже не колдунья!

— Я не колдунья, я…

— Льерк! Айри… Весса! — Лавт Борец проходил мимо, когда услышал вопли. — Что тут происходит?

— Ничего! Пусть сам бинтуется. — Айрин выскочила из комнаты, едва сдерживая слезы.

— Да кто ты такая!!

— Наверное, мне показалось… — пробормотал оборотень. — Или ты действительно обидел исток? Ту, что спасла не одну жизнь и может спасти еще?

Ухо — единственное обозримое — у парня полыхнуло. Борец последовал за Айрин, опасаясь кабы чего не стряслось… Подходить близко он не стал, даже в щель заглядывать не было смысла. Звериный слух позволил понять все и так. Девушка за дверью плакала, жалобно и тихо.

Ночью она не спала, лежала перед очагом на широкой скамье, завернувшись в плащ, и смотрела на перемигивающиеся угли. В комнату идти не хотелось.

Не хотелось ложиться в измятую постель, касаться головой подушки, чувствовать запах, падать обратно во вчерашнюю ночь.

Если его убьют…

Самое страшное, что жить она сможет. И даже со временем смирится, а может быть даже…

Жить без него она сможет, но понимание этого было даже больнее, чем, если бы она не смогла.

А если ее убьют?

И он сможет, отвечала Айрин сама себе. Они оба из породы живучих, могущих переступить душевные муки. Если он вообще ими страдает на ее счет. Была у колдуна такая особенность сосредотачиваться только на нужном в данный момент. Если он рубил дрова, то думал о дровах. Если шел диверсантом к врагу, думал о врагах и диверсии. Если занимался любовью…

Об этом думать не могла как раз Айрин. И очень не хотела.

Пора взять колдуна в пример и сосредоточиться. Она вернулась в Велманию не ради встречи с Майорином. Пора об этом вспомнить. У нее была конкретная цель, от которой колдун ее, мягко говоря, отвлёк.

Она сама отвлеклась.

Но пора вспомнить. Драконья "печать" на спине спасала от безумия, но на большее способна не была. А Айрин определенно хотелось большего. И проблему надо было решать. Во-первых, надо было дать знать драконам, где она.

Девушка скинула одеяло, села и уставилась в угли.

— Вспомни меня. — Говорил ей Шип. — Мой голос в твоих мыслях, вспомни наши разговоры.

Сначала не получилось. Мысли путались. Жгло шрамы на спине.

Печать!

Вспомни…

Красная пасть с рядом белых острых зубов. Продолговатая голова с костяными пластинами за щеками, длинная гибкая шея, крылья.

… меня.

Поделиться с ним всем. Когда ты даже в мыслях не одинок. Когда внутри горит драконье пламя.

Шрамы горели.

И она увидела…

Шип спикировал, молодая лосиха мчалась быстро, часто перебирая длинными ногами. В глазах ужас.

Лосиха преодолевала путаницу веток, легко, ловко. Но шаг пришлось замедлить. Когти передних лап вспороли артерию на шее, задние вцепились в тушу, дракон снова взлетел. Теперь он двигался спокойно и смог почувствовать слабый зов на периферии сознания. Айрин была близко. Недостаточно чтобы говорить, но он почувствовал посестрицу почти физически. И её тоску тоже. Дракон долетел до проплешины, где его ждала Летта.

— Она в Красной Сопке. Скоро выступают. И еще что-то…

— Я знаю что. — Летта вспорола шкуру когтем и оторвала кусок плоти. — И мы пойдем им наперерез.

— Враги? — Шип толкнул подругу в бок.

— Друзья.

Айрин помотала головой, приходя в себя. Стало чуточку легче, будто часть грусти осталась там — за пределами ее разума. Она улеглась на скамью, подоткнула плащ и сразу уснула.