По затянутым снегом мостовым змейками стелилась поземка, теплое дыхание домов валило клубами из труб, и казалось насмешкой замерзшей худенькой девушке, по щиколотку завязшей во взбесившейся снежной муке. Тонкие ноги, обернутые плотной кожей теплых сапог, мелькали в белой пелене, стоп, пересчитывающих булыжники дороги, не было видно. Девушка где-то посеяла шапку, а капюшон сдуло ветром, полыхали красным уши, вокруг бились в исступлении короткие желтые пряди волос. Случайные прохожие, недоуменно оборачивались бегущей вслед, но ничего не предпринимали — таковы люди. Они предпочитают не ввязываться в чужие проблемы.

Другое дело, гонись за ней стража, — тогда служителям порядка наверняка бы помогли.

Другое дело, преследуй ее бандит, — тогда помогли бы девушке.

Но она бежала совершенно одна, ополоумевшая девка. Мало ли зачем, мало ли куда. Ее личное дело, ее собственная жизнь. Хочет она посреди дня бежать, сверкая пятками, кто смеет ей помешать. Это свободное государство, со свободными нравами.

Девушка продолжала бег, ноги пересчитывали уже не булыжники, вычищенные упрямыми дворниками, а плотный слежавшийся за зиму снег, под которым замороженным гнильем лежали бревна мостовой кварталов победнее. На углу, на перекрестке трех улиц, где все окрестные хозяюшки брали дешевую муку по медной монете за мешок, а в соседней лавке отоваривались тканью на городское платье, шедшей гораздо дороже, но ноской и крепкой, девушка остановилась. Встала истуканом, прижала ладони к обветренному лицу и горько отчаянно зарыдала. Обратно она шла медленно, ничего не видя перед собой, натыкалась на прохожих, а когда те обругивали ее грязно и зло, не отвечала, а шла дальше. И теперь на нее оглядывались вдвое чаще, уже другие люди равнодушно пожимали плечами, не особо размышляя, почему девушка плачет и заморожено шагает по мостовым.

В горку она шла медленней, а на подъеме ко дворцу совсем скисла и едва плелась. Слезы к тому времени высохли, а уши из красных сделались синеватыми, но она совсем не обращала на холод внимания. Ведь полуэльфка по имени Раджаэль сегодня провалила свое самое ответственное задание. И поплатился за это верховный архимаг Велмании — Орник Мадера. Поплатился собственной жизнью, которую Раджаэль из Ордена Белого Меча поклялась охранять любыми средствами. И мало того, Раджаэль, которую друзья и близкие звали Жаркой, не смогла догнать и задержать его убийцу. И все хваленые способности карателей не помогли. Она потеряла его в торговых кварталах, где один ушлый мельник продавал самую дешевую в городе муку по медной монете за мешок.

Орник Мадера лежал на собственной постели, спокойно сложив по бокам длинные руки. Глаза архимага были открыты и смотрели в потолок, на белой ночной рубахе красным островком растеклась кровь. В сердце Орника Мадеры вонзили кинжал. Узкое лезвие погрузилось в тело целиком, только узорчатая рукоять задорно торчала вверх. Архимаг был спокоен и мертв, а вокруг него неумолимо поднималась паника.

Регина Мадера рыдала, позабыв про свою ледяную спесь. Два часа назад она обнаружила себя над телом мужа, сжимая ладонями рукоять того самого кинжала. Несколько минут Регина хватала ртом воздух, справляясь с колющими иголками, заставляющими легкие сжиматься в сухие комочки, а потом завизжала. Завизжала пронзительно, заставив Жарку, стоявшую у дверей архимага подскочить на месте.

Карательница прикоснулась к кинжалу, этого прикосновения хватило, чтобы сообразить. Регина тут не при чем. Регинино сознание потеснил, кто-то способный противостоять Орнику Мадере.

Жарка подхватила след и оторопело понеслась к настоящему убийце. Но у того достало ума телепортироваться с места контроля. Может быть, придворным колдунам хватит сноровки отследить портал, если хватит времени меж перепалками, кто займет пост верховного.

Жарка вошла во дворец, где на нее сразу накинулся полный негодования первый советник государя. Он орал, низвергая Орден карателей до публичного дома, называя Жарку продажной девкой, а главу ордена — нелюдем. Эпитеты прибавленные к нелюдю полукровка по возможности предпочла бы прослушать.

— Еще слово, и я лишу Вирицу и первого советника. — Пригрозила Жарка.

— Я вздерну тебя на главной площади! И никто мне не помешает.

— Зря. — Жарка склонила голову, пряча лицо за волосами. — Нас не казнят. Мы казним, если надо, казним себя. Не иначе.

Через час Жарка стояла уже перед Редрином Филином, белым от страха за свою жизнь. Лишившись главной опоры и охраны, государь с самого утра не прикоснулся ни к еде, ни к питью. Он ходил в плотном кольце стражи, не снимая руки с рукояти меча, ежесекундно оглядываясь и вздрагивая.

— Вы обязаны были его охранять!

— Да, мой государь. — Она стояла на коленях, не смотря Филину в глаза.

— По законам вашего ордена судить вас будет ваш глава, до его приезда я приказываю вам отправиться со стражей в городскую тюрьму, где вы будете прибывать все отпущенное вам время.

— Это ошибка, мой государь. — Выдохнула полукровка.

— Что? — опешил Филин.

— Ошибка, мой государь. Ваша милость нуждается в защите, как никогда раньше.

— Толку от вашей защиты. Мой брат клялся, что лучше Ордена Белого Меча не бывает. Если он прав, то вы верно самозванка.

— Архимаг Орник Мадера был убит посредством магии.

— Это я уже слышал.

— А Регину Мадера вы тоже посадили под замок?

— Посадил. Она убийца.

— Она инструмент. А против магии я ничего сделать не смогу.

— Раджаэль, дочь Белого Меча, вы осуждены за преступную халатность, окончательный приговор вынесет ваш наставник: Велориэль, глава Ордена Белого Меча. Уведите ее.

— Это ошибка, государь!

— Это будет моей ошибкой, девочка.

Когда стража увела полукровку, Редрин Филин остался один одинешенек в холодном тронном зале. Его морозило, а сосущий голод крутил живот. Он был совсем один в огромном враждебном ему дворце. Его жена Риана Кордерская была сослана в Орден Белого Меча до рождения ребенка, брата он выгнал из столицы за интриги и недозволенное поведение, его верховный архимаг лежал мертвым в своих покоях, заместитель архимага Клев Бересклет, пропал без вести месяц назад.

Редрин Филин никому не доверял и ни на кого не полагался. Он был совсем один, каждый мог обернуться врагом, готовящим ему смерть.

— Садар! — позвал он. Хлопнула дверь, вошел седой старик, Редрин помнил его еще молодым. Тогда Филин был лишь ребенком. — Горана позови.

Горан вошел почти сразу, будто ждал под дверью.

— Мне нужно поговорить с инесской ведьмой наедине. Исполни. Быстро.

— Конечно, мой государь.

Редрин Филин обмяк на троне. Как холодно в этом дворце, прав был его брат, когда говорил, что в избе много уютней. Государь Велмании, выгнавший брата, подозревая того в зависти, позавидовал Марину де Морру. Он мог быть просто колдуном Майорином, его жизнь стоила мало, и мало кто на нее покушался. А когда покушался, делал это честно и понятно, на него замахивались мечом, против него обращали заклятия, метили в него стрелами. И каждый такой миг колдун Майорин почитал просто мигом своей жизни. Работа у него была такая, рискованная, опасная, жестокая работа.

— Государь, — окликнул Редрина Горан. — Готово. Владычица Ильма приняла вызов.

— Выйди. — Приказал Редрин Филин. — Здравствуй, Ильма.

Из пустоты начала ткаться женская фигура, Ильма оправила серое простое платье и села на ступень рядом с троном.

— Здравствуй, Редрин. Как колено?

— Орника убили.

— Кто?

— Регина. Но… говорят не сама.

— А кто говорит, Редрин?

— Одна убийца, присланная карателями. Я боюсь, Ильма. Я боюсь, что я следующий.

— Правильно боишься. Рано ты отослал Майорина. Он бы помог. А теперь ваши жизни одинаково висят на волоске.

— Что мне делать, Ильма? — Редрин Филин соскочил с трона и схватил Владычицу за бестелесную руку.

— Биться. Доверяй Горану. Он не подведет.

— Я никому не доверяю. И тебе тоже.

— Бейся, Редрин Филин. Война дошла и до тебя. Твой брат в скором времени встанет против Цитадели Магов, мой муж будет рядом с ним. Мы с тобой правители мирного времени, мы привыкли воевать на чужой территории, пришло время стать сильнее. Бейся Редрин Филин.

— Но с кем?

— Твой противник невидим, но не неуязвим. Бейся…

Она растаяла в воздухе, так же быстро, как и появилась. Редрин сжал меч, бесполезный клинок. Инесская ведьма была права — решать ему и биться ему.

— Горан! — Позвал Редрин, колдун тут же проскользнул в зал. — Слушал?

Колдун кивнул.

— Верховный теперь ты. Приведите эту убийцу. Я поговорю с ней еще раз. В Орден послали?

Чародей кивнул.

— Консата сюда, одного. И мать настоятельницу лекарей, тоже. Первого советника не пускать.

— Это не касается меня, государь мой. — Робко сказал Горан.

— Теперь тебя касается все. — Сказал Редрин Филин. — Еще мне нужен лучший гонец, самый быстрый и самый доверенный. И мой брат делал таких странных ворон, умеешь?

— Да, мой государь.

— Сделай таких побольше. Штук семь. Нет, лучше десять. Понял?

— Да, мой государь.

Горан Вирицкий быстро вышел из зала. Редрин Филин сел на трон, сложил руки на рукоять меча и прикрыл глаза.

Орник Мадера больше никогда не будет ему перечить, не усмехнется полными губами, не раздует ноздри горбатого носа, не пожалуется в полушутке на мерзкий характер жены, не даст доброго совета. Теперь он мертв. Человек, прошедший с ним все восемнадцать лет его правления, человек, которому он доверял. Колдун, назначенный на пост верховного архимага и вступивший с ним на престол. Он — Редрин Филин — должен был умереть первым, ведь люди живут меньше колдунов, и после смерти государя Орник Мадера бы вернулся в Инессу, так было принято. Один государь — один архимаг. Но сегодня порядок сместился. Архимаг умер раньше своего государя, не значит ли, что государю осталось совсем немного?

Ночь Жарка просидела в камере, наблюдая через маленькое окошечко, как на землю ложиться очередная порция мохнатого снега. В тюрьме топили весьма условно, и единственным отголоском тепла, был треск поленьев в очаге в конце коридора. У очага сидели стражники, грелись на зависть заключенным, дрожащим от холода в своих клетушках. Полукровка куталась в кожух, сидя с ногами на жесткой лавке. Лавку ей принесли по распоряжению самого государя, у ее соседей из удобств на полу догнивала прошлогодняя солома. Задолго до рассвета клетку открыли, а полукровку потащили знакомыми уже коридорами на выход. Во дворец ее отвезли в громыхающей крытой повозке и, проведя через задний двор, повели по анфиладе залов.

Из-за ночи, проведенной в мрачных мыслях о бессмысленности бытия и бренности жизни, девушка не понимала, чего еще от нее хотят услышать. В конце концов хочет она того или нет, Редрин Филин уже вынес ей приговор, и Велору ничего не останется сделать, как его исполнить. Не стоит жизнь одной карательницы целого ордена. Ну, никак не стоит. Но вместо государя ее отвели совсем к другому человеку. За столом сидел грузный белобрысый мужчина лет тридцати с широкими залысинами на красном лбу, маленькие бледные глазки блестели как у хорька-альбиноса, хоть и были невнятного серо-зеленого цвета.

— Временный верховный архимаг — Горан Вирицкий. — Представился владелец хорькового взгляда. — Садись, Раджаэль. Вина?

Жарка хотела было послать его ко всем бесам, но передумала и кивнула. Даже если в вино подмешают какую-нибудь дрянь, терять ей нечего. Хуже только колесование. Красное грионское щедро сдобренное пряностями, дольками яблок и хорошенько разогретое влилось в горло, как масло в скрипучую дверную петлю.

— Голодна? — продолжал играть в вежливость верховный колдун. И Жарка с мысленным криком: "была, не была, хоть оторвусь напоследок", кивнула.

Ела она жадно, не особо обращая внимания на то, что именно ест. Запивала трапезу вином, появляющимся в кубке, стоило показаться дну. Временный архимаг терпеливо ждал.

Она отодвинула тарелку, отставила кубок, а чародей махнул рукой — кубок наполнился, тарелка исчезла.

— Я хочу услышать подробности позавчерашнего и вчерашнего дня.

— Зачем? — удивилась полукровка. — Я все рассказала, его величеству.

— Теперь расскажешь мне, начиная с самого утра и заканчивая смертью Орника Мадеры.

— А потом вы опять посадите меня в клетку?

— А велика ли разница. Я даю тебе возможность скоротать скучные дни ожидания вашего главы.

— Хм… — Жарка оперлась локтями на столик и сплела пальцы под подбородком. Выглядела девушка неважно, и пахло от нее тюрьмой. Архимаг невольно отодвинулся подальше, откинувшись в кресле. — Я заступила на свой пост семь дней назад, по личному распоряжению Орника Мадеры.

— Почему именно ты?

— Я не единожды бывала в Вирице, и глава счел это важным. Тем более у меня здесь есть знакомства.

— Какие?

— Солен, он дворянин, но титулов я его не знаю. У него дом на западном краю центрального района.

— Знаю. И что, они послали столь юную деву на задание государственной важности, лишь из-за знакомства с дворянским сословием и городом?

— Нет. — Жарка отпила из кубка. — Я специализируюсь именно на охране и на слежке. И верховный одобрил мою кандидатуру.

— Предположим, что ты действительно так хороша, как говоришь.

— Так и есть. Я выехала из Ордена и в срок прибыла в Вирицу. Милсдарь Мадера выделил мне комнату в его части дворца, но я вступила в боевой ритм.

— И что это значит?

Полукровка прикусила губу — она сомневалась.

— Для отдыха становится достаточно часа в день. Суммарно. Самый долгий срок боевого ритма длится месяц.

— Вы едите?

— Да. Мало, но едим. Я оставила вещи в отведенной мне комнате и приступила к работе. Милсдарь Мадера сказал, что магическую защиту он обеспечит сам. Моей задачей стало быть его телохранителем.

— А Регина Мадера?

— Нет. Приоритетным объектом являлся верховный архимаг. В случае нападения моей задачей было сохранить ему жизнь.

— А поставил ли он защиту на свою жену?

— Это не в моей компетенции.

— За те семь дней, которые ты обеспечивала защиту милсдарю Мадере, нападения случались?

— Нет. Но был один странный случай. Кубок пустой. — Напомнила Жарка Горану. Чародей усмехнулся и щелкнул пальцами. — Милсдарь Мадера отправился в Храм Трех Богов, чтобы побеседовать с настоятельницей лекарни матерью Денерой. Кроме меня его сопровождала вооруженная охрана из трех стражников. Отправились мы верхом. На Монетной улице в самом ее начале, кто-то испугал лошадей. Милсдарь Мадера не удержался в седле, упал и ударился головой. Если бы не снег, он мог бы пострадать, а так только набил шишку.

— А стража?

— Одного конь скинул, остальные удержались в седлах, но после спешились и окружили архимага. Я чувствовала опасность, как и в ночь убийства. Но понять, откуда именно она исходила, не могла. Я сообщила об этом милсдарю Орнику, и тот проверил округу на магическое вмешательство.

— Что обнаружил? — Горан чуть скривился, ибо ответ предугадал заранее.

— Что вокруг множество магических вмешательств, большей частью несанкционированных. Кто-то заколдовывал сарай, кто-то окна от воров, кто-то эту защиту ломал. Рядом варили любовное зелье, а недалеко принесли в жертву кошку, собрав силу после жертвоприношения в накопитель. Слишком много всего, так и Мадера решил. И мы отправились дальше в Храм. Пока архимаг беседовал с матушкой, я осмотрела лошадей.

— И?

— Напуганная лошадь, какое-то время переживает последствия испуга. Но эти лошадки были спокойные и тут же лениво взялись жевать сено. После я попросила милсдаря Мадеру проверить их, но он не нашел ничего странного, а на мои подозрения лишь махнул рукой, сочтя дворцовых коняг редкостно здоровыми и рассудительными.

— Что дальше?

— Больше таких случаев не было. День за днем, я ходила за ним по пятам, осматривала комнаты, куда заходил архимаг, но больше не было ни испуганных лошадей, ни каких других странностей.

— И ты начала терять бдительность…

— Нет, не начала. — Жарка вздохнула и решительно отодвинула кубок. — Накануне смерти архимага, я как всегда внимательно осмотрела его спальню, обшарила все углы. Осмотрела Регину Мадера, хотя та противилась. Все было в порядке: ни одной посторонней вещи, ни следа чужих ног, все на своих местах, как было утром.

— А слуги разве не заходили?

— Мадера запретил слугам входить в его опочивальню, там прибиралась Регина, или он сам. — Жарка чуть улыбнулась. — Чаще он. Ночью было тихо, я не отходила от дверей ни на секунду.

— А… — Горан смутился, но девушка его поняла.

— Нужду я справила накануне, к сожалению от этого боевое состояние не освобождает. К утру я услышала вскрик, распахнула дверь и обнаружила Регину Мадера с кинжалом в руке. Кинжал уже пронзил ему сердце, архимаг был мертв.

— Я не в силах отменить приказ государя, Раджаэль. Могу лишь снабдить вас теплым одеялом и одеждой.

— И на том спасибо. — Фыркнула девушка вставая, она чуть покачнулась, хоть и казалось трезвой, вино ударило в ноги. — Если вас не затруднит допросите меня и завтра, вы правы — в камере бесовски скучно.

— Может быть, может быть… Еще кое-что… У Регины не было с собой кинжала?

— Нет.

Орник Мадера всегда говорил, что самая главная магия — это вера. В отличие от своих собратьев по цеху, архимаг любил заходить в храм, побеседовать со жрецами и прихожанами. Он приятельствовал с матерью настоятельницей Денерой. Не раз и не два спорил он с этой женщиной о религии, а она всегда ему мудро улыбалась, но не перечила, отчего архимагу хотелось доказывать свою правоту всеми мыслимыми способами. Многие подозревали их в связи, не подобающей для женатого мужчины и монахини. Над этим они вместе смеялись. Матушку Денеру беспокоило, что архимаг заметно похудел и постарел:

— Не бережете вы себя, милсдарь Орник. — Ругала она его, отпаивая Мадеру бодрящим чаем. Орник кивал, все меньше времени уходило на сон, он часто засиживался допоздна с Редрином Филином.

Матушка Денера сейчас смотрела на государя с тем же понимающим выражением лица и будто видела его насквозь.

— Мой государь, — склонила она голову. Монахиня не пролила ни слезинки, и Редрин был ей за это благодарен. — Вы велели явиться на рассвете.

— Матушка Денера, всем известно, что вы лучшая травница в Вирице.

— Это не так, мой государь.

— Так. Я прошу вас…

Денера выслушала просьбу Филина, кивнула и согласилась. Она вернулась в храм, но не принялась сразу собирать вещи, чтобы перебраться во дворец, а зашла в молельню. Склонилась перед фреской Бога Отца и тихонечко зашептала.

Орник Мадера всегда говорил, что лучшая магия — вера. "Поэтому ты великая волшебница, Денера", — заканчивал он. Но ни магия, ни вера не могли вернуть его в мир живых.

За два дня Регина Мадера превратилась в старуху. И раньше сухое угловатое лицо, обветрило время, седеющие волосы, обычно уложенные в сложную прическу, женщина заплела в обычную косу. Ни украшений, ни колец, ни косметики. Красные глаза зияли пустотой. Узнать, что больше повлияло на Регину — смерть мужа или ее обстоятельства, Горану было не дано. Он ласково погладил Регину по плечу, но та нервно дернулась, как от удара.

— Как вы? — спросил ее чародей.

— Говорят, теперь ты займешь его место. — Едко заметила она вместо ответа.

Жалость мигом испарилась. Регина была той же, исчез только внешний лоск, внутренняя ядовитость осталась.

— Говорят, вы для меня его освободили. — Зло выплюнул он.

— Не с твоей ли помощью? Он доверял тебе! И только ты мог подобраться так близко к нам.

— Регина, — вздохнул Горан. — Я расследую смерть вашего мужа, я его ученик, его последователь и друг, не надо оскорблять меня такими заявлениями. Я не виню вас, но мне нужно задать некоторые вопросы.

Регина вскинула голову, выпрямила спину, огладила на коленях черное платье:

— Задавай свои вопросы, змей. Я не боюсь твоих ядовитых зубов.

Горан опять вздохнул. Раджаэль говорила с ним намного охотней, да и смотреть на красивую полуэльфку было куда приятней.

— Как вы себя чувствовали накануне? Голова не болела, живот не крутило?

— Нет. А ты меня опоил?

— Были ли признаки недомогания? Может какая-то пульсация, слабость, голоса?

— Считаешь меня сумасшедшей?

— Регина, отвечайте на вопросы! — рявкнул временный верховный архимаг.

— Не было. Я конечно кажусь тебе старухой, но здоровье у меня отменное.

— С кем вы говорили в тот день?

— С кухаркой говорила. С тобой, с Орником, и эта ведьма его заходила.

— Ведьма? — не понял Горан.

— Монашка, мать Денера, заходила вроде как к нему, но привязалась ко мне. Вышла в настоятельницы и думает, что отмыла руки от земли!

— Что она хотела?

— Моего мужа! Монашка, тоже мне нашлась, будто я не знаю, о чем они шептались вечерами!

— Долго пробыла?

— А что же ты, Горан, не спрашиваешь о себе. Ты тоже со мной говорил, даже ручку поцеловал, хотя раньше никогда не страдал этикетом. Может тогда ты и наложил на меня заклятие?

— Регина, вы можете идти. — Горан процедил это сквозь зубы, он и раньше не выносил эту женщину, сегодня же она вызывала у него тройное отвращение.

Зачем мать настоятельница храмовой лечебницы заходила к Орнику Мадере накануне его загадочной смерти? Поговорить?

В последнее время у архимага не было времени на пустые разговоры, но с другой стороны он нашел время съездить к ней четыре дня назад. Зачем?

Стражники пожали плечами, их дело было доставить архимага из одного места в другое и назад. То же было и с Жаркой. Он не пустил ее внутрь.

О чем верховный архимаг и мать настоятельница вели свои беседы? Что задумали?

Орник Мадера уже не мог ответить на этот вопрос, а вот матушка Денера могла.

В миру ее звали немного иначе, да важно ли как? Это было так давно, что вряд ли имело значение. Денера смотрела на Горана Вирицкого, временного верховного архимага и очень ясно видела, что скоро он станет постоянным. Простое лицо, немного неприятное, отметила печать властности и силы. Он был грузен, но не то чтобы толст, он был мягколиц, но умел грозно сдвигать брови. И глаза у Горана были умные и проницательные. Хорошие глаза для правителя, или главнокомандующего, или верховного мага. Горан призвал ее к себе сразу по прибытии во дворец и Денера покорно пошла.

— Что связывало вас с Орником Мадерой?

— Дружба. — Просто ответила мать настоятельница. — Понимание.

— Что вы подразумеваете под дружбой, матушка?

— То, что обычно подразумевают люди. Я ему доверяла, а он мне. Мы много говорили, давали друг другу советы, беседовали. Орник приходил ко мне в гости, а я иногда заглядывала к нему.

— Некоторые люди считают, что одной дружбой вы не ограничивались.

— Я понимаю, о чем вы, милсдарь Горан. Это заблуждение, боги часто толкают нас в него, испытывая нашу веру. Но я приняла постриг будучи шестнадцатилетней девушкой, я не ведаю плотской любви. И Орник Мадера был моим другом.

— Зачем он приезжал к вам четыре дня назад?

— Как и всегда. Он приехал к другу. — Вежливо и спокойно ответила Денера. После бурного разговора с Региной, ее речь напоминала спокойное теплое море.

— Но Мадера в последнее время был очень занят, даже спал он мало, как же он нашел время просто поболтать?

— Он мертв уже… — Прошептала Денера. — Да будет его дорога в лучший мир легкой и светлой. И простят мне боги, мои слова. Но Орник просил, чтобы я готовила для него один отвар.

— Какой?

— У Орника были страшные головные боли. Он мучился ими уже несколько лет, но в последнее время из-за переутомления боли усилились, и он просил изменить состав.

— Вы изменили?

— Нет. — Категорично заявила матушка. — Я сказала, что ему нужно высыпаться и больше отдыхать.

— Что он ответил?

— Что на этом веку такая роскошь ему не улыбается. Я боялась, что он себя загонит, у него было слабое сердце, но Орник сказал, что остановиться сейчас он не может.

— Остановиться? Он что-то начал?

— Я не вправе это говорить.

— Вы должны!

— Это тайна исповеди!

— Вы женщина, вы не можете принимать исповедь.

— Это была исповедь друга.

— Я могу допросить вас и по-другому!

— Вы не сможете. И вы это знаете, сударь Горан. Монахи неприкосновенны. Наш разум свят, мы посвящаем его Богам. И ни одна магия не может над ним властвовать.

— Это значит лишь то, что вы умеете ставить ментальный блок. — Буркнул чародей, монашка была права, лазать по ее умишку было себе дороже.

— Объясняйте, как хотите. Я вам еще нужна?

— Зачем вы к нему приходили?

— Принесла снадобье от боли.

— Вы же отказались его сделать? — удивился Горан.

— Орник упрям. Был упрям. — Поправилась она. — Снимать боль магией при столь серьезном магическом напряжении чревато слабоумием или кровоизлиянием в мозг. Я сделала, как он просил, и пришла извиниться за свое вмешательство в его дела. Это не было моим делом, он попросил меня о помощи, а я посмела его судить. В тот день меня одолела гордыня, я хотела загладить вину.

— А о чем вы говорили с Региной Мадера?

— Я попросила у нее прощения, и напомнила, что в ее силах помочь мужу. Есть несколько очень полезных способов, надо лишь попасть в нужные точки и немного их помять. Я предложила ей их показать.

— Что вам ответила Регина?

— Хм… — задумалась мать настоятельница, видно переводя речь Регины Мадера в удобную для монахини форму. — Регина ответила, что знает, как поступать со своим мужем и мои советы, по его лечению считает излишними.

Горан попытался представить, как выглядел ответ на самом деле.

— После этого вы ушли?

— Да. Я отправилась в храм.

— Позвольте спросить, вы шли пешком?

— Конечно, всегда приятно прогуляться по городу в хорошую погоду. Шел снег — красиво, у меня было светлое настроение… Я и не думала, что Боги призовут к себе Орника так скоро.

— Думаю, Боги и не призывали. А кто-то заколдовал Регину Мадера, и поэтому я настаиваю: расскажите, что именно вам поведал Орник?

— Во-первых, я отвечу вам, что я не намерена нарушать тайну исповеди. Даже если вы считаете ее недействительной. Во-вторых… Регину Мадера нельзя было заколдовать. Орник об этом позаботился.

— Вы о чем? В нее кто-то вселился, Раджаэль телохранительница архимага гналась по следу заклинания, аж…

— У вашей Раджаэли помутился рассудок от сильного потрясения. А Регина Мадера носила такое количество амулетов и пила столько зелий, что околдовать ее можно было разве только лопатой. Но тогда вы наверняка нашли бы у нее на голове дырку.

— Вы хотите сказать…

— Если ее видели с кинжалом в руке, то она и убила. Может по наущению, но самовольно.

Горан закусил губу и сжал подлокотники кресла. Матушка Денера смотрела на него спокойными, грустными и зелеными глазами с припухшими веками. Она плакала. Молилась и плакала, понял Горан. Орник Мадера считал ее другом, но она его любила. Любила кроткой монашеской любовью, в которой не было места страсти.

Или было? И тогда она просто очерняет Регину Мадера, потому что ненавидела ее всем сердцем с той поры…

— Как долго вы знали Орника?

— Двадцать лет. Двадцать лет и три года.

Ей только что исполнилось тридцать, уже не очень молодая, но все еще красивая, сильная и здоровая, она стояла перед зеркалом и ругала себя за дурацкие мысли — мысли, понравилась она бы ему или нет. Денера наказала себя тридцатью молитвами и весь день постилась, не помогло. Сейчас, сняв с головы платок, она опять придирчиво рассматривала свое лицо и красивые длинные каштановые волосы. На постриг волосы брили, но за четырнадцать лет они отрасли опять. И за эти четырнадцать лет ее никто ни разу не видел без платка. Мужчина, заставивший ее думать в непривычном, но странно приятном направлении, прибыл в Вирицу три дня назад и первым делом зашел в храм, где готовили к похоронам почившего государя Велмании. Его сын, молодой бледный парень, сидевший рядом с бездыханным отцом, сначала не понял, кто новоприбывший и чего он хочет от молодого государя.

— Я, Орник Мадера, — терпеливо повторял пришелец. — Я прибыл вас короновать. Я буду вашим верховным архимагом.

— Вы? — удивился Редрин, он надеялся, что этот пост займет его брат.

— Я. — Столь же спокойно повторил Мадера. — Соболезную вашей утрате и скорблю вместе со всей Велманией. Государь Вигдис был мудрым и справедливым, надеюсь мы с вами не опорочим его имя.

— Я тоже. — Подошел к говорившим Айст Аарский. — Пойдемте… — здесь архимаг замялся, но нашел в себе силы выдавить, — коллега, я сдам вам дела. Редрин, что ты сидишь, идем.

— А отец?

— Похороны завтра, мой мальчик. — Успокоил его Аарский. — За ним приглядят.

Новый государь и два архимага вышли из молельни, тень, стоявшая на коленях около гроба, приподняла голову. Денера молилась здесь уже два дня. По традиции в иной мир мужчину должна провожать жена, но государыня умерла раньше мужа, и верховный жрец выбрал самую чистую душой монахиню для отпевания усопшего.

Денера опять покосилась на зеркало и взмолилась Богине освободить ее от грязных мыслей. Знал бы верховный, что она думает, никогда бы не выбрал отмаливать государя!

Его хоронили на следующий день. Процессия растянулась на всю столицу, весенний ветер сдувал с яблонь белый и розовый цвет, провожая государя в последний путь. Редрин, уже тогда Филин, плакал, бросая первый ком земли в могилу отца. Денера бросила второй, сегодня она заменяла молодому государю мать, и должна будет исполнять ее обязанности до самой коронации. Монахиня украдкой посмотрела на нового верховного мага и внутри опять что-то защемило. Он стоял с непроницаемым лицом, в темных глазах ничего было не прочитать, темные волосы чуть отливали рыжиной, проскальзывала та и в короткой ухоженной бородке, но нисколько не портила, только придавала ему какую-то бесовскую привлекательность.

— Богиня мать, — зашептала Денера, — подмога моя и покровительница, мягко сердце твое, нежен голос, мудр взгляд, не оставь меня в этот миг трудный, будь со мной в душе моей, неси свет свой извечный, моли у своего мужа строгого за душу мою глупую и грешную…

Не помогало.

Ей снился Орник Мадера. После похорон он подошел к ней и вежливо выразил свою признательность, заодно расспросив, действительно ли она такая хорошая травница, как о ней говорят.

Она смутилась.

Мадера улыбнулся в усы.

— Думаю, однажды вы станете матерью настоятельницей. — И это не было похоже на лесть, просто признание.

А он снился ей каждую ночь. Денера все больше молилась, целыми днями работала в лекарне, вызвалась ухаживать за старушкой схимницей, которая однажды ей сказала странную вещь.

— Душой ты не здесь, доченька. Много мира в тебе, не приходила бы больше.

Денера послушалась и опять утонула в делах, суетных и почти мирских, но занимавших душу. Зато архимаг Мадера приноровился заглядывать в лекарню, в которой по-хорошему верховному магу делать было нечего. Здесь лечили бедных и тяжело больных, а не высокопоставленных особ, которые могли оплатить себе самых лучших лекарей, или того пуще лекарей-магов.

Но этот бес привязался к храму, как липкая муха, не оставляя ее ни днем наяву, ни ночью во снах.

Самое смешное, что колдун не пытался за ней ухаживать или ее соблазнять. Он с ней… дружил. Ему нравилось помогать делать снадобья, он с удовольствием захаживал попить чаю и повести беседу, а иногда влезал с советами. Архимаг часто сиживал и у верховного жреца, вызывая тем самым смешанные чувства у паствы и прихожан, но стал чем-то привычным, как большая волосатая бородавка на лице. И неуместна, но куда от нее деться?

Прошло семь лет, Денера стала матерью-настоятельницей монастыря и лекарни при нем, Консат, к тому времени ставший верховным жрецом, привык обсуждать с ней важные дела, все хозяйство главного Вирицкого храма как-то невзначай крутилось вокруг матушки, и единственным местом, куда она была не вхожа, так только в мужской монастырь. Орник Мадера давно женился, на неприятной особе из придворных. Он честно выполнял обещание, и они с Редрином Филином стали достойной сменой Вигдиса и Айста Аарского.

Молодой государь принял своего архимага, как старшего друга и главного советника, Консант был страшно недоволен, впрочем верховный жрец всегда был недоволен близостью магов и колдунов к власти. Орнику Мадере в день коронации минуло сорок пять зим, но, как все колдуны, он медленно старился и чувствовал себя много моложе. Жену себе он взял то ли по пылкой страсти — молодая Регина была очень хороша собой и обладала горячим нравом, то ли по расчету — к красоте и нраву прилагалось приданное включающее в себя замок в Грионе и пару деревенек близь замка. Хотя зачем последнее колдуну, не покидающему свой пост, оставалось загадкой. Но Регина быстро поблекла, и горячий нрав превратился в мерзкий характер, а замок с деревнями приносил хороший доход. Детей у пары не было, но поговаривали, в замке частенько гостил племянник Орника со своей семьей.

Были у архимага и любовницы, не слишком много и весьма приличные — соответствующие его положению. Свои связи на стороне верховный колдун особо не скрывал, а Регина почти не возмущалась по их поводу, хотя была одна связь страшно задевающая ее за живое. Дружба с Денерой. Кроткая монашка, грязная простолюдинка, храмовая мышь, глупая молельница, божья подстилка — называла она Денеру за глаза, и Орник каждый раз морщился, как морщится человек, наступивший в навозную лужу.

В конце концов, он просто перестал говорить о Денере с женой, а о жене с Денерой. Они редко встречались, благо у матери настоятельницы не было времени и желания посещать светские приемы, на которые ходила Регина, а Регина молча проходила мимо нее в храме, демонстративно не замечая. Так длилось много лет.

И казалось, что будет длиться всегда.

— То, что я вам рассказала, милсдарь Горан, я хотела бы оставить между нами.

— Я буду считать это чем-то вроде исповеди. Хотя ни разу не был ни с одной стороны, ни с другой. Никто не узнает о вашем рассказе, я благодарен вам за искренность и хочу задать последний на сегодня вопрос, пусть он покажется вам неприятным, но постарайтесь ответить. За что вас так не любит Регина?

Матушка Денера долго изучала собственные руки, спокойно лежащие на коленях. В руках у матушки были деревянные четки, но за весь разговор она не сдвинула ни одной бусины, она медленно приподняла ладони и двумя пальцами большим и указательным дотронулась до деревянного шарика, а потом осторожно сместила его на полпальца. Горан мог поклясться, что сейчас она выбирает ответ. Выбирает из множества правдивых и полуправдивых, выбирает между возможностью солгать и сказать правду. Выбирает между очернением жены архимага и ее непричастностью. Выбирает и выберет…

— Я не знаю. — Сказала она.

"Врет, — подумал Горан. — Врет, хоть допускает, что я догадаюсь".

— Знаете. — Надавил на нее чародей.

— Я считаю, что понимаю, почему она меня не любит. Но это суждение, а Бог не велел нам судить. Поэтому единственный правдивый ответ: я не знаю.

"Зато я знаю, почему тебя так любил Орник, — про себя сказал Горан. — Да и с Региной все понятно. И тебе, и мне".

— Не смею вас больше задерживать, матушка Денера.

— Благослови вас боги, милсдарь верховный архимаг.

— Это временно. — Смутился Горан.

— Не думаю. — Улыбнулась Денера. — Грядут тяжелые времена, но вам, похоже, они помогут взлететь. Орник был бы рад.

Она повернулась и спокойно пошла к выходу. Прямая, стройная, властная женщина, черно-синяя ряса лишь чуть-чуть колыхалась от ее шагов, и, казалось, что матушка скользит по воздуху. Она кого-то смутно напомнила Горану, и он сам удивился, сообразив кого. Денера была совсем другой, совсем. Но было у этих двух властных сильных женщин нечто общее. У матери настоятельницы Вирицкого женского монастыря и Владычицы Инессы.

В коридоре пахло миррой и ладаном, хотя храмовников с курильницами не наблюдалось, у окна стоял задумчивый дворянчик в нутриевой шапке набекрень и расстегнутом полушубке. Горан почти прошел мимо, когда дворянчик надумал и кашлянув неловко окликнул архимага.

— Милсдарь временный, гм…, архимаг, гм…, верховный. — От такого затейливого титула Горан немного оторопел, но повернулся к вопрошающему. — Мое имя Солен…

— Я знаю кто вы. — Перебил его Горан, он торопился. — Чего хотите?

— Жарка, Раджаэль, карательница из Ордена Белого Меча в заключении, я слышал, что вы допрашивали ее сегодня, ничего нельзя сделать, милсдарь архимаг?

— Можно, хотите, соберите сухарей, я передам. — Разозлился Горан.

— Ваша милость…

— Раджаэль из Ордена Белого Меча сидит в тюрьме по личному распоряжению Редрина Филина, неймется, идите к нему, сударь Солен. Еще что-то?

— Нет, милсдарь Горан… — Пробормотал парень вжимаясь в стену. Архимаг развернулся на каблуках и звучно затопал по коридору, торопясь выяснить с какого лешего так воняет храмовыми благовониями.

Дворянин проводил его взглядом, выпрямился и улыбнулся. Что хотел он узнал. Жарка действительно в тюрьме и приказ действительно исходил от государя. Солен фыркнул и, тихо ступая мягкими кожаными подошвами дорогих сапог, пошел восвояси.