Утро порадовало солнечными лучами, пробивающимися через просветы между темными облаками. Штабс—капитан, по чести сказать, не знал, с чего начинать день. Снова съездить в трактир, поговорить не только со вчерашними собеседниками – Марией и Семеном Иволгиным, но и с малолетними половыми, которых заметил Василий Михайлович вчера. У них глаз острый, по малолетству многое подмечают, при них не стесняются откровенно говорить.

– Сударь! Видно сразу, что вы сиятельство! – Совсем тихо и с какой—то показной таинственностью в голосе шепчет, догоняя Василия Михайловича, малый лет двадцати в кургузом пальтишке.

– Что тебе? – Спросил Орлов, не останавливаясь.

– Не соблаговолите ли приостановиться на минуточку—с!

– Я?

– Вы, Ваше сиятельство, один минут—с, за угол только! – взгляд малого был до того просительный, что Василий Михайлович едва не рассмеялся. Надо же. Сейчас и он стал одним из участников спектакля, разыгрываемого ежеминутно на улицах столицы.

– Меня? Ты меня знаешь?

– Как не знать—с! Знаем—с, вот за угол!

Штабс—капитан сделал вид, что попался на уловку уличного шарлатана и послушно проследовал за ним.

– Ну, говори, что тебе надо?

– Ваше сиятельство, выгодная покупка для вас есть, – и, озираясь по сторонам, понизив голос, произносит, – золотая цепочка—с.

Малый на самом деле вытащил из кармана какую—то цепочку, которая загорелась перед глазами Орлова ярким блеском и рассыпалась искрами на солнце, сегодня показавшемся из—за низких облаков.

«Правильное время подобрал и правильное место», – внутренне улыбнулся Орлов, много раз слышавший о процветающем таким образом обмане.

– Что же ты её прячешь?

– Ваше сиятельство. Никак невозможно, вдруг кто увидит, – и так же тихо добавил, – в ста рубликах стоит, а я только три червонца прошу.

– Краденая, видимо? – Начал подыгрывать малому Василий Михайлович.

– Упаси, Бог! Я не жулик какой, вот по нужде продаю.

– Что—то ты темнишь! – И штабс—капитан повернулся, чтобы уйти.

– Сударь! Куда же вы? Совсем без ножа режете, давайте за двадцать.

– Десять!

– Ваше сиятельство! Не обижайте и так обиженного.

– Что?

– Угодно, хотя бы пятнадцать.

– Ничего мне не угодно!

– Сколько—с вы дадите?

– Я сказал десять, – и Василий Михайлович сделал попытку повернуться, но руки малого крепко держали рукав.

– Ваше сиятельство, от души отрываю! – Малому стоило играть в театре вместо того, чтобы приставать к прохожим. – Мне б поесть, совсем изголодал.

– Теперь, – левой рукой штабс—капитан берет за воротник малого, правой цепочку, – дорогой, пройдём—ка в полицию.

– Не надо. – кричит таким пронзительным голосом малый, – убивают, – и так рванул. Что воротник кургузого пальтишки остался в руке Орлова.

– Да, – только и произносит сыскной агент, – дела.

Черед минуту к нему подбежал городовой.

– Кто кричал?

– Что ж ты служивый? У тебя под носом мошенники работают, а ты ни сном, ни духом.

– А вы, позвольте полюбопытствовать, кто такой будете?

– Сыскная полиция, штабс—капитан Орлов!

Городовой выпятил грудь вперёд и в качестве оправдания произнёс.

– Да разве за всеми уследишь.

– Ты на что поставлен? – Усмехнулся штабс—капитан, – пугалом перекрёсток украшать, что ли?

– Ваше благородие, – покраснел, как вынутый из кипящей кастрюли рак, и хотел было что—то добавить городовой, но воздуха не хватило для возмущения.

– Иди, служивый, на пост, – голос штабс—капитана хоть и ни на йоту не повысился, но звенел металлом, – там твоё место.

Городовой послушно повернулся и чуть ли не строевым шагом последовал к отведённому ему месту.

Василий Михайлович повертел в руке жёлтую цепочку, с первого взгляда казавшуюся золотой, но при внимательном рассмотрении всегда оказывалась медной, покрытым тончайшим слоем благородного металла.

Штабс—капитану хотелось узнать о духовной хозяина трактира, но иной возможности, как это узнать от Марии, он не видел. Присяжный поверенный, а, значит, и контора, в которой написан документ, неизвестны, свидетели, которые могли бы показать, тоже неизвестны. Если уж и Ильешова не знает, то придётся по очереди обходить присяжных поверенных сперва Петербургской части, а затем и всех остальных.

Мария встретила с насторожённостью в глазах, которые припухлостью и красным цветом выдавали, что ночью её подушка стала мокрой.

– Мария, – сказал Василий Михайлович после того, как поздоровался и снял шапку, – вы не знаете, где находится духовное завещание Дорофея Дермидонтыча?

– К сожалению, не знаю.

– Может быть, вы знали присяжного, к которому обращался господин Ильешов?

– И в этом я вам не помощница, – устало произнесло Мария.

– Кто же наследник?

– У Дорофея не осталось родных, поэтому он говорил, что все записал на меня.

– Но документ? Наверное, хранились ценные бумаги в одном месте. Вы не могли бы посмотреть?

– Подождите, – и женщина вышла из гостиной. Вернулась почти сразу, неся в руках резную шкатулку орехового дерева, размером с большую книгу. Но она оказалась запертой.

– А ключ? – поднял взгляд Орлов на Марию.

Она сняла с шеи цепочку, на которой висел небольшой золотой ключ.

– Вы позволите?

– Я не могу вам препятствовать.

В шкатулке среди бумаг духовного завещания не было.

– Где оно могло бы быть?

– Мне это не ведомо.

Василий Михайлович уходил из трактира с тяжёлым чувством, тем более расспрашиваемые половые из малолетней прислуги, наученные кем—то, говорили почти слово в слово одно и то же – ничего не видели и ничего не слышали.

С чего начинать, штабс—капитан пока не знал. Хотя не совсем верно, он нуждался в помощниках. Стоило в отделении составить список присяжных поверенных и начинать с их адресов, чтобы охватить за день, как можно больше адресов.

В отделении Василий Михайлович изложил Путилину соображения по поводу духовной и попросил помощников, на что Иван Дмитриевич хитро посмотрел и после небольшого молчания произнёс:

– Василий Михалыч, я готов вам выделить помощников, но после одной проверки.

– Какой? – ответил с готовностью Орлов.

– Вы забываете, что духовное завещание господина Ильешова мог удостоверить своей подписью священник и, не думаю, что Дорофей Дормидонтыч ездил на другой конец города исповедоваться и молиться.

– Но тогда завещание должно было находиться в шкатулке с бумагами?

– Не совсем согласен, может быть, Ильешов посчитал, что оно будет сохраннее у служителя Господа.

– Значит, он не доверял в трактире кому—то, а если ключ имела Мария…

– Не стройте умозаключений, Василий Михайлович, пока не сподобитесь собрать в одной шкатулке факты.

– Вы опять правы.

И на самом деле Путилин оказался прав. Дорофей Дормидонтыч был дружен с отцом Иосифом из Церкви Преображения Господня, что стоит на Большой Спасской улице.

Об этом рассказала Мария, ведь она и сама хаживала на службы в эту церковь, где причащалась.

Отец Иосиф таких же лет, что и убиенный Ильешов, о насильственной смерти хозяина трактира не знал, каким обстоятельством был крайне удивлён и смахнул слезы, показавшиеся из уголков глаз.

– Бедный Дорофей, – отец Иосиф осенил себя троекратным крестным знамением, – вот так строит человек планы. Радуется жизни и в один миг теряет всякую надежду на продолжение свершения угодных Господу дел! – покачал головой и ещё раз добавил, – бедный Дорофей! Значит, насильственно.

– Злодейской рукой, – штабс—капитан тоже перекрестился, – скажите, вы не подписывали духовной Дорофея Дормидонтыча?

– Да, как же я о ней позабыл. Он её, самолично, начертал в моем присутствии, и я удостоверил её своей подписью.

– Кто ещё присутствовал при этом?

– Доктор Мазуркевич и его помощник Николай.

– Не припомните, когда это было?

– Как не припомню, сразу после Пасхи, почти три года тому.

– Где может быть духовная?

– Как где? С того времени хранится у меня.

– Могу ли я, с вашего позволения, ее прочесть?

– Если поможет в поисках преступника, то, пожалуйста.

Духовная, составленная простыми словами, гласила, что все накопленное и заработанное, в том числе и трактир, господин Ильешов завещает Марии Фёдоровне Ильешовой без каких—либо оговорок.

«Занятно, – подумал штабс—капитан, – прошло почти три года».

– Кто ещё знал о духовной?

– Да, кроме нас четверых, Царство Небесное Дорофею, да успокоится его душа. – Сказал отец Иосиф и дополнил, – теперь уж троих.

После того, как Василий Андреевич прочитал последнюю волю убитого Дорофея Дормидонтыча, в самом деле, изложенную кратко, словно два с половиной года тому он готовился к нежданной смерти. Слово в слово Орлов записал содержание духовной в книжку, носимую для таких целей.

– Что ж, – произнёс отец Иосиф, – если такова воля невинно загубленного Дорофея, надо передать документ Марии Фёдоровне.

Отец Иосиф взялся передать женщине именно в этот горестный час, дорогой он рассказал о том, каким был Дорофей.

Ильешова взяла духовную. Слезы застилали глаза, она махнула их и в бессилии опустилась на стул.

– Зачем мне это, – она взмахнула плотным листом бумаги, – если его уже нет.

– Господу…. – далее слов отца Иосифа штабс—капитан не слышал, вышел из гостиной, но заметил, как чёрной тенью мелькнула высокая фигура. Василию Михайловичу показалось, что под дверью стоял и подслушивал Иволгин, но уверенности не было.

Орлов прошёлся по общей зале, но там Степана не увидел. Между столом шныряли десяти – двенадцатилетние половые, исполнявшие обязанности за миску щей и краюху хлеба, пока не подрастут.

В сыскном Путилину докладывал Миша, живописуя очередное посещение артели.

– Значит, тебя встретили с холодностью. А что ты хотел? Застолья?

– Иван Дмитрич, – с жаром в голосе и с блеском в глазах говорил Жуков, – чувствую не все чисто у них, имеют отношение к происшедшему, ой, имеют и скрывают что—то.

– Миша, ты – сыскной агент, у тебя глаза должны быть не только на лице, но и на затылке, ты должен слышать то, что говорят за закрытыми дверями. А ты мне твердишь, не чисто там. Что?

– Но я…

– Вот скажи, что ты там заметил подозрительного?

– Нет?

– Им работников не хватает, а найти быстро не представляется возможным. Не будешь же брать первого попавшего с улицы. Здесь люди, знакомые с делом требуются, вот голова у артельного старшины и болит. То, что установил личность, навещавшего Морозовых, это хорошо. Проверить его нужно, хотя он сам тебе сказал, что был у них. Значит, ничего не скрывает.

– А может, наоборот, отводит от себя. Вдруг его кто видел там, вот он забеспокоился. Пусть, думает, от меня узнают, чем от кого—то.

– Определённые соображения присутствуют, но, если он так тебе подозрителен, то вот тебе задание, проверь его. Как там его?

– Ефим Перегудов.

– Вот—вот, – Иван Дмитриевич направил на Жукова указательный палец, – и начни с Адресной Экспедиции. Где проживает, с кем дружен, куда ходит, в общем, что мне тебя учить. Не первый год сыскным делом занимаешься.

– Будет сделано, – вскочил со стула Жуков и в дверях едва не сбил с ног входящего в кабинет Василия Михайловича.

– Что это с ним? – после приветствия спросил штабс– капитан.