Возвращенные подлинники. Верн-драматург. Драматургия Ж. Верна. Библиографическая справка.

Москвин Анатолий

Статьи и биографические справочные материалы к произведениям Жюля Верна, опубликованным в 29 томе Собрания сочинений, выпущенном издательством Ладомир в 2010 году.

А.Г. Москвин

ВОЗВРАЩЕННЫЕ ПОДЛИННИКИ

Публикуемые в этом томе романы Ж. Верна относятся к так называемым «посмертным», то есть к тем, что остались не опубликованными при жизни писателя, хотя работа над ними была закончена. В частности, «Маяк на краю Света» был завершен 17 мая 1901 года, «Охота за метеором» — 15 декабря 1901 года. Рукописи лежали в кабинете и ждали своей очереди, чтобы отправиться в Париж, в издательство Л.-Ж. Этцеля. Оставалось, правда, внести кое-какую правку: сверить написания имен и географических названий, правильность арифметических расчетов и еще некоторые мелочи, что Верн обычно делал после получения оттисков типографского набора.

Впрочем, рукопись «Маяка» автор отправил в издательство за месяц до своей смерти: 25 февраля 1905 года. Луи-Жюль Этцель полагал, что имеет полное право печатать присланный роман в том виде, в каком получил его от автора. Однако Мишель, сын прославленного писателя, воспротивился публикации. Формально он, по завещанию отца, стал наследником всех прав на неопубликованные произведения Ж. Верна, и издателю нужно было его согласие. Л.-Ж. Этцель возражал: автор передал ему рукопись, значит, считал роман законченным. Начался длительный спор, в который вмешались адвокаты обеих сторон. В конце концов в июле 1905 года стороны пошли на взаимные уступки: издатель согласился прислать Мишелю оттиски набора, а молодой Верн удовлетворился внесением в рукопись поправок в целях «улучшения» и оживления текста. Сыну писателя пришлось также согласиться с крайне малым сроком для внесения своей правки. 15 августа первые главы «Маяка» должны были появиться в новом номере этцелевского «Воспитательного и развлекательного журнала», что практически не оставляло Мишелю времени для капитальной переработки романа. Тем не менее за какие-то полтора месяца он проделал достаточно объемную работу, буквально переворошив отцовский текст. Большинство его исправлений касалось упрощения оригинала. Какая-то часть работы была, безусловно нужной. Эго касается, например, проверки географических названий или приведения в соответствие дат. Вместе с тем сын безжалостно сократил описания, нарушив внутренний ритм верновских фраз, уменьшил количество специфических парусных терминов (к слову сказать, уже непонятных большинству читателей), упростил описания судовых маневров и т.д. Кроме того, он ввел в одну из заключительных глав добавочный эпизод: пытаясь помешать уходу шхуны с разбойниками, Васкес, главный герой романа, предпринимает попытку взорвать руль судна, но только повреждает его. Устранение повреждения тем не менее препятствует отпльтию шхуны и в конечном итоге помогает задержать ее прибывшему аргентинскому военному кораблю. Были и другие изменения: убежденный атеист Мишель, например, исключил из отцовского текста всякие упоминания о Боге — даже если это были привычные для моряков тех времен обращения за помощью к сверхъестественным силам.

В целом, как полагают французские литературоведы, «Маяк на краю Света», несмотря на столь незначительную правку, утратил многое из своего первоначального очарования: в частности, потерялись точные верновские описания природы и мореходных ситуаций, потускнел приглаженный неловкой рукой мягкий верновский юмор. Правда, большинство этих изменений в полной мере оценить могут только читатели, знакомящиеся с французским оригиналом романа. В переводе, к сожалению, порой теряются и верновская стилистика, и своеобразный ритм фразы, и тонкости авторского языка. Это, впрочем, относится практически ко всем переводам верновских произведений на русский язык. Почему так происходит? Да потому что более века к Верну относились прежде всего как к писателю-популяризатору, способному выдумать занимательную интригу и окружить главную сюжетную линию массой научных, да и практических, сведений. Иногда верновские идеи могли подвигнуть подлинных ученых на разработку новаторских теорий или способствовать претворению в жизнь технических открытий. Но в большую литературу Ж. Верна не пускали. Его кандидатуру столько раз отвергали на выборах во Французскую академию — высшее литературное сообщество Франции, — что в конце своей жизни в интервью с американским журналистом Р. Шерардом писатель грустно заметил: «Больше всего в жизни я сожалею о том, что так и не занял достойного места во французской литературе» . (Напомню в скобках, что Французская академия была как раз создана для объединения в своем лоне лучших французских поэтов, прозаиков, эссеистов, критиков и филологов, тогда как высшей научной организацией Франции была Парижская академия наук.)

Именно поэтому и сын писателя посчитал отцовские произведения в значительной степени старомодными и даже устаревшими, а значит, не испытывал никаких угрызений совести, переделывая их.

Публикация подлинных верновских текстов (сначала оригиналов «посмертных» романов, приобретенных городом Нантом, позднее романа «Париж в ХХ веке» и переписки Жюля Верна с его издателем Пьером Жюлем Этцелем, раскрывшей характер и объем этцелевских изменений в романах знаменитого писателя) позволила говорить о Верне не только как о зачинателе жанра научно-приключенческой литературы, но и как о зрелом литературном мастере, достойном самого высокого места в писательской иерархии. Последнее, кстати, в какой-то мере подтверждается не угасающим во всем мире интересом к произведениям почтенного мэтра, слишком поверхностно отнесенным только к детско-юношеской литературе. И в наши дни Жюль Верн является самым издаваемым из французских писателей. Думается, что переводы подлинных «посмертных» романов будут с интересом встречены не только поклонниками Верна, но и широкой читательской аудиторией. Несмотря на столетие, минувшее со дня смерти Верна, он во многом остается современным писателем. Это касается прежде всего содержащихся в его книгах идей — не столько научно-технических, сколько в области социологии, морали, экологии, философии — общечеловеческих, одним словом. Именно в них заключается непреходящая ценность романов «амьенского затворника».

Работу над «Болидом», как первоначально называлась «Охота за метеором», писатель начал 27 мая 1901 года, через десять дней после окончания «Маяка на краю Света». Впрочем, сама тема — странствий небесных тел по просторам Солнечной системы и их влияния на судьбу людей — интересовала Верна очень давно: видимо, еще со времен работы над романом «С Земли на Луну». Один ее аспект проявился в романе «Эктор Сервадак», где комета, задевшая своим хвостом нашу планету, уносит с собой крупный кусок земной поверхности. На этот же раз небесный гость падает на Землю.

Нельзя назвать новым и сюжетный ход с необычайной ценностью космического пришельца. Уже в «Экторе Сервадаке» Верн намеревался рассказать о столкновении с Землей кометы, ядро которой состояло из «теллурида золота». Падение подобного объекта привело бы к полному обесцениванию золота и краху капитализма. Можно ли поверить, что такой сюжет зародился в голове писателя, который всего за три года до выхода этого романа осуждал Парижскую коммуну?! Разумеется, Этцель-старший, несмотря на весь свой демократизм, не мог допустить подобного финала. Замысел Ж. Верна он назвал «нереальным» и настоял на изменении сюжета. В итоге земные богачи были спасены от падения золотой кометы.

И вот четверть века спустя писатель снова возвращается к теме космического пришельца, состоящего из драгоценного металла. На этот раз болид должен упасть на поверхность планеты, но воспользоваться буквально свалившимся с неба богатством людям не суждено: космический гость приземляется на безлюдном островке близ побережья Гренландии и вскоре погружается в океанские пучины.

Надо сказать, что в своих последних романах Жюль Верн чаще обычного издевается над свойственной человечеству «проклятой жаждой золота», как в свое время назвал алчность древних римлян великий Вергилий. Трижды в последние годы жизни писатель поднимает эту тему (в романах «Золотой вулкан», «В Магеллании», «Охота за метеором»), и всякий раз нежданное фантастическое богатство, ослепительно сверкнув, рассыпается в прах. Но при этом Верн успевал показать тлетворную силу золотого тельца. Драгоценный металл, врывавшийся в спокойную жизнь простых обывателей, непременно приносил с собой раздоры, несчастья, личные трагедии, катастрофы. Видимо, такой поворот в творчестве писателя не слишком устраивал Л.-Ж. Этцеля. Не потому ли автор до последнего откладывал посылку готовой рукописи издателю?..

У Мишеля было около трех лет на подготовку отцовского текста к печати. И он немало потрудился над рукописью, точнее — над машинописным вариантом текста. Большую часть его правки можно назвать формалистическими придирками: перевод прямой речи в косвенную, замена одних глагольных форм другими (например, настоящее время сослагательного наклонения Мишель заменяет будущим простым изъявительного наклонения, вместо личных форм употребляет безличные и т. д.), перестановка слов во фразах (одни фразы разрываются, в других меняется ритмика) и т. п. Мишель без видимой надобности удаляет отцовские определения, эпитеты — не ради сокращения: вместо удаленных слов он вписывает другие, и вряд ли их можно признать более удачными. Разумеется, сын свято верил, что улучшает отцовский текст, делает его «читабельнее», динамичнее, да еще и закравшиеся ошибки исправляет. Правда, при этом непонятно, зачем надо было менять направление полета метеора по небу (у отца небесный гость перемещается с северо-востока на юго-запад, у сына — с севера на юг) и время его пролета, сокращенное Мишелем в три раза, к чему было исправлять время «открытия» метеора и т. д.

Но и этого М. Верну показалось мало. Он экспериментирует с речью отцовских героев. В результате служанка Митс заговорила языком клоунских шарад. Оно, может, получилось и забавно, но за искусственной малограмотностью потерялся подлинный верновский юмор.

В оригинальной рукописи автор едко высмеивает американские обычаи, в частности ту легкость, с какой заключаются и расторгаются семейные союзы. И в этом отношении подлинник подвергся необоснованной правке, выхолащиванию истинно верновского мышления. Осторожный Мишель лишил юную Лу нескольких откровенных суждений, слишком революционных для тогдашней Франции. Разумеется, будучи материалистом, он удалил из текста даже намеки на призыв к Божьему вмешательству и на божественный случай.

У великого писателя именно случай решает судьбу золотого метеорита. Мишель же задумал разделаться с космическим гостем «по-научному». Он вводит в роман новое действующее лицо, ученого Зефирина Ксирдаля, расчеты которого помогают отвести губительный болид от Земли. Тем самым сын уничтожает и основной идейный посыл отца: только случай правит нашими жизнями.

Переделанный Мишелем Верном роман печатался сначала в газете «Журналь» с 5 марта по 10 апреля 1908 года, а книжное издание Л.-Ж. Этцель выпустил в конце того же года.

Первым на несоответствие оригинальных текстов «посмертным» публикациям указал Пьеро Гондоло делла Рива, один из самых серьезных исследователей творчества Ж. Верна. Когда рукописи этих романов были выкуплены нантским муниципалитетом у наследников Верна, стало возможным заглянуть в творческую мастерскую «амьенского отшельника». И оказалось, что Мишель довольно-таки непочтительно обошелся с отцовским наследием. Авторский текст «Охоты за метеором» вышел в свет в 1986 году. Ограниченный тираж этого издания был фактически доступен только членам Общества Жюля Верна. Два года спустя канадское издательство Алена Станке выпустило роман массовым тиражом. В 2002 году авторский вариант романа переиздан парижским издательством «Аршипель»; по этой публикации и выполнен перевод для настоящего собрания сочинений.

Надо ли возвращаться к настоящим верновским текстам? Страстным поклонникам творчества Верна этот вопрос можно не задавать. Ну а как быть с рядовым читателем? Так ли уж нужны ему восстановленные запятые или авторские описания маневров парусных судов, понятные даже далеко не всем нынешним морякам? Подобные «мелочи» и вправду не меняют фабулу литературного произведения, однако порой могут подтачивать литературную репутацию писателя. Что же говорить о тех текстах, где постороннее вмешательство затрагивает саму суть романа, искажает авторский замысел, упрощает характеры героев, нарушает ритм верновской фразы, сглаживает резкость формулировок, создает новые ситуации и новых персонажей? Конечно, подобные творения уже не имеют ничего общего с Жюлем Верном, и создатель научно-приключенческого жанра достоин того, чтобы изначальные версии его романов дошли до читателя.

В США, кстати, Уильям Бутчер, один из крупнейших исследователей творчества французского гения, задумал заново перевести основные верновские романы, восстановив не только все ранее опускавшиеся «второстепенные» детали, но и добавив в приложениях варианты развития сюжетов, отвергнутые Пьером Жюлем Этцелем. (Это стало возможным после публикации переписки Ж. Верна со своим издателем.)

Возвращение исконных авторских текстов сравнимо с расчисткой картин старых мастеров. Какое бы произведение ни находилось под более поздней записью, искусствоведы и реставраторы стремились и будут стремиться выявить самую древнюю живопись. «Расчистка» литературных «записей» менее губительна для позднейших наслоений, потому что возможность сравнения оригинала с «исправленным» текстом остается. В нашем собрании сочинений «посмертные» романы опубликованы в их первоначальном виде, и теперь российский читатель сможет сам оценить обе версии — настоящую, отцовскую, и измененную сыном.

Дело не в том, что правка Мишеля Верна сама по себе плоха. Литературный талант у сына первоклассного писателя был, хотя сравнивать его с отцовским, разумеется, нельзя. Рождались в его голове и оригинальные идеи — достаточно вспомнить хотя бы написанный Мишелем под отцовским именем роман «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака». И действовал он скорее всего из самых добрых сыновьих побуждений, желая прежде всего восстановить интерес к позднему творчеству отца. Известно, что тиражи последних верновских романов резко упали. За сорок лет верновского творчества наука и техника ушли далеко вперед. Фотография, а потом и кинематограф позволяли рядовому провинциалу знакомиться с самыми отдаленными уголками планеты. Развитие железнодорожного и морского сообщения давало возможность совершать далекие путешествия любознательному человеку даже с ограниченными доходами. Многие европейцы отправлялись на службу в заморские колонии, а следовательно, отпадала необходимость в пространных географических описаниях. Кстати, ведь и сами путешественники в конце XIX века писали гораздо больше книг, чем в начале или середине столетия. Издание всевозможных энциклопедий и справочников, нередко снабженных отличными черно-белыми и даже цветными иллюстрациями, делало ненужными экскурсы в историю географии и мореплавания, этнографию, ботанику, зоологию. Вместе с тем развивалась и приключенческая литература. На смену индейским романам Ф. Купера, Майна Рида, Г. Эмара пришли произведения, сюжеты которых развивались в более экзотической среде. Новые авторы нередко сами много путешествовали или долгое время жили в дальних краях; из французов назову хотя бы Лоти, Жаколио, Буссенара. Читательский интерес сместился от познавательно-приключенческого романа к авантюрному (или любовно-авантюрному), где действие развивается в какой-нибудь диковинной стране. Обобщая, можно сказать, что на смену «Таинственному острову» пришел «Остров сокровищ». Жюль Верн, «амьенский затворник», не смог или не пожелал пойти по этому пути, хотя можно предположить, что поиски нового жанра он все-таки вел. Об этом можно судить, например, по «Невидимой невесте», как первоначально назывался роман «Тайна Вильгельма Шторица». Но роман этот Верну при жизни издать не удалось.

Мишель в своих переделках попытался соединить новые литературные веяния с отцовскими сюжетами. Если смычка не удавалась, он становился на сторону нового. Ему казалось, что он прав и отец одобрил бы подобные исправления. Между тем, как в переписке с издателем, так и в публичных выступлениях, Мишель всегда намекал, что любая правка отцовских рукописей делается им в соответствии с замыслами Верна-старшего, якобы высказанными мэтром в беседах с сыном.

Последнее, конечно, было сознательной ложью. Жюль Верн никогда не делился с домашними какими-либо соображениями по поводу своего творчества. Случалось, он помогал Мишелю идти по тернистой литературной тропе. Так, в 1888 году он, видимо, редактировал статью сына «Экспресс будущего», опубликованную 1 сентября того же года в парижской газете «Фигаро». В следующем году в нью-йоркском «Форуме» появился фантастический рассказ «В 2889 году». Авторство его приписывалось Жюлю Верну, хотя настоящим автором был Мишель. Возможно, отец проглядывал и некоторые работы сына, печатавшиеся в «Фигаро» под общей рубрикой «Зигзаги науки».

Может быть, эти единичные эпизоды стали для Мишеля дополнительным стимулом в намерении заняться переработкой неопубликованных отцовских сочинений. Разумеется, он и не думал, что когда-нибудь будут найдены подлинные рукописи отца. И уж совсем забыл про интервью, которое дал Эмилю Берру, редактору газеты «Фигаро» 1 апреля 1905 года, то есть всего через несколько дней после кончины Жюля Верна. Тогда сын признал, что в ящике отцовского стола он нашел несколько рукописей, видимо подготовленных к печати, но еще не успел просмотреть их и ничего не знает об их содержании.

После того как рукописи неопубликованных произведений Верна оказались в общественной собственности, их начали издавать. Вскоре все «посмертные» романы увидели свет в авторской версии. Подлинньй Жюль Верн был возвращен французской литературе, а через переводы — миллионам поклонников великого писателя во всем мире. Впрочем, точное число любителей Ж. Верна не поддается подсчету. По сведениям французского Общества Жюля Верна, амьенский мэтр занимает третье место по количеству переизданий, уступая только Библии и Шекспиру.

Подлинный поздний Верн стал известен миру. И что же оказалось? Разговоры о дряхлом полуслепом старике, испытывающем сильные боли и едва водящем карандашом по бумаге, каким он выглядел во многих воспоминаниях, довольно-таки заметно расходятся с действительностью. Ни в живости слога, ни в проработке драматических ситуаций, ни в прорисовке характеров, ни в силе фантазии, ни в изобретательности последние романы Мастера не уступают более ранним сочинениям. Вплоть до 28 апреля 1903 года, когда был закончен последний роман («Властелин мира»), писатель, несмотря на мучившие его недуги, полностью владел своими творческими силами, не многим изменяя многолетнему режиму работы. Теперь, когда авторские варианты так называемых «посмертных» романов переведены на русский язык, любой непредубежденньй читатель сможет сам убедиться в приведенной оценке. В своих последних произведениях Жюль Верн столь же неподражаем и велик, как и в принесших ему мировую славу романах 1860-х годов..

Ссылки

Творческое наследие Жюля Верна необыкновенно богато. Разумеется, говоря об этом писателе, мы прежде всего вспоминаем романы из цикла «Необыкновенные путешествия» — главное, чем удивительный фантазер и превосходный рассказчик дорог читателям. Другие жанры, в которых работал гений приключенческой литературы, в лучшем случае упоминаются в биографических очерках.

Между тем — и это хорошо известно — Ж. Верн много работал для театра. Им создано не менее тридцати восьми пьес. Не все они были поставлены на сцене. Некоторые, написанные в юности и ранней молодости, считаются безвозвратно утерянными. Но и сохранившегося вполне достаточно, чтобы говорить о Ж. Верне как о состоявшемся драматурге.

С детства будущий писатель рос в атмосфере, способствовавшей развитию интереса к драматическому творчеству. Помимо родных брата и сестер у будущего писателя было немало двоюродных и троюродных сверстников. Летом многочисленная родня часто собиралась либо в Шантене, тогдашнем пригороде Нанта, где в 1840 году Верны купили летний домик и где по соседству находились владения брата и сестры Софи Верн, матери писателя, либо в Гоше, у дядюшки Прюдана. Дети разыгрывали нехитрые домашние спектакли, посвященные памятной годовщине кого-нибудь из родственников, увлекались литературными шарадами, декламировали стихи. Нелишне напомнить, что Пьер Верн, отец будущего мэтра, сам писал неплохие стихи. Эти пропитанные тонким юмором творения пользовались большим успехом в домашнем кругу, однако выносить свое творчество на суд более широкой публики нантский адвокат не собирался. Софи Верн вполне прилично для любительницы играла на фортепиано, так что маленькие домашние спектакли всегда сопровождала музыка.

Первая пьеса была написана Жюлем Верном еще в юности, когда он учился в нантском Королевском лицее. Это была трагедия в стихах, предназначенная для театра марионеток. Свое сочинение он читал лицейским друзьям в книжной лавке Бодена. Потом пришел черед родственников, но, кажется, лишь одна кузина, Мари Тронсон, одобрила ее. Когда же гордый своим творением лицеист предложил трагедию театру «Рикики», директор отверг рукопись под предлогом излишней литературности.

Неудача не остановила юношу. По окончании лицея Жюль по настоянию отца начинает изучать юриспруденцию. Для завершения юридического образования он отправляется в Париж, однако истинным своим призванием студент считает литературу. В подражание романтическим драмам, заполонившим в то время парижские сцены, Верн сам принимается сочинять стихотворные опусы на исторические темы. Впрочем, первый из них, пятиактную трагедию в стихах «Александр VI», он создает еще в Нанте, в 1847 году. Внимание юноши привлекла бурная жизнь испанского кардинала Борха (Борджа), ставшего в конце XV века Папой Римским Александром VI. Следующую драму в стихах, «Пороховой заговор», Ж. Верн написал уже в Париже. На этот раз его героями стали английские заговорщики, неудачно пытавшиеся устроить покушение в здании парламента на короля Якова I. Сюжеты первых произведений Ж. Верн брал из литературных источников, так что отсутствие у театров интереса к его пьесам вполне объяснимо. К тому же на сцене, где безраздельно господствовали знаменитости — Виктор Гюго, Альфред Мюссе, Александр Дюма, Эжен Скриб, — не оставалось места для безвестного провинциала. В будущем, составив себе имя в литературе, Верн никогда не пытался напечатать или поставить на сцене эти несовершенные сочинения.

Видимо, уже в 1848 году Жюль реально оценил свои возможности в драматургии. Параллельно с завершением «Порохового заговора» он обращается к комедийному жанру. Но и здесь первые написанные одноактные пьесы («Морская прогулка», «Миг расплаты», «Тетерев» и др.) до сцены не дошли. Ж. Верн еще раз пытается вернуться к «высокому» жанру исторической трагедии («Драма времен Людовика XV») — и снова неудачно. Молодой автор, однако, не унывает. В письме к матери от 26 января 1851 года он сообщает: «Я работаю, и пусть мои творения не приносят практического результата — я подожду!» [2]

Решающее значение во всей дальнейшей судьбе писателя, в том числе и в его творчестве как драматурга, имела встреча с Александром Дюма. Знаменитый романист, обожавший сцену, открыл в то время в Париже Исторический театр. Естественно, предназначен был новый храм Мельпомены преимущественно для пьес хозяина театра. Однако в то время серьезное или даже трагическое представление нередко сопровождалось развлекательными комедиями или водевилями. Для подобных постановок годились и сочинения молодых, неизвестных публике авторов. С мэтром исторического жанра Жюля Верна познакомил сын прославленного автора «Трех мушкетеров». Александр Дюма-сын и сам в то время уже стал знаменит; в 1848 году он опубликовал роман «Дама с камелиями», имевший шумный успех. Дюма-сын был всего на четыре года старше Ж. Верна. Познакомились они, видимо, в салоне госпожи де Баррер. Молодой Дюма, сам проживший нелегкую молодость, принял деятельное участие в судьбе талантливого провинциала. Для начала он представил его знаменитому отцу. Верн исполнял при старшем Дюма роль секретаря-любителя. Близкие отношения с маститым писателем (некоторые литературоведы предполагают, что безвестный провинциал вполне мог какое-то время работать на Дюма-отца в качестве «литературного негра») позволяли юноше надеяться на то, что когда-нибудь он увидит одно из своих творений на сцене Исторического театра.

Надежда осуществилась неожиданно скоро. Сначала Верн показал литературному мэтру свои исторические трагедии. «Пороховой заговор» Дюма-отец отверг по цензурным соображениям, а «Драма времен Людовика ХЧ» показалась писателю-антрепренеру недостаточно сценичной. Тогда Ж. Верн начинает сочинять «комедию в стиле Мариво», как он сам определил жанр нового одноактного произведения. «Помогать» ему вызвался Дюма-сын. В мае 1850 года Ж. Верн читает в салоне композитора Адриана Талекси комедию в стихах «Сломанные соломинки», а уже 12 июня пьесу ставят на подмостках Исторического театра. Успех в Париже был скромным, хотя спектакль и прошел двенадцать раз; но в родном Нанте сочинение земляка, сыгранное осенью того же года, получило лестные отзывы. Как в столице, так и в Нанте пьесу представляли как сочинение одного только Ж. Верна, однако сам автор, правда, много лет спустя, признавался, что лучшие места в комедии написаны Дюма-сыном. [3]

Год 1850-й отмечен и другим значительным для Верна событием. Он поселился вместе с молодым композитором, своим земляком, Аристидом Иньяром. Друзья создают музыкальную комедию «Тысяча и вторая ночь», но поставить ее им не удалось. Успех к этой паре придет позже: в 1853 году в Лирическом театре, секретарем которого, кстати, Ж. Верн некоторое время служил, поставлена одноактная комическая опера «Жмурки», в 1855-м — также одноактная опера «Товарищи Маржолены», в 1858-м — «Господин Шимпанзе», в 1860-м — комическая опера «Гостиница в Арденнах». Всё это были непритязательные, в меру остроумные, легковесные комедии, не оставившие следа ни в истории парижского театра, ни в истории драматургии.

Но драматические произведения Верна по-прежнему не доходят до сцены («Киридин и Кидринери», «Ученые», «От Харибды к Сцилле» и др.). К первой трети 50-х годов относится начало работы Ж. Верна над стихотворной комедией «Мона Лиза», перевод которой публикуется в настоящем томе собрания сочинений. Читателю предоставляется возможность самому убедиться в эрудиции молодого писателя, афористичности его стиля, изящном построении фабулы. Однако глубоких характеров автор не создает. В сущности, вся пьеса построена на одном утверждении: гениальный творец не способен предаваться повседневным радостям жизни, привычным для обычного человека страстям.

Сотрудничество с Иньяром привело Ж. Верна к убеждению, что наилучшим путем для достижения литературного успеха на данном этапе будет совместная работа. Сначала Верн объединяется с маститым писателем и журналистом, своим земляком Шевалье, известным в парижских кругах как Питр-Шевалье. Ж. Верн печатается в руководимом Питром «Семейном журнале», и в июньском 1852 года номере этого журнала появляется их совместная одноактная комедия «Замки в Калифорнии». Пьеса эта имеет и другое название, заимствованное из французской пословицы: «Катящийся камень мхом не обрастает». Такое заимствование было модно в середине XIX века (вспомним хотя бы А.Н. Островского), и подобные произведения называли «комедии-пословицы». Но «Замки» не привлекли внимания режиссеров.

Чуть позже Верн сближается с Шарлем Валлю. Вместе они пишут многоактную драму «Башня Монтлери» и одноактную комедию «Приемный сын», не пробившиеся на сцену при жизни авторов. В 1861 году в театре «Водевиль» была поставлена пьеса «Одиннадцать дней осады», также представленная в данном томе. Здесь мы видим в общем-то поверхностную комедию положений, юмористически освещающую мелкие недостатки гражданского законодательства и бытовые несуразности. «Одиннадцать дней» была не хуже и не лучше других верновских пьес — просто ей больше повезло. Для нас она интересна прежде всего тем уровнем мастерства, какого Верн достиг к тридцати годам. Надо прямо сказать, что он не выделялся из серой массы литературных ремесленников Второй империи; конечно, он мог бы оказаться более везучим, и тогда его пьесы чаще бы попадали на сцену. Но кто теперь, кроме историков литературы, помнит имя достигшего невероятных успехов Адольфа д'Эннери? Конечно, вместо союза с посредственным композитором Иньяром Верн мог бы писать тексты, например, для Жака Оффенбаха (некоторые исследователи утверждают, что Ж. Верн будто бы и впрямь начинал сочинять либретто к одной из оффенбаховских оперетт), но опять-таки кто ныне помнит авторов оффенбаховских текстов? Одним словом, крупного драматургического успеха Ж. Верну ничто не предвещало. Он еще успеет в 1861 году написать трехактную комедию «Американский племянник, или Два Фронтиньяка», но поставят ее только в 1873 году, когда несостоявшийся адвокат и биржевой маклер уже станет популярнейшим автором (и не только во Франции).

Встреча с Этцелем круто изменила судьбу Ж. Верна. Грандиозный успех «Пяти недель на воздушном шаре» определил его дальнейший творческий путь. Создание романов из серии «Необыкновенные путешествия» практически не оставляло времени на творчество иного рода. Ж. Верн вспомнил о театре только в 1873 году, когда популярный драматург и либреттист Адольф д'Эннери обратился к нему с предложением инсценировать роман «Вокруг света в восемьдесят дней». Романы Верна, особенно ранние, где большое место занимают диалоги, как нельзя лучше подходят для перевода на театральный язык. Под рукой такого знатока сцены, как д'Эннери, популярный роман превратился в не менее популярное зрелище. В немалой степени успеху спектакля способствовала и музыка Ж.-Ж. Дебиймона. На примере публикуемой в этом томе драматургической версии романа «Михаил Строгов» можно видеть, как верновский роман превращался в яркий многочасовой спектакль с балетом, батальными сценами, выступлениями животных и нетривиальными сценическими эффектами. Понятно, что публика валом валила на такие представления, и они становились крупными событиями в художественной жизни Парижа. Премьера спектакля «Вокруг света в восемьдесят дней» состоялась в парижском театре «Порт-Сен-Мартен» в ноябре 1874 года, а уже в следующем году Верн, д'Эннери и Дебиймон начинают работу над созданием спектакля по роману «Дети капитана Гранта», поставленному на той же сцене в рождественские дни 1878 года. Через два года в театре «Шатле» состоялась премьера «Строгова». Между тем Ж. Верн задумал уже новую пьесу. Там должны были встретиться герои разных его романов: капитан Гаттерас и капитан Немо, Отто Лиденброк и Мишель Ардан, доктор Окс и Филеас Фогг. Вместе с сыном Джона Гаттераса верновские персонажи заново переживут свои приключения, обогащенные новыми деталями. Вместе с д'Эннери Верн с увлечением занимался сценической переработкой судеб своих любимых созданий. Пьесу назвали «Путешествие через невозможное». Верновским издателям драматургическое увлечение их автора казалось ненужной тратой времени. Об этом свидетельствует, в частности, отрывок из письма Луи-Жюля Этцеля своему отцу Пьеру Жюлю:

Верн страстно влюблен в «Путешествие...». Но это не его идея. Она внушена д'Эннери. Мне новая вещь Верна кажется глупостью, и, если даже сама пьеса или спектакль окажутся шедеврами, одно название ее наносит серьезный удар по жанру, в котором Верн работает. Он должен писать о необыкновенном, а не о невозможном. Но разве можно отговорить этого бретонца от его вздорных замыслов? [4]

Однако парижская публика благосклонно приняла новое сочинение творческого дуэта. Премьера трехактной пьесы состоялась в театре «Порт-Сен-Мартен» 25 ноября 1882 года. Успеху в немалой степени содействовала музыка композитора Лагоанера.

«Путешествие...» стало последним театральным достижением «амьенского мечтателя». В 1883 году Ж. Верн решается на самостоятельное выступление, не без оснований полагая, что его выдумке и изобретательности не нужны больше помощники. Он пытался написать пьесу по роману «Упрямец Керабан», в общем-то не очень сценичному. Спектакль в театре «Гаите-лирик» окончился полным провалом, что на несколько лет охладило интерес писателя к сцене. Впрочем, современные критики полагают, что Верн-драматург неплохо справился со своей работой, а сценическую неудачу объясняют нежеланием публики признавать драматургический талант любимого автора «научных» романов. [5]

В 1887 году Ж. Верн решился инсценировать один из самых любимых своих «зрелых» романов — «Матиас Сандорф». К работе он привлек двух опытных людей театра: В. Бюснаша и Ж. Морена. Премьера состоялась 27 ноября 1887 года в театре «Амбигю-комик». Постановка была осуществлена на широкую ногу, но публика не оценила спектакль, и его очень быстро сняли с репертуара. Автор даже не успел приехать из Амьена на представление.

Тем не менее Ж. Верн сделал еще одну попытку пробиться на сцену. Он попытался инсценировать роман «Треволнения одного китайца в Китае» и на этот раз в соавторы вновь пригласил д'Эннери. Однако обе рукописи, присланные Верном (в 1888 и 1890 годах), были соавтором отвергнуты; более того, обе они затерялись.

Оценивая драматургическую деятельность Верна в целом, можно согласиться с внуком писателя, утверждавшим, что дедовские «успехи как драматурга были незначительными». [6] Впрочем, это еще не повод, чтобы не интересоваться драматургией Ж. Верна. Настоящему поклоннику творчества одного из основоположников приключенческого жанра интересно проследить первые шаги великого романиста к литературному Олимпу. Кроме того, есть еще один нюанс. Как известно, Этцель часто требовал от своего автора — по различным причинам — исправления текста или настаивал на полном удалении некоторых эпизодов. В театральных постановках по своим романам Ж. Верн, избавившись от этцелевской цензуры, был свободнее и непосредственнее. Например, фабула пьесы «Михаил Строгов» в ряде эпизодов существенно отлична от романа. Это, конечно, не означает, что пьеса лучше романа. Отнюдь. Часто расхождения оправдывались театральной спецификой. Но вместе с тем их наличие иногда объясняется возвратом автора к первоначальным вариантам, отвергнутым издателем романа. В любом случае расхождения становятся свидетельствами работы писателя над темой, опробованием других вариантов развития сюжета, нежели те, что использованы в романе.

Название книги

Возвращенные подлинники. Верн-драматург. Драматургия Ж. Верна. Библиографическая справка.

Москвин Анатолий

Ссылки

Содержание