Обшарпанная лекарня в серебристых утренних лучах, посеревший снег, черная разхлябанная дорога, коричневые плети девичьего винограда, вцепившиеся в раствор меж камнями. Было безрадостно.

Велор бросил поводья подбежавшей монашке и без разговоров ринулся внутрь. На потерянное: "мужчинам туда нельзя!", отвечал уже более медлительный архимаг.

— Мы не пойдем. Она пойдет! — круглолицая женщина рядом с ним кивнула.

Они вошли в лекарню. Справа просторный зал с рядами коек, слева вход в храмовую кухню и лестница наверх.

Арне приподняла ворох юбок и засеменила по ступенькам, мелькая узорными сапожками. Кудряшки прыгали в такт.

Эльф стоял у двери, вход ему преграждала монашка:

— Смерть естественная, — настаивала она.

— Меня пустите? — не представляясь, осведомилась круглолицая.

— Слышащая? Сударыня Арне? Проходите.

— Дело в большинстве. — Шепнул Велор Горану. — Кого много тот и прав.

— Если бы так. — Усомнился архимаг.

Арне зашла в опочивальню матушки Денеры и повертела головкой. Цепкий взгляд тут же ухватил расслабленную позу настоятельницы, ножницы на столике и, натянутые на пяльцы, но перерезанные, нити. Слышащая дотронулась до пялец. Нити из шерсти альпаки, ровные и чуть мохнатые.

Арне нагнулась над мертвой, понюхала около рта — не пахло ничем.

— Горан, — позвала она. — Иди сюда.

За дверью завозились — монашка возражала.

— Да что это такое! — возмутился, наконец, архимаг. — Я что развлекаться сюда пришел? Или любопытства ради?

Ввалились они втроем. Злющий Горан, посмеивающийся эльф и готовая зареветь монашка.

— Что это?

— Пяльцы. Некоторые женщины на них вышивают.

— Я знаю, зачем они. А это что?

— Нити. Шерсть, я в ней не разбираюсь.

— И что они значат?

— Ничего. — Эльф выхватил пяльцы из рук Арне. — Может символ.

— Да ты подумай. — Обиделась слышащая. — Вечер, Денера одна. Но смотри: комната прибрана, ни пылинки, а что на ней надето?

— Ряса. — Архимаг грустно смотрел на мать настоятельницу. Он только вчера с ней разговаривал, она выглядела усталой, но была живой!

— Новая ряса. — Арне пощупала ткань. — Ее не стирали ни разу. Она прибирается, надевает новую рясу и…?

— Нет никаких следов самоубийства.

— Это не может быть самоубийство!! — взвизгнула монашка и разревелась. Велор выставил ее в коридор и закрыл дверь.

— Горан, что это за нити? Посмотри на них.

— Нити, как нити… Нет в них ничего. А порядок для некоторых людей естественен. Веришь?

— Верю. — Серьезно подтвердила Арне. — Но ножницы тогда почему валяются? А на пяльцы ткань натягивают, а не шерсть!

— Мало ли…

— Мужики! Ни одна женщина ночью не сядет вышивать в новом платье, если она никого не ждет. Даже если платье — ряса! И пряжа эта непонятная…

— Пряжа… — Велор дотронулся до шерстяной нити. — Пяльцы…

— Пойду, распоряжусь, чтобы тело приготовили к осмотру.

— Сдурела? — уставился на нее Горан. — Какой осмотр. Это мать настоятельница! Монахиня!! Ее к нам подпустили только из-за растерянности!

— Значит, сходи к Консату! Пусть разрешит! — велела слышащая и решительно вылетела за монашкой.

— Видал? — пробормотал Горан. — А я только спросил, хочет ли она замуж…

— Эка судьба шутит… — Велор присел на корточки рядом с Денерой. — Она любила Мадеру… и за ним…

— За ним. Судьба. Прихвати-ка ниточки с собой и ножнички тоже.

Арне бродила по лекарне, приставая к монашкам с расспросами. Была еще одна вещь, которая ее насторожила — пустая полка над кроватью матушки. Почему пустая?

Ни книг, ни склянок, ничего. Каждая вещь в "келье" имела свое место, ничего не было лишним или бесполезным. Полка противоречила этому закону, а значит что-то на ней стояло. Постоянно задаваемый вопрос:

— А что у матушки на полочке над кроватью? — удивлял, ответили на него только двое. Одна сказала про какие-то бутыльки. Другая соврала, что не знает. Вот на нее-то слышащая и сделала стойку.

Полненькая ворчливая монашка, по имени Галла совсем не умела врать. Ее расколол бы кто угодно, не то что слышащая. Арне понадобилось три четверти часа, чтобы узнать назначение загадочной полки.

За это время эльф куда-то сбежал, а недовольный Горан мялся во дворе, делая вид, что пристально изучает забор.

— Надоело мне работать сыскарем. — Пожаловался он, завидев слышащую. — Редрин решил, что я зря потратил пятнадцать лет на изучение магии. А все остальные подозрительно быстро привыкли.

— Это же Денера! — напомнила Арне, вставая коленом на подставленные ладони и усаживаясь в седло.

Из редких облаков шел снег, через неверную дымку, проглядывало голубое небо. На влажной мостовой вытаяли лужи, первые телеги разбрызгивали коричневую жижу колесами, окатывая нерасторопных прохожих. Из-под копыт летели жирные капли, чтобы потом застыть на ткани одежд серой грязью. На бархате подобная грязь смотрелась уныло.

Арне поддернула пальчиком подол платья, картина была печальной. Платье придется чистить. Оно было одним из ее любимых — выдумка назло портнихам и модницам. Впрочем, не так давно она заметила, что сложная юбка с вертикальным разрезом сзади и спереди — чтобы удобно было ездить на лошади, вошла в обиход многих знатных дам порешительней. Под юбку предлагалось надевать узкие лосины и высокие сапожки.

Переливчатый серый бархат с кроваво-красной окантовкой по подолу и разрезу развевался на ветру. Женщина оглянулась назад, поймала взгляд архимага. Ах, как он на нее смотрел! Не один мужчина так на нее смотрел. Но взгляд Горана, доставлял слышащей необъяснимое удовольствие.

Это был один из тех взглядов, которые превращают дурнушек в красавиц, молодят на несколько лет, неловкость обращают в изящество, смущение превращают в тайну, скованность в собранность. Под таким взглядом каждое движение наполнено смыслом, каждое слово мудро, хочется смеяться и петь.

Арне об этом почти не подумала, она просто ощутила, как нежность разливается по сердцу. Грязь высохла и бесследно исчезла с бархата, архимаг придержал лошадь и надел перчатку.

— Горан! — позвала слышащая. Мимо с грохотом проехала телега, обдав всадников новой порцией грязи, жижа ударилась в невидимую преграду и стекла по ней, будто по стеклу. Архимаг поравнялся с Арне. — Я выйду за тебя, Горан!

— Ты решила это сейчас? — удивился архимаг, из-под копыт увернулся мальчишка лет десяти, подсовывая всадникам лоток с леденцами. Арне нагнулась, взяла один и кинула в лоток серебрушку.

— Он стоит два медяка, сударыня!

— Сдача твоя. Да, Горан. Я решила сейчас.

Мальчишка застыл по колено в грязи, удивленно рассматривая монету. Жижа потихоньку просачивалась через дырявую пятку.

— Ура? — неуверенно произнес архимаг.

— Горан, позволь мне осмотреть тело Денеры…

Он подавился воздухом. Закашлялся.

— Эта единственная причина, по которой ты решила выйти замуж?

— Пожалуйста, Горан!!!

— Хорошо, я попробую договориться, но ничего не обещаю.

— Я тебя люблю! — задорно вскрикнула она, послала воздушный поцелуй и тронула каблуками лошадь.

Архимаг возвел глаза к небу, губы у него растянулись в глупой улыбке. Небо было голубым, и всё же еще шел снег.

* * *

Он разлепил глаза. За решеткой рыдала Наля. Рыдала давно — охрипла, лицо опухло, это даже стало заметно в факельном свете.

— Где Филипп?

— Увели. Тебя привели, а его забрали.

— Куда?

— Я не знаю. — Химера всхлипнула и заскулила прижавшись лбом к решетке.

— Кто забрал?

Всхлипы и невнятное бормотание. Майорин выругался и тут же в этом раскаялся. Химера отшатнулась от прутьев и ушла рыдать в темный угол, став почти невидимой для колдуна.

Он бессильно обвалился на тюфяк, во рту было сухо. Хотелось пить.

Нет, не пить. Выпить. Гномьего самогона, так чтобы окончательно выключить разум.

Чтобы ничего внутри не болело, не думало, не рвалось. Чтобы просто исчезло.

Хмель не поможет. Не ему.

Исток быстро возвращает ему сознание.

— Наля, прости. Я не хотел тебя обидеть.

Никакого ответа, только беспорядочное дыхание.

— У меня умер брат. Его звали Ред, он был очень хорошим человеком, Наля. Хорошим человеком и государем. А до него убили моего друга — Орника — и он тоже был хорошим человеком. Я его обманул, но он простил меня, хотя обман мой нельзя было назвать мелким. Теперь пропал Филипп, а мы сидим в клетках. Беспомощные и бесполезные. И знаешь, мне даже не хочется ничего делать. Я устал. Я совершенно один.

— Это не так. — Слова можно было едва разобрать, у Нали сдавило горло. — Он говорил, Фил говорил, что его сестра, она… с тобой. Злился на тебя. И на неё. Ты звал ее, когда бредил. Я слышала.

— Она уйдет. Все уходят. И забудет. А я просто подожду.

— Чего?

— Конца. Редрин мёртв, Цитадель сильнее Инессы — нам не победить. — Он закрыл глаза. Хотелось пить. И выпить. А еще просто уснуть. Так ждать будет легче.

Капала вода, медленно размерено капельки, одна за одной, падали в лужу.

— Не сдавайся. — Сказала химера. — Надо бороться.

— За что?

— За свою жизнь.

— Я не хочу.

— Май, — прошептала девушка, но колдун вздрогнул. — Тебя так называли?

— Да. Брат и отец. Мне не нравится.

— Почему?

— Предпочел бы декабрь. — Пошутил он.

— Я тут дольше тебя, но я все еще хочу жить. Веришь?

Колдун открыл глаза и посмотрел на нее.

Химера стояла около прутьев, худющая с серой кожей, резко очерченными скулами и кожистыми крыльями. Искалеченная жизнь, сломанная судьба.

Смотрела на него спокойными грустными глазами, полными горя.

Веришь?

— Зачем?

— Я хочу увидеть маму и папу. Вначале казалось, что они меня возненавидят за то, кто я теперь. Но я только хочу их увидеть. Сказать, что я жива, что люблю их обоих, не обижаюсь на отца, хоть его вечно не было рядом. А еще я хочу увидеть солнце. Скоро весна. Мне так хочется пройтись босиком по молодой травке, ты помнишь, какая она на ощупь? Как щекочет ступни? А гомон птиц? Вкус талой воды?

— Нет. Не помню. Только снег и бесконечную зиму.

— Ты не должен так говорить. Фил всегда ставит тебя в пример. Говорит, что ты можешь справиться со всем. Что ты не такой, как другие. Он сказал, что теперь у нас есть надежда. У нас есть надежда, раз ты здесь!!! Майорин! Май! Он верит в тебя, а теперь его увели! Забрали! Ты должен ему помочь!

— Как? — раздосадовано пробормотал колдун.

— Ты должен!

— Я ничего не могу сделать. Даже выйти отсюда не могу.

— Колдун! — крикнула Наля. — Такой же как маги вокруг!

Колдун…

— Я не колдун. — Прошептал он сам себе. — Я не колдун…

Колдун. Слишком колдун.

Забыл, что значит быть истоком.

А ты много знаешь и хорошо умеешь этими знаниями и навыками пользоваться, от этого новые даются тебе плохо.

Ты по-прежнему исток. И истоком останешься всегда.

Не колдун.

Наля ничего не заметила. Колдун все так же лежал на тюфяке, прикрыв глаза. Капала вода.

Если человека поместить в место без источников света или ослепить, можно получить один и тот же результат. Тьму.

Не обязательно блокировать магию.

Можно просто лишить сил.

Пустота будет той же.

Если только… внутри не окажется исток.

Способности можно связать, добавляя в воду нужное зелье. Притупить разум, придержать дар. Но истоку не нужно пользоваться преобразующей магией.

Прав был Отшельник: он ослепил сам себя. И сам себя приговорил.

— Надо подождать. — Сказал он Нале. — Мы будем ждать.

* * *

Придворный лекарь зевнул и рявкнул на помощника:

— Что ты копаешься! Трешь одну склянку по часу! Быстрее!

Помощник нервно дернулся, склянка чуть не выпала из рук. Арне тяжко вздохнула и опять повторила вопрос:

— Для чего нужны перечисленные мной компоненты?

— Так давайте еще раз повторим список…

— А давайте не будем! Назначение их скажите!

— Обезболивающие. Одно противовоспалительное, слабительное, извините за подробности, сударыня. Это подавляет рвоту, это сгущает кровь…

— Чем болеет человек, их принимающий? — перебила слышащая.

— Да по-разному может быть. Но если это все использовал один человек, болен он был серьезно. Такое количество обезболивающих говорит, что боль была дикой. И вряд ли они помогали.

— Может быть так, что это человек умирал?

— Вполне. А о ком идет речь, позвольте узнать?

— Это я так, гипотетически. — Арне слезла со стула и чуть поклонилась. — Спасибо, за помощь.

— Этому человеку нужна помощь, сударыня.

— Уже не нужна, сударь.

Слышащая вышла из покоев лекаря, задумчиво перечитывая список. Нужно было срочно разыскать Горана.

Но оказалась это не так просто, архимаг ушел в крыло государя, куда сегодня никого не пускали. Почти никого, не считая карателей, архимага и личного лекаря Редрина, который вошел туда на рассвете и до сих пор там оставался. По дворцу ползли нехорошие слухи. Настораживающие.

Но достоверно ничего не было известно. Арне немного поспорила с девчонкой-карательницей в дверях, полукровка оказалась неприступной и суровой. Пришлось уйти.

Слышащая заглянула в комнаты архимага и оставила тому записку, что мол кое-что узнала. Писать яснее она побоялась, потом выяснилось, что ее разыскивает гонец из храма — Консат вскрытие не разрешил, но одобрил осмотр тела. Арне поспешила в лекарню, на ходу шепнув служанке, чтобы та передала весточку Горану.

По дороге она встретила дворянина, непонятно как связанного с братом государя. Солен ее сразу узнал, на нем была дорожная одежда, а позади ехал слуга с вьючной лошадью на поводу.

— Уезжаете? — полюбопытствовала слышащая.

— Да. На границу с Луаром, я владею замком в тех местах, решил осмотреться.

— Подальше от смуты?

Дворянин неопределенно хмыкнул, но не оскорбился:

— Или поближе.

Арне попрощалась и продолжила путь. Дворянин несколько раз оглянулся ей вслед. Вполне может случиться так, что Арне будет последней знакомой, которую он встретит в Вирице. Он проедет по любимым с детства улицам и вспомнит много хорошего. Вспомнит, как осенью он, Айрин, Жарка и Валья дурачились на последней ярмарке. Поправит фальчин, который стал держать намного уверенней. Никто из них не узнает, что они раз и навсегда изменили жизнь молодого дворянина. Ему больше не нравились балы, не радовали придворные девицы, раздражали бледные дворцовые приживалы, следящие за каждым шагом государя. Солен уедет на границу с западным государством, примет во владение замок дяди, женит соседа на сестре, и погибнет спустя пятнадцать лет, защищая Велманию от нападения Луара, будучи отцом троих детей, любящим мужем и отважным воином.

На площади вокруг помоста толпился народ, проповедник забрался на возвышение, откуда яростно вещал. Он обоснованно и убедительно разъяснял почему нельзя допустить, чтобы Инесса победила Новую школу или наоборот.

— Наши города наводнили колдуны и маги! Нас приучили к тому, что мы ничего не можем сделать сами, но мы можем! Хватит терпеть этот беспредел! У нас! У народа Велмании есть прекрасная возможность раз и навсегда избавиться от них! Сейчас, когда они грызут друг другу глотки, мы можем нанести удар по их сытым мордам, привыкшим считать окружающих их людей вторым сортом — рабами, созданными для их удобства. Это мы насыщаем этот мир силой, а они! Они крадут эту силу!

Арне придержала лошадь. Проповедника слушали. Кое-кто пробился вперед и кричал свое "да" его словам. Слышащая почувствовала себя нехорошо. Ей захотелось скинуть оратора с помоста, но тем она бы подтвердила его слова.

— … разве Боги одобрили бы подобное потворство? Разве…

Стражники затопотали тяжелыми сапогами по деревянному настилу, толпа быстро начала редеть. Оратор продолжал вопить, кляня магопотворцев, ругая Цитадель и Инессу. Арне, никогда не бывавшая в Инессе, в глаза не видевшая Цитадель, а выросшая под отческим приглядом Орника Мадеры, вздохнула, ей стало обидно.

Проповедник верил в то, что говорил, верил искренне и отчаянно, правда для него, воспринималась слышащей, как правда вообще. Всегда она немножко завидовала людям, которым не приходилось смиряться с каждодневной ложью и в ней жить.

— Вы поплатитесь! — выл оратор, утаскиваемый стражей.

Стоит поставить помост, как на него кто-нибудь да заберется прокричать на весь мир о своей правде. И зачем его только поставили?

Слышащая пообещала себе выяснить всё у Горана.

* * *

Майорин открыл глаза, из-за отсутствия дневного света определять время суток стало затруднительно. Но он чувствовал, что близится вечер.

Не говоря ни слова, колдун разбудил девушку. Жестом велел ждать. Химера ничего не поняла, но послушно насторожилась.

Все-таки что-то глушило дар. Приходилось тяжело. Опять тот же вязкий кисель, что был во сне. В этот раз наяву.

Для Айрин подобные действия были естественны. Для него, забывшего, как это — быть истоком, дело едва шло.

Майорин укусил запястье, инстинкт самосохранения не позволил прокусить кожу, боль застигла его раньше. Тогда колдун укусил опять. До чего же мерзко.

Кровь капнула на пол, темная, красная кровь. Человеческая.

Он опять напрягся. Красные.

Как же так вышло? Как вышло, что он забыл, кто он на самом деле?

Майорин лег на топчан, чувствуя, как солома намокает под рукой.

Река с покатыми зелеными берегами. Дом на возвышении. Золотые волосы под пальцами.

Помоги мне. Тебе не надо ничего вспоминать.

Помоги мне. Ведь мы оба хотим встретиться еще раз.

Помоги мне. Я хочу увидеть тебя снова.

В серых глазах тревога и беспокойство.

Помоги мне.

Исток можно только отпустить. Перестань смотреть и получится видеть. Забудь обо всём, чему ты научился. Назад дороги нет, только вперед.

Помоги мне. Будь со мной.

Только вперед. Туда, где нет ни правил боя, ни сражений. Где ты не колдун, а просто ты. Я буду с тобой всегда. Обещаю.

— Майорин! — вскрикнула химера. Он очнулся, почувствовал, что под ладонью сыро.

В крови плясали всполохи огня.

Сила пронеслась по клеткам, смывая магию. Стирая блоки, выставленные магами. Убирая преграды.

Он оторвал лоскут от рубашки, перемотал запястье. Взяв на заметку, что вполне способен одолевать врагов зубами — укус продолжал кровить.

Он плохо помнил, как удалось открыть решетки. Намокшая повязка хлюпала, Наля держала его за руку, вела по коридору. Они бежали.

Стражников химера взяла на себя, ловкая, быстрая с вытянувшимися из тоненьких пальцев острыми когтями, невероятно опасная.

— Идем, у нас теперь есть ключи.

Колдун с трудом двигал ногами, чувствуя, как до него доходит волна боли, словно каждая мышца надорвана.

Но он находил силы бежать. Они преодолели лестницу, потом еще одну. По счету все совпадало с тем, куда его вели.

Наверху стало легче. Боль осталась, но мешок муки, пусть мнимый, но оттого не менее тяжелый, свалился с плеч.

Следующих стражников он просто задурил, они проскочили мимо. Майорин придержал химеру у стены:

— Ты можешь летать?

— Да.

— Тогда, как только появится возможность, улетай. Попробуй предупредить наших. Только подойди к ним пешком, иначе тебя испепелят на месте. Найдешь там девушку, молодую женщину…

— Айрин?

— Да. Скажешь ей, что она вечно верит без повода кому попало, и передашь от меня привет.

— Это пароль?

— Для нее да. Она тебе поверит.

— Но как же ты? Филипп?

— Я постараюсь ему помочь. Но ты важнее, поняла? А мне еще нужно найти кое-кого.

Им удалось раздобыть одежду и форменные плащи. Когда они вышли наружу уже стемнело. Во дворе было слишком людно и светло, толпились наемники и стража. Шептались о чем-то. Бывшие узники затерялись среди народа, прикрываясь Лусорскими личинами.

Уже ночью выбрались в город.

— Еще что-то передать? — спросила Наля.

— Лети, давай. Пока нет никого. — Майорин понимал, что стражники наверняка уже обнаружили побег и забили тревогу.

— Как она выглядит?

— Черные короткие крашеные волосы, повыше тебя, чем-то похожа на Филиппа. Попросишь чтобы отвели к ней. Этого хватит. Запомни еще другие имена: Лавт, Хорхе, Ерекон, Люта, Игже, Велемир.

— Велемир? — переспросила девушка.

— Да.

— Так зовут моего отца. Он жив?

— Хочется верить. — Майорин улыбнулся. — Лети, детка. Время торопит.

— Я скажу ей, что ты ее любишь. — Простодушно прошептала Наля. — Это ведь так?

Майорин не ответил. Он смотрел, как она скинула плащ, как взлетела — неловко — не должен человек летать.

Фигурка исчезла в темноте.

Над стенами кружили и другие химеры, так что вряд ли кто-то обратит внимание на лишнюю.

Филипп объяснил, что Наля необычная химера. Она сохранила рассудок. Молодой чародей решил, что дело в даре, который девушка унаследовала от родителей, похищая дочку знахарки, люди Фарта не выяснили, что ее отец колдун.

Майорину очень хотелось думать, что девчонку он спас. Надо же спасти хоть кого-то. Кого сможешь. И плевать, что будет потом.

Хватит просчитывать, заглядывать вперед, строить сложные предположения.

Он привалился к стене и тихонечко застонал от боли ломившей тело. Наля улетела, крепиться было не перед кем.

Что делать дальше, колдун не знал.

* * *

— Она была тяжело больна. Умирала. Ты выяснил, что за нити?

— Нить судьбы. Сложное заклятие, повязанное на крови. Прикладная магия. Запрещенная ее часть.

— И кто автор?

— Подозреваю, Мадера.

Арне поджала губы, Горан продолжил:

— Вторая нить принадлежала Редрину Филину.

— Денера решила убить его и себя?

— Вот так. — Архимаг сел на кровать, растерянно играя тапочкой на ноге. — Вот такая матушка настоятельница.

— Но ведь… нельзя убивать себя. Три Бога осуждают самоубийц.

— Они и магов осуждают. И колдунов. А Денера любила Орника, хотела быть с ним хотя бы за гранью. Он знал, что она больна. И подготовил её уход, если она захочет.

— И она захотела. — Арне присела, стянула тапки с архимага, взяла в ладони холодные ступни. — Но зачем было резать нить Редрина?

— Последнее желание любимого. Он подготовил нить, на всякий случай. А Денера её использовала.

— Но это же глупо! — воскликнула слышащая.

— Любовь редко бывает умной, затмевает разум.

Арне вернулась за столик, вынула из прически все шпильки. Светлые кудри рассыпались по плечам, закрыли спину. Горан любовался ей из-под прикрытых ресниц. Гребень путался в кудрях, но постепенно справлялся.

— Что теперь будет, Горан? — одна за другой слышащая тушила свечи, ей нравился живой огонь, и нравилось задувать каждый пламенеющий лепесток по очереди. Архимагу нравилось на это смотреть.

Кругленькое личико в ореоле пушистых кудряшек и ясные небесные глаза.

— Много чего будет. Поживем, увидим.

Стало темно, Арне легла в постель, прижалась к архимагу, нашла его ладонь, сжала:

— Мне жаль их. Денеру и Орника. Они могли бы быть счастливы, а оба в общем-то погибли из-за любви. У нас не будет так, правда?

— Как это не будет! — возмутился Горан. — Я понимаю, что ты выходишь за меня по расчету…

— Конечно. Ты важная персона, тем более такой милый.

— Угу. — Самокритично буркнул Горан. — И однажды мы оба в этом раскаемся.

Арне захихикала, отпустила его руку и завозилась, стаскивая ночную рубашку.

— Не знаю, что будет завтра… но знаю, что будет сейчас. — Мурлыкала она.

Из головы Горана временно вылетели все мысли. Даже те, которые он боялся, будут преследовать его и во снах.