Петя Карузин, следуя указаниям Путилина, обошёл Садовую, Гороховую улицы с расспросами о Фильке и Стёпке. В самом деле, они под видом покупателей ходили по магазинам, договаривались о покупке товара, но к назначенному сроку не являлись, либо время визита не пришло.

Путилин не сомневался, что за грабежами стоит Филька, поэтому через своих агентов среди преступной «братии» попытался разузнать о Филимоне Иванове, уроженце Торжоковского уезда и в последний раз осуждённого Калужской судебной палатой по 924, 1459 и 1633 статьям Уложения о наказаниях в каторжные работы в крепости на 6 лет. Тёртый калач, приехал в столицу, сколотил из сидельцев или их приятелей шайку и занялся кражами. Слава Богу, что пока ни одного смертоубийства нет. Но это «пока», а ежели нарвутся в магазине или квартире на свидетеля. Не шутки будут.

Квартальный вернулся домой поздно, в первом часу, хотя на улице и стояли белые денечки и не чувствовалось время, но усталость давала о себе знать. Ноги гудели, что колокола в церковный праздник, рубашка на спине от постоянного хождения то в одно место, то в другое была влажной. Не назначишь же встречу всем «добровольным» агентам одновременно, каждый из них не знает, что служит Путилину источником новостей. Вот и сейчас Иван Дмитриевич поднял с пола, когда вошёл в квартиру, клочок грязной бумаги, на котором печатными буквами, наползающими друг на друга, было написано:

«Друх зивет у мамаши в Депском первулки».

– Молодец, – прошептал Иван Дмитриевич и с улыбкой покачал головой, – вот не ожидал такой прыти, – квартальный узнал и почерк, и такой вид связи. Парамон, давний поставщик не слишком полезных новостей, не стремился, чтобы его увидели в компании с полицейским, поэтому и подбрасывал в квартиру «депеши», как их прозывал Путилин. – Значит, в Депском… Понятно, это либо Деповский, либо Дерпский. Второе более подходит, остается только выяснить в каком доме. Там, в переулке, если память не изменяет, несколько фабричных зданий и доходных домов, а это сужает поиски. Хотя вот, по какому паспорту проживает мать Филимона, не ведомо. Ничего, – приободрил себя Иван Дмитриевич, – распутаем клубочек, чай мы тоже не лаптем шиты…

Путилин решил с самого утра направиться в Дерпский переулок, правда, он имел отношение к другому участку и даже другой части. Квартального надзирателя Иван Дмитриевич знал шапочно, их с год тому познакомили, но поручик Вишневский, навряд ли, запомнил старшего помощника из квартала, находящегося в стороне.

Придётся, однако, направить стопы в те края, даже рассказать кое—что, отнюдь не все, но частью правды приправить повествование.

Каким бы не был Филимон, а мамашу свою привёз из Торжоковского уезда, видимо, не все человеческие чувства утратил, поселил в маленьком переулке, Иван Дмитриевич взял со стола «Справочная книга Санкт—Петербурга» за прошлый 1873 год и начал листать. Открыл на странице, где были перечислены дома по Дерпскому переулку с их принадлежностью: купец 2—й гильдии Бейер Франц—Луи, 57 лет, прусский подданный, веры лютеранской, платит гильдейскую повинность с 1868 Жительство: Нарвская часть 2 уч. по Дерптскому пер. дом №3, содержит механическое заведение в доме жительства. Напротив расположен Дровяной двор, принадлежащий Экспедиции Государственных бумаг, с этим все ясно. Далее деревянные дома мещанки Веры Кузьминичны Рыжковской, почётного гражданина Сергея Никитича Князькова, следующие – мещанин Петрова и Троицкого. Эти двухэтажные. По бейеровской стороне стоят два кирпичных доходных дома – один купцов 2 гильдии Парамоновых, второй – Глафиры Степановны Манакиной. Вот они и представляют больший интерес, конечно, нельзя отбрасывать со счетов и деревянные дома. Завтра посмотрим, Путилин захлопнул книгу и отправился спать.

Утром Путилин поднимался рано, но был удивлён, когда в дверь постучали. Сперва робко, словно боялись разбудить, но потом гость, наверное, вспомнил, что к квартальному надзирателю приходит днём убираться женщина из соседнего дома, и стук стал громче и настойчивее.

– Иду, – произнёс Иван Дмитриевич скорее для себя, нежели для гостя, который все равно не услышал бы.

– Иван Дмитрич, – на пороге стоял Илья, – я подумал, что волка ноги кормят, – начал он заготовленной загодя фразой.

– Что там, заходи, – перебил помощника квартальный, – у меня и самовар вскипел.

Только за чашкой ароматного чая. На что не жалел денег Путилин, так на хороший чай, за ним ездил чуть ли не на край города, на Аптекарский, в маленькую неприметную лавку.

– Не спится? – Иван Дмитриевич пригубил чашку.

– Какой там, – отмахнулся Илья, – все о деле думаю.

– И что надумал?

– Как бы это сказать? – Помощник так и не донёс чашку до рта, поставил на стол.

– Говори, как есть.

– Вот Филька, Филимон Иванов, трижды испытавший на себе фемидову руку. Я посмотрел по книгам, в последний раз шесть лет он провёл на каторге, но тянет его на приключения, вот недавно по уездным да губернским городам, а нынче в столицу потянуло.

Путилин терпеливо слушал, ничего нового Илья не говорил, но Иван Дмитриевич не спешил перебивать помощника, тем самым показывая заинтересованность в словах собеседниках. Оно так и было. Иной раз неожиданная мысль, высказанная вскользь, давала почву для дальнейших размышлений.

– Мне, кажется, хочет он здесь обосноваться, может быть, и домик присмотрел здесь. Стоит, наверное, просмотреть реестр купчих.

– Возможно и с какого числа?

– Со дня выхода с каторги.

– Разумно, а если дом куплен ранее.

– Кем? – Изумился Илья.

– Родственником.

– Я об этом не подумал.

– Не буду тебя, Илюша, томить. В самом деле, Филимон перевёз из родного уезда в столицу мать, но не купил домик, а проживает он с ней, а может, она одна в доходном доме.

– В доходном? – Илья засопел, сжав губы, потом сказал. – Я предполагал, но мне казалось, что где—то надо до продажи хранить украденное, а лучше всего в своем доме. Что там возишь, никому нет дела.

– Ты прав, но я предполагаю, что Филимон не будет хранить против себя доказательства в собственном доме. Хитёр он, – засмеялся Путилин, – да не очень, если три раза попадался. Ладно, Илья, я сегодня поеду в Дерпский. Да, да, – квартальный перехватил удивлённый взгляд помощника, – именно там проживает Филимонова мамаша и, я думаю, там Иванов может снимать сарай, дворовую постройку, а может быть, я ошибаюсь, и он ещё имеет квартиру или дом.

– Неожиданные мысли приходят, Иван. Вот теперь мне кажется, что в самом деле, где—то на окраине у Филимона дом, кражами занимаются не только они двое, я посмотрел описание украденного в других магазинах, они не вдвоём дело проворачивают. У них должен быть в знакомцах извозчик, грузить им надо быстро, вдруг городовой или дворник, что заметит, тогда им несдобровать.

– В этом ты прав, но мать Филимона навестить надо.

– А вдруг его вспугнем?

– Риск присутствует.

– Может, проверим квартиру в отсутствие хозяйки?

Путилин думал недолго, такие мысли посещали и вчера. Он приготовился к такому, но решил никого не вмешивать. Наказание, в случае провала, он намеревался нести сам.

– Илья, – Путилин подбирал слова, чтобы не обидеть помощника, – над этим я думал, но позволить тебе участвовать в противузаконном деянии не могу.

– Иван Дмитрич, – с досадой в голосе произнёс Чипурин. Он всегда называл квартального надзирателя по имени—отчеству в минуты обиды. – Я тоже заинтересован в поимке преступников.

– По отвечаю я, – Путилин продолжал пить чай, – поэтому никаких возражений.

С детских лет Иван привык полагаться на себя и нести ответ за все – провинности ли, промахи или удачи.

Илья насупился и отодвинул от себя чашку, Путилин делал вид, что не замечает расстроенного вида помощника, но в конце концов пришлось уступить настойчивости Чипурина. Именно тогда Иван Дмитриевич понял, что доверия не может быть наполовину. Или ты полностью испытываешь доверия, или отказываешь в нем.

Путилин не стал прибегать к услугам квартального надзирателя и частного пристава, а сразу направился к дворникам. Один из них высокий в летах мужчина с одутловатым лицом и маленькими бегающими глазками показался очень уж подозрительным и с ним Иван Дмитриевич поговорил о стороннем, не упомянув ни разу ни Филькиного портрета, ни женщины недавно приехавшей из Торжка. Второй, дворник доходного дома Глафиры Манакиной, оказался стариком лет шестидесяти, но довольно бойким, с приветливым лицом и добродушной улыбкой, к которому с первых слов возникло доверие.

– Значит, такой ходит в дом?

– Дак, почитай кожный день, – шёпотом говорил дворник, – Матрена Петровна проживают на втором этаже, вот к ней и захаживает этот господин. Я поинтересовался у неё, кто таков? Она сперва взглянула на меня исподлобья, но потом призналась, что ихний сын.

– Имя имеется у сына?

– Василий.

Путилин с Ильёй переглянулись.

– Может Матрена Петровна сарай какой имеет или кладовую во дворе.

– Дак, – дворник пригладил бороду, – дак, все одно узнаете, а мне неприятности не к чему. У меня сараюшка построен за домом для дворницких нужд, вот я его и… Только хозяйке не говорите, иначе рассерчает.

– Говоришь, Матрена Петровна проживает на втором этаже?

– Истинно так.

– Нынче она дома?

– Нету, с утра на рынок наладилась, она кухарки не имеет, а сама стряпает.

– Сарай виден из её окон?

Дворник кивнул головой.

– Скажи, в квартире кто—нибудь есть?

– Никак нет, – уверил Путилина старик, – сынок приходит вечером и к полуночи уходит.

– Хорошо, показывай сарай.

Деревянная пристройка притулилась подле чёрного входа, была основательно построена. С покатой крышей, крытой железом, стены из толстых досок и на двери висел большой амбарный замок.

– Открывай, – распорядился Путилин.

– Ваше Благородие, – взмолился дворник, – не губите.

– Давай, давай, я только с порога взгляну.

– Дак, ключей—то…

– Не говори, что не имеешь своего, вдруг хозяйка спросит чего.

Старик вздохнул и полез в карман.

– Ваше Благородие…

– Давай, ты ж не хочешь подельником сына Матрёны Петровны быть, так что давай.

Иван Дмитриевич проскользнул в открытую дверь, запалил спичку, помещение напоминало склад, на полках разложен разнообразный товар.

– Закрывай, – произнёс Иван Дмитриевич, когда вышел из сумрачного помещения, – смотри, старик, никому ни слова. Здесь дело противузаконное.

Дворник только кивнул головой.

– Ты паспорт Матрёны Петровны видел?

– Как же? Я ж его в часть носил.

– Откуда приехала Матрена? Как её фамилия?

– Из Торжка, Матрена Петровна Иванова.

– Вот как, – Путилин был раздосадован, Филька привёз мать, не озаботясь ни сменить город приезда, ни фамилии. Беспечность? Или пренебрежение тем, что полицейские не будут иметь догадки? – Не видел, когда пользуется сараем сын Матрёны?

– Никак нет.

– Точно?

– Днём при мне не пользуется.

– Так, а ночью?

– Дак, ночью я сплю, – дворник отвел взгляд.

– И часто штофами тебя балует?

– Бывает.

– Теперь понимаешь? – Путилин обратился к помощнику.

– Как же? Пока вот он лежнем лежит, они, – Илья поперхнулся, с языка чуть было не слетело «краденное», – товар привозят.

– Во сколько, ты говоришь, сын приходит к Матрёне Петровне?

– В осьмом часу.

– Понял, что молчать должен и никому не полслова, иначе, – теперь Путилин покачал головой, но так, что у дворника по спине морозная волна пробежала, – смотри мне.

С шести часов Путилин и помощники ждали Филимона, который не заставил себя ждать. Иван Дмитриевич узнал Иванова по описанию Саньки сразу. Прежде чем квартальный успел сказать слово, Скупой звериным чутьём почувствовал опасность, выхватил откуда—то из—за спины нож и пригнул вперёд с криком:

– Прочь!

На его пути оказался Петя, который не успел даже шевельнуться и получил удар в грудь. Только ойкнул и мешком рухнул на лестницу, Илья не растерялся и успел подставить ногу, о которую споткнулся Филька и покатился вниз.

Путилин и Чипурин, не сговариваясь, прыгнули на преступника. Скупой был жилист и силен, сопротивлялся пойманным в капкан зверем, что едва полицейские сумели справиться с ним, заломив руки за спину и связав их кожаным тонким ремнем.

Дворник осторожно заглянул, приоткрыв дверь.

– Доктора, – рявкнул Путилин, завидев старика, голова скрылась и с улицы раздался дребезжащий звук свистка, дворник звал на помощь полицейских. Иван Дмитриевич поспешил к Пете, тот улыбался, из уголка губ катилась тонкая струйка крови.

– Подвёл я тебя, – только и успел вымолвить Карузин и обмяк. Путилин прижал к себе холодеющее тело и по щекам потекли слезы.

Через полчаса Филимона доставили в часть, допрашивал его Путилин, в словах не было злости и ненависти к преступнику, свои чувства Иван Дмитриевич оставил за дверью. На седьмом часу допроса Скупой не выдержал и назвал адрес дома, который он снял для четверых подельников, там же стояла телега. На вопрос, почему там не хранил награбленное, Иванов сказал, что не доверял своей шайке, а здесь все под присмотром матери. Филимон хотел дождаться лета и переехать в Варшаву, чтобы там продолжить начатое в столице. С досадой добавил «жаль, не успел». Троих удалось арестовать, четвёртый ушёл в город, но, видимо, почувствовал что—то или услышал, так и сгинул. Его имя Путилин больше не встречал.

Илья остался руководить обыском, нашли многое из украденного в восьми магазинах и двенадцати домах, где побывали преступники.

Петю похоронили на Смоленском кладбище, на могиле поставили деревянный крест. Раз в год Иван Дмитриевич приходил на могилу, о чем там думал никому никогда не говорил, только всегда красные глаза выдавали, что корил себя и старался никогда не подвергать сотрудников опасности, хотя сама служба не давала такой возможности.