Надворный советник открыл дверь, ведущую в сыскное отделение, в отвратительном состоянии. Новых мыслей, как вести следствие по Синельникову, не было. Казалось, нет никаких мер, чтобы Тимошка ответил за злодеяние. Все тонуло втуне.

Иван Иванович с недобрым предчувствием поднимался в кабинет Путилина.

У Ивана Дмитриевича в ту минуту был Миша, его раскрасневшееся лицо показывало, что с минуту назад ещё распекал начальник сыскной полиции, который и сам сидел в недовольном состоянии, бросая гневные взгляды на Жукова.

Штабс—капитан не долго размышлял. До сыскного далеко да и Иван Дмитриевич не сидит в кабинете в ожидании новостей по следствию, а сам иногда носится по городу, словно болезней не чувствует, которые, честно говоря, одолели его. Может поэтому постоянно в делах. Дома, кроме холодной постели, никто не ждёт, поэтому все направлено на службу, которая отнимает все время.

До трактира было недалеко, даже не пришлось брать извозчика. Поднялся по ступеням, не думая, что спросит и какие вопросы задаст невенчанной вдове, хотя хотелось узнать историю про отравление из первых уст.

Семён Иволгин, обслуживающий в эту минуту каких—то, по виду торговцев с Мытнинского рынка, метнул в вошедшего Василия Михайловича такой взгляд, в котором таилась и насторожённость, и удивление, и явный интерес.

Орлов улыбнулся и приветливо кивнул головою Степану. Как старому знакомому. Иволги подскочил к штабс—капитану с поклоном:

– Что изволите?

– Проводи, Степан, к Марии.

– Сей минут, – и Иволгин пошёл первым, словно корабль прокладывающий курс.

По дороге Орлов расстегнул пальто, в трактире было довольно жарко после уличного мороза.

Мария после смерти Дорофея Дормидонтыча не могла заниматься трактирными делами и большую часть дня проводила на втором этаже в гостиной. Ильешов ее пристрастил к чтению и сейчас на стук в дверь, она ответила приятным низким голосом.

– Позволите, Мария Ивановна! К вам гость, – и Степан пропустил вперёд Василия Михайловича.

Мария положила книгу на стол, стоящий рядом с креслом, и поднялась.

– Добрый день, Василий Михайлович! – Штабс—капитан удивился, что Мария запомнила после всех неприятных разговоров, его имя и отчество.

– Здравствуйте!

– Степан, можешь идти, ты нам не понадобишься, – произнесла госпожа Ильешова.

Иволгин скользнул взглядом сперва по Марии, потом по штабс—капитану, сделал полупоклон и вышел, закрыв за собою дверь.

В комнате повисла неловкое молчание, словно никто из присутствующих не решался первым нарушить тишину.

Василий Михайлович, стоявший в трёх шагах, быстрым, но тихим шагом подошёл к двери и резко ее распахнул. За ней стоял Иволгин.

– Мария Ивановна, просила нас не беспокоить.

Степан вспыхнул.

– Я…

– Ступай, – жёстко произнёс Орлов.

Чуть ли не скатился по лестнице работник трактира.

– Присаживайтесь, – Мария рукой указала на кресло, стоявшее почти напротив ее, – что вас вновь привело сюда?

– Некоторые вновь открывшиеся обстоятельства.

– Вы нашли убийцу Дорофея? – Теперь она не находила причины называть Ильешова по отчеству.

– Не могу порадовать этим, – сказал, присаживаясь, Василий Михайлович, – но, думаю, убийца от нас не уйдёт.

– Я надеюсь на это, но что тогда привело вас сюда?

– Я же сказал вновь открывшиеся обстоятельства.

– Извините. Но я не понимаю вас. О каких обстоятельствах вы говорите?

– О событиях, происшедших три года тому.

– Три года? – Удивилась Мария, – и они имеют отношение к смерти Дорофея?

– Не знаю, но возможно.

– Я не вполне вас понимаю.

– Три года тому вы выпили яд.

– Ах, вы об этом? Я позабыла о том недоразумении.

– Вы считаете тот случай недоразумением?

– Не знаю, я по случайности выпила половину стакана.

– Вы никогда не думали, кому мог быть предназначен?

– Мне казалось, случайность.

– Едва не приведшая к трагедии. – Дополнил Марию Василий Михайлович.

– Возможно, – пожала плечами нынешняя хозяйка трактира, – но не произошло же?

– Вот именно, – Орлов пристально смотрел на женщину, которая ответила таким же пристальным взглядом.

Мария не смутилась, и её взгляде можно было считать определённым вызовом.

– Мария Ивановна, скажите, а вы не задумывались о том, что в ту минуту кому—то была выгодна, – штабс—капитан запнулся, – смерть Дорофея Дормидонтыча?

– Нет.

– А все—таки?

– Дорофей не имеет родственником и поэтому нажитое им и трактир отошёл бы в казну. Я не вижу от этого выгоды кому—то?

– Простите за вмешательство в вашу жизнь, но тогда никто не претендовал на ваше сердце?

Мария покраснела, но не отвела в сторону взгляд, невзирая на пристальный взор Орлова.

– Не смейте больше так говорить, – женщина выдавила из себя со злостью, – это у вас в городе… – она запнулась, – не смейте.

– Хорошо, а господин Ильешов когда—нибудь высказывал подозрения в отношении вашего отравления?

– Никогда, – на глазах Марии появились слезы, – когда он хотел что—либо скрыть, то легко мог это делать.

– Не знаю, – покачала головой Мария и ещё раз сказала, – не знаю.

– Хорошо, хотя и прошло три года. Но вы помните обстоятельства своего отравления?

– Мне захотелось воды, а на столе стоял графин и налитый стакан, вот я из него и выпила.

– Стакан? И вас не беспокоило все годы?

– Дорофей сказал, что он налил воды и бросил в него лекарство, которое не успел выпить, его отвлекли по делам. Вот и получилось так?

– Дорофей Дормидонтыч, как вы сказали, больше не упоминал о прискорбном событии?

– Ни разу.

– Мария Ивановна, скажите, кто из нынешних работников остались в трактире со дня того случая.

– Пожалуй, Степан, – первым назвала хозяйка трактира Иволгина, – его вы знаете, Мишка, сейчас ему пятнадцать, а тогда вообще он был мал, пожалуй, и все.

– Благодарю.

– Я хотела бы помочь вам в поимке убийцы, но, великому прискорбию, не знаю чем.

– Пожалуй, достаточно и того, что вы вспомнили.

– Я рада, что могу, хотя бы чем—то вам помочь.

– Благодарю, что вы пояснили некоторые неясности, ведь следствие иногда нуждается даже в самых мелких, казалось бы, несущественных, деталях, но они порой преподносят такие неожиданные повороты, что преступник не может уйти от наказания.

– Я рада, что мои воспоминания, вам хотя бы чуть—чуть помогли.

– Помогли, – Василий Михайлович поднялся с кресла, – разрешите откланяться.

– Да, – тихо произнесла Мария и вновь покраснела. Ей нравился штабс—капитан напористостью и уверенностью, которые, буквально, на её взгляд, проскальзывали в каждом движении.

– Если что—либо вспомните, то, надеюсь, узнать первым, ибо повторюсь, но самое несущественное, может повлиять на дальнейший розыск.

Через три четверти часа штабс—капитан сидел перед Иваном Дмитриевичем и докладывал о двух состоявшихся разговорах – с доктором Мазуркевичем и хозяйкой трактира Марией Ильешовой.

– Вы считаете, что и тот, и другая рассказали истинную правду? – В голосе Путилина слышались какие—то недоверчивые нотки.

– Иван Дмитриевич, – Василий Михайлович уверенно смотрел в глаза начальнику сыскной полиции. – Я – не наивный юноша, но, поверьте, чтобы сыграть роли надо быть гениальными актёром и актрисой. И вы же сами говорили, что надо доверять своим чувствам. Вот поэтому я и могу сказать, что опрашиваемые сказали правду. Может быть. Ведь столько времени прошло, что—то позабылось. Но я верю в показания обоих.

– Василий Михайлович, я не хочу умолить ваших достоинств, но вы сами должны отвечать за розыск, производимый вами, ведь зачастую от них зависит дальнейшие наши шаги?

– Иван Дмитриевич, отдаю отчёт сказанному мной. Я заинтересован не менее других в поимке убийцы.

– Не сомневаюсь. Что вы намерены предпринять далее?

– Мне представляется необходимым проверить Степана Иволгина. Очень уж подозрительная личность, хотя не вижу его выгоды в данном деле.

– Мария? – Путилин сощурил глаза.

– Нет и нет, – Василий Михайлович махнул рукой, – не могу поверить, что Ильешова такая гениальная актриса.

– Все—таки.

– Не знаю, но моё предчувствие подсказывает, что ниточка с Иволгиным ведёт не в нужном направлении. Но я хочу проверить и её.

– Хорошо, – произнёс Путилин. – Проверяйте, но предупреждаю, Василий Михайлович, более одного дня дать не могу, – Иван Дмитриевич развёл руками.

– Я справлюсь.

– Не буду скрывать, что с нетерпением жду вашего доклада.

Штабс—капитан поднялся и пошёл к выходу. У него не было определённого решения, как проверить Степана Иволгина и пятнадцатилетнего Мишку, но Василий Михайлович был уверен, что справится с полученным заданием начальника сыскной полиции. В бытность в армейской службе приходилось не только шашкой размахивать, но и думать головой. Ведь иногда от удачного манёвра зависел исход боя, в котором принимало участие его подразделение. Это, кажется, что дай команду вперёд и с ружьями наперевес или шашками наголо имеется возможность сокрушить врага единым натиском. Ан нет, прежде чем что—то сделать, надо подумать, ведь офицер – это не просто военное звание, а и ответственность, прежде всего, перед Государем и Отечеством, чтобы и выполнить намеченное, не потеряв подчиненных, и не посрамить себя и солдат трусостью.

Мысли тревожили, но хотелось не атаки в лоб, а обходным манёвром узнать необходимое. Иволгин – личность, вполне подходящая для совершения кровавых убийств на Курляндской, но подгонять имеющегося человека под преступление, не в характере Орлова. Сперва надо узнать, взвесить, что перетягивает улики, следы, доказательства или простое предчувствие, прислушаться к себе. А уж потом обвинять человека. Ну и какие дела, если кажется Степан подозрительным? Мало ли таких людей, живущих скучно и однообразно, и ни сном, ни духом не подозревающих, что их подозревают в самых страшных преступлениях.